Читать книгу Джордж и тайны Вселенной - Стивен Хокинг - Страница 3
Глава первая
Оглавление«Не мог же он взять и испариться? – думал Джордж, растерянно озираясь. – Поросята не тают в воздухе просто так!»
Загончик для поросёнка был пуст – явно и безнадёжно пуст. Может, это обман зрения? Джордж зажмурился изо всех сил и снова медленно открыл глаза. Ничего не изменилось. Огромный, розовый, вывалянный в грязи безобразник как сквозь землю провалился. Хуже того – Джордж заметил, что боковая дверь свинарника распахнута настежь. Стало быть, кто-то её не запер как следует. Точнее, не кто-то, а сам Джордж.
– Джордж! – донёсся с кухни голос мамы. – До ужина не больше часа. Ты уроки сделал?
– Да, мам! – откликнулся он притворно бодрым голосом.
– Как там твой кабанчик?
– Прекрасно! – Джордж для убедительности хрюкнул. Пусть мама думает, что всё здесь идёт своим чередом – здесь, в саду за домом, где полным-полно грядок с овощами и всего один, но очень большой поросёнок… который, правда, загадочным образом исчез. Подумал и хрюкнул ещё пару раз для надёжности: очень важно, чтобы мама не вздумала заглянуть сюда, пока он, Джордж, не разработал план действий. Он понятия не имел, как найти поросёнка, водворить в свинарник, запереть дверь и не опоздать к ужину. Однако он работал над этой задачей – и меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из родителей заявился сюда, пока она не решена.
Джордж прекрасно знал, что родители не в восторге от его поросёнка. Маме и папе даже в страшном сне не приснилось бы, что у них за домом когда-нибудь будет обитать свинья. Особенно недоволен был папа: он просто скрежетал зубами, вспоминая, кто поселился за овощными грядками.
Свинья – тогда ещё поросёнок – была рождественским подарком. Несколько лет назад накануне Рождества к входной двери доставили коробку, в которой что-то сопело и верещало. Открыв её, Джордж обнаружил внутри крайне недовольного розового поросёнка. Он бережно вынул его из коробки и целый вечер восхищённо наблюдал, как новый друг цокает вокруг ёлки крошечными копытцами. К коробке была приклеена записка: «Дорогие все-все-все! С Рождеством! Этому парнишке нужна крыша над головой. Возьмите его к себе! Целую, бабушка».
Папу такое прибавление в семействе не порадовало. Да, он вегетарианец, но это вовсе не значит, что он обожает животных. Наоборот, он предпочитает иметь дело с растениями: они не переворачивают всё в доме вверх тормашками, не оставляют грязных следов в кухне и не съедают до последней крошки забытое на столе печенье. А вот Джордж был счастлив, что у него теперь есть свой собственный, личный поросёнок. Рождественские подарки от родителей в тот год были ужасны, как всегда. Рукава связанного мамой свитера, оранжевого в фиолетовую полоску, свисали до пола; свирель тоже была не из тех вещей, о которых Джордж мечтал всю жизнь; а уж когда он развернул набор юного рыболова «Сделай сам: садок для разведения червей», ему с большим трудом удалось изобразить восторг.
На самом деле Джордж мечтал получить в подарок компьютер. Он хотел его больше всего на свете. Но он знал, что компьютер ему не купят ни за что и никогда. Родители не любили новомодных изобретений и стремились вести «простую и чистую жизнь», обходясь без домашней техники. Автомобиля у них не было, одежду они стирали вручную, а дом освещали свечами, чтобы не связываться с электричеством.
Всё было устроено так, чтобы Джордж воспитывался как можно ближе к природе и как можно дальше от ядовитых веществ, искусственных пищевых добавок, радиации и прочих вредных явлений. Но вот беда: избавившись от всего, что могло бы повредить Джорджу, родители заодно убрали из его жизни много чего приятного и интересного. Может, маме с папой и нравилось водить хороводы вокруг майского дерева, участвовать в маршах протеста против загрязнения окружающей среды и самим печь хлеб из собственноручно намолотой муки, но Джорджа всё это ни капельки не радовало. Он бы лучше покатался в парке на аттракционах, поиграл в компьютерную игру или вообще полетел бы на самолёте куда-нибудь далеко-далеко. Но об этом нечего было и мечтать. Единственное, что у него было, – это поросёнок.
Это был славный зверь. Джордж назвал его Фредди. В саду за домом папа построил для него крытый загончик, и Джордж часами нависал над загородкой, любуясь тем, как Фредди роет носом солому или валяется в грязи. Лето сменялось осенью, зима весной, а поросёнок рос, рос и рос. Слово «поросёнок» к нему уже не очень и подходило – в сумерках его запросто можно было принять за средних размеров слонёнка. И чем больше становился Фредди, тем теснее было ему в свинарнике. Поэтому он не упускал случая вырваться на волю и пробежаться по грядкам – как следует потоптаться по морковке, полакомиться молодой капусткой, пожевать мамины цветы. И хотя мама часто говорила, что нужно любить все живые существа, Джордж подозревал, что когда Фредди резвился на её грядках, мама не испытывала к нему особой любви. Она была вегетарианкой, как и папа, но Джордж собственными ушами слышал, как мама, ликвидируя последствия разрушительных набегов Фредди, бормотала что-то про колбасу…
Сегодня, однако, потравой овощей дело не ограничилось. Фредди не просто поплясал на грядках – он натворил кое-что похуже. В заборе, отделявшем их сад от соседского, Джордж увидел подозрительную дыру. Дыру размером со свинью. Причем Джордж точно знал, что вчера этой дыры не было. Зато Фредди вчера был надежно заперт в своём загоне. А сейчас его там нет. Вывод один: этот искатель приключений сбежал куда-то, где его никто не ждал.
Дом по соседству был окружён тайной. Он пустовал с тех пор, как Джордж себя помнил. Во всех остальных домах на их улице хлопали двери, впуская и выпуская хозяев и гостей, по вечерам светились окна, сады были ухоженными. А этот дом, хоть и располагался в ряду других, похожих, стоял будто сам по себе – таким он был тёмным, безмолвным и печальным. По утрам там не раздавался радостный детский визг; по вечерам никого не звали ужинать; по выходным не слышался стук молотка и не пахло свежей краской – никто не чинил покосившиеся оконные рамы, не прочищал водосток. Сад, за которым годами не ухаживали, разросся так буйно, что напоминал джунгли Амазонки.
Зато участок за домом Джорджа был в идеальном порядке. Его безупречный вид нагонял тоску. Ровные ряды фасоли, крепко привязанной к колышкам, развесистый салат, темно-зелёная пена морковных хвостиков, аккуратная картофельная ботва. Даже в мяч негде поиграть – непременно угодишь в любимую мамину малину, и все ягоды превратятся в пюре!
Родители и Джорджу выделили полоску земли. Они надеялись, что он заинтересуется огородничеством и, может быть, со временем станет фермером – будет выращивать экологически чистые продукты. Но Джордж не слишком интересовался тем, что происходило у него под ногами. Он любил смотреть на небо. Поэтому принадлежащий ему клочок планеты Земля оставался голым и каменистым, и росли там разве что сорняки, а Джордж тем временем устремлял взгляд в звёздное небо, пытаясь пересчитать звёзды – все до единой.
Соседский участок выглядел совершенно иначе. Джордж часто забирался на крышу загончика, в котором обитал его единственный друг, и вглядывался поверх забора в непролазные соседские джунгли. В раскидистых кустах было полно укромных мест, где можно было устраивать тайники, а корявые ветви деревьев идеально подходили для лазания. Длинные колючие ветки ежевики петляли и пересекались, как рельсы на вокзале. Летом вьюнок зеленой паутиной оплетал весь сад, повсюду цвели жёлтые одуванчики, гигантские сорняки казались инопланетными растениями, и в буйной зелени здесь и там голубели скромные незабудки.
Но Джорджу строго-настрого запрещалось бывать в соседском саду. Едва он заикнулся о том, чтобы пойти туда поиграть, как родители хором сказали: «Нет!» Причем это было не их обычное «нет» – мягкое и водянистое, как кисель, означающее «ты, конечно, можешь сделать по-своему, но мы тебе не советуем ради твоего же блага». Это было настоящее, твёрдое «нет». «Нет», с которым не спорят. Точно такое же «нет» Джордж услышал, когда спросил, не хотят ли мама с папой купить телевизор – ведь в его классе у всех есть телевизоры, а у некоторых даже свой собственный телек в детской. Потом папа ещё и лекцию ему прочёл о вреде телевизора: как засоряет мозги дурацкая белиберда, которую показывают по этому ящику. Но когда речь зашла о соседском саде, папа даже лекций читать не стал. Одно-единственное категорическое «нет». «Нет» – и всё.
Однако Джордж был из тех, кого простое «нет» не устраивало. Он всегда хотел знать, почему. Поняв, что от папы объяснений не дождёшься, Джордж пошёл к маме.
– Ох, Джордж, – вздохнула она, высыпая в тесто для кекса мелко порубленную брюссельскую капусту и редьку. Готовя еду, мама обычно смешивала всё, что было под рукой, поэтому у неё не часто получалось что-то вкусное. – Ты задаёшь слишком много вопросов.
– Я просто хочу знать, почему мне нельзя ходить в тот двор, – не сдавался Джордж. – Если ты мне скажешь, я сегодня больше ничего не буду спрашивать, честное слово!
Мама вытерла руки цветастым передником, села и налила себе крапивного чая.
– Ладно уж, – сказала она. – Расскажу тебе, если замесишь тесто для кекса.
Она передала ему большую коричневую миску и деревянную ложку, и Джордж принялся перемешивать неподатливую жёлтую массу с зелёными и белыми комочками овощей.
– Когда мы только сюда переехали, – начала мама, – и ты был ещё совсем маленьким, в этом доме жил один старик. Я его видела всего разок, но прекрасно помню. У него была очень длинная борода – до колен, представляешь? Сколько ему лет, никто не знал, но соседи говорили, что он живёт там вечно.
– И что с ним случилось? – Джордж забыл, что обещал сегодня больше не задавать вопросов.
– А вот этого, – загадочно произнесла мама, – никто не знает.
– Как это? – Джордж даже про тесто забыл.
– А так, – пожала плечами мама. – Исчез, и всё. Вечером ещё был, а наутро – словно испарился.
– Может, в отпуск уехал? – предположил Джордж.
– Из отпуска возвращаются, – сказала мама, – а он не вернулся. Прошло время, люди рискнули зайти в дом, но там никого не оказалось. С тех пор дом стоял пустым. И старика никто и никогда больше не видел.
– Вот это да, – прошептал Джордж.
– Недавно, – продолжала мама, подув на горячий чай, – посреди ночи в том доме вдруг раздался грохот, зазвучали голоса, замелькал свет. Оказалось, туда самовольно вселились какие-то люди. Пришлось полиции их выгонять. Но на прошлой неделе оттуда вроде бы опять слышался шум. В доме кто-то есть, но кто – мы понятия не имеем. Вот почему папа не хочет, чтобы ты туда ходил, понимаешь, Джордж?
Джордж вспоминал этот разговор, рассматривая огромную дыру в заборе. Мамин рассказ вовсе не отбил у него охоту побывать за забором; его по-прежнему тянуло в таинственный сад. Но одно дело – хотеть туда, куда тебе нельзя, и совсем другое – когда ты вдруг должен туда пойти. Соседский сад внезапно показался Джорджу тёмным, зловещим и очень страшным.
Джордж много раз мечтал оказаться в том саду, но сейчас ему, наоборот, отчаянно захотелось домой, к мерцанию свечей и знакомым запахам маминой причудливой стряпни. Дома так надежно и уютно… Но ведь Фредди где-то бродит совсем один. Что если ему грозит опасность? Родителей просить о помощи нельзя: вдруг последняя выходка Фредди переполнит чашу их терпения, и они вправду сдадут его на мясокомбинат?
Джордж сделал глубокий вдох, зажмурился – и нырнул в дыру.
Открыв глаза по ту сторону забора, Джордж увидел, что оказался в самом сердце джунглей. Ветви сплетались над головой, почти полностью скрывая небо. Уже смеркалось, а из-за густых крон было совсем темно. Джордж с трудом разглядел тропинку между исполинскими сорняками и двинулся по ней, надеясь, что она приведет его к Фредди.
Колючие побеги ежевики цеплялись за одежду и царапали кожу. Под ногами чавкали старые листья, крапива тянула к нему жгучие пальцы, а ветер в ветвях над головой вздыхал и нашептывал: «Берегись, Джордж! Будь осторожен…»
Тропинка вывела Джорджа к лужайке и дому. До сих пор ему не попадались следы сбежавшего кабанчика. Но здесь, на разбитой брусчатке перед домом, ясно виднелись отпечатки грязных копытец. Теперь Джордж точно знал, что Фредди проник в дом через выходящую в сад дверь кухни, – она была приоткрыта ровно настолько, чтобы туда могла протиснуться упитанная свинья. Хуже того: хотя здесь много лет никто не жил, из окна пробивался свет.
В доме кто-то есть!