Читать книгу Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон - Страница 9

Когда выносили последние тела, вокруг уже собралась толпа пыльных, потных людей. Туча пыли неподвижно висела над входом в штольню с самого утра, с самого обвала в дальнем конце Глубокой шахты. Под руководством Бенета рабы отчаянно трудились, чтобы вытащить примерно три десятка несчастных, оказавшихся под завалом.

Не выжил никто. Безо всякого выражения Фелисин следила за происходящим вместе с дюжиной других рабов с платформы у Входа на Загибы, все ждали, пока подвезут новые бочки с водой. Жара превратила даже самые глубокие забои в раскалённые печи. Под землёй десятки рабов ежечасно валились с ног от изнеможения.

На другой стороне рудника Геборик вспахивал выжженный грунт на Земельке. Он работал там уже вторую неделю, свежий воздух и освобождение от тележек хорошо сказались на его здоровье. Помогли и лимоны, которые доставили по приказу Бенета.

Если бы Фелисин не устроила ему перевод, сейчас Геборик был бы уже мёртв, а его труп лежал бы под тоннами камня. Он ей обязан жизнью.

Это осознание почти не принесло Фелисин удовлетворения. С Гебориком они теперь почти не разговаривали. При затуманенной дурхангом голове Фелисин едва справлялась с тем, чтобы дотащиться каждый вечер домой от Булы. Она много спала, но сон не приносил отдыха. Дневная работа на Загибах проходила в бесконечном, глухом мареве. Даже Бенет начал жаловаться, что в постели она стала… как мёртвая.

Скрип и грохот тележек водовозов на изрытой рабочей дороге стал громче, но Фелисин не могла оторвать глаз от спасателей, которые выкладывали изуродованные тела на земле в ожидании повозки для трупов. Что-то в этой сцене вызвало в ней лёгкое чувство жалости, но даже оно требовало слишком много усилий, не говоря уж о том, чтобы отвести глаза.

Несмотря на общую заторможенность, она ходила к Бенету, хотела, чтобы её использовали – всё чаще и чаще. Отыскивала его, когда Бенет был пьян, весел и щедр, когда предлагал её друзьям, Буле и другим женщинам.

«Ты оцепенела, девочка, – сказал Геборик во время одного из редких и коротких разговоров. – Но жажда чувства в тебе растёт, скоро даже боль сгодится. Только ты ищешь в неправильных местах».

В неправильных местах. Да что он знает о неправильных местах? Дальний забой Глубокой шахты – вот неправильное место. Штольня, куда сбрасывают трупы, – вот неправильное место. А все остальные места попадают в категорию «ничего, сгодится».

Она уже была готова перебраться к Бенету, закономерно завершить череду сделанных выборов. Через несколько дней, наверное. На следующей неделе. Скоро. Фелисин так носилась со своей независимостью, а в конце концов с ней тоже оказалось не так уж трудно расстаться.

– Эй, девочка!

Фелисин заморгала и подняла взгляд. Это был тот молодой малазанец, стражник, который когда-то предупреждал Бенета… давным-давно. Солдат ухмыльнулся.

– Разыскала уже цитату?

– Чего?

– Из писаний Келланведа, девочка. – Теперь юноша хмурился. – Я тебе советовал найти кого-нибудь, кто знает продолжение высказывания, которое я процитировал.

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

Он протянул руку, мозоли на большом и указательном пальцах правой руки царапнули кожу, когда солдат взял её за подбородок и поднял, чтобы заглянуть в лицо. Фелисин поморщилась от яркого света, когда он откинул в сторону её волосы.

– Дурханг… – прошептал он. – Ох, сердце Королевы, девочка, ты же на десять лет старше выглядишь, а когда я тебя видел? Две недели тому.

– Попроси Бенета, – промямлила она, отдёргивая голову.

– О чём попросить?

– Меня попроси. К себе в постель. Он согласится, если напьётся. Он сегодня напьётся. Он мёртвых поминает кружкой. Или двумя. Тогда будешь меня трогать.

Он отстранился.

– Где Геборик?

– Геборик? На Земельке. – Она хотела спросить, почему он захотел старика вместо неё, но вопрос сам собой провалился в темноту. Ночью пусть трогает. Ей уже начали нравиться мозолистые руки.

Бенет собирался нанести визит капитану Саварку и решил взять Фелисин с собой. Она слишком поздно поняла, что Бенет хочет заключить какую-то сделку и предложить её капитану в качестве задатка.

Они подошли к Крысиной площади по Рабочей дороге. У дверей таверны Булы стояли полдюжины стражников-досиев, которые проводили их скучающими взглядами.

– Прямо иди, девчонка, – проворчал Бенет и схватил её за руку. – И ноги не волочи. Вот такая ты на деле, да? Всегда хочешь больше.

Теперь, когда Бенет говорил с ней, в его тоне звучали нотки отвращения. Он перестал обещать. Будешь моей, девочка. Перебирайся ко мне. Нам больше никто не нужен. Все грубоватые нашёптывания прекратились. Это не беспокоило Фелисин. Она и так никогда особенно не верила Бенету.

Прямо впереди в центре Крысиной площади темнела приземистая башня Саварка, её огромные, грубо отёсанные каменные блоки были покрыты налётом от дыма, который всегда клубился в Черепке. У входа стоял одинокий стражник, небрежно опираясь на копьё.

– Не повезло, – сказал он, когда они подошли.

– В смысле? – уточнил Бенет.

Солдат пожал плечами.

– Ну с обвалом нынче утром, с чем же ещё?

– Мы спасли бы кого-нибудь, – сказал Бенет, – если бы Саварк послал помощь.

– Спасли бы? А зачем? Саварк не в настроении, если ты жаловаться пришёл. – Тусклые глаза солдата метнулись к Фелисин. – А если с подарком – другой разговор. – Стражник открыл тяжёлую дверь. – Он в кабинете.

Бенет хмыкнул. Покрепче сжав руку Фелисин, он потащил её внутрь. На первом этаже располагался арсенал, на запертых полках вдоль стен лежало оружие. Поодаль виднелись три стула и столик с остатками завтрака стражников. От центра комнаты уходила вверх железная винтовая лестница.

Они поднялись на один пролёт – к кабинету Саварка. Капитан сидел за письменным столом, который, казалось, наспех сколотили из плавника. Его кресло с высокой спинкой было обито бархатом. Перед капитаном лежала толстая учётная книга в кожаном переплёте. Саварк отложил перо и выпрямился.

Фелисин, кажется, никогда прежде не видела капитана. Он прилагал много усилий, чтобы не покидать своей башни. Саварк был тощим, напрочь лишённым жира, мускулы на его обнажённых предплечьях бугрились, словно переплетённые канаты под бледной кожей. Вопреки моде он носил бороду – жёсткие чёрные колечки были смазаны маслом и надушены. Волосы на голове были коротко острижены. Водянистые зелёные глаза вечно щурились над высокими скулами. Широкий рот обрамляли глубокие вертикальные морщины. Капитан пристально смотрел на Бенета, словно Фелисин здесь не было.

Бенет толкнул её на стул рядом со стеной, слева от Саварка, затем уселся сам на одинокий стул точно напротив капитана.

– Нехорошие слухи, Саварк. Хочешь их услышать?

Капитан заговорил тихим голосом:

– Сколько это мне будет стоить?

– Нисколько. Это бесплатно.

– Тогда говори.

– Досии громко болтают у Булы. Сулят приход Вихря.

Саварк нахмурился.

– Опять эта чушь. Неудивительно, что ты принёс такие новости даром, Бенет, цена им – грош.

– Я так тоже подумал поначалу, но…

– Что ещё ты хотел мне сказать?

Взгляд Бенета скользнул по книге на столе.

– Ты записал погибших утром? Нашёл имя, которое искал?

– Я не искал никакого конкретного имени, Бенет. Ты думаешь, будто что-то угадал, но угадывать здесь нечего. Я теряю терпение.

– Среди погибших было четверо магов…

– Довольно! Зачем ты явился?

Бенет пожал плечами, словно отбрасывая все свои догадки и подозрения.

– Подарок, – сказал он, указывая на Фелисин. – Молоденькая. Покорная, но очень горячая. Никакой воли к сопротивлению – делай, что хочешь, Саварк.

Капитан нахмурился ещё сильнее.

– Взамен, – продолжил Бенет, – я хочу получить ответ на один-единственный вопрос. Раба Бодэна арестовали сегодня утром – за что?

Фелисин моргнула. Бодэна? Она помотала головой, пытаясь разогнать туман, которым были окутаны теперь её дни. Важно ли это?

– Арестовали в Бечёвкином проулке после отбоя. Он сбежал, но один из моих людей опознал его, так что взяли утром. – Водянистые глаза Саварка наконец переключились на Фелисин. – Молоденькая, говоришь? Восемнадцать, девятнадцать? Стареешь, Бенет, если ты это называешь «молоденькая».

Фелисин почувствовала, как взгляд капитана обшаривает её, словно призрачные руки. На этот раз ощущение было отнюдь не приятным. Она с трудом сдержала дрожь.

– Ей пятнадцать, Саварк. Но опытная. Прибыла два корабля назад.

Капитан вдруг пристально посмотрел на неё, и Фелисин заметила, что у него кровь отлила от лица. Бенет поднялся на ноги.

– Пришлю другую. Двух молоденьких девочек с последнего судна. – Он шагнул к Фелисин и вздёрнул её на ноги. – Гарантирую полное удовлетворение, капитан. Они будут здесь в течение часа…

– Бенет, – мягко заговорил Саварк, – Бодэн ведь работает на тебя, да?

– Просто знакомый, Саварк. Не из моих доверенных людей. Спросил, потому что он в моей команде в забое. Сильного человека нет, так что работа пойдёт медленнее, если ты завтра его не отпустишь.

– Смирись с этим, Бенет.

Они друг другу не верят. Эта мысль сверкнула в голове Фелисин, словно воспоминание о давным-давно утраченной ясности ума. Она глубоко вздохнула. Что-то происходит. Нужно об этом подумать. Нужно слушать. Внимательно слушать.

В ответ на слова Саварка Бенет глубоко вздохнул.

– Больше ничего не остаётся. До скорого, капитан.

Фелисин не сопротивлялась, когда Бенет потащил её к лестнице. Снаружи он быстро потянул её через площадь, даже не ответил стражнику, который отпустил какое-то колкое замечание. Тяжело дыша, Бенет втолкнул Фелисин в тёмный переулок, а затем развернул лицом к себе. Голос его звучал жёстко и хрипло:

– Кто ты такая, девчонка? Его давно потерянная дочка? Худов дух! Приди же в себя! Отвечай – что это сейчас такое было в кабинете? Бодэн? Кто тебе Бодэн? Говори!

– Он… он никто…

Тыльная сторона его ладони врезалась в лицо Фелисин, словно мешок с камнями. Яркий свет вспыхнул перед глазами, когда она упала на бок. Из носу хлынула кровь, Фелисин растянулась среди гниющих отбросов. Тупо глядя на землю в шести дюймах от себя, она не могла оторвать глаз от растекающейся в пыли красной лужицы.

Бенет вздёрнул Фелисин на ноги и с силой приложил спиной о деревянную стену.

– Твоё полное имя, девчонка. Отвечай!

– Фелисин, – пробормотала она. – Просто Фелисин…

Бенет снова замахнулся.

Она увидела метки, которые её зубы оставили чуть выше костяшек.

– Нет! Клянусь! Я сирота…

От недоверия глаза Бенета стали совсем безумными.

– Кто?!

– Меня нашли у ворот монастыря Фэнера на острове Малаз… Императрица обвинила… поклонников Фэнера. Геборик…

– Твой корабль пришёл из Унты, девчонка. Ты за кого меня держишь? Ты же благородная…

– Нет! Просто обо мне заботились. Пожалуйста, Бенет. Я не вру. Не понимаю, чего хотел Саварк. Может, Бодэн наврал с три короба, чтобы спасти свою шкуру…

– Твой корабль пришёл из Унты. Ты в жизни не была на Малазе. Монастырь твой – возле какого города он находится?

– В Джакате. На острове всего два города. Второй – Малаз. Меня туда отправили на лето. Учиться. Я должна была стать жрицей. Спроси Геборика, Бенет. Пожалуйста.

– А ну назови мне самый бедный квартал Малаза?

– Самый бедный?

– Живо!

– Я не знаю! Храм Фэнера стоит в Портовом! Он самый бедный? За городом вдоль дороги в Джакату трущобы. Я там только лето провела, Бенет! И Джакаты почти не видела – нам не разрешали выходить! Пожалуйста, Бенет, я ничего не понимаю! За что ты меня бьёшь? Я же всё делала, чего ты хотел – спала с твоими друзьями, позволяла собой торговать, я себя сделала ценной…

Бенет снова ударил её, он уже не пытался добиться ответов или разобраться в отчаянном вранье – в его глазах сверкнуло новое чувство, породившее раскалённый добела гнев. Он бил её методично, в холодной, безмолвной ярости. После нескольких первых ударов Фелисин скорчилась от боли, прохладная пыль затенённого переулка казалась бальзамом там, где касалась тела. Фелисин попыталась сосредоточиться на дыхании, втягивала воздух, одолевая волны агонии, которую порождало это усилие, медленно выпускала его – ровным потоком, который уносил боль прочь.

В какой-то момент она поняла, что Бенет остановился, наверное, и ударил-то всего несколько раз, а потом ушёл. Фелисин лежала, свернувшись, в переулке, тонкая полоска неба над головой быстро темнела в сумерках. Она слышала голоса на соседней улице, но сюда никто не заглядывал.

Потом Фелисин снова пришла в себя. Видимо, потеряла сознание, пока ползла к выходу из переулка. В дюжине шагов впереди виднелась освещённая факелами Рабочая дорога. По ней пробегали тёмные фигуры. Несмотря на громкий звон в ушах, Фелисин слышала крики и вопли. В воздухе стоял запах дыма. Она хотела ползти дальше, но снова провалилась в темноту.

Лба коснулась прохладная ткань. Фелисин открыла глаза.

Геборик наклонился над ней, будто изучал зрачки – один, затем другой.

– Ты здесь, девочка?

Челюсть болела, губы сковывала засохшая корка. Фелисин кивнула и только теперь поняла, что лежит в собственной кровати.

– Я сейчас вотру немного масла тебе в губы, попробуем их открыть так, чтобы не было очень больно. Тебе нужна вода.

Она снова кивнула и приготовилась терпеть, пока историк прикладывал ко рту смоченную маслом тряпку, привязанную к левой культе. Продолжая работать, он снова заговорил:

– Богатая на события ночь для всех нас. Бодэн сбежал из тюрьмы, поджёг несколько зданий, чтобы отвлечь внимание. Он прячется где-то здесь, в Черепке. Никто не пытался взобраться на стены у гребня или за Утопным озером. По крайней мере, стражники на кордонах у Жучьей дороги не сообщали о попытках прорыва. Саварк объявил награду – хочет получить ублюдка живым, потому что Бодэн ни много ни мало убил троих его людей. Подозреваю, дело не только в этом, как полагаешь? А потом Бенет сообщил, что ты не вышла сегодня на работу в Загибы, так что я задумался. И вот я подошёл поговорить с ним во время полуденного перерыва – сказал, что видел тебя у Булы вчера ночью, мол, он тебя отпустил, потому что ты поизносилась, глотаешь больше дыма, чем воздуха, словно не он в этом виноват. Но он-то говорит и говорит, а я смотрю на его костяшки. Бенет вчера с кем-то дрался, но сам получил только отметины от чужих зубов на руке. И что ж, закончив прополку, я дождался момента, когда на старого Геборика никто не станет обращать внимания, и отправился обыскивать тупики и переулки, признаюсь, ожидая худшего…

Фелисин оттолкнула его руку. Медленно она открыла рот, морщась от боли и чувствуя, как заново открываются ранки.

– Бенет, – прохрипела она. Каждый вздох отдавался в груди болью.

Взгляд Геборика потяжелел.

– Что до него?

– Передай… ему… что я… прошу прощения.

Старик медленно распрямился.

– Я хочу, чтобы… он меня взял обратно. Передай. Пожалуйста.

Геборик поднялся.

– Отдохни, – проговорил он до странности ровным голосом и пропал из виду.

– Воды.

– Сейчас. Потом спи.

– Не могу.

– Почему?

– Не могу… без трубки. Не могу.

Фелисин почувствовала на себе его взгляд.

– У тебя кровоподтёки в лёгких и сломаны несколько рёбер. Чай подойдёт? Настой дурханга.

– Только покрепче.

Услышав, как он наполняет чашку водой из бочонка, Фелисин закрыла глаза.

– Неплохая история, девочка, – сказал Геборик. – Сирота. Повезло тебе, что я быстро соображаю. Я бы сказал, что теперь Бенет тебе, скорее всего, верит.

– Зачем? Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы успокоить. Думаю, я хочу сказать… – Он подошёл к кровати, сжимая между культями чашку с водой. – …Он, вероятно, возьмёт тебя обратно, девочка.

– Я… я тебя не понимаю, Геборик.

Он смотрел, как Фелисин подносит чашку к губам.

– Да, – проговорил историк. – Не понимаешь.

Словно гигантская стена, песчаная буря спустилась с западных склонов Эстарских холмов и приближалась к береговой дороге с мертвящим воем. Хотя такие бури были редки на полуострове, Калам уже сталкивался с их яростью. Первым делом нужно было сойти с дороги. Она кое-где подбиралась слишком близко к обрыву над морем, а в таких местах утёсы частенько рушились.

Жеребец заупрямился, когда убийца направил его вниз по крутой обочине. Для мускулистого, норовистого зверя этот конь слишком любил удобство. Песок был горячим и ненадёжным, полным коварных провалов. Не обращая внимания на то, что жеребец фыркал и тряс головой, Калам направил коня в долину, а затем пришпорил и пустил быстрой рысью.

В полутора лигах впереди находилась Ладрова Пристань, а за ней, на берегу пересыхающей за лето реки, Ладрова крепость. Калам не собирался там задерживаться, если будет другой выход. Командующий фортом был малазанцем, и под его рукой служили малазанские солдаты. Если получится, убийца обгонит бурю и снова выйдет на береговую дорогу за крепостью, а оттуда двинется дальше на юг через деревню Интесарм.

Стонущий охряный вал затянул горизонт по левую руку от Калама и заметно приблизился. Холмы скрылись из виду. Глухая мгла заслонила небо. Вокруг раздались хлопанье крыльев и визг перепуганных ризанов. Прошипев проклятье, убийца снова пришпорил жеребца и пустил галопом.

Хоть Калам и презирал лошадей в принципе, этот конь был великолепен; казалось, он играючи плывёт над землёй в ритме, возмещающем неловкость посредственного наездника. Калам не был готов признаться себе в большем – в растущей привязанности к этому жеребцу.

Убийца обернулся и разглядел стену бури меньше чем в сотне шагов от себя. Обогнать её не удастся. Вихрь взбитого песка отмечал границу, где ветер встречался с землёй. Калам разглядел в этом воздушном прибое камни размером с кулак. Стена нагонит их через несколько минут. Все звуки заглушил громогласный рёв бури.

Калам разглядел на охряном фоне бури сероватое пятно – оно двигалось чуть впереди, наперерез всаднику. Он откинулся в седле и натянул поводья. Жеребец заржал, выбился из ритма и, остановившись, замолотил передними копытами в воздухе.

– Была бы у тебя хоть капля мозгов, ты бы меня поблагодарил, – буркнул Калам. Серое пятно было роем блох-клещей. Прожорливые насекомые ждали бури, такой, как эта, а затем неслись по ветру в поисках добычи. Хуже того, напрямую их было не видно: разглядеть блох-клещей можно было только сбоку.

Стоило рою промчаться перед всадником, пришла буря.

Жеребец зашатался, когда стена песка прокатилась по ним. Мир пропал, провалился в воющий, шипящий охряный морок. Со всех сторон летели камешки, так что конь вздрагивал, а Калам постанывал от боли. Убийца склонил укрытую капюшоном голову по ветру. Он прищурился, глядя через узкую прорезь в повязке телабы, и пустил коня шагом.

Калам наклонился в седле, протянул руку и прикрыл левый глаз жеребца, чтобы защитить его от камней и крупной крошки. Уж такую-то благодарность Калама конь точно заслужил.

Они двигались вперёд ещё около десяти минут в непроглядном мареве поднятого в воздух песка. Затем жеребец фыркнул и попятился. Что-то треснуло и захрустело под копытами. Калам наклонился и прищурился. Кости, со всех сторон. Бурей сдуло кладбище – нередкое явление. Убийца успокоил коня, а затем попытался разглядеть что-то в охряном мороке. Где-то рядом должна была стоять Ладрова Пристань, но Калам ничего не видел. Он снова поехал вперёд. Жеребец грациозно переступал через груды костей.

Впереди показалась береговая дорога, а дальше – караулки по обе стороны моста. Деревня, должно быть, где-то справа – если её не сдуло бурей ко всем демонам. За мостом стоит Ладрова крепость.

Обе одиночные караулки зияли пустыми дверями, словно огромные геометрически правильные черепа.

Поставив жеребца в конюшню, Калам пересёк двор, сгорбившись под ветром и покряхтывая от боли в ногах, и приблизился к воротам крепости. Нырнув под арку, он впервые за многие часы оказался защищён от воя бури. По углам скопились кучки песка, но сухой воздух здесь был спокоен. Стражника на посту не оказалось: одинокая каменная скамья пустовала.

Калам приподнял тяжёлое железное кольцо на двери и с силой ударил им по дереву. Подождал. Наконец по ту сторону послышался звук отодвигаемых засовов. Со скрипом дверь отворилась внутрь. Старый слуга оглядел Калама единственным глазом.

– Внутрь иди, – проворчал он. – К остальным.

Калам проскользнул мимо старика и оказался в просторной общей зале. Все лица обернулись к нему. На дальнем конце главного стола, который тянулся от края до края квадратного зала, сидели четверо мрачных и насторожённых стражников-малазанцев. В лужах вина на столе красовались три кувшина. С другой стороны у стола расположилась жилистая женщина с запавшими глазами, чье лицо было раскрашено в стиле, который лучше было бы оставить юным девушкам. Рядом с ней устроился эрлинский торговец, наверное, муж.

Калам поклонился им и подошёл к столу. Другой слуга, младше первого разве что на несколько лет, принёс ещё один кубок и кувшин, но замешкался, ожидая, пока убийца не выберет себе место – напротив купеческой четы. Старик поставил кубок и налил полмеры, а затем отступил. Торговец приветственно улыбнулся, показав потемневшие от дурханга зубы.

– Ты с севера приехал, стало быть?

Вино оказалось настоянным на травах – слишком сладким и приторным для местного климата. Калам отставил бокал и поморщился.

– А пива нет в этой крепости?

Голова торговца утвердительно качнулась.

– Ещё как есть, к тому же холодное. Но увы – бесплатно наливают только вино, от щедрот нашего хозяина.

– Неудивительно, что бесплатно, – проворчал убийца и жестом подозвал слугу. – Изволь кружку пива.

– Сребреник с вас, – заявил слуга.

– Это неприкрытый грабёж, однако жажда – требовательная госпожа. – Калам нашёл обрезанную джакату и положил на стол.

– Как там деревня? Обвалилась уже в море? – поинтересовался торговец. – А на дороге в Эрлитан – как, держится мост?

Калам заметил на столе перед женой торговца небольшую бархатную сумку. Подняв взгляд, он уставился в её запавшие глаза. Жуткая женщина ему подмигнула.

– Он с тобой не будет сплетничать, Беркру. Путник явился сюда, чтобы укрыться от бури, – больше ты от него ничего не добьёшься, дорогой.

Один из стражников поднял голову.

– А тебе есть что скрывать, да? Не в охране каравана служишь, сам-один приехал? Дезертир из Эрлитанской стражи, а может, проповедник Дриджны, или и то, и другое разом. А теперь прибежал сюда, ждёшь гостеприимства от хозяина – урождённого малазанца.

Калам оглядел солдат. Четыре враждебных лица. Никаким оправданиям сержант не поверит. Стражники уже решили, что его следует упечь в темницу – на эту ночь, по крайней мере, чтобы хоть как-то развеять скуку. Но убийца не хотел проливать кровь. Он положил ладони на стол, медленно поднялся.

– На два слова, сержант, – проговорил Калам. – Наедине.

Темнокожий солдат скривился.

– Горло мне перерезать хочешь?

– Думаешь, я на такое способен? – удивлённо спросил Калам. – На тебе кольчуга, у пояса – меч. С тобой – трое друзей, которые будут держаться рядом, по меньшей мере, чтобы подслушать, о чём мы будем говорить.

Сержант поднялся.

– Да я с тобой и сам справлюсь! – прорычал он и решительно отошёл к дальней стене.

Калам последовал за солдатом. Он вытащил из-под телабы небольшой медальон и поднял повыше.

– Узнаёшь этот знак, сержант? – тихо спросил убийца.

Солдат осторожно наклонился вперёд, чтобы рассмотреть символ, выгравированный на медальоне. Осознание заставило его побледнеть и невольно прошептать:

– Старший Коготь…

– Больше никаких вопросов и обвинений, сержант. Людям не открывай того, что узнал – по крайней мере, пока я не уеду. Ясно?

Сержант торопливо кивнул.

– Прошу прощения, господин, – прошептал он.

Калам криво усмехнулся.

– Твоя подозрительность уместна. Скоро Худ поскачет по этой земле, мы оба это знаем. Сегодня ты ошибся, но продолжай подозревать каждого. Командир крепости знает о положении за её стенами?

– Так точно.

Убийца вздохнул.

– В этом тебе и твоему взводу крупно повезло, сержант.

– Так точно.

– Давай теперь вернёмся к столу?

В ответ на любопытные взгляды подчинённых сержант только помотал головой. Когда Калам снова принялся за пиво, жена торговца потянулась к своей бархатной сумочке.

– Все солдаты попросили нагадать им будущее, – произнесла она и вынула Колоду Драконов. Женщина держала её обеими руками, не сводя пристального взгляда с убийцы. – А ты? Хочешь узнать свою судьбу, незнакомец? Какие боги тебе улыбаются, какие хмурятся…

– У богов нет ни времени, ни желания следить за нами, – с отвращением процедил Калам. – Не втягивай меня в свои игры, женщина.

– Значит, сперва ты припугнул сержанта, – с улыбкой проговорила она, – а теперь хочешь припугнуть и меня. Видишь, каким ужасом меня наполнили твои слова? Я вся трясусь от страха.

Калам презрительно фыркнул и отвёл глаза.

По залу разнёсся грохот: кто-то с силой барабанил по входной двери.

– О, новые таинственные путники! – проскрежетала женщина.

Все смотрели, как привратник появился из соседней комнаты и зашаркал к двери. Кто бы ни ждал позади – он не мог похвалиться терпением: дверь снова задрожала от ударов, прежде чем старик успел потянуться к засову.

Как только засов отодвинулся, створка двери распахнулась от мощного толчка. Привратник невольно отшатнулся. На пороге возникли две фигуры в доспехах, одна из них – женская. Позвякивая металлом и громко топая сапогами, она вышла на середину зала. Невыразительные глаза обежали стражников и других гостей, на миг задержавшись на каждом. Никакого особого внимания к своей особе Калам не заметил.

Женщина наверняка прежде имела военный чин. Возможно, сохраняла его и теперь, хотя по доспехам и вооружению этого нельзя было сказать. Да и мужчина у неё за спиной никакой формы не носил.

Калам разглядел на лицах обоих рубцы и ухмыльнулся про себя. Эти двое нарвались на блох-клещей и были явно совершенно не рады встрече. Мужчина вдруг дёрнулся, когда одно из насекомых укусило его где-то под кольчугой. Разразившись проклятиями, он начал расстёгивать ремешки доспеха.

– Нет, – резко приказала женщина.

Мужчина замер.

Она была из пардийцев, равнинного племени с юга; её спутник казался северянином, возможно, эрлинцем. На его коже – несколько светлее, чем у женщины, – не было видно племенных татуировок.

– Худов дух! – зарычал сержант, глядя на женщину. – Ни шагу дальше! На вас обоих полным-полно клещей. На дальнем конце стола садитесь. Слуги приготовят кедровую ванну – не бесплатно, разумеется.

Поначалу женщина хотела возмутиться, но затем указала рукой в перчатке на дальний конец стола, и её спутник тут же подчинился: подтащил к нему два кресла, а затем уселся в одно из них и замер, как деревянный. В другое кресло села пардийка.

– Кувшин пива, – сказала она.

– Хозяин требует за это денег, – с кривой ухмылкой заметил Калам.

– Клянусь судьбой Седьмого! Вот ведь жадный ублюдок… Эй, слуга! Принеси мне кружку, я сама решу, стоит ли пиво денег. Живо!

– Дамочка решила, что у нас тут таверна, – проворчал один из солдат.

Заговорил сержант:

– Вы все здесь – по милости командира Крепости. И будете платить за пиво, платить за ванну и даже платить за то, чтобы спать на этом полу.

– И это – милость?

Лицо сержанта потемнело – он был малазанцем и находился в одной комнате со Старшим Когтем.

– Четыре стены, потолок, очаг и конюшня даются тебе бесплатно, женщина. Но ты жалуешься, будто принцесса нетронутая, – принимай наше гостеприимство или проваливай.

От ярости глаза женщины превратились в щёлки, затем она вытащила из кошеля на поясе пригоршню джакат и с грохотом припечатала монеты к столешнице.

– Как я понимаю, – мягко проговорила она, – твой милостивый хозяин берёт деньги за пиво даже с тебя самого, сержант. Хорошо, у меня нет выбора, кроме как купить всем здесь по кружке.

– Щедро, – сказал сержант и кивнул.

– Сейчас мы узрим будущее, – заявила жена торговца, выравнивая Колоду.

Калам заметил, как пардийка вздрогнула, увидев карты.

– Уволь, – сказал убийца. – Никакого прока от знания грядущего, даже если у тебя и есть хоть малый дар, в чём я сомневаюсь. Избавь нас от своего постыдного балагана.

Не обращая на него внимания, старуха обернулась к стражникам.

– Все ваши судьбы лежат на… этой! – Она выложила первую карту.

Калам коротко хохотнул.

– Это которая? – спросил один из солдат.

– Обелиск, – ответил Калам. – Эта женщина – шарлатанка. Любой настоящий провидец знает, что эта карта не работает в Семи Городах.

– А ты сам, я погляжу, эксперт в прорицаниях? – огрызнулась старуха.

– Я хожу к опытному провидцу перед каждым долгим путешествием, – ответил Калам. – Глупо было бы этого не делать. Я знаю Колоду, и я видел истинные гадания, когда руку водила сила. Не сомневаюсь, что ты намеревалась потребовать денег со стражников после того, как рассказала бы им, как они все разбогатеют, умрут в глубокой старости, наплодив прежде десятки будущих героев…

Исказившееся лицо старухи ознаменовало конец фарса, жена торговца взвизгнула от ярости и швырнула Колоду в Калама. Карты попали убийце в грудь, отскочили и с треском рассыпались по столу случайным узором – который сложился в расклад. Пардийка с шипением выпустила воздух сквозь зубы, и это был единственный звук, раздавшийся в большом зале.

Калам, которого вдруг прошиб пот, посмотрел на карты. Шесть оракулов окружали седьмой, и эта единственная карта – убийца вдруг с ясностью понял – принадлежала ему. Узел, Убийца Тени. Шесть окружающих карт принадлежали к одному-единственному Дому. Король, Вестник, Каменщик, Пряха, Рыцарь, Королева… Высокий дом Смерти, весь Дом Худа на подбор… вокруг того, кто несёт Святую книгу Дриджны.

– Ну, что ж… – вздохнул Калам, бросив взгляд на пардийку. – Похоже, сегодня я буду спать в одиночестве.

Капитан Красных Клинков Лостара Йил и её подчинённый покинули Ладрову крепость последними, более чем через час после того, как Калам ускакал на юг на своём жеребце и растворился в пыльной мгле утихающей бури.

Вынужденное сближение с Каламом было неизбежным, но сколь бы ни был он искусен в обмане, Лостара ему ничем не уступала. Чванство само по себе могло служить маской, надменность – личиной, скрывающей куда более опасную уверенность в себе.

Неожиданное откровение Колоды Драконов многое открыло Лостаре – и не только о Каламе и его призвании. Выражением лица сержант выдал себя – соучастник, ещё один малазанский солдат, готовый предать Императрицу. Судя по всему, Калам остановился в Крепости далеко не так случайно, как можно было бы подумать.

Проверив лошадей, Лостара обернулась, когда её спутник вышел из главного здания. Красный Клинок ухмыльнулся.

– Ты всё сделала основательно, как обычно, – заметил он. – А вот за командиром мне пришлось погоняться. Нашёл его в крипте. Он там пытался втиснуться в доспехи пятидесятилетней давности. Видать, в молодости был заметно потоньше.

Лостара одним движением взлетела в седло.

– Никто не дышит? Ты всех проверил? Что со слугами в дальнем коридоре? Я с ними разобралась несколько поспешно.

– Ты ни одного бьющегося сердца не оставила, капитан.

– Очень хорошо. В седло! Жеребец убийцы просто убивает этих коней – новых получим в Интесарме.

– Если только Баральта сумеет их обеспечить.

Лостара холодно посмотрела на спутника.

– Верь Баральте, – сухо сказала она. – И радуйся, что – в этот раз – я не доложу ему о твоих сомнениях.

Солдат поджал губы и кивнул.

– Спасибо, капитан.

Красные Клинки поскакали прочь из Крепости, а затем свернули на прибрежную дорогу.

Первый этаж храма состоял из коридора, уходившего по спирали от единственной комнаты, в которой винтовая лестница вела вниз, во тьму. Маппо присел на корточки рядом с каменными ступенями.

– Ведёт небось прямо в крипту.

– Если я правильно помню, – откликнулся Икарий, который остановился у входа в комнату, – когда монахини Королевы грёз умирают, тела просто заворачивают в полотно и укладывают на полки вдоль стен крипты. Тебе интересно рассматривать трупы?

– Обычно-то нет, – ответил трелль и с тихим кряхтением поднялся. – Просто камень меняется, как только ступени уходят ниже.

Икарий приподнял бровь.

– В самом деле?

– Этот этаж вырублен из живого камня – местного известняка. Он мягкий. А вот ниже я вижу отёсанный гранит. Думаю, крипта внизу старше храма. Либо так, либо монашки этого культа решили, что стены крипты и лестницу нужно обтесать, а вот жилые помещения – нет.

Ягг покачал головой и приблизился.

– Я бы сильно удивился. Аспект Королевы грёз – Жизнь. Что ж, давай прогуляемся?

Первым спускался Маппо. Обоим спутникам не был нужен искусственный свет, так что темнота внизу их не останавливала. На ступенях винтовой лестницы виднелись следы мраморной облицовки, но бо́льшая её часть давным-давно истёрлась под многочисленными ногами. Твёрдый гранит под мрамором не выказывал никаких признаков эрозии.

Лестница уходила всё ниже и ниже. Семидесятая ступень привела спутников в восьмиугольный зал. Стены были украшены фризами, цвета угадывались по многочисленным оттенкам серого. Сразу за лестничной площадкой пол укрывали ряды прямоугольных углублений, вырезанных прямо сквозь мраморные плиты так, чтобы убрать лежавшие ниже глыбы гранита. Сами глыбы были свалены в кучу, перегораживая проход, ведущий в другое помещение. В каждом углублении виднелся закутанный в саван труп.

Воздух был сухим, лишённым всякого запаха.

– Эти фрески не относятся к культу Королевы, – заявил вслух Маппо, хоть это и не вызывало сомнений: изображения на стенах были посвящены некоему мрачному мифу. Повсюду темнели чёрные, покрытые мхом стволы могучих елей, так что казалось, будто спутники стоят на поляне древнего леса. Кое-где между деревьями мелькали тени громадных четвероногих созданий, их глаза поблёскивали, словно отражали лунный свет.

Икарий присел на корточки и провёл рукой по остаткам мраморных плит.

– Здесь был узор, – проговорил он, – прежде чем монахини устроили тут кладбище. Жаль.

Маппо посмотрел на забаррикадированную арку.

– Если есть разгадки для местных загадок, то они там – за камнями.

– Ты уже восстановил силы, друг мой?

– Силёнок хватит.

Трелль подошёл к арке и потянул на себя самый верхний гранитный блок. Когда глыба накренилась, Маппо поймал её на руки и тут же с диким рычанием согнулся. Икарий бросился на помощь другу и помог ему опустить камень на пол.

– Худов дух! Тяжелей, чем я думал.

– Это я уже понял. Давай тогда возьмёмся вместе?

Через двадцать минут спутники растащили уже довольно гранитных глыб, чтобы можно было пройти под арку. Последние пять минут у них даже была публика – по лестнице спустилась стайка бхок’аралов, которые безмолвно наблюдали за друзьями, цепляясь за перила. Однако когда сначала Маппо, а затем Икарий протиснулись на другую сторону, бхок’аралы остались на месте.

Перед спутниками открылся широкий коридор, обрамлённый парами колонн, сделанными из цельных кедровых стволов. Каждая была никак не меньше сажени в диаметре. Грубую, покрытую глубокими бороздами кору не снимали, но та большей частью отвалилась сама и теперь лежала на полу.

Маппо положил руку на одну из деревянных колонн.

– Только подумай, сколько сил пришлось потратить, чтобы их сюда доставить.

– Принести по Пути, – принюхиваясь, сказал Икарий. – Остаточный запах не рассеялся, хоть и прошли века.

– Века? А ты чувствуешь, какой это был Путь, Икарий?

– Куральд Галейн. Старший Путь Тьмы.

– Тисте анди? Сколько я слышал историй Семи Городов, ни разу не встречал упоминаний о тисте анди на этом континенте. И на моей родине, по другую сторону Ягг-одана – тоже. Ты уверен. Как-то не сходится…

– Я не уверен, Маппо. По ощущению похоже на Куральд Галейн, вот и всё. Чувствуется след Тьмы. Это не Омтоз Феллак и не Телланн. И не Старвальд Демелейн. Других Старших Путей я не знаю.

– Я тоже.

Не обменявшись больше ни словом, они пошли дальше. По подсчётам Маппо, коридор закончился через триста тридцать шагов аркой, ведущей в ещё один восьмиугольный зал, пол в котором был поднят на ладонь относительно коридора. Все плиты тоже были восьмиугольные, на каждой были тщательно вырезаны образы, которые затем скололи и изуродовали, словно в приступе безумной ярости.

Остановившись на пороге, трелль почувствовал, как шерсть встаёт дыбом на шее. Икарий встал рядом.

– Я не думаю, – проговорил ягг, – что нам стоит входить в этот зал.

Маппо согласно заворчал. В воздухе стояла вонь чародейства, старая, затхлая, липкая и загустевшая от силы. Словно волны жара, чары поднимались от плит на полу, от вырезанных на них образов и от изуродовавших изображения рытвин и сколов.

Икарий покачал головой.

– Если это и Куральд Галейн, оттенок мне незнаком. Он… искажён.

– Осквернением?

– Возможно. Но вонь от следов когтей отличается от запаха, который идёт от самих плит. Тебе она знакома? Клянусь смертными слезами Дессембрея, наверняка знакома, Маппо!

Трелль прищурился и посмотрел на ближайшую плиту, покрытую глубокими царапинами. Его ноздри задрожали.

– Одиночники. Д’иверсы. Пряный дух оборотней. Конечно. – Маппо дико захохотал, так что по залу раскатилось эхо. – Тропа Ладоней, Икарий. Врата – они здесь.

– Не просто врата, как мне думается, – сказал Икарий. – Взгляни на неповреждённую резьбу – на что это похоже, по-твоему?

Маппо задумался над ответом. Он оглядел пол с растущей уверенностью, но та не принесла ответов, только новые вопросы.

– Похоже, конечно, но… не совсем. Ещё больше раздражает то, что я не могу себе представить никакой связи…

– Таких ответов здесь нет, – перебил его Икарий. – Мы должны идти туда, куда намеревались, Маппо. Мы близки к пониманию – в этом я уверен.

– Икарий, думаешь, Искарал Прыщ готовится принимать новых гостей? Одиночники и д’иверсы, неминуемое открытие врат. Неужели он – и, как следствие, Владения Тени – в сердце этого схождения?

– Не знаю. Давай спросим его.

Оба отступили от арки.

«Мы близки к пониманию». Эти слова вызвали в сердце Маппо ужас. Он чувствовал себя зайцем, в которого уже прицелился опытный лучник, куда ни беги – спасения нет, так что остаётся только замереть на месте. Трелль стоял на стороне сил, которые потрясли его душу, сил прошлого и сил настоящего. Безымянные – со своими обвинениями, намёками и видениями, со своими тайными целями и скрытыми желаниями. Создания седой древности, если есть в трелльских легендах хоть слово правды. Икарий… О, друг мой, я ничего не могу тебе рассказать. Моё проклятье – молчание в ответ на всякий твой вопрос, и рука, которую я протягиваю как брат, ведёт тебя только к обману. Во имя любви я делаю это и плачу цену… и какую цену!

Бхок’аралы ждали спутников у лестницы и на безопасном расстоянии последовали за ними обратно на первый этаж.

Верховного жреца друзья застали в вестибюле, который тот превратил в свою спальню. Бормоча что-то себе под нос, Искарал Прыщ наполнял плетёную мусорную корзину подгнившими фруктами, мёртвыми летучими мышами и изуродованными ризанами. Он мрачно покосился через плечо на Икария и Маппо, которые остановились на пороге комнаты.

– Если эти гнусные мартышки следуют за вами, передайте им, чтобы остереглись моего гнева! – прошипел Искарал. – Какое бы помещение я ни выбрал, они тут же решают его использовать как склад для своих мерзких сокровищ. Моё терпение лопнуло! На свой страх и риск они глумятся над Верховным жрецом Тени!

– Мы нашли врата, – заявил Маппо.

Искарал даже не оторвался от уборки.

– Нашли, значит, вот как? Глупцы! Всё не так, как выглядит. Жизнь, данная за жизнь отнятую. Каждый угол, каждый закоулок обыскали, так ведь? Идиоты! Столь самонадеянная похвальба есть знамя невежества. Подняли его и ждёте, что я почтительно склонюсь? Ха! У меня свои секреты, свои планы, свои замыслы. Лабиринт гения Искарала Прыща не распутать таким, как вы. Оба – древние странники в земной юдоли. Почему вы не взошли, как все прочие? Я вам скажу. Долголетие не дарует по умолчанию мудрость. О нет, совсем нет. Надеюсь, вы всех пауков убиваете, каких только видите. Обязательно убивайте, ибо это – тропа мудрости. О да, воистину, тропа! У бхок’аралов маленькие мозги в крошечных круглых черепках. Хитрые, как крысы, глазки блестят, словно чёрные камешки. Как-то четыре часа я глядел в глаза одному из них, а тот – в мои. Никто не отводил взгляд, о нет, это было состязание, которое я бы не проиграл. Четыре часа, лицом к лицу, так близко, что я чуял его зловонное дыхание, а тот – моё. Кто же победит? Ответ был в руках богов.

Маппо взглянул на Икария, затем откашлялся.

– И кто же, Искарал Прыщ, одержал победу в этой… битве умов?

Искарал Прыщ бросил на Маппо пронзительный взгляд.

– Взгляни на того, кто никогда не отклоняется от избранного пути, каким бы тот ни был скучным и бессмысленным, и узришь воплощение тупоумия. Бхок’арал мог бы смотреть мне в глаза вечно, ибо в них не было и тени интеллекта. В его глазах, я имею в виду. Ярчайшим свидетельством моего превосходства стало то, что я нашёл нечто более интересное для взгляда.

– Ты собираешься отвести д’иверсов и одиночников к вратам внизу, Искарал Прыщ?

– О, сколь тупоумны трелли, упорные в опрометчивых ошибках и опрометчивые в ошибочном упорстве. Я уже говорил. Вы ничего не знаете об этих тайнах, о планах Престола Тени, о многих секретах Серой крепости, Затенённого дома, где стоит трон Теней. Но я знаю. Я, единственный из смертных, удостоился узреть истину. Мой бог щедр, мой бог мудр, хитёр, как крыса. Пауки должны умереть. Бхок’аралы украли мою метлу и на сей героический поиск я отправляю вас, благородные гости. Икарий и Маппо Трелль, достославные путешественники, вам поручаю я это опаснейшее задание – найдите мою метлу.

Выйдя в коридор, Маппо вздохнул.

– Ну, это всё было без толку. Что теперь будем делать, друг мой?

Икарий удивился:

– Но это ведь очевидно, Маппо! Мы отправимся на опаснейшее задание. Нам следует найти метлу Искарала Прыща.

– Мы ведь обыскали монастырь, Икарий, – устало возразил трелль. – Никакой метлы я не видел.

Губы ягга едва заметно изогнулись.

– Обыскали? Каждый угол, каждый закоулок? Сомневаюсь. Но первым делом – на кухню. Мы должны подготовиться к поисковой экспедиции.

– Ты это серьёзно?

– Вполне.

…Мухи кусались отчаянно, они одурели от палящего солнца не меньше, чем все остальные. До полудня в фонтанах Хиссара стояли – плечом к плечу в тёплой, мутной воде – люди, которые затем всё же скрылись в более прохладной тени собственных домов. Для прогулок день был явно неподходящий, так что Дукер даже нахмурился, набрасывая на плечи тонкую свободную телабу, пока Бальт ждал у двери.

– Почему же не под луной? – пробормотал историк. – Прохладный ночной воздух, звёзды над головой, все духи прислушиваются. Тогда бы успех был обеспечен!

Язвительная ухмылка Бальта ничуть не улучшала настроения. Затягивая плетёный пояс, Дукер обернулся к седому воину.

– Ну, что ж, веди, дядюшка.

Виканец заулыбался ещё шире, шрам проступил виднее, так что в конце концов стало казаться, что на лице у Бальта две улыбки, а не одна.

Снаружи рядом с лошадьми их ждал Кальп – верхом на собственном невысоком, крепком коньке. Увидев мрачное выражение лица кадрового мага, Дукер испытал извращённое удовольствие.

Они ехали по опустевшим улицам. Настал маррок – послеполуденный час, когда разумные люди скрывались в домах, чтобы переждать жару. Историк обычно ложился подремать во время маррока; теперь он чувствовал себя не в своей тарелке и отнюдь не жаждал присутствовать на ритуале Сормо. Колдуны были печально известны вызывающей неуместностью, осознанно-наплевательским отношением к здравому смыслу. Ради одной только защиты приличий можно было бы простить Императрице казни. Дукер поморщился: подобные мысли не стоило озвучивать, если рядом был хоть один виканец.

Спутники добрались до северной окраины города и проехали пол-лиги по береговой дороге, прежде чем свернуть прочь от моря – в пустоши одана. Оазис, до которого они добрались час спустя, был мёртв – ручей давно пересох. От прежнего роскошного сада среди песков остались только иссохшие стволы кедров, возвышавшиеся над ковром из поваленных ветром пальм.

На многих деревьях виднелись странные выступы, которые привлекли внимание Дукера, как только спутники подъехали поближе.

– Это что – рога на деревьях? – поинтересовался Кальп.

– Похоже, рога бхедеринов, – ответил историк. – Зажали их в развилку и так оставили, деревья проросли и рога оказались накрепко вделаны в стволы. Этим деревьям, наверное, сравнялась тысяча лет, прежде чем вода ушла.

Маг фыркнул:

– Кто бы мог подумать, что их до сих пор не вырубили – в такой-то близости от Хиссара.

– Рога – это предупреждение, – сказал Бальт. – Святая земля. Была. Когда-то давно. Память сохранилась.

– Так и должно быть, – пробормотал Дукер. – Сормо стоило бы обходить зыбучие пески, а не искать их. Если это место аспектировано, его сила, скорее всего, враждебна любому виканскому колдуну.

– Я давно научился полагаться на мудрость Сормо И’ната, историк. Тебе бы не помешало научиться тому же.

– Плох тот учёный, что полагается на чужую мудрость, – возразил Дукер. – Даже – и в особенности – на свою собственную.

– «Ходишь по изменчивым пескам», – вздохнул Бальт, а затем снова улыбнулся Дукеру, – как сказали бы местные.

– А что бы сказали на их месте виканцы? – поинтересовался Кальп.

Глаза Бальта насмешливо блеснули.

– Ничего. Мудрые слова – точно стрелы, что летят тебе прямо в лоб. Что тут делать? Пригибаться, само собой. Эту истину виканец познаёт тогда же, когда и обучается ездить верхом – задолго до того, как делает первый шаг своими ногами.

Колдуна они нашли на поляне. Наносной песок сгребли в сторону, так что показалась кирпичная кладка пола – всё, что осталось от здания, которое когда-то здесь стояло. В трещинах поблёскивали осколки обсидиана.

Кальп спешился, поглядывая на Сормо, который стоял в центре, спрятав руки в рукава. Чародей прихлопнул навязчивую муху.

– Что это? Какой-то затерянный, забытый храм?

Юный виканец медленно моргнул.

– Мои помощники заключили, что здесь была конюшня. Затем они ушли без дальнейших объяснений.

Кальп поморщился и взглянул на Дукера.

– Терпеть не могу виканский юмор, – прошептал он.

Сормо жестом подозвал их поближе.

– Я собираюсь открыть себя священному аспекту этого хэрора – так виканцы называют святые места под открытым небом…

– Ты свихнулся? – Кальп побледнел. – Эти духи тебе горло перегрызут, мальчик. Они же из Семи…

– Нет, – отрезал колдун. – Духи этого хэрора были призваны задолго до Семи. Они плоть от плоти этой земли, и если тебе обязательно нужно установить связь с известным аспектом, то их Путь – Телланн.

– Худова милость, – простонал Дукер. – Если это и вправду Телланн, тебе придётся иметь дело с т’лан имассами, Сормо. Эти бессмертные воины отвернулись от Императрицы и вообще от Империи ещё с самого убийства Императора.

Глаза колдуна сверкнули.

– А ты не задавался вопросом – почему?

Историк быстро закрыл рот. У него имелись соображения на сей счёт, но озвучивать их – кому бы то ни было — было бы изменой.

Мысли Дукера прервал сухой вопрос, с которым Кальп обратился к Сормо.

– А тебе это императрица Ласиин поручила? Ты хочешь прозреть будущие события, или это всё только для отвода глаз?

Бальт стоял в нескольких шагах от них и молчал, но теперь сплюнул.

– Для такого нам даже провидец не нужен, маг.

Колдун поднял руки и развёл их в стороны.

– Держись поближе ко мне, – сказал он Кальпу, а затем перевёл взгляд на историка. – А ты – смотри и запоминай всё, чему станешь свидетелем.

– Я этим уже занимаюсь, колдун.

Сормо кивнул и закрыл глаза.

Сила его раскатилась в стороны призрачными, беззвучными волнами, охватила Дукера и остальных, залила всю поляну. Дневной свет неожиданно поблек, сменился мягкими сумерками, сухой воздух вдруг стал влажным, запахло болотом.

Точно стражи, поляну окружали кипарисы. Рваными занавесями с ветвей свисали клочья мха, погружавшие всё за собой в непроглядную тень.

Дукер чувствовал чары Сормо И’ната, будто тёплый плащ; никогда прежде он не ощущал подобной силы. Спокойной и защитной, могучей, но гибкой. Сколько же потеряла Империя, уничтожив этих колдунов? Эту ошибку Императрица уже явно исправила, хотя, быть может, слишком поздно. Сколько колдунов погибли на самом деле?

Сормо пронзительно заулюлюкал, и его крик отразился эхом, словно они стояли в огромной пещере.

В следующий миг воздух ожил, заполнился хаотическими порывами ледяного ветра. Сормо зашатался, глаза его распахнулись и округлились от испуга. Колдун вздохнул, а затем отпрянул от запаха, и Дукер его прекрасно понял. Ветер принёс звериную вонь, которая становилась с каждым мгновением всё сильнее.

Тугая ярость наполнила поляну, зловещее предзнаменование прозвучало во внезапном треске увитых мхом ветвей. Историк заметил, как сзади к Бальту приближается рой, и предостерёг виканца резким криком. Тот молниеносно развернулся, в руках блеснули длинные ножи. Когда первая оса ужалила Бальта, он вскрикнул.

– Д’иверсы! – заревел Кальп, ухватил Дукера за полу телабы и потащил ближе к Сормо, который стоял неподвижно, будто окаменел.

По мягкой земле пробежали крысы и набросились на клубок извивающихся змей.

Историк почувствовал жар у ног и посмотрел вниз. Огневые муравьи уже поднялись до бёдер. Жар быстро перешёл в невыносимую боль. Дукер завопил.

Разразившись проклятьями, Кальп направил свой Путь выбросом силы. Муравьи сморщились и посыпались с ног историка, точно пыль. Остальные насекомые откатились прочь, д’иверс отступил.

Крысы одолели змей и теперь приближались к Сормо. Виканец посмотрел на них и нахмурился.

Там, где скорчился, бестолково отмахиваясь от жалящих ос, Бальт, вспыхнуло жидкое пламя, языки которого быстро окутали старого воина.

Проследив источник огня, Дукер увидел на краю поляны громадного демона. Укрытое иссиня-чёрной шкурой чудовище в два раза выше человека с рёвом прыгнуло на белого медведя – поляна гудела от сражавшихся д’иверсов и одиночников, воздух звенел от рычания и воплей. Демон обрушился на медведя и повалил на землю, так что послышался хруст костей. Оставив животное корчиться на земле, демон отпрыгнул в сторону и снова заревел, на этот раз Дукер распознал значение этого рёва.

– Он нас предупреждает! – закричал он Кальпу.

Словно магнит, демон притягивал к себе д’иверсов и одиночников. Они дрались друг с другом в безумном стремлении добраться до чудовища.

– Нужно выбраться отсюда! – сказал Дукер. – Вытаскивай нас, Кальп! Быстро!

Маг зашипел от ярости.

– А как?! Это же ритуал Сормо, червяк ты книжный!

Демон уже полностью скрылся под грудой созданий, но всё ещё стоял – д’иверсы и одиночники взбирались будто на груду твёрдого камня. То и дело изнутри прорывались чёрные лапы и швыряли в сторону мёртвых и умирающих тварей. Но долго так продолжаться не могло.

– Худ тебя дери, Кальп! Придумай что-нибудь!

Лицо мага напряглось.

– Тащи Бальта поближе к Сормо. Живо! Колдуном я сам займусь.

С этими словами Кальп рванулся к Сормо, криками пытаясь вывести юношу из транса, в котором тот, видимо, пребывал. Дукер бросился к скорчившемуся на земле в пяти шагах от них Бальту. Ковыляя к виканцу, он почувствовал сквозь боль, что ноги кажутся ужасно тяжёлыми после укусов муравьёв.

Воин был весь искусан осами, его плоть разбухла и налилась багрянцем. Он потерял сознание, возможно, уже умер. Дукер ухватил Бальта за перевязь и поволок туда, где Кальп по-прежнему пытался привести в себя Сормо И’ната.

Когда историк добрался до них, демон испустил последний протяжный вой и повалился под грудой нападавших. Д’иверсы и одиночники ринулись к четверым людям.

Сормо И’нат был явно не в себе, стоял с остекленевшими глазами и никак не реагировал на крики Кальпа.

– Буди его, иначе нам всем конец, – прохрипел Дукер, перешагивая через Бальта, чтобы встретить волну чудовищ всего-то с обычным ножом в руке.

От оружия он особого проку не ждал – кипящий рой шершней был уже совсем рядом.

Внезапно всё вокруг вздрогнуло и Дукер увидел, что они снова оказались в мёртвом оазисе. Д’иверсы и одиночники исчезли. Историк обернулся к Кальпу.

– Ты справился! Как?

Маг покосился на растянувшегося на земле, стонущего Сормо И’ната.

– Я за это ещё поплачусь, – пробормотал он, затем встретил взгляд Дукера. – Я ему вмазал. Чуть руку не сломал, кстати. Это ведь был его кошмар, верно?

Историк заморгал, а затем покачал головой и присел на корточки рядом с Бальтом.

– Яд его убьёт раньше, чем мы доберёмся до города…

Кальп опустился рядом, провёл здоровой рукой по распухшему лицу воина.

– Это не яд. Скорее, отравляющий Путь. С этим я справлюсь, Дукер. И с твоими ногами тоже. – Маг прикрыл глаза и сосредоточился.

Сормо И’нат медленно поднялся и сел. Он огляделся, затем нежно коснулся челюсти, где грубые отпечатки костяшек Кальпа белели словно островки в море покрасневшей плоти.

– У него не было выбора, – сказал ему Дукер.

Колдун кивнул.

– Говорить можешь? Зубы целы?

– Где-то, – внятно произнёс виканец, – прыгает ворона со сломанным крылом. Теперь их осталось лишь десять.

– Что там произошло, колдун?

Глаза Сормо нервно забегали.

– Нечто неожиданное, историк. Схождение близко. Тропа Ладоней. Врата одиночников и д’иверсов. Несчастливое совпадение.

Дукер нахмурился.

– Ты же говорил – Телланн…

– Так и было! – отрезал колдун. – Смешиваются ли оборотничество и Старший Телланн? Неведомо. Быть может, д’иверсы и одиночники просто проходили по этому Пути – сочли, что там нет т’лан имассов и потому безопасно. Воистину, нет т’лан имассов, которые могли бы покарать нарушителей, биться приходится только друг с другом.

– Ну, тогда милости просим, пускай истребляют один другого, – проворчал историк, ноги его подгибались, так что Дукер вскоре тоже уселся на землю рядом с Сормо.

– Я тебе скоро помогу, – заявил Кальп.

Кивнув, Дукер обнаружил, что внимательно наблюдает за жуком-навозником, который героически пытался двинуть с пути кусок пальмовой коры. Историк почувствовал в этой картине какую-то фундаментальную истину, но сформулировать её уже не было сил.