Читать книгу «...И ад следовал за ним» - Стивен Хантер - Страница 3

Хотя Сэм любил Новый Орлеан, его пребывание в городе было по-профессиональному скромным. Отказавшись от всех соблазнов, он снял номер в гостинице, поужинал в столовой и лег спать пораньше, предварительно тщательно составив перечень всех расходов, чтобы впоследствии отчитаться перед своим клиентом. На следующее утро Сэм нанял машину с водителем и начал долгий путь по федеральному шоссе №90, извивающемуся вдоль побережья.

Луизиана быстро осталась позади, и начался Миссисипи. Поездка, по крайней мере вначале, оказалась очень приятной. Водитель по имени Эдди молчал, а в большом «кадиллаке» было уютно.

– Это модель тысяча девятьсот сорокового года, – объяснил Эдди. – Самая последняя и самая лучшая.

И это были все слова, которые он произнес в дороге.

Сэм снял и аккуратно свернул пиджак, закатал рукава рубашки и положил соломенную шляпу на сиденье рядом с собой, подставляя лицо освежающему ветерку, который врывался в открытое окно большого черного автомобиля. Разумеется, галстук он даже не ослабил; в конце концов, всему есть свои пределы. Но он достал любимую трубку, раскурил ее и стал просто смотреть в окно. Справа от дороги голубые волны залива ласково набегали на белый песок. Машина проносилась мимо маленьких красивых городков, похожих друг на друга и в то же время неповторимых, быстро осваивающих курортный бизнес, который только начинал разворачиваться в здешних местах. Чистые, залитые солнцем города Галфпорт и Билокси полностью переключились на обслуживание туристов. На бесконечных пляжах загорали парочки, красивые и не очень. Ветерок с моря трепал пляжные зонтики, а в домах вдоль шоссе сдавались комнаты, причем нередко «с бесплатным телевизором», как гордо сообщалось на табличках.

Но за Билокси все переменилось. Сюда уже никто не приезжал ради солнца и песка, и пляжи оставались нерасчищенными. Манго, папоротники, низкорослые сосны и прочая растительность, чьей единственной отличительной чертой был сочный зеленый цвет, спускались к узкой полоске шоссе, идущей вдоль самой воды – которая, как показалось Сэму (быть может, это была лишь игра воображения), сменила оттенок с беззаботно-голубого на грязно-бурый. В воде висел осадок, придававший реке вид огромной сточной канавы. Это впечатление подкреплялось висящим в воздухе резким химическим запахом.

Паскагула, как выяснилось, была достаточно крупным промышленным центром. Здесь господствовали целлюлозно-бумажные комбинаты; на втором месте шли судостроительные верфи. В прошлом город бился изо всех сил, развивая производство, однако сейчас наступили трудные времена. Бумажная промышленность переживала спад, а строительство кораблей прекратилось с окончанием войны. Теперь Паскагула представляла собой печальное зрелище; бум военных лет закончился, но все успели почувствовать вкус к большим, легким деньгам.

И опять-таки, быть может, у Сэма просто разыгралось воображение, однако ему повсюду виделись отчаяние и обреченность. Улицы оставались пустынными; никто не подкрашивал облупившиеся вывески; торговля замерла. Немилосердно пекло испепеляющее солнце, и от зловония бумажных комбинатов болела голова.

– Сэр, вам нужно какое-то конкретное место? – спросил Эдди. – Или вас отвезти в гостиницу?

Сэм взглянул на часы. Времени было всего одиннадцать часов утра. Да, он с удовольствием отправился бы в гостиницу, сытно пообедал бы в комнате с мощным вентилятором или, быть может, даже с кондиционером, а потом соснул часок-другой. Однако Сэм решительно прогнал подобные мысли. У него был жесткий подход ко всему, но в первую очередь к долгу и ответственности.

– Нет, Эдди, меня ждут дела. Ты… э… хорошо знаешь город?

– Не особенно, сэр. Я из Нового Орлеана. Не люблю бывать в этих жарких маленьких городках.

– Что ж, в таком случае, полагаю, нам лучше всего начать с муниципалитета или полицейского участка. Перед тем как двинуться дальше, мне бы хотелось переговорить с официальными властями.

– Да, сэр. Думаю, тут я смогу вам помочь.

Эдди достаточно быстро отыскал то, что было нужно Сэму: на одной стороне улицы стояла городская ратуша, а напротив нее здание полицейского участка с припаркованными возле него мотоциклами и патрульными машинами.

Сэм решил первым делом обратиться в административные органы, оставив правоохранительные на потом. Он надел пиджак, затянул все, что можно было затянуть, поправил все, что можно было поправить, и водрузил на голову шляпу, как подобало его положению и достоинству. Эдди высадил его перед помпезной лестницей, ведущей к довольно убогой двери. Поднявшись по ступеням, Сэм прошел между изваяниями двух героев-конфедератов, взиравших на залив.

Войдя в вестибюль, он справился у клерка за столом, получил указания и пошел по коридору, разыскивая кабинет городского прокурора. Найти его оказалось нетрудно, и Сэм, шагнув в стеклянные двери с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ», очутился в просторной приемной с кожаными креслами и иллюстрированными журналами на столике. В приоткрытую дверь с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ЦВЕТНЫХ» была видна другая приемная, обставленная убогой мебелью и забитая несчастными неграми. Сэм повернулся к сидящей за письменным столом секретарше, белой женщине с аккуратно уложенными волосами, которая заправляла здесь всем по праву сурового лица и обилия косметики.

Он протянул свою визитную карточку.

– Да, сэр?

– Мэм, мне хотелось бы узнать, смогу ли я переговорить с мистером… – Сэм замялся, вспоминая фамилию на табличке, – с мистером Каррузерсом.

– По какому вопросу вы хотите с ним встретиться? – спросила секретарша, одарив его южной улыбкой, которая ровным счетом ничего не значила.

– Мэм, я сам долгое время работал прокурором и лишь недавно оставил свою должность вследствие недоразумения на выборах. Мне хотелось бы переговорить со своим коллегой.

– Вы отсюда, из Миссисипи?

– Нет, мэм. Я приехал к вам издалека. Западный Арканзас, округ Полк. Все это указано в карточке.

– Хорошо, я сейчас узнаю.

В конце концов к Сэму вышел не Каррузерс, а некий мистер Редфилд, заместитель городского прокурора. Подчеркнуто не обращая внимания на толпящихся в приемной чернокожих, он сердечно пожал Сэму руку и провел его в маленький уютный кабинет. Пока они шли, Сэм лихорадочно рылся в памяти и наконец понял, почему Редфилд согласился его принять: они встречались в 1941 году на каком-то съезде в Атлантик-Сити, на котором собрались прокуроры провинциального Юга незадолго до начала войны.

– Рад видеть, что вы вернулись живым и здоровым, мистер Редфилд, – сказал Сэм.

– Увы, мне так и не дали возможность отправиться на войну, – ответил тот, открывая дверь в маленький уютный кабинет. – Все четыре года, пока вы, ребята, развлекались, я проторчал здесь, разбираясь с теми, кто уклонялся от призыва. Где вы встретили победу? В Европе, не так ли?

– Да. Я служил в артиллерии.

– Получили какие-нибудь награды?

– Да нет, я просто делал свое дело. Рад, что возвратился домой целым и невредимым.

Достав из шкафчика бутылку бурбона, Редфилд налил себе и гостю. Бурбон оказался замечательным. Редфилд и Сэм уселись в кресла и принялись болтать о том давно минувшем съезде, обсуждая его участников, вспоминая, кто умер, кто развелся, кто ушел на пенсию, кто разбогател, кто стал бедным. После этого Редфилд аккуратно перешел на местные политические новости и сплетни, поговорил о своих шансах получить хорошую должность на следующих выборах, мол, не лучше ли подождать 1956 года, и обсудил местные условия, признавшись со смехом, что спасти положение дел может лишь приход на Юг какой-нибудь похоронной компании с Севера, которая занимается производством водонепроницаемых гробов и сможет дать работу оставшимся без дела судовым плотникам. А пока что вся надежда на то, что правительство потеряет у берегов Кореи так много эсминцев, что придется строить новые. На самом деле Сэму все это было совершенно безразлично, но именно так делаются дела на Юге. Наконец после десятисекундной паузы вторая порция бурбона возвестила о том, что время пришло, и Сэм изложил свое дело.

Он рассказал все, в заключение поделившись своим беспокойством относительно предстоящей поездки.

– Ну, – сказал Редфилд, – если честно, я мало что могу сообщить о Фивах. Это вверх по реке, и между нами еще два округа. По пути ничего, кроме заболоченных проток, диких негров и индейцев-чокто, охотящихся на аллигаторов и зубаток, а потом начинаются густые сосновые заросли, совершенно непроходимые. По крайней мере, для белого человека.

– Понимаю.

– Не представляю, зачем кому бы то ни было отправляться туда по своей воле.

– Видите ли, Редфилд, на самом деле я не хочу туда ехать. Но я взялся за это дело. Я надеялся, что вы напишете мне рекомендательное письмо или сообщите мне фамилию коллеги, на чье доброе отношение я смогу рассчитывать.

– В большинстве округов этот подход был бы идеален, и мы именно так бы и поступили. Но Фивы – сейчас в Фивах это не пройдет. Там тюрьма, и в этом все дело. Вам надо было бы заручиться поддержкой управления исправительных учреждений штата, но, насколько мне известно, эти ребята очень ревниво охраняют свою территорию. Они не любят чужаков, особенно чужаков с Севера…

– Разве Арканзас – это Север?

– Поймите меня правильно, сэр, я вовсе не говорю, что разделяю подобное мнение, но именно так рассуждают эти люди. Я лишь хочу, чтобы вы правильно представляли себе ситуацию. Они там крепко держатся друг за друга. У них на руках полно цветных, из которых кто-то курит травку, кто-то беспробудно пьет, кто-то наслушался агитации коммунистов с Севера и плюс ко всему этому врожденная склонность негров к анархии и беспорядкам, постоянно выливающаяся в драки, которые они устраивают просто от безделья. Так что у белых и своих забот хватает, понимаете? Я бы не стал туда соваться.

– Ясно.

– Простите меня за то, что я лезу со своими советами, но я бы на вашем месте просто развернулся и отправился обратно на Север. Да, сэр. А потом написал бы этому типу из Чикаго, что все в порядке, беспокоиться нечего, свидетельство о смерти уже в пути. Насколько я понимаю, речь идет об официальном утверждении прав на наследство? После чего я бы обо всем забыл. Конечно, через какое-то время тип из Чикаго начнет засыпать вас гневными письмами, но, черт возьми, он ведь янки, а янки только и умеют, что беситься по каждому пустяку.

– Так, Редфилд, слушайте вот что: пойти на это я не могу. Я взял деньги и должен выполнить работу.

– О, успокойтесь, Винсент. Не вы первый получите задаток, напишете письмо и обо всем забудете. Просто лично я держался бы от Фив подальше. Там царят свои порядки, и люди там не любят, когда посторонние суют нос в их дела. Я готов написать вам рекомендательное письмо, но вот только для кого?

– Кому, – поправил его Сэм.

– Для кого, кому – какая разница. В этих Фивах, выше по течению мутной, черной реки, писать рекомендательное письмо просто некому. Там не с кем рассиживать под вентилятором и вести милые беседы, потягивая ржаное виски. Там люди сидят на огромной пороховой бочке, черт побери, вот где они сидят. На черномазой пороховой бочке. Им постоянно приходится заботиться о том, чтобы она не взорвалась, и, на мой взгляд, это настоящий героизм.

– Редфилд, мне довелось побывать в разных тюрьмах, как для белых, так и для негров. Про тех, кто там работает, можно говорить разное, но слово «героизм» применительно к ним я бы употребил в самую последнюю очередь. Лично я остановился бы на чем-нибудь вроде «вынужденной необходимости».

– Знаете, у вас, на интеллигентном и культурном Севере, все ясно и понятно и на любой вопрос найдется ответ. А здесь у нас, где никогда не бывает снега и все меняется медленно, за исключением тех случаев, когда все меняется стремительно и с кровью, дела обстоят гораздо запутаннее. Здесь порой становится очень горячо. Вот почему у нас есть Фивы. Ниггеры должны знать, что на свете есть Фивы, и как только они начинают слишком задирать нос, именно в Фивы их и отправляют. Так что Фивы в каком-то смысле важнее Джэксона, Билокси, Оксфорда или Паскагулы. Без Фив не было бы ни Джэксона, ни Билокси, ни Оксфорда, ни Паскагулы. Без Фив штат Миссисипи превратился бы в Конго, а Америка стала бы Африкой. Только Фивы не дают пару вырваться наружу. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы морщили нос, увидев, как охранник пинает ногой одного из ниггеров. Ваши переживания никому не нужны. Говорю вам как белый белому: держитесь подальше от Фив. Вам там делать нечего, вы меня слышите?

– Что ж, Редфилд, сожалею, что вы видите все в таком свете. Вижу, вы человек твердых убеждений, но то же самое можно сказать и про меня. Мне необходимо выполнить порученное дело, и этим все сказано. Я адвокат. Я взял себе клиента, и я выполню свою работу, да поможет мне Бог. И меня не остановят никакие Фивы.

С этими словами Сэм встал и, даже не оглянувшись, вышел из кабинета.

Некоторое время они ехали молча. Эдди почувствовал, что у Сэма испортилось настроение.

– Сэр, какие будут указания? Я готов отвезти вас куда угодно.

– Полагаю, нам нужно найти набережную, портовый район или что-нибудь в таком духе. Мне необходимо нанять лодку, и, видимо, я должен буду заниматься этим сам.

– Да, сэр. Я попробую отыскать то, что вам нужно. Можете не беспокоиться.

Как оказалось, весь водный транспорт самой Паскагулы был ориентирован на глубоководный залив; Сэму же был нужен маленький город-спутник Мосс-Пойнт, расположенный в нескольких милях вверх по течению, откуда легкие лодки уходили на север, в заболоченные протоки.

Наконец после многочисленных остановок и расспросов Эдди удалось отыскать старый причал. У самой воды стояла покосившаяся лачуга. На волнах качались, натыкаясь друг на друга, привязанные к пристани лодки, ни одна из которых не произвела на Сэма приятного впечатления. Сам он плыл в Англию на океанском лайнере «Куин Элизабет», а Ла-Манш пересекал на десантном судне в день высадки союзных войск в Нормандии. Даже когда судно, подойдя к берегу, куда Сэму предстояло высадиться со своей батареей из шести 105-миллиметровых гаубиц, попало под огонь, Сэм чувствовал себя более уютно, чем при виде этой деревянной флотилии, гниющей под солнцем.

Все рыбацкие посудины были похожи одна на другую: двигатель на корме, низкая рубка на носу, удобства минимальные или отсутствуют вообще.

Вывеска извещала: «РЫБНАЯ ЛОВЛЯ».

Именно этим ремеслом и веяло от всего этого места: повсюду мотки лески, развешанные для просушки сети, песок усыпан вскрытыми панцирями крабов и рыбьими скелетами. Низко в небе кружило несколько чаек, высматривающих, где бы урвать кусок свежей рыбы или хлеба, но остальные птицы сидели на парапете пристани, неподвижные, словно стервятники.

Войдя в лачугу, Сэм застал внутри старого моряка с выцветшими глазами и лицом, похожим на сморщенный чернослив.

– Добрый день, – поздоровался Сэм.

Ответом ему был лишь тупой взгляд.

– Я бы хотел нанять лодку, – помолчав, продолжил Сэм.

– Вы одеты не для рыбалки.

– Я и не собираюсь ловить рыбу.

– Просто хотите покататься? Полюбоваться здешними местами?

– Нет, сэр. Я хочу подняться вверх по реке до города, который называется Фивы.

– Фивы. Туда не ходит никто, кроме тюремного судна раз в неделю.

– Оно возьмет меня на борт? Я могу заплатить.

– Маловероятно. Тамошние ребята относятся к чужакам холодно. У них там все очень строго. А что у вас за дело в Фивах?

– Это конфиденциально.

– Не хотите говорить, да?

– Слушайте, я никому ничего не должен отвечать, правильно? Просто помогите мне найти лодку, которая отвезет меня вверх по реке. Это ведь ваша работа, так? Вы здесь хозяин? Вижу, у вас в Миссисипи принято вместо дела валяться на солнцепеке.

– Ого, вы уже начинаете ругаться, да? Судя по вашему говору, вы нездешний. Так вот, сэр, я могу предложить вам лодку и человека, чтобы подняться в протоки за большой зубаткой или окунем; я знаю людей, которые выведут вас далеко в залив, где резвятся пеламиды, и, может быть, вы подцепите одну из них на крючок и потом с гордостью повесите на стене своего дома. Быть может, вы просто хотите полежать на солнцепеке, потягивая ледяной коктейль и наслаждаясь тем, как солнце делает ваше бледное лицо чуть темнее. Но здесь никто не согласится вести вас протоками до реки Яксахатчи, а затем вверх по течению до Фив. Там нет никого, кроме черномазых ниггеров, которые сожрут вам печень, даже не отделив ее от селезенки, и при этом будут улыбаться и учтиво величать вас «сэром». А уж если хотя бы один черномазый вас куснет, до захода солнца вы будете трупом – это так же точно, как то, что у нас зимой не бывает снега.

– Я хорошо заплачу.

– Ни один здешний лодочник не повезет вас в Фивы, сэр. Даже не надейтесь.

– Проклятье, в этом чертовом городе никто не занимается тем, чем должен. Откуда в вас такое упрямство? Оно у вас врожденное или вас этому учат? Почему повсюду в Миссисипи я встречаю такую тупость?

– Сэр, я не потерплю, чтобы название нашего штата склоняли на все лады.

Вопреки своим убеждениям Сэм едва не взорвался, но старый хрыч упрямо таращился на него, уверенный в своей правоте, и Сэм в конце концов решил, что, накричав на беззубого старикашку, он не добьется ровным счетом ничего – даже простого удовольствия увидеть смущение старого дурака.

Молча развернувшись, Сэм направился назад к машине.

– Неудача, сэр?

– Абсолютная. Похоже, уроженцы Миссисипи – люди другой породы.

– Это точно. Должно быть, все дело в болотной воде, которую они пьют, и в кукурузном виски. От этого они становятся упрямыми и тупыми.

– Ладно, Эдди, поезжай вперед. Держись берега протоки. Быть может, я что-нибудь увижу.

Сверкающий хромом «кадиллак» медленно покатился мимо ютящихся вдоль берега реки лачуг, мимо остовов сгнивших лодок, качающихся в воде у подточенных непогодой причалов. В небе кружили и кувыркались чайки, немилосердно пекло раскаленное солнце. Сэм вскоре забыл о том, что находится в Америке. Казалось, он очутился в какой-то чужой стране, особенно когда цвет кожи всех встречных стал черным. Грязные, оборванные ребятишки бежали рядом с большим, медленно ползущим автомобилем, выпрашивая деньги. Сэм знал, что, если даст им хотя бы один цент, они не отстанут от него до тех пор, пока он не отдаст им все, поэтому держал свой кошелек закрытым.

Затем кончились даже негры, и они с Эдди остались совсем одни. Растрескавшийся асфальт уступил место укатанной колее, река скрылась за тростниковыми зарослями, и все предприятие стало казаться бесполезным.

Эдди первым увидел дорогу.

– Готов поспорить, там кто-то живет, – сказал он. – Точно, кто-то живет.

– В таком случае сворачивай. Возможно, у этого человека есть лодка.

В конце концов дорога действительно привела к убогому домишке, кое-как слепленному из выброшенных или выловленных из реки материалов. Крыша крыта рваным рубероидом, повсюду старые покрышки. На кирпичах стоял без колес остов седана «нэшвилл» образца тридцатых годов. Все вокруг было, словно щебнем, усыпано сотнями тысяч ракушек. В целом здесь царили нищета и грязь, однако в нескольких футах от берега на бурой воде покачивалась лодка.

– Добрый день! – окликнул Сэм. – Есть здесь кто живой?

Через какое-то время из домика выглянула старуха. Окинув взглядом мужчину в костюме, сидящего в большом черном «кадиллаке», она исторгла из легких комок липкой слизи и выплюнула его из беззубого рта через растянутые в гротескной гримасе зубы. Пролетев подобно снаряду из 105-миллиметровой гаубицы Сэма, плевок оставил маленькую воронку на пыльной земле, усыпанной ракушками.

– Что вам нужно? – проворчала старуха.

В ее голосе чувствовался французский акцент, точнее, креольская разновидность французского акцента.

– Я хочу поговорить с лодочником.

– Вы ошиблись адресом, мистер. Кто направил вас сюда?

– Мадам, уверяю вас, никто меня сюда не направлял. Я вижу лодку. Следовательно, здесь должен быть лодочник. Если вы ничего не имеете против, я хотел бы с ним поговорить.

– Вы из налоговой?

– Разумеется, нет.

– По-о-лиция? Вы из по-о-лиции?

– Нет, мадам. Я не из ФБР и вообще не представляю государственную власть в любых ее проявлениях.

– Ждите здесь.

Дверь захлопнулась.

– Ну, это хоть что-то, – заметил Сэм, обращаясь к Эдди. – Первое впечатление не слишком благоприятное, но как знать?

Прошло несколько минут. В доме послышался шум, и наконец из него вышел старик. Бронзовый от загара, он был в холщовых штанах и старой, рваной, болтающейся на плечах нижней рубашке. На ногах у него были туфли без шнурков, много лет назад предназначавшиеся для игры в теннис. Между верхом и оторванной подошвой одной туфли торчали босые пальцы ноги. Плечи старика украшала грубая татуировка. Всклокоченные седые волосы торчали в разные стороны, а во рту уцелели почти все зубы. Лицо было покрыто густой сетью морщин и складок, оставленных долгими годами пребывания на ярком солнце.

– Что вам нужно? – оскалившись, спросил старик.

– Лодочник. Вы лодочник?

– Нет, я не лодочник. Так что разворачивайтесь и уезжайте отсюда. Здесь нет никаких лодочников.

– А мне кажется, что вы лодочник.

– Ха. Что вам нужно?

– Лазарь, – окликнула его из дома старуха, – поговори с этим господином, ты меня слышишь? У него есть деньги.

Прищурившись, старик оглядел Сэма с ног до головы.

– Мне нужно подняться вверх по реке. По протокам, вверх по Паскагуле, затем по Яксахатчи. В сосновые заросли. До города, который называется Фивы.

– Ха! Сэр, в Фивы никто не ездит. Там нет никого, кроме ниггеров и собак. О-хо-хо, если вы не попадете к ниггерам, от собак вам не убежать. Собаки живо с вами расправятся. Собаки начнут, ниггеры подчистят до конца.

– Насколько мне известно, это город, в котором живут негры, а рядом находится тюрьма. У меня есть дело в Фивах. Я хочу нанять лодку.

– Вы уже везде побывали. Никто не согласился. Поэтому вы в конце концов пришли к старому Лазарю?

– Где я уже был – не имеет никакого значения. Мне нужно, чтобы вы отвезли меня вверх по течению, подождали там час или день, после чего вернули назад, только и всего. За это я готов заплатить столько, сколько вы берете по обычным расценкам, и даже немного больше.

– Миллион долларов. Вы заплатите старому Лазарю миллион долларов?

– Разумеется, нет. Сколько вы обычно получаете за день? Я заплачу вдвое больше.

– Сэр, – шепнул Сэму Эдди, – я бы сначала предложил ему какую-то сумму, а потом поторговался, исходя из нее.

Но Лазарь, опередив его, быстро сказал:

– Проводником в болотах я получаю сто долларов в день.

– Сомневаюсь, чтобы он за всю свою жизнь видел сто долларов, – пробормотал Эдди.

– В таком случае двести долларов. Двести долларов за дорогу туда и обратно.

– Четыреста. Две сотни туда, две сотни обратно. Дорога опасная. Сами понимаете, можно заблудиться в протоках, попасть в зубы аллигатору. Да, сэр, это не шутка. Четыреста.

– Вам не заработать сто долларов и за целый месяц. Соглашайтесь на две сотни, иначе я найду другую лодку.

– Ну хорошо, двести. Двести. Деньги сейчас, и вы возвращаетесь завтра вечером.

– Сейчас я заплачу вам пятьдесят и никуда отсюда не уйду, мы отправимся в путь прямо сейчас. Немедленно.

– Нет, сэр. Дорога предстоит дальняя. Целые сутки, может быть, еще с половиной. Лазарю нужно подготовить лодку.

– Я никуда отсюда не уйду, – решительно заявил Сэм. – Раз уж я здесь, я остаюсь. И это мое последнее слово, сэр.

– О, сумасшедший с Севера. Сумасшедший северянин. Сэр, вы из Нью-Йорка или Бостона?

Сэм в который раз поразился невежеству местных жителей.