Читать книгу Пыль грез. Том 1 - Стивен Эриксон - Страница 6

Битва разыгралась на заброшенных, заросших землях у мертвой башни Азатов в городе Летерасе.

Стаи ящериц пришли с речного берега. Обнаружив изобилие странных насекомых, ящерицы бросились неистово кормиться.

Среди насекомых самыми странными были двухголовые жуки. Одного такого окружили со всех сторон четыре ящерицы. Жук заметил угрозу с двух направлений, аккуратно развернулся и, заметив еще двух нападающих, съежился, прикинувшись мертвым.

Не помогло. Одна ящерица – из тех, что ползают по стенам, с широкой пастью – рванулась вперед и проглотила насекомое.

Вот какая трагедия разыгралась на этих землях, ужасная бойня, шаг к вымиранию. В этот вечер судьба была неблагосклонна к двухголовым жукам.

Но не все жертвы так беспомощны, как может показаться. Роль жертвы в природе эфемерна, и в бесконечной драме выживания хищник может со временем стать пищей для другого хищника.

Одинокая сова, уже обожравшаяся ящериц, единственный свидетель внезапной волны мучительных смертей на грязной земле, увидела, как из пастей умирающих ящериц полезли отвратительные фигуры. Вымирание двухголовых жуков оказалось не столь неизбежным, как виделось несколько мгновений назад.

Но совы, весьма неразумные птицы, не извлекают пользы из подобных уроков. И эта наблюдала широко раскрытыми, но пустыми глазами. До тех пор, пока сама не почувствовала странное движение в кишках, отвлекшее ее от созерцания странных смертей внизу, от рядов бледных животов ящериц на черной земле. Сова не думала о ящерицах, которых ела. И, уж конечно, не вспоминала о том, как вяло сопротивлялись некоторые ее когтям.

Для совы наступала ночь мучительной отрыжки. И как ни слабоумна была птица, отныне и навсегда она исключила ящериц из меню.

Мир преподает нам уроки – или намеками, или, если придется, жестко и жестоко, так что и тупой поймет. А не поймет – умрет. А для умного не понять, разумеется, непростительно.

Жаркая ночь в Летерасе. Камни потеют. Вода в каналах вязкая, застывшая; поверхность, странно приплюснутая, покрыта завихрениями пыли и мусора. Насекомые пляшут над водой, словно пытаясь разглядеть свое отражение, но гладкая патина не отражает ничего, глотая россыпь звезд, поглощая бледный свет факелов патрулей на улицах; и крылатые насекомые бесконечно кружат, как обезумевшие.

Под мостом, на покрытых мраком ступеньках сверчки ползали, как капельки липкого масла, блестели, пузатые, и печально хрустели под ногами двоих, стоящих рядом друг с другом в сумерках.

– Да говорю, не нырял он, – сказал один хриплым шепотом. – Вода жутко воняет; и глянь: ни волн, ни ряби. Он убежал в другую сторону – к ночному рынку, где может затеряться.

– Затеряться, – повторила, хмыкнув, женщина, подняв затянутой в перчатку рукой кинжал и оглядывая лезвие. – Это забавно. Как будто он может затеряться. Как будто кто-то из нас может.

– Думаешь, он не может затаиться, как мы?

– Времени не было. Он дал деру. Бежал. Он был в панике.

– Да, похоже было на панику, – согласился ее спутник и покачал головой. – Никогда не видел ничего такого… разочаровывающего.

Женщина убрала кинжал в ножны.

– Его выгонят. Он вернется, вот тогда мы его и схватим.

– Дурак, если надеялся скрыться.

Немного помолчав, Улыбка снова обнажила кинжал и посмотрела на лезвие.

Горлорез смотрел округлившимися глазами, но молчал.

Флакон выпрямился и махнул рукой, приглашая Корика за собой, а потом с любопытством наблюдал, как широкоплечий сэтиец-полукровка распихивает и расталкивает толпу, оставляя за спиной мрачные взгляды и приглушенные проклятия – впрочем, неприятностей опасаться не стоило, ведь наглый чужестранец явно нарывался, а инстинкты одинаковы по всему миру, и никто и не подумал бы связываться с Кориком.

Жаль. Флакон, ухмыльнувшись про себя, подумал, что было бы интересно поглядеть, как толпа разгневанных покупателей-летерийцев обрушивается на невоспитанного варвара и вбивает его в землю черствыми горбушками и корнеплодами.

Хотя, конечно, такое развлечение ни к чему. По крайней мере, сейчас, когда они обнаружили беглеца, когда Битум и Корабб обошли таверну с тыла, чтобы перекрыть выход из убежища, когда Может и Масан Гилани уже забрались на крышу – на случай, если жертва решит схитрить.

Появился Корик, потный, хмурый, скрипящий зубами.

– Вот дерьмо, – проворчал он. – Что за страсть деньгами сорить? Рынок сошел с ума.

– Так люди счастливы, – сказал Флакон, – или, вернее… временно насыщены. Идея та же самая.

– И какая же?

– Уберечь людей от беспокойства. Разрушительного беспокойства, – добавил Флакон, увидев нахмуренный лоб и пронзительный взгляд Корика. – Оно возникает, если у населения появляется время думать – то есть по-настоящему думать, когда оно начинает понимать, какое вокруг дерьмо.

– Прямо как одна из речей короля: точно так же в сон клонит, Флакон. Так где он точно?

– Одна из моих крыс притаилась у подножия перил…

– Это которая?

– Улыбка-младшая – она в этом деле лучшая. Словом, она не спускает с него своих глазенок. Он сидит за столом, в углу, прямо под окном с закрытыми ставнями – через него вряд ли кто пролезет. Так что он буквально, – закончил Флакон, – загнан в угол.

Корик нахмурился сильнее.

– Как-то слишком уж просто.

Флакон поскреб щетину, переступил с ноги на ногу и вздохнул.

– Ага, слишком просто.

– А вот и Бальзам с Геслером.

Подошли два сержанта.

– И что мы тут делаем? – спросил Бальзам, широко раскрыв глаза.

Геслер вмешался:

– Он снова дрейфит, не обращайте внимания. Как я понимаю, нас ждет драка. Серьезная. Его так просто не взять.

– И тогда какой у нас план? – спросил Корик.

– Первым пойдет Ураган. Вспугнет его – и если он бросится к задней двери, твои приятели его примут. Или если он ринется наверх. Но я думаю, он увернется от Урагана и побежит к передней двери – я бы так поступил. Ураган большой и крепкий, но не быстрый. Это нам на руку. Мы вчетвером будем поджидать ублюдка – и возьмем. Ураган пойдет за ним и перекроет переднюю дверь, не давая улизнуть.

– Он там какой-то нервный и не в настроении, – сказал Флакон. – Предупреди Урагана: он может начать сражаться.

– Услышим заваруху – и войдем, – решил Геслер.

Золотокожий сержант отправился давать наставления Урагану. Бальзам стоял рядом с Кориком с озадаченным видом.

Посетители сновали туда-сюда в дверях таверны, как в дверях дешевого борделя. И тут появился Ураган, возвышаясь над всеми; из-за красных глаз и рыжей бороды казалось, что все лицо пылает. Входя, он ослабил застежку меча. Люди при виде его раздались в стороны. Одного посетителя он поймал на пороге и, ухватив за ворот рубахи, отшвырнул себе за спину – бедняга взвизгнул, упав лицом на булыжники всего в паре шагов от трех малазанцев, и скукожился, прижав ладони к окровавленному подбородку.

Как только Ураган ворвался в таверну, появился Геслер, перешагнул через упавшего горожанина и прошипел:

– Все к двери, быстро!

Флакон пропустил Корика вперед и подождал Бальзама, который чуть не направился в другую сторону – Геслеру пришлось дернуть его в нужном направлении. Когда намечалась заваруха, Флакон предпочитал оставить грязную работу другим. Он ведь выполнил свою часть: выследил и нашел добычу.

В таверне воцарился хаос: слышался треск мебели, озадаченные крики и испуганные вопли. Потом раздалось внезапное «бух!», и из двери повалил белый дым. Снова треск мебели, тяжелый удар – и из клубов дыма вынырнула фигура.

Локоть с силой врезался в челюсть Корику, и тот рухнул, как подрубленное дерево.

Геслер, уклоняясь от летящего в голову кулака, нырнул вниз и уткнулся лицом в подставленное колено; звук получился, как будто столкнулись два кокоса. Нога беглеца повернулась, унося с собой всего человека в диком пируэте, а Геслер, качнувшись назад, уселся на булыжник, выпучив глаза.

Пронзительно заорав, Бальзам шагнул назад, нащупывая рукоять короткого меча, а Флакон, прыгнув вперед, вцепился в руку сержанта, а упущенная добыча, промелькнув мимо, быстро, но прихрамывая, побежала к мосту.

Из таверны вышел нетвердой походкой Ураган с разбитым носом.

– Упустили? Проклятые идиоты, посмотрите на мое лицо! И это все зря?

Мимо громадного фаларца выбегали, кашляя и утирая обильные слезы, посетители.

Геслер с трудом поднялся, потряхивая головой.

– Пошли, – невнятно сказал он, – за ним; надеюсь, Горлорез и Улыбка смогут его придержать.

Подошли Битум и Корабб, оглядывая поле битвы.

– Корабб, – сказал Битум, – останься с Кориком и постарайся привести его в чувство.

Сам он с Флаконом, Геслером, Ураганом и Бальзамом поспешил за беглецом.

Бальзам покосился на Флакона.

– Да я бы его сделал!

– Этот дуралей нужен нам живым, дубина, – отрезал Флакон.

Сержант разинул рот.

– Правда?

– Гляди, – прошипел Горлорез. – Вот он!

– Здорово хромает, – отметила Улыбка, снова убирая кинжал в ножны. – Давай с двух сторон и хватаем за лодыжки.

– Хорошая мысль.

Горлорез двинулся влево, Улыбка – вправо; и притаились с двух сторон площадки на этой стороне моста. Они слышали «топ-шурх» хромающего беглеца, приближающегося по пролету моста. С другого берега, от конца рыночной улицы, раздались пронзающие воздух крики. Шаги на мосту участились.

В нужный момент, когда беглец добрался до конца моста и ступил на булыжную мостовую, два малазанца выскочили из укрытий и вцепились каждый в свою ногу человека.

Все трое повалились на мостовую.

Через несколько мгновений, под бурный рев проклятий, среди тычков и пинков появились остальные преследователи, и наконец удалось прижать жертву к земле.

Флакон подошел ближе, чтобы взглянуть на красное, в синяках, лицо побежденного.

– Ну правда, сержант, ясно же было, что дело безнадежное.

Скрипач сверкнул глазами.

– Гляди, что ты с моим носом сделал! – рявкнул Ураган, ухватив Скрипача за руку с явным намерением сломать ее пополам.

– В таверне «дымарь» запустил, да? – поинтересовался Флакон. – Какая расточительность!

– Вы все поплатитесь, – сказал Скрипач. – Вы и понятия не имеете…

– Вполне может быть, – сказал Геслер. – Ну что, Скрип, мы будем держать тебя тут до скончания времен или пойдешь миром? Что адъюнкт хочет, то адъюнкт получает.

– Тебе легко говорить, – прошипел Скрипач. – А посмотри на Флакона. Весело ему?

Флакон нахмурился.

– Нет, мне не весело, но приказ есть приказ, сержант. Нельзя просто взять и сбежать.

– Надо было взять парочку «шрапнелей», – сказал Скрипач. – Пригодились бы. Ладно, поднимите меня – все равно я, похоже, колено разбил. Геслер, у тебя челюсть из гранита!

– Ага, и в профиль смотрится хорошо, – отозвался Геслер.

– Так мы за Скрипачом охотились? – неожиданно спросил Бальзам. – Нижние боги, он бунтовщик или чего?

Горлорез похлопал сержанта по плечу.

– Да все нормально, сержант. Просто адъюнкт хочет, чтобы Скрипач провел Прочтение, вот и все.

Флакон заморгал. Вот и все. Конечно, ничего такого. Жду не дождусь.

Скрипача поставили на ноги, но мудро не выпускали из рук по дороге в казармы.

Серый и призрачный, продолговатый силуэт висел в проеме двери мертвой башни Азатов. Он казался безжизненным, но, конечно, так только казалось.

– Можно камни бросать, – сказала Синн. – Они ведь спят по ночам?

– В основном, – ответил Свищ.

– Наверное, если не шуметь.

– Наверное.

Синн поежилась.

– Камни?

– Попадешь, и они проснутся и полетят наружу черным роем.

– Всегда ненавидела ос. Вот сколько себя помню… Наверное, когда-то меня больно ужалили, как думаешь?

– А кого не жалили? – Свищ пожал плечами.

– Я могу их просто поджечь.

– Никакого волшебства, Синн, только не здесь.

– Ты ведь вроде сказал, что дом мертв.

– Ну да… думаю, что да. Но двор, может быть, нет.

Она огляделась.

– Тут копались.

– А ты вообще будешь говорить с кем-либо, кроме меня? – спросил Свищ.

– Нет. – Короткое, абсолютное и непререкаемое слово не располагало к продолжению дискуссии.

Он взглянул на нее.

– Ты ведь знаешь, что будет ночью?

– Мне все равно. Я и близко не подойду.

– Это неважно.

– Возможно, если спрятаться внутри здания, то нас не затронет.

– Возможно, – согласился Свищ. – Только сомневаюсь, что колода работает так.

– Откуда тебе знать?

– Да, я не знаю. Вот только дядя Кенеб мне сказал, что в прошлый раз Скрипач говорил обо мне, а я прыгал в море – и меня не было в хижине. Но он знал, он точно знал, что я делаю.

– А что ты делал?

– Я отправился искать нахтов.

– Но откуда ты знал, что они там? Бессмыслица, Свищ. Да и какая от них польза? Они просто повсюду следуют за Вифалом.

– Если не охотятся за ящерками, – улыбнулся Свищ.

Но сбить Синн было непросто.

– Смотрю на тебя и думаю… о Мокре.

На это Свищ не ответил. Вместо этого он пошел по неровным булыжникам дорожки, не спуская глаз с осиного гнезда.

Синн двинулась следом.

– Так это ты – то, что грядет?

Он фыркнул.

– А ты – нет?

Дойдя до порога, они остановились.

– Думаешь, заперто?

– Чш-ш…

Свищ пригнулся и пробрался под громадным гнездом. Миновав его, медленно выпрямился и потянул дверную задвижку. Она осталась у него в руке, поднялось облако трухи. Свищ оглянулся на Синн, но ничего не сказал. Снова повернувшись к двери, он легонько ткнул ее.

Его пальцы продавили дверь, как вафлю. Снова посыпались опилки.

Свищ поднял обе руки и уперся в дверь.

Преграда рассыпалась тучей щепок. Металл звякнул на полу, а через мгновение облако пыли втянулось внутрь, словно дом вдохнул.

Свищ перешагнул через кучу гнилого дерева и скрылся во тьме.

Синн тут же двинулась за ним, на корточках и не мешкая.

* * *

В густой тени почти мертвого дерева во дворе Азатов лейтенант Порес зарычал. Возможно, следовало позвать их обратно, но это означало бы раскрыть свое присутствие; а хотя никогда нельзя быть уверенным по поводу приказов капитана Добряка – отданных с намеренной неопределенностью, как тонкий слой листьев над ямой с кольями, – Порес подозревал, что должен соблюдать некоторую скрытность, следя за двумя мелкими.

И потом, он сделал несколько открытий. Синн вовсе не была немой. Всего лишь упертая маленькая корова. Это поразительно. А еще она неравнодушна к Свищу, как мило – как смола с ветками и дохлыми насекомыми, – что ж, от такого взрослый мужчина тает и стекает в канализацию, в бездонное море сентиментальности, где играют дети, и порой ему сходит с рук убийство.

Разница в том, что у Пореса очень хорошая память. Он в мельчайших подробностях помнил собственное детство; если б удалось вернуться в прошлое, влепил бы сопливому мальцу хорошую затрещину. И, глядя в перекошенное от боли личико, сказал бы нечто вроде: «Привыкай, малыш Порес. Однажды ты повстречаешь человека по имени Добряк…»

Впрочем, мышки улизнули в дом Азатов. Может, там и случится с ними что-то, что положит конец его тупому заданию. Гигантская нога возрастом в десять тысяч лет топнет раз, другой. Хлоп, шлеп, в лепешку, от Свища – пыль, от Синн – мокрое пятно.

Боги, нет, мне попадет! Негромко зарычав, он отправился за ними.

Впоследствии он поражался, как можно было забыть о проклятом осином гнезде. По крайней мере, оно же должно было броситься в глаза, когда он рванулся к двери. Однако оно бросилось ему в лоб.

Внезапный порыв злобного жужжания, гнездо качнулось туда и обратно, снова хлопнув его по голове.

Узнавание, понимание и, наконец, вполне уместная паника.

Порес развернулся и побежал.

Следом помчался почетный караул – около тысячи черных ос.

Шесть укусов убивают лошадь. Порес завизжал, когда огонь охватил заднюю часть шеи. И снова заорал – от нового укуса, на этот раз в правое ухо.

Он замахал руками. Где-то впереди должен быть канал – он вспомнил, что они переходили мост, где-то слева.

Новый мучительный укол, в тыльную сторону правой ладони.

В задницу канал! Нужен целитель – и скорее!

Он уже не слышал жужжания, но пейзаж перед глазами начал клониться вбок, тьма сочилась из теней, и свет ламп в окнах мерк, бледный и болезненный в его глазах. И ноги переставали слушаться.

Туда, в малазанские казармы.

К Смраду. Или к Эброну.

Еле переставляя ноги, стараясь не сводить глаз с ворот, он пытался крикнуть двум часовым, но язык распух, заполнив рот. Становилось трудно дышать. И бежать…

Не успеть…

– Кто это был?

Свищ вернулся из коридора и покачал головой.

– Кто-то. Разбудил ос.

– Хорошо, что они сюда не полетели.

Они стояли в каком-то большом зале. Одну стену почти целиком занимал каменный камин с двумя пузатыми креслами по бокам. Вдоль двух других стен громоздились сундуки и ларцы, а у четвертой, напротив холодного очага, стоял богато украшенный диван, а над ним висел большой выцветший гобелен. В сумраке все предметы виделись смутными силуэтами.

– Нужна свеча или лампа, – сказала Синн. – Если только, – добавила она ехидно, – мне нельзя пользоваться колдовством…

– Наверное, можно, – сказал Свищ, – раз уж мы далеко от двора. Здесь никого нет, никаких привидений, я имею в виду. Дом действительно мертв.

Торжествующим жестом Синн разбудила угли в камине; однако огонь загорелся странно бледный, пронизанный зелеными и синими прожилками.

– Просто семечки, – пожал плечами Свищ. – Я даже не ощутил Пути.

Она не ответила, а отправилась изучать гобелен.

Свищ пошел следом.

На гобелене, как положено, была изображена батальная сцена. Похоже, герои могут существовать только посреди смерти. На выцветшей ткани с трудом можно было разглядеть, как закованные в броню рептилии сражаются с воинами тисте эдур и тисте анди. В затянутых дымом небесах было не протолкнуться от летающих гор – почти все пылали – и драконов; некоторые из них казались огромными, в пять-шесть раз крупнее остальных, хоть и находились на большом расстоянии. Все пылает; куски разваливающихся летучих крепостей рушатся посреди сражающихся войск. Повсюду бойня и разрушение.

– Мило, – пробормотала Синн.

– Давай осмотрим башню, – сказал Свищ. Весь этот огонь на гобелене напомнил ему И’Гхатан, его видение Синн, идущей сквозь огонь, – она могла бы участвовать в этой древней битве. Он испугался, что, если приглядится внимательнее, увидит среди сотен фигур на гобелене ее – с довольным выражением круглого лица, с восторженно сияющими глазами.

Они отправились в квадратную башню.

В сумрачном коридоре Свищ остановился, ожидая, когда глаза привыкнут. Через мгновение из зала, из которого они только что вышли, вырвался язык зеленого пламени и скользнул по каменному полу ближе к ним.

В мерзком освещении Синн улыбнулась.

Огонь следовал за ними по лестнице к верхней площадке, где не было никакой мебели. Под закрытыми ставнями и затянутым паутиной окном лежал высохший труп. Лишь несколько полосок кожи скрепляли скелет, и Свищу было видно странное строение конечностей: дополнительные суставы помимо колен, локтей, запястий и лодыжек. Даже грудина, похоже, складывалась пополам, как и выступающие, похожие на птичьи, ключицы.

Свищ подобрался поближе, чтобы лучше видеть. Приплюснутое лицо, скулы резко уходят назад почти до ушных отверстий. Все кости как будто созданы для того, чтобы складываться – не только щеки, но и нижняя челюсть, и надбровные дуги. При жизни, заподозрил Свищ, у этого лица могло быть потрясающе много выражений – куда больше, чем у человеческого.

Кожа белая, безволосая; и Свищ понял, что если только тронуть труп, он рассыплется в пыль.

– Форкрул ассейл, – прошептал он.

Синн вспыхнула.

– Откуда ты знаешь? Откуда тебе знать хоть что-нибудь?

– А на гобелене внизу, – сказал Свищ, – эти ящерицы… Думаю, это к’чейн че’малли.

Он взглянул на Синн и пожал плечами.

– Этот дом Азатов не умер, – добавил он. – А просто… ушел.

– Ушел? Как?

– Думаю, просто убрался отсюда, вот и все.

– Да ты вообще ничего не знаешь! Как же ты можешь говорить?

– Могу поспорить, Быстрый Бен тоже это знает.

– Знает что? – раздраженно прошипела Синн.

– Это. Всю правду об этом.

– Свищ…

Он посмотрел в ее глаза, горящие гневом.

– Ты, я, Азаты. Все меняется, Синн. Все, все меняется.

Ее маленькие ручки сжались в кулачки. Пламя, пляшущее на каменном полу, забралось на притолоку входа в зал, щелкая и искря.

Свищ фыркнул.

– Ты так заставляешь его говорить…

– А может и рявкнуть, Свищ.

Он кивнул.

– И достаточно громко, чтобы взорвать весь мир, Синн.

– Я могу, ты знаешь, – сказала она с неожиданной горячностью, – просто чтобы посмотреть, что получится. Что я умею.

– И что тебя останавливает?

Она скорчила гримасу, отворачиваясь.

– Ты можешь рявкнуть в ответ.

Тегол Единственный, король Летера, вошел в комнату и, раскинув руки, крутанулся. Потом лучезарно улыбнулся Буггу.

– Ну, что думаешь?

Слуга сжимал в потертых грубых руках бронзовый горшок.

– Вы брали уроки танца?

– Да нет, на одеяло посмотри! Моя любимая жена начала его вышивать; видишь, по краю, над левой коленкой.

Бугг чуть наклонился вперед.

– А, вижу. Очень мило.

– Очень мило?

– Ну я просто не могу понять, что это должно значить.

– Я тоже. – Тегол помолчал. – У нее не очень выходит?

– Совсем никак. Ну так ведь она академик.

– Именно, – согласился Тегол.

– В конце концов, – сказал Бугг, – умей она вышивать или еще что…

– Не стала бы наукой заниматься?

– Как правило, кто ничего не умеет, становится академиком.

– Примерно так я и думал, Бугг. Ну так что именно – считаю своим долгом спросить – не в порядке?

– Не в порядке?

– Мы знаем друг друга очень давно, – сказал Тегол. – Мои чувства идеально заточены под чтение тончайших оттенков твоего настроения. Талантов у меня не много, но готов заявить, пусть это и нескромно, что обладаю уникальной способностью понимать тебя.

– Ну, – вздохнул Бугг, – я впечатлен. Но откуда вы знаете, что я расстроен?

– То есть помимо оскорблений моей жены?

– Да, помимо.

Тегол кивнул на горшок в руках слуги, и Бугг, опустив взгляд, увидел, что сосуд превратился в перекрученную груду искореженного металла. Снова вздохнув, Бугг выпустил измученный горшок из рук. Грохот эхом разнесся по залу.

– Дело в мелочах, – сказал Тегол, разглаживая складки на Королевском Одеяле. – Нужно, пожалуй, жене сказать… вскользь, разумеется, мимоходом. Мимолетом, на бегу, раз уж у нее в руках будут жуткие иглы из рыбьих костей.

– Малазанцы, – решился Бугг. – Вернее, один малазанец. С подобием плиток в потных руках. Мощное подобие, и человек – не шарлатан. Он адепт. И ужасно сильный.

– И собирается метать плитки?

– Деревянные карты. Весь остальной мир уже отказался от плиток, государь. Называется Колода Драконов.

– Драконов? Каких драконов?

– Не спрашивайте.

– Так что, тебе некуда… э… спрятаться, о бедный, несчастный Старший Бог?

Бугг состроил кислую мину.

– Похоже, нет. И дело не только во мне. Есть еще и Странник.

– А он разве еще здесь? Его не видели несколько месяцев…

– Колода представляет угрозу для него. Он не захочет ее раскрытия. И может совершить нечто… необдуманное.

– Хм. Малазанцы – наши гости, и если им будет грозить опасность, нам следует защитить их, а если не сможем, то хотя бы предупредить. А не сработает, мы всегда можем сбежать.

– Да, государь, возможно, это мудрый ход.

– Сбежать?

– Нет, предупредить.

– Пошлю Бриса.

– Бедный Брис.

– Ну я-то не виноват, правда? Да, бедный Брис. Пора ему начать отрабатывать свой титул, уж не помню какой. Его бюрократический склад ума ужасно раздражает. Прячется во мгле своего кабинета. Безликий поденщик, вечно уклоняющийся, когда ответственность стучит в дверь. Я сыт по горло, брат он мне или не брат…

– Государь, вы поставили Бриса во главе армии.

– Серьезно? Ну конечно, поставил. Посмотрим, как он теперь будет прятаться!

– Он ожидает в тронном зале.

– А он не дурак. Понимает, что загнан в угол.

– И Рукет тоже там, – добавил Бугг, – с петицией от Гильдии Крысоловов.

– Петицией? По поводу чего, снова крысы? Идем, мой друг, пришло время встретиться с народом. Все эти королевские дела действительно утомляют. Представления, парады, десятки тысяч восхищенных подданных…

– У нас нет представлений и парадов, государь.

– А они все равно восхищены.

Бугг пошел впереди короля Тегола по палате, через двери в тронный зал.

Там ждали только Брис, Рукет и королева Джанат. Тегол, взойдя на помост, наклонился к Буггу.

– Видишь Рукет? Видишь восхищение? Я же говорил!

Король уселся, улыбнулся королеве, уже сидящей на своем троне по левую руку короля, а потом откинулся на спинку, вытянув ноги…

– Не делай так, брат, – посоветовал Брис. – Видок отсюда…

Тегол сел прямо.

– Ох, совсем по-королевски.

– Вот кстати… – сказала Рукет.

– С радостью вижу, что ты серьезно скинула вес, Рукет. Очень мило. Так что там кстати?

– По поводу восхищения, о котором ты шептал Буггу.

– У тебя, как я понял, есть петиция?

– Я хочу спать с тобой. Хочу, чтобы ты обманул жену, Тегол. Со мной.

– И это твоя петиция?

– А чем плоха?

Заговорила Джанат:

– Обмануть не получится. Обман – это если за моей спиной. Измена, ложь, предательство. А я-то, между прочим, тут сижу, Рукет.

– Точно, – ответила Рукет, – обойдемся без этих мрачных подробностей. Свободная любовь для всех! – Она улыбнулась Теголу. – А именно для нас с тобой, государь. Ну не совсем свободная, ведь я рассчитываю, что ужином ты меня угостишь.

– Не могу, – ответил Тегол. – Никому больше не нужны мои деньги теперь, когда они у меня появились – так вроде всегда и бывает? Да и потом – флирт короля на публике? Какой пример я подам?

– Ты носишь одеяло, – указала Рукет. – И какой пример ты подаешь?

– Допустим, беспечной уверенности.

Рукет задрала брови.

– Очень многих твоя беспечная уверенность ужаснула бы. Но только, – добавила она с победной улыбкой, – не меня.

– Нижние боги, – вздохнула Джанат, почесав лоб.

– Так что за петиция? – спросил Тегол. – Ты ведь сейчас вовсе не представляешь гильдию Крысоловов, так?

– Вообще-то представляю. Ради дальнейшего развития связей. Как известно, секс – клей, скрепляющий общество, и я подумала…

– Секс? Клей? – Тегол подался вперед. – Вот теперь я заинтригован. Но отложим это ненадолго. Бугг, подготовь воззвание. Король будет иметь секс с каждой властной женщиной города, при условии, что она с определенностью подтвердит, что является женщиной – нужно разработать соответствующий метод оценки, подключи Королевских Инженеров.

– А зачем ограничиваться властными женщинами? – поинтересовалась у мужа Джанат. – Не забывай, какая власть существует в домашнем хозяйстве. И как насчет подобного воззвания от имени королевы?

Бугг заметил:

– Когда-то существовало племя, в котором вождь и его жена имели право переспать со всеми невестами и женихами накануне свадьбы.

– Правда?

– Нет, государь, – признал Бугг. – Я это только что выдумал.

– Если хочешь, я могу вписать это в нашу историю, – пробормотала Джанат с плохо скрываемым возбуждением.

Тегол поморщился.

– Моя жена выходит за рамки приличия.

– Просто добавила монетку в эту сокровищницу мерзкого идиотизма, любимый. Рукет, нам с тобой нужно присесть и немного потолковать.

– Я не толкую с женщинами, – объявила Рукет, выпрямившись и задрав подбородок.

Тегол хлопнул в ладоши.

– Все, еще одно собрание закончено! Что теперь? Я отправляюсь спать. – И, бросив быстрый взгляд на Джанат, добавил: – Со своей женой, разумеется.

– Мой дорогой муж, мы еще даже не поужинали.

– Поужинаем в постели! И можно пригласить… э, забудь.

Вперед вышел Брис.

– По поводу армии…

– Ох, вечно ты по поводу армии. Закажи еще сапоги.

– Я как раз об этом – мне снова нужны деньги.

– Бугг, дай ему еще денег.

– Сколько, государь?

– Сколько ему нужно на сапоги и что там еще.

– Не на сапоги, – сказал Брис. – На обучение.

– А что, обучаться будут босиком? Оригинально.

– Я хочу привлечь малазанцев, расквартированных в нашем городе. Этих «морпехов». Изучить их тактику. Я хочу реформировать вооруженные силы Летера. И нанять малазанских сержантов.

– А их адъюнкт на это согласна?

– Согласна. Ее солдаты начинают скучать, и это не есть хорошо.

– Да уж это понятно. Нам известно, когда они нас покинут?

Брис нахмурился.

– Ты меня спрашиваешь? Почему не спросить ее?

– Тогда внесем этот вопрос в повестку следующего собрания.

– Мне поставить в известность адъюнкт? – спросил Бугг.

Тегол поскреб подбородок и кивнул.

– Да, Бугг, это разумно. Очень разумно. Молодец.

– А что с моей петицией? – капризно спросила Рукет. – А то я разоделась вся вообще!

– Я подробно рассмотрю ее.

– Прекрасно. А пока – хотя бы Королевский Поцелуй?

Тегол заерзал на троне.

– Беспечная уверенность съежилась, мой дорогой муж? Она лучше тебя знает, что есть предел моему терпению.

– Ладно, – вмешалась Рукет, – ну хотя бы Королевская Прижималка?

– Прекрасная идея, – сказал Бугг, – прижать гильдии новыми налогами.

– Ясно, – отрезала Рукет. – Я ухожу. Еще одна отвергнутая королем петиция. И шайка только больше разгневается.

– Какая шайка? – спросил Тегол.

– Та, которую я собираюсь сколотить.

– Ты этого не сделаешь.

– Отвергнутая женщина – опасный противник, государь.

– Да поцелуй ее и прижми, мой дорогой муж. А я отвернусь.

Тегол вскочил на ноги и тут же сел обратно.

– Немного погодя, – ахнул он.

– Царственная осанка приобретает новый смысл, – прокомментировал Бугг.

Но Рукет улыбнулась.

– Будем считать это векселем.

– А что с шайкой? – спросил Бугг.

– Чудесным образом рассеялась ночным бризом, о канцлер – или кто ты там.

– Я – Королевские Инженеры; все разом. Да, еще казначей.

– И мучитель плевательниц, – добавил Тегол.

Все нахмурились.

Бугг сердито посмотрел на Тегола.

– Пока вы не сказали, я и не вспоминал.

– Что-то не так? – спросил Брис.

– Ах, брат, – сказал Тегол, – мы должны отправить тебя к адъюнкт – с предупреждением.

– Вот как?

– Бугг!

– Я провожу вас, Брис.

Когда они вышли, Тегол посмотрел на Джанат, на Рукет – обе все еще хмурились.

– Ну что?

– Что-то, о чем нам следует знать? – спросила Джанат.

– Вот именно, – согласилась Рукет, – и теперь я спрашиваю за всю гильдию Крысоловов.

– Ничего особенного, – ответил Тегол. – Пустяковый вопрос, уверяю тебя. Что-то по поводу угрозы богам и разрушительных гаданий. А теперь я готов к поцелуям и прижиманиям… нет, погодите. Несколько глубоких вдохов. Сейчас… да… нет, погодите.

– Мне поговорить о моей вышивке? – спросила Джанат.

– Да, это было бы замечательно, продолжай. Рукет, не уходи.

* * *

Лейтенант Порес открыл глаза. Верней, попытался открыть, но оказалось, что веки слишком опухли. Через узенькие щелочки он разглядел нависшую над ним фигуру. Задумчивое натийское лицо.

– Узнаешь меня? – спросил натиец.

Порес попытался ответить, но челюсть была плотно обмотана бинтом. Он кивнул и почувствовал, что шея раздулась вдвое против нормального размера. Или же голова съежилась.

– Мулван Трус, – назвал себя натиец. – Взводный лекарь. Жить будешь.

Он отклонился назад и сказал кому-то другому:

– Выживет, сэр. Хотя несколько дней ни на что не будет годен.

В поле зрения Пореса появился Капитан Добряк, бесстрастное лицо, как обычно, ничего не выражало.

– Вас ждет наказание, лейтенант Порес. Преступная тупость не пристала офицеру.

– Могу поспорить, таких полно, – пробормотал целитель, уходя.

– Ты что-то сказал, солдат?

– Нет, сэр.

– Значит, у меня со слухом что-то.

– Так точно, сэр.

– То есть полагаешь, я плохо слышу, солдат?

– Никак нет, сэр!

– Уверен, что полагаешь.

– У вас идеальный слух, капитан, вне всяких сомнений. Это я как целитель заявляю.

– Скажи-ка, – сказал капитан Добряк, – есть средство против выпадения волос?

– Сэр… да, разумеется.

– И какое?

– Побрейте голову. Сэр.

– Похоже, тебе заняться нечем, целитель. Тогда разберись во взводах своей роты и вылечи все недуги, на которые жалуются солдаты. Да, еще избавь всех от вшей и проверь кровавые волдыри на мошонках у солдат – я уверен, это зловещий симптом чего-то ужасного.

– Волдыри, сэр? На мошонках?

– Похоже, это у тебя со слухом что-то, а не у меня.

– Ну вряд ли тут что-то опасное или ужасное, сэр. Просто не надо их ковырять, а то кровь не остановить. Это от долгой езды верхом, сэр.

– Вот как.

…

– Целитель, ты еще тут?

– Виноват, сэр, уже бегу!

– Я жду подробный доклад о состоянии здоровья солдат.

– Есть, сэр! Проверка мошонок, понял.

Добряк снова наклонился к Поресу.

– Даже говорить не можешь? Тебе неожиданно повезло. Шесть осиных укусов. Ты уже должен был умереть. Почему не умер? Неважно. Похоже, ты упустил мелких. Теперь придется спускать с цепи пастушьего пса. И именно сегодня ночью. Поправляйся скорей, лейтенант, чтобы я мог содрать с тебя шкуру.

Выйдя из спальни, Мулван Трус помедлил, а потом быстрым шагом направился к сослуживцам в соседнюю спальню. Он вошел в комнату, оглядел солдат, лежащих на койках или играющих в кости, и с трудом заметил наконец между двумя койками высохшее черное лицо Непа Хмурого. Мулван направился к далхонскому шаману, который сидел, скрестив ноги, с неприятной улыбкой.

– Я знаю, что это ты устроил, Неп!

– А? Йди от мя!

– Это ты ведь проклятие на Добряка навел? Кровавые волдыри на яйцах!

Неп Хмурый закудахтал.

– Черна пуста болтовня, ха!

– Прекрати! Прекрати свою хрень, проклятье!

– Уж позняк! Не продут!

– А если он узнает, кто это натворил…

– Токо посмей! Свин! Натийский дран чилен! Ву бут ву бут!

Мулван Трус, не понимая, вытаращился на Непа. Потом бросил молящий взгляд на Шелкового Шнурка, вытянувшегося на соседней койке.

– Чего он сказал?

Второй далхонец вытянулся на спине, закинув руки за голову.

– Да Худ его знает, это, думаю, по-шамански, – сказал он и добавил: – Наверняка проклятия.

Натиец снова посмотрел на Непа Хмурого.

– Проклянешь меня, так я твои кости сварю, проклятый чернослив. И оставь в покое Добряка, а то все расскажу Бадану.

– Бедана нетути!

– Расскажу, когда вернется.

– Чилен!

Никто не назвал бы преду Норло Трамба самым проницательным, так что полдюжины летерийских охранников, его подчиненных, стоящих, дрожа, позади преды, вполне обоснованно боялись, что тупость Трамба будет стоить им всем жизни.

Норло воинственно хмурился на всадников – их было около дюжины.

– Война – это война, – повторял он, – и мы воевали. Люди погибли. Это не должно остаться безнаказанным.

Темнокожий сержант повел рукой в перчатке, и арбалеты были взяты на изготовку. Он сказал на летерийском с грубым акцентом:

– Еще раз. Последний. Они живы?

– Конечно, живы, – сказал, фыркнув, Норло Трамб. – У нас тут все как положено. Но поймите, они приговорены. К смерти. Мы ждем только служащего из Королевской адвокатуры – чтобы поставил печати на приказы.

– Никакой печати, – сказал сержант. – Никаких смертей. Освободите их. Мы сейчас же отбываем.

– Даже если смягчать наказание, – ответил преда, – нужна печать, чтобы их отпустить.

– Отпустите немедленно. Или мы убьем вас всех.

Преда вылупил глаза, потом повернулся к своим солдатам.

– Мечи наголо! – рявкнул он.

– Да ни за что, сэр, – сказал стражник Фифид. – Мы только рыпнемся, и нам конец.

Лицо Норло Трамба потемнело в свете ламп.

– Ты только что заработал трибунал, Фифид…

– Хоть жить буду, сэр.

– А остальные?

Никто из стражников ничего не сказал. И никто не обнажил меч.

– Убрать их, – прорычал сержант, сгорбившийся в седле. – Хватит миндальничать.

– Только послушайте этого невежественного иноземца! – Норло Трамб повернулся к малазанскому сержанту. – Я намерен отправить официальный протест прямо в Королевский Суд. И ты ответишь…

– Давай.

Слева от сержанта с седла соскользнул юный, странно женоподобный воин и положил руки на рукояти каких-то громадных фальшионов. Его темные глаза смотрели почти сонно.

Только тут что-то поползло по спине Трамба и свернулось червяком на шее. Он облизнул внезапно пересохшие губы.

– Спансерд, проводи этого малазанского… э… воина к клеткам.

– И?.. – спросил стражник.

– И выпусти заключенных, разумеется!

– Есть, сэр!

Сержант Бадан Грук позволил себе коротко выдохнуть – незаметно ни для кого – и с облегчением наблюдал, как стражник-летериец провожает Мертвоголова к тюремному блоку у гарнизонной стены.

Остальные морпехи сидели в седлах неподвижно, но Бадан носом чуял их напряжение, и пот заливал спину под кольчугой. Нет, никаких неприятностей он не желал. Тем более кровавой бани. Однако проклятый безмозглый преда чуть не довел до беды. Сердце гулко стучало в груди Бадана; он оглянулся на своих солдат. Круглое личико Драчуньи зарумянилось и покрылось потом, но она подмигнула Бадану, прежде чем поднять арбалет вверх и упереть приклад в мягкое бедро. Релико нянчил арбалет в одной руке, а вторую протянул, чтобы успокоить Большого Простака, который только теперь, похоже, понял, что на дворе что-то происходит, и вроде готов был открыть стрельбу по летерийцам – как только его развернут в нужном направлении. Худышка и Милый, бок о бок, нацелили тяжелые штурмовые арбалеты точно в грудь преды – а тот, похоже, был слишком туп, чтобы это заметить. Остальные тяжелые пехотинцы держались позади, очень хмурые, поскольку их оторвали от очередной пьянки в Летерасе.

Бадан Грук посмотрел на капрала Правалака Римма – на молодом лице он увидел то, что чувствовал сам. Проклятое чудо. То, на что он считал невозможным даже надеяться… они увидели…

Со стороны тюрьмы раздался лязг тяжелой двери. Все, и малазанцы, и летерийцы, не отрываясь, смотрели на четыре приближающиеся фигуры. Мертвоголов почти тащил свою ношу, как и летерийский стражник, Спансерд. Освобожденные узницы были очень плохи.

– Спокойно, Простак, – пробормотал Релико.

– Но это ж… они… я их знаю!

– Точно, – вздохнул тяжелый пехотинец. – Мы все знаем.

На узницах не было следов избиений или пыток. На пороге смерти они оказались всего лишь из-за заброшенности – самой изощренной пытки.

– Преда, – тихо позвал Бадан Грук.

Норло Трамб повернулся к нему.

– Теперь-то что?

– Вы не кормили их?

– Боюсь, осужденным полагается сокращенный рацион…

– И как долго?

– Ну я говорил, сержант, какое-то время мы ждали служащего Королевской адвокатуры. Несколько месяцев и…

Две стрелы пролетели у головы преды – справа и слева, – надрезав ему уши. Он завопил от неожиданности и тяжело уселся на землю.

Бадан протянул руку к напрягшимся гарнизонным стражникам.

– Стоять.

А потом, повернувшись в седле, сверкнул глазами на Милого и Худышку и сказал по-малазански:

– И не вздумайте перезаряжать! Тупоголовые саперы!

– Прости, – сказала Худышка. – У нас обоих как бы… рука дрогнула. – Она пожала плечами.

Милый протянул ей свой арбалет и спрыгнул с коня.

– Подберу стрелы – кто-нибудь видел, куда они улетели?

– Отскочили куда-то между вон теми строениями, – сказал Релико, показав подбородком.

Шок преды сменился гневом. Из ушей лилась кровь, он вскочил на ноги.

– Попытка убийства! Этих двоих я арестую! За это вы поплывете через канал!

– Не понимайт, – отозвался Бадан Грук. – Правалак, приведи еще коней. Надо было Труса взять с собой. Не думаю, что они смогут сидеть в седле. Крепко держите их с боков – поедем медленно.

Он внимательно смотрел на две хрупкие фигуры, буквально повисшие на сопровождающих. Сержант Уголек и ее сестра, Целуй. Выглядят, как… набедренная повязка Худа! Но живые.

– Нижние боги, – прошептал он. Они живы.

* * *

– А-а-ай! У меня нога отвалилась!

Банашар неподвижно сидел в кресле и смотрел, как тощая ящерка крутится на полу и стучит в пол ногой.

– Телораст! Помоги!

Вторая рептилия, примостившись на подоконнике, склоняла голову то вправо, то влево, словно пытаясь найти лучший ракурс.

– Бесполезно, Кердла, – сказала она наконец. – Так ничего не выйдет.

– Мне нужно выбраться!

– Откуда?

– Из состояния, где моя нога отвалилась!

Телораст быстро подвинулась по подоконнику поближе к Банашару.

– Эй, промокший жрец вина! Смотри сюда – на окно! Это я – умница. Тупица лежит на полу, видишь? Ей нужна твоя помощь. Нет, конечно, ты не в силах сделать ее не такой тупой – это даже не обсуждается. Дело в ее ноге. Связка оторвалась или что-то там еще. Она хрома, беспомощна, бесполезна. Она крутится по полу, даже смотреть больно. Понимаешь? О Червячок Червя-Богини, о гроза убивающей поклонников безглазой стервы земли! Банашар Пьяный, Банашар Мудрый, Мудро Пьяный. Прояви доброту и умение, почини мою подругу, мою дорогую сестру-тупицу.

– Наверное, ты знаешь ответ, – сказал Банашар. – Послушай, если жизнь – это шутка, то какого рода? Смешная, вроде «ха-ха»? Или типа «сейчас сблюю»? Умная шутка – или тупая, повторенная столько раз, что если и была смешной вначале, то давно перестала? Вызывающая смех или слезы? Сколько еще способов задать этот простой вопрос?

– Уверена, что ты можешь придумать еще сотни, добрый сэр. Расстриженный, отстраненный, духовно кастрированный жрец. Видишь эти жилы? Рядом с оторванной ногой… ох, Кердла, ты можешь не вертеться?

– Я раньше смеялся, – сказал Банашар. – Много смеялся. Задолго до того, как решил стать жрецом, разумеется. Увы, не было в этом решении ничего забавного. И в последовавшей жизни тоже. Годы и годы печального учения, ритуалов, церемоний, упражнений в магии. А Червь Осени ждала, так ведь? Готовила нам справедливую награду – жаль, что я пропустил веселье.

– Жалкий негодяй бессмысленной педантичности, сделай милость, протяни руку, дальше, ниже, еще чуть-чуть, ага! Достал! Жилы! Нога! Кердла, слушай, замри, прямо тут, нет, тут! Спасение близко!

– Не могу! Все плывет! Мир валится в Бездну!

– Да неважно! Видишь – твоя нога у него. Он смотрит на жилы. Мозги заработали!

– Там был сток, – сказал Банашар, держа костлявую ногу. – Под алтарем. Понимаешь, чтобы собирать кровь в амфоры – мы ее продавали. Обалдеть, за что только люди не платили, да?

– Что он делает с моей ногой?

– Пока ничего, – ответила Телораст. – Наверное, оглядывает. И думает. Ума у него не хватает, это правда. В левой мочке уха Не-Апсалар Апсалар больше ума, чем у этого соленого огурца. Но это неважно! Кердла, на передних конечностях, на руках то есть, подползи к нему ближе… да хватит крутиться! Остановись!

– Не могу! – раздался тонкий писк.

И Кердла продолжала вертеться.

– Старая кровь утекала, звонкая монета притекала. Мы бы смеялись, но это был бы невеселый смех. Скорее недоверие, да, и цинизм в отношении врожденной людской тупости. Однако мы скопили целые сундуки богатств – больше, чем можно представить. Хранилища трещали по швам. На это можно было купить даже смех. А кровь? Да любой жрец скажет, что кровь дешева.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, прояви милосердие, которое так презирала твоя бывшая богиня. Плюнь ей в лицо жестом доброй воли! Награда будет щедрой, очень щедрой!

– Богатства… – сказал Банашар. – Бесполезны.

– Другая награда, уж поверь. Настоящая, значимая, ценная, своевременная.

Банашар оторвал взгляд от изучения ноги и посмотрел в глаза Телораст.

– И какая же?

Рептилия кивнула черепом.

– Власть, мой друг. Больше власти, чем ты можешь представить…

– Что-то мне не верится.

– Власть делать что захочешь, с кем только захочешь! Власть извергается, проливается, пузырится и оставляет мокрые пятна! Настоящая награда, да!

– А если я поймаю тебя на слове?

– Все без обмана, как эта милая нога и жилы!

– Договор скреплен, – объявил Банашар.

– Кердла! Ты слышала?

– Слышала. Ты свихнулась? Мы не делимся! Никогда не делимся!

– Чш-ш… Он тебя услышит!

– Скреплен, – повторил Банашар, садясь прямо.

– О-ох, – завыла Кердла, вертясь быстрее и быстрее. – Доигралась! Телораст, ты доигралась!

– Это только слова, Кердла, клянусь!

– Скреплен, – снова повторил Банашар.

– А-а-ай! Трижды скреплен! Мы обречены!

– Расслабься, ящерка, – сказал Банашар, наклоняясь к вертящемуся созданию. – Скоро будешь плясать. – И добавил, схватив Кердлу: – И я тоже.

Держа в одной руке костлявую рептилию, а в другой – ногу, Банашар взглянул на молчаливого гостя, сидящего в тени, сверкая единственным глазом.

– Порядок, – сказал Банашар. – Теперь готов слушать.

– Я рад, – пробормотал Странник. – А то времени мало.

Лостара Йил сидела на краю койки, держа на коленях чашу с песком. Она втыкала лезвие ножа то в тыкву со срезанным верхом справа от себя, покрывая лезвие соком, то в песок, продолжая чистить.

Так она работала оружием уже два колокола, как делала и прежде. Столько раз, что и не сосчитать. Ее уверяли, что лезвие ножа уже не может стать чище, безупречнее, но она все еще видела пятна.

Ее пальцы огрубели от трения, покраснели, кожа потрескалась. Ладони болели. Руки словно отяжелели – как будто песок впитался в кожу, плоть и кость, начиная их превращение в камень. Возможно, со временем она перестанет чувствовать руки, и они будут висеть булавами. Но не бесполезными, нет. Ими она сможет хорошенько врезать миру – если от этого будет польза.

В дверь постучали эфесом меча, и через мгновение она распахнулась. Вошла Фарадан Сорт, обвела комнату взглядом и нашла Лостару Йил.

– Адъюнкт вызывает вас, – бесстрастно произнесла она.

Значит, пора. Лостара взяла тряпку и вытерла лезвие ножа. Капитан стояла в дверях, наблюдая.

Лостара поднялась, убрала оружие в ножны и взяла плащ.

– А вы в качестве конвоя? – спросила она, подходя к двери.

– Сегодня ночью у нас уже был один беглец, – ответила Фарадан, шагая по коридору в шаге позади Лостары.

– Да вы не всерьез.

– Не совсем, но сегодня я обязана сопровождать вас.

– Зачем?

Фарадан Сорт не ответила. В конце коридора они подошли к богато украшенным красным дверям, и капитан открыла их.

Лостара Йил вошла в зал. Потолок штаба адъюнкт – командного центра и заодно жилой квартиры – представлял собой хаотичное скопление карнизов, сводов и изогнутых балок. В результате он был затянут паутиной с высохшими мотыльками, пляшущими на сквозняке. Под центральным, странной формы маленьким куполом стоял громадный прямоугольный стол, а вокруг него – дюжина стульев с высокими спинками. У стены, противоположной дверям, под рядом высоких окон находился помост, ограниченный перилами. Вообще, Лостаре показалось, что более странной комнаты она в жизни не видела. Летерийцы называли ее Большой медицинский лекторий – этот крупнейший зал здания колледжа временно служил штаб-квартирой.

Адъюнкт Тавор стояла на помосте, глядя в окно с толстым стеклом.

– Вызывали меня, адъюнкт?

Тавор, не оборачиваясь, сказала:

– Капитан, на столе лежит табличка. На ней вы найдете имена тех, кто должен присутствовать на прочтении. На случай возражений от некоторых капитан Фарадан Сорт отправится в казармы с вами.

– Слушаюсь. – Лостара взяла со стола табличку и, пробежав глазами имена, написанные на золотом воске, задрала брови. – Адъюнкт… В этом списке…

– Отказы не принимаются, капитан. Свободны.

Снова оказавшись в коридоре, две женщины замедлились, увидев идущего навстречу летерийца. Неброско одетый, с простым длинным мечом в ножнах на поясе, Брис Беддикт не обладал выдающимися физическими данными; но ни Лостара, ни Фарадан Сорт не могли оторвать от него глаз. Даже мимолетный взгляд неизбежно возвращался к Брису, привлеченный чем-то неуловимым, но неотразимым.

Женщины расступились, пропуская Бриса.

Он остановился с почтительным полупоклоном.

– Простите, – обратился он к Лостаре, – мне нужно обратиться к адъюнкт, если это возможно.

– Разумеется, – ответила она, потянувшись, чтобы открыть дверь. – Просто заходите и назовите себя.

– Благодарю. – Короткая улыбка, и он вошел в зал, закрыв дверь за собой.

Лостара вздохнула.

– Да уж… – согласилась Фарадан Сорт.

И они отправились дальше.

Когда адъюнкт повернулась, Брис Беддикт поклонился и произнес:

– Адъюнкт Тавор, король шлет вам приветствия и наилучшие пожелания.

– Обязательно передайте ответный поклон, – сказала она.

– Непременно. Мне также поручено передать предупреждение, адъюнкт, в связи с сеансом гадания, намеченным у вас на эту ночь.

– Какое предупреждение и от кого, позвольте спросить?

– Существует Старший бог, – сказал Брис. – Он избрал двор Летераса своим храмом, если позволите так выразиться, – и так было в течение невесть скольких поколений. Чаще всего он выступал в роли консорта королевы и обычно носил имя Турудал Бризад. Разумеется, его истинная суть была скрыта; однако нет сомнений, что он – Странник, Господин плиток – это, как вам известно, летерийское соответствие вашей Колоде Драконов.

– Ага, начинаю понимать.

– Именно так, адъюнкт.

– И Странник видит в гадании – и в Колоде – угрозу, вмешательство?

– Адъюнкт, реакцию любого Старшего бога трудно предугадать; это особенно верно в отношении Странника, чьи отношения с судьбой и удачей весьма глубоки и запутанны.

– Я могу поговорить с этим Турудалом Бризадом?

– Старший бог не появлялся в этом образе с начала правления императора; и его не видели во дворце. Однако меня уверили, что он недалеко – возможно, обеспокоен вашими намерениями.

– Любопытно, кто же при дворе вашего короля способен знать о таком?

Брис замялся.

– Это Бугг, адъюнкт.

– Канцлер?

– Если вам он известен в такой ипостаси, то да, канцлер.

Во все время разговора адъюнкт оставалась на помосте, но теперь спустилась на четыре ступеньки, подошла ближе и устремила бесцветные глаза на Бриса.

– Бугг. Один из моих Высших магов считает его… как он выразился? Да. «Восхитительным». Но ведь Быстрый Бен сам необычен и склонен к странным, часто сардоничеким оценкам. Этот ваш канцлер – седа? Так у вас называются Высшие маги?

– Да, адъюнкт, так лучше всего рассматривать его.

Она какое-то время раздумывала и затем сказала:

– Хотя я вполне уверена в способности моих магов справиться с большинством опасностей… угроза со стороны Старшего бога, видимо, превосходит их возможности. А что насчет вашего седы?

– Бугга? Нет, не думаю, что его особенно пугает Странник. Увы, он намерен удалиться на сегодня, если вы будете проводить Прочтение. Как я уже сказал, моя задача – передать предупреждение и искреннее беспокойство короля Тегола о вашей безопасности.

Видимо, ее расстроили эти слова: она повернулась и медленно двинулась к прямоугольному столу, где снова обернулась.

– Благодарю вас, Брис Беддикт, – произнесла она с подчеркнутой официальностью. – К сожалению, я и так слишком долго откладывала это Прочтение. Нам необходимы указания, и настоятельно.

Брис склонил голову. Что затеяли эти малазанцы? Этот вопрос частенько возникал при дворе, да и по всему городу.

– Я понимаю, адъюнкт. Мы можем еще чем-то помочь?

Она нахмурилась.

– Даже не знаю, раз уж ваш седа отказывается присутствовать, даже в качестве наблюдателя.

– Полагаю, он не хочет, чтобы его присутствие оказало ненужное влияние на ворожбу.

Адъюнкт открыла рот, чтобы сказать что-то, но снова закрыла. И, кажется, ее глаза чуть расширились, прежде чем она отвернулась.

– Тогда о какой еще помощи может идти речь?

– Я готов предложить свои услуги в качестве Королевского меча.

Она взглянула с удивлением.

– А Странник не воспрепятствует вам, сэр?

Брис пожал плечами.

– По крайней мере, я в состоянии говорить с ним, обладая некоторым знанием – в отношении его истории среди моего народа и прочего.

– И вы пойдете на риск ради нас?

Брис помялся: ложь всегда была ему ненавистна.

– Никакого риска нет, адъюнкт, – выдавил он.

И прочел в ее глазах свое сокрушительное поражение.

– Учтивость и приличия требуют, чтобы я отказалась от вашего щедрого предложения. Однако, – добавила она, – скажу по-простому, что ваше присутствие будет весьма желательно.

Брис снова поклонился.

– Если вам нужно доложить королю, – сказала адъюнкт, – время еще есть – не много, но, думаю, достаточно для краткого отчета.

– Это не обязательно, – ответил Брис.

– Тогда, прошу вас, налейте себе вина.

Он поморщился.

– Благодарю, но вина я не пью, адъюнкт.

– Тогда вот кувшин эля – под столиком. Фаларский, как я понимаю – мне говорили, очень приличный.

Брис улыбнулся и увидел, как она вздрогнула – женщины часто так реагировали на его улыбку.

– Да, с удовольствием попробую, благодарю вас.

– Чего я терпеть не могу, так это самого твоего присутствия.

Сидящий напротив поднял глаза.

– Взаимно.

Таверна была полна явно высокосортной публики, кичащейся привилегиями. Груды монет, запылившиеся бутылки и сверкающие стеклянные кубки, ослепительно шикарные одеяния – по большей части вариации Королевского Одеяла, хотя, как правило, включающие узкую повязку, закрывающую бедра и пах. Некоторые щедро надушенные молодые люди были облачены в шерстяные штаны с одной штаниной по колено.

В клетке неподалеку от стола, за которым сидели два малазанца, две птицы обменивались гортанными замечаниями – совершенно невыразительным тоном. Короткоклювые, желтоперые, с серыми головками, они были размером со скворца.

– Может, и так, – сказал первый малазанец, отхлебнув крепкого вина, – но все равно вещи разные.

– Это ты так считаешь.

– Так и есть, идиот лопоухий. Во-первых, ты был мертв. У тебя под задницей рванула проклятая «ругань». От одежды, в которой ты сидишь сейчас, остались только клочки. Обрывки. Горстка пепла. Знать не хочу, как хороши швеи у Худа – и сколько их сейчас у него, – никто не смог бы сшить все обратно – и, разумеется, не видно никаких стежков, кроме тех, что были изначально. Твоя одежда невредима. И ты сам.

– Что ты хочешь сказать, Быстрый? Что я восстановился в клетке Худа? Я даже выручил Ганоэса Парана и какое-то время ехал с тригалльцами. Мертвый может вытворять разные… штуки.

– Вообще-то это зависит от силы воли…

– Мостожоги взошли, – сказал Вал. – Это все Скрип – я ни при чем.

– Так ты – их посланник?

– Возможно. Не то чтобы мне кто-то приказывал…

– Скворец?

Вал неловко двинулся на стуле, отвел взгляд и пожал плечами.

– Смешно.

– Что?

Сапер кивнул в сторону птиц в клетке.

– Это ведь джараки? Типа скворцы?

Быстрый Бен опустил голову и постучал костяшками пальцев по лбу.

– Или это какой-то гейс? Заклинание ускользания? Или обычная, так знакомая упертая тупость?

– Ну, давай, – хмыкнул Вал, потянувшись за элем, – поговори сам с собой.

– Ты избегаешь определенных тем, Вал. Есть секреты, которые ты не хочешь выдавать, и от этого я нервничаю. И не только я…

– Скрип всегда нервничает из-за меня. И ты всегда. Полагаю, во всем виноваты моя потрясающая внешность и обаяние.

– Перестань, – неторопливо произнес Быстрый Бен. – Я говорю об адъюнкт.

– А она-то почему нервничает? – спросил Вал. – Снова-здорово! Эту женщину невозможно понять – ты и сам всегда так говоришь, Быстрый. – Он подался вперед, прищурившись. – Есть новости? О том, куда мы идем? Что, во имя Худа, мы будем делать дальше?

Маг молчал.

Вал выпростал руку из-под накидки, почесал за ухом и, довольный, откинулся на спинку стула.

Через мгновение у их стола остановились двое. Подняв взгляд, Вал застыл с виноватым видом.

– Высший маг, сапер, – объявила Лостара Йил. – Адъюнкт требует вашего немедленного присутствия. Будьте любезны следовать за нами.

– И я? – взвизгнул Вал.

– Ваше имя первое в списке, – сказала Фарадан Сорт с жесткой улыбкой.

– Ну вот и получи, – прошипел Быстрый Бен.

Когда четыре иноземца ушли, одна из птиц в клетке сказала:

– Я чую смерть.

– А вот и нет, – каркнула другая.

– Я чую смерть, – упорствовала первая.

– Нет. Ты чуешь мертвеца.

Через мгновение первая подняла крыло и спрятала под него голову, потом снова выглянула.

– Извини.

Через плетеные ивовые прутья стенки загона капитан Добряк и виканский пастуший пес Кривой, оскалившись, глядели друг на друга.

– Слушай меня, песик, – говорил Добряк. – Я хочу, чтобы ты нашел Синн и Свища. Начнешь шалить, попытаешься вцепиться мне в горло – и я тебя проткну. Насквозь, от пасти до задницы. Отпилю голову и утоплю ее в реке. Отрублю лапы и продам уродливым ведьмам. Сниму с тебя шкуру и нарежу на гульфики для раскаявшихся сексуальных маньяков, ставших священниками и прячущих кое-что под койками. И все это я проделаю, пока ты будешь еще жив. Понятно?

Губы на покрытой шрамами, изуродованной морде оттянулись еще дальше, открывая кроваво-красные раны от осколков клыков. В дырках пузырилась алая пена. Над разбитой пастью горели глаза Кривого – словно два тоннеля в мозг повелителя демонов, полные яростно закрученного безумия. На заднице пса безостановочно вертелся обрубок хвоста, словно зверя одолевали очень приятные мысли.

Добряк стоял, держа в руке плетеный поводок с петлей на конце.

– Эту штуку я надену тебе на голову, пес. Начнешь сопротивляться – и я подвешу тебя повыше и буду со смехом наблюдать, как ты дергаешься. Да я изобрету сотню новых способов убийства и все испробую на тебе. – Капитан помахал кожаной петлей.

Спутанный клубок веточек, волос и комков грязи, лежавший сбоку от загона – и рычавший сам по себе, – вдруг рванулся вперед короткими прыжками и затем взвился в воздух; остренькие зубки нацелились на горло капитана.

Тот взмахнул левым кулаком, перехватив собачонку в полете. Приглушенный хруст, маленькие челюсти схватили пустоту, и хэнская собачка по прозвищу Таракан, резко изменив курс, приземлилась, подпрыгнула несколько раз рядом с Кривым и улеглась, тяжко дыша и высунув розовый язык.

За время этой сцены Добряк и пастуший пес не сводили друг с друга глаз.

– Да провались поводок, – сказал через мгновение капитан. – Плевать на Синн и Свища. Поступим проще. Я достану меч и порублю тебя на куски, пес.

– Не надо! – раздался голос у него за спиной.

Обернувшись, Добряк увидел Свища, а за ним и Синн. Они стояли, переступив порог стойла и глядя с невинным видом.

– Очень кстати, – сказал капитан. – Адъюнкт требует вас обоих.

– Прочтение? – спросил Свищ. – Нет, мы не можем.

– Но пойдете.

– Мы думали спрятаться в старом доме Азатов, – сказал Свищ, – но не получится…

– Почему? – спросил Добряк.

Свищ покачал головой.

– Мы не хотим уходить. Это было бы… нехорошо.

Капитан поднял поводок с петлей.

– Или по-хорошему, или по-плохому, щенки.

– Синн вас поджарит!

Капитан фыркнул.

– Она? Скорее сама сейчас обмочится, судя по ее роже. Ну что, сами пойдете или по-моему? Догадываетесь, как мне больше нравится?

– Азаты… – начал Свищ.

– Не моя забота, – отрезал Добряк. – Хотите поныть, приберегите для адъюнкт.

Они вышли наружу.

– Вас ведь все ненавидят, – сказал Свищ.

– И правильно, – ответил Добряк.

Она встала со стула, поморщившись от боли в пояснице, и поковыляла к двери. Знакомых у нее было мало: только маленькая повитуха, попадавшаяся на каждом шагу в облаке паров д’баянга, от которых слезились глаза, и живущая дальше по улочке старушка, которая почти каждый день пекла для нее что-нибудь. Время позднее, и стук в дверь был неожиданностью.

Сэрен Педак, бывший аквитор, открыла дверь.

– О, – сказала она, – здравствуйте.

Старик поклонился.

– Госпожа, как ваше здоровье?

– Ну, строительные работы мне больше не нужны, сэр…

– Аквитор…

– Я больше не…

– Ваша должность все еще в королевском штате, – перебил он, – и вы по-прежнему получаете жалованье.

– Я дважды пыталась отказаться от того и от другого. – Она замолчала и наклонила голову. – Простите, но откуда вам это известно?

– Мои извинения, аквитор. Меня зовут Бугг, и среди прочего я ныне исполняю обязанности королевского канцлера. Ваши прошения были зарегистрированы и подшиты к делу, а впоследствии отвергнуты мною. – Он поднял ладонь. – Не переживайте, вас не погонят из дома продолжать работу. Вы, по сути, в отставке и будете получать пожизненную пенсию, аквитор. В любом случае, – добавил он, – я пришел не по этому вопросу.

– Да? Тогда, сэр, чего вы желаете?

– Позволите войти?

Она отступила в сторону, пропуская его, заперла дверь и провела гостя в просто обставленную гостиную.

– Прошу, присаживайтесь, канцлер. Я раньше вас не видела, поэтому не смогла связать с добрым господином, который помог передвинуть несколько камней. – Она помолчала. – Если верны слухи, вы когда-то были слугой короля, это так?

– Верно, был. – Бугг дождался, пока она усядется на стул, и сел на второй. – Аквитор, вы на шестом месяце?

Она вспыхнула.

– Да. А это вы в каком деле вычитали?

– Простите меня, – ответил он. – Я сегодня необычайно неуклюж. Ну то есть в вашем присутствии.

– Прошли те времена, когда я пугала кого-нибудь, канцлер.

– Ну что ж, возможно… дело не совсем в вас, аквитор.

– Меня должно успокоить, что вы забираете назад комплимент?

– А теперь вы со мной играете.

– Да. Канцлер, прошу вас, о чем идет речь?

– Думаю, будет лучше, если вы будете думать обо мне в другой ипостаси, аквитор. Вместо «канцлер» могу ли я предложить «седа»?

Сэрен широко раскрыла глаза.

– Ага. Хорошо. Похоже, у Тегола Беддикта действительно был удивительный слуга.

– Я пришел, – сказал Бугг, скользнув взглядом по ее раздувшемуся животу, – предложить своего рода… защиту.

Она почувствовала внутри тень страха.

– Мне? Моему ребенку? Защиту от чего?

Бугг подался вперед, сцепив пальцы.

– Сэрен Педак, отец вашего ребенка – Трулл Сэнгар. Тисте эдур, брат императора Рулада. Но не только.

– Да, – сказала она, – он был моим любимым.

Бугг отвел взгляд и кивнул.

– Существует подобие плиток – оно состоит из Домов, это структура, представляющая различные силы вселенной. И называется она Колода Драконов. В рамках Колоды Домом Тени – в настоящий момент – правят не тисте эдур, создавшие это царство, а новые сущности. В Доме есть Король, пока нет Королевы, а под Королем Высокого Дома Тени есть разнообразные… прислужники. Ими то и дело становятся смертные.

Сэрен слушала, а во рту у нее пересохло. Она смотрела, как переплетаются пальцы Бугга и как он отводит взгляд.

– Смертные, – повторила она.

– Да, аквитор.

– Трулл Сэнгар.

– Рыцарь Тени.

– Похоже, жестоко позаброшенный.

– Не по своей воле и не случайно, аквитор. Эти Дома вовлечены в войну, и война разрастается.

– Трулл ведь не выбирал такого звания?

– Нет. Выбор в таких вещах не имеет значения. Пожалуй, даже сами Господин и Госпожа Дома на деле не столь всемогущи, как считается. То же самое, конечно, можно сказать о богах и богинях. Контроль – иллюзия, обманка, которая льстит надменному бахвальству.

– Трулл мертв, – сказала Сэрен.

– Однако Рыцарь Тени жив, – ответил Бугг.

Ужас нарастал внутри Сэрен, ледяной прилив заполнял ее, топил мысли одну за другой; холодный страх охватил ее.

– Наше дитя, – прошептала она.

Взгляд Бугга стал жестким.

– Странник виноват в смерти Трулла Сэнгара. Аквитор, сегодня ночью Колода Драконов пробудится в этом городе. И это пробуждение – прямой вызов Страннику, вызов на битву. Готов ли он? Хватит ли у него сил на ответный удар? Зальет ли эту ночь кровь смертных? Не могу сказать. Одно я хочу предотвратить, Сэрен Педак: чтобы Странник ударил по врагам через ребенка, которого вы носите.

– Этого недостаточно, – прошептала она.

Бугг задрал брови.

– Аквитор?

– Я говорю, что этого недостаточно! Кто этот король Высокого дома Тени? Как он смеет заявлять права на моего ребенка! Призовите его, седа! Сюда! Немедленно!

– Призвать? Аквитор, даже если бы я мог, это… прошу, вы должны понять. Призвать бога – даже всего лишь частью его духа – значит полыхнуть сигнальными огнями, такими, что увидит не только Странник, но и остальные силы. А сегодня ночью, аквитор, мы никак не должны привлекать к себе внимание.

– Нет, это вы должны понять, седа. Если Странник захочет навредить моему ребенку… может, вы и седа, но ведь Странник – бог. Который уже убил моего любимого – Рыцаря Тени. Вас будет недостаточно. Мой ребенок должен стать новым Рыцарем Тени? Тогда Высокий Король Тени должен прийти сюда – сегодня; пусть защитит своего Рыцаря!

– Аквитор…

– Призовите его!

– Сэрен… Меня хватит. Против Странника. Против любого проклятого идиота, который рискнет подобраться к вам, меня хватит.

– Это бессмыслица.

– Тем не менее.

Она смотрела на него, не в силах скрыть неверие и ужас.

– Аквитор, в городе есть и другие силы. Древние, мягкие, но все же могущественные. Станет ли вам спокойнее, если я призову их от вашего имени? От имени вашего еще не рожденного сына?

Сын. Значит, красноглазая повитуха была права.

– Они послушают вас?

– Уверен.

Через мгновение она кивнула.

– Хорошо. Однако, седа, после сегодняшней ночи… я хочу говорить с этим Королем Тени.

Он поежился.

– Боюсь, такая встреча вам не понравится, аквитор.

– Это я сама решу.

Бугг вздохнул.

– Да будет так, аквитор.

– Когда вы позовете друзей, седа?

– Уже.

Лостара Йил говорила, что их будет одиннадцать, не считая самого Скрипача. Безумие. Одиннадцать участников прочтения. Флакон искоса взглянул на Скрипача, пока они шагали по улице за двумя женщинами. Вид у того был нездоровый: мешки под глазами, рот перекошен в гримасе. Темные корни волос на голове и бороды превращали седые концы в какую-то ауру, в намек на хаос.

Геслер и Ураган тяжело ступали следом. Слишком напуганные, чтобы привычно спорить друг с другом. Они чем-то напоминали супружескую пару. Возможно, чуяли надвигающуюся беду; Флакон был уверен, что эти двое морпехов отличаются от других не только золотистой кожей. Ясно, что какая бы судьба ни распоряжалась, она наугад отбирала некоторых из толпы. У Геслера и Урагана на двоих вряд ли можно было наскрести один целый мозг.

Флакон попытался представить, кто еще будет присутствовать. Разумеется, адъюнкт и Лостара Йил, сам Скрипач, еще Геслер и Ураган. Возможно, Кенеб – он ведь был в прошлый раз? И не вспомнить уже – та ночь теперь была как в тумане. Быстрый Бен? Вероятно. Блистиг? Что ж, кислый жалкий ублюдок может подсобить. Или все испортить. Синн? Упасите боги…

– Это ошибка, – пробормотал Скрипач. – Флакон, что ты ощущаешь? Скажи правду.

– Хочешь правду? В самом деле?

– Флакон!

– Ладно, я слишком напуган, чтобы туда идти, – это старый город, сержант. Тут есть… кто-то. Кто спал до сих пор. То есть все время, пока мы тут.

– А теперь они просыпаются.

– Точно. И держат нос по ветру. Это прочтение, сержант, такая же дурная идея, как ругаться именем Опоннов, сидя на коленях Худа.

– Думаешь, я не знаю?

– А можешь все отменить, сержант? Просто сказать, что ничего не выйдет, все заперто или вроде того?

– Вряд ли. Просто не поможет.

– И, значит, никак не остановить.

– Нет.

– Сержант…

– Что?

– Мы раскроемся, ужасно раскроемся. Как будто подставляем глотки кому-то – похоже, не дающему пощады. И как же нам защищаться?

Скрипач бросил на него взгляд и двинулся ближе. Впереди уже виден штаб; время на исходе.

– Я ничего не могу поделать, Флакон. Разве что голову потерять, а если повезет, и кого-то из этих гадов с собой захватить.

– Сядешь на «ругань», да?

Скрипач поправил кожаную сумку на плече, для Флакона такого подтверждения было достаточно.

– Сержант, когда войдем, позволь мне последний раз попробовать ее отговорить.

– Будем надеяться, она хотя бы число не изменит.

– Ты о чем?

– Одиннадцать – плохо, двенадцать – хуже. Но тринадцать – катастрофа. Тринадцать – плохое число для прочтения. Не надо тринадцать, только не это…

– Лостара сказала – одиннадцать, сержант. Одиннадцать.

– Ладно, – сказал Скрипач и вздохнул.

Когда в дверь снова постучали, Бугг поднял руку.

– Позвольте мне, аквитор.

Дождавшись ответного кивка, он поднялся и пошел встречать новых гостей.

Сэрен Педак услышала голоса и, подняв глаза, увидела, как седа входит с двумя замызганными фигурами: мужчиной и женщиной, одетыми в лохмотья. Они остановились, перешагнув порог, и на Сэрен Педак понеслось облако вони от грязи, пота и алкоголя. Ее чуть не стошнило, когда ее обдала терпкая смесь ароматов. Мужчина улыбнулся, обнажив зеленоватые зубы под массивным носом с красными прожилками.

– Приветствую, Махиби! Есть чего выпить? Да ладно, – и он торжественно взмахнул глиняной фляжкой в грязной руке. – Милка-кружка, надыбай нам бокалы, ага?

Бугг поморщился.

– Аквитор, это Урсто Хубатт и Пиносель.

– Мне не нужен бокал, – сказала Сэрен Педак женщине, которая рылась в буфете.

– Как желаете, – откликнулась Пиносель. – Только все веселье поломаете. Как обычно. Пузатые женщины всегда веселье ломают – вечно носятся, как божий дар. Чопорная корова…

– Я не хочу терпеть этот бред. Бугг, уберите их отсюда. Сейчас же.

Урсто подошел к Пиносель и постукал ее по уху.

– Веди себя прилично! – Потом снова улыбнулся Сэрен Педак. – Ревнует, понимаете? Мы пробовали, пробовали. Но она сама – как морщинистый мешок, да и я не лучше. Вялый, как сосок, и никакая страсть не помогает. Только и теку тонкой струйкой. – Он подмигнул. – Конечно, кабы вы вместо нее…

Пиносель фыркнула.

– От такого приглашения у любой женщины случится выкидыш. Хоть у беременной, хоть нет!

Сэрен поглядела на Бугга.

– Вы это не всерьез.

– Аквитор, эти двое – остатки древнего пантеона богов, которым поклонялись первые жители поселений, погребенных в многочисленных слоях под Летерасом. По сути, Урсто и Пиносель – первые, Господин и Госпожа вина и пива. Они появились в результате возникновения сельского хозяйства. Пиво явилось раньше хлеба, как первый продукт из окультуренных растений. Чище воды и очень питательное. Первое вино делалось из дикого винограда. Эти два существа – стихийные силы в истории человечества. Другие занимались разведением животных, первыми орудиями из камня, кости и рога, созданием музыки, танца и сказаний. Рисунков – на каменных стенах и на шкурах. Все это решающие моменты истории.

– И тогда, – спросила Сэрен Педак, – что же с ними случилось?

– Вдумчивое и уважительное использование их аспектов сменилось распущенностью и беззаботностью. Пропало уважение к их дарам, аквитор. И чем постыднее использовались их дары, тем больше осквернялись дарители.

Урсто рыгнул.

– Да мы не против, – сказал он. – Куда хуже, коли нас поставят вне закона, мы ж тогда станем злом, а мы не хотим быть злом, правда, овсяночка?

– Нас все время преследуют, – прорычала Пиносель. – Ну чего, наполним бокалы. Старший?

– Половинку, пожалуйста, – сказал Бугг.

– Простите, – сказала Сэрен Педак. – Седа, вы только что описали этих пьянчуг как самых первых богов. Но Пиносель назвала вас «Старший».

Урсто загоготал.

– «Седа»? Овсянинка, слыхала? Седа! – Он шагнул ближе к Сэрен Педак. – О круглая благословенная Махиби, мы, может, и старые – я и Пиносель – по сравнению с такими, как вы. Но рядом вот с ним – мы просто дети! Старший, да, Старший – как в «Старший бог»!

– Пора праздновать! – возликовала Пиносель.

Скрипач остановился у порога. И уставился на летерийского воина, стоящего у громадного стола.

– Адъюнкт, а его тоже приглашали?

– Прошу прощения, сержант?

Он показал.

– Королевский меч, адъюнкт. Он был в вашем списке?

– Нет. Тем не менее он останется.

Скрипач хмуро посмотрел на Флакона, но промолчал.

Флакон оглядел присутствующих и пересчитал.

– Кого не хватает? – спросил он.

– Банашара, – ответила Лостара Йил.

– Он скоро будет, – сказала адъюнкт.

– Тринадцать, – пробормотал Скрипач. – Нижние боги. Тринадцать.

Банашар остановился в переулке и поднял глаза к небу. Слабые отблески света из разных зданий и от уличных фонарей не могли затмить сияния звезд. Как же он хотел убраться из этого города. Найти вершину горы в сельской местности, где можно лежать на траве с восковой табличкой в руках. Луна, только показавшись, уже внушала беспокойство. А от этой новой россыпи звезд становилось совсем не по себе: полосы, похожие на бледно-зеленые лезвия мечей, поднимались с юга, пронзая старые привычные созвездия Пояса Ричера. Трудно сказать точно, но, похоже, эти мечи становятся больше. И ближе.

Их тринадцать – по крайней мере, столько он мог разглядеть. Возможно, есть и еще, только слишком бледные, чтобы преодолеть сияние города. Банашар подозревал, что точное их число важно. Существенно.

Вот в Малазе, полагал Банашар, небесные мечи даже не видны. По крайней мере, пока.

Небесные мечи, вы ищете земное горло?

Он бросил взгляд на Странника. Если кто и может ответить на этот вопрос, это он. Самопровозглашенный Господин плиток. Бог неудачи, игрок в судьбы. Жалкое создание. Но, вне всяких сомнений, могущественное.

– Что-то не так? – спросил Банашар, разглядев мертвенно-бледное, покрытое потом лицо Странника.

Единственный глаз уставился на него, а потом скользнул в сторону.

– Твои союзники меня не заботят, – сказал Странник. – Но пришел еще один и теперь поджидает нас.

– Кто?

Странник поморщился.

– Меняем план. Ты ступай первым. Я подожду полного пробуждения Колоды.

– Мы договорились, что ты просто остановишь все до начала. И все.

– Я не могу. Не сейчас.

– Ты уверял, что сегодня ночью не будет насилия.

– И это правда, – ответил бог.

– А теперь кто-то встал у тебя на пути. Странник, тебя переиграли.

Одинокий глаз полыхнул гневным огнем.

– Это ненадолго.

– Я не хочу, чтобы пролилась невинная кровь – кровь моих товарищей. Забери своего врага, если хочешь, но никого больше, понял меня?

Странник оскалился.

– Тогда убери их с моего пути.

Через мгновение Банашар пошел дальше, направляясь ко входу в здание. Шагов через десять он снова остановился, сделал несколько глотков вина и продолжил движение.

Но в этом же и сложность с «мостожогами», так ведь?

Никто не может их убрать с чьего бы то ни было пути.

* * *

Стоя неподвижно в тени переулка – после того, как бывший жрец вошел внутрь, – ждал Странник.

Тринадцатый игрок в ночной игре.

Знай он это – сумей пронзить взглядом туман, сгустившийся в ужасной палате, и пересчитать присутствующих, – повернулся бы, забыв обо всех своих планах. Нет, он сбежал бы в горы.

Вместо этого бог ждал, лелея в своем сердце убийство.

А городские песочные часы и полоски фитилей – бесчувственные и безразличные ко всему, кроме неизбежного течения времени – приближали бой колоколов.

Который объявит о наступлении полуночи.