Читать книгу Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане - Стивен Каллахэн - Страница 5

Поздняя ночь. Уже несколько дней висит густой туман. «Наполеон Соло» деловито скользит по морю к побережью Англии. Должно быть, мы совсем рядом с островами Силли. Нужно быть настороже. Высокие приливы, сильные течения, и по этим морским путям ходит много судов. Мы с Крисом глядим в оба. Вдруг на скалистых островах вырастает маяк, и его луч вспыхивает высоко над водой. И тотчас же мы видим буруны – слишком близко. Крис налегает на штурвал, а я подбиваю паруса, выводя «Соло» параллельно скалам, которые мы еще можем разглядеть. Засекаем время изменения пеленга на маяк, чтобы рассчитать расстояние до него, – получается меньше мили. Судя по карте, видимость света маяка – тридцать миль. Нам повезло: туман не такой густой, как бывает в наших родных водах, у берегов Мэна. Неудивительно, что только в ноябре 1893 года об эти скалы разбилось не менее 298 судов.

На следующее утро «Соло» выбирается из белого тумана и скользит по зыби под легким бризом. Он осторожно входит в бухту, где приютился городок Пензанс. Море бьется о гранитные утесы Корнуолла, юго-запад побережья Англии, где нашли конец немало кораблей и людей. Узкий вход в бухту таит немало опасностей, в том числе и нагромождение скал, известное как мыс Лизард.

Сегодня ясно и солнечно. Море спокойное. На вершинах утесов раскинулись зеленые поля. После двухнедельного перехода от Азорских островов, во время которого мы вдыхали лишь запах соленого моря, аромат земли очень приятен. В конце каждого морского перехода я чувствую себя так, словно доживаю последнюю страницу сказки, но на этот раз ощущение особенно сильно. Крис, единственный член моего экипажа, разворачивает стаксель. Яхта спокойно скользит по воде и проносит нас мимо деревни Маусхоул, которая притаилась в расщелине между утесами. Вскоре мы подплываем к высокому каменному волнолому Пензанса и пришвартовываем «Наполеон Соло». Финальными оборотами швартовых вокруг тумб мы венчаем трансатлантический переход на «Соло» и достигаем последней из целей, которые я начал ставить пятнадцать лет назад. Именно тогда Роберт Мэнри показал мне, не только как можно мечтать, но и как воплощать желание в реальность. Мэнри сделал это на крошечной яхте «Тинкербель». Я повторил то же на «Соло».

Мы с Крисом поднимаемся на каменную пристань, чтобы найти таможню и ближайший паб. Я смотрю вниз, на «Соло», и вдруг понимаю, что он является моим отражением. Я придумал эту яхту, создал ее и шел на ней. Все, что у меня есть, – в ней. Мы вместе закончили эту главу моей жизни. Пришло время новой мечты.

Крис вскоре уедет, а я останусь, чтобы в одиночестве продолжить свое путешествие на «Соло». Я зарегистрировался для участия в «Мини-Трансат», а это гонка для одиночек. Но не стоит думать об этом сейчас. Сейчас надо праздновать. Мы отправляемся на поиски места, где можно выпить по кружке пива – первой за несколько недель!

«Мини-Трансат» проходит в два этапа – от Пензанса до Канарских островов, а затем до Антигуа. В любом случае я хотел бы побывать на Карибских островах: уверен, что смогу там найти работу на зиму. «Соло» – быстрая круизная яхта, и мне интересно увидеть, как она проявит себя в соревновании с настоящими гоночными яхтами. Думаю, что можно не тратить на нее деньги, она и так отлично подготовлена. Некоторые из моих соперников в лихорадочной суматохе перед стартом делают переборки и «волшебными маркерами» рисуют номера на парусах, в то время как я наслаждаюсь местной выпечкой и рыбой с жареной картошкой. Все, что мне остается сделать в последний момент, – наклеить марки на конверты и насладиться местным пивом.

Впрочем, шутки в сторону. Сейчас осеннее равноденствие, бушуют шторма, и всего за неделю по Ла-Маншу пронеслись две сильные бури, буквально разламывая суда пополам. Многие из заявленных участников гонки задерживаются. Опрокинулась одна из французских яхт, и экипажу не удалось ее спасти. Люди пересели на спасательный плот и умудрились добраться на нем до уединенного крошечного пляжа, вытянувшегося вдоль коварных утесов побережья Бретани. Одному французу не повезло: изуродованное тело и обломки яхты нашли на камнях мыса Лизард. У всех моментально испортилось настроение.

Я решил сходить в местный магазинчик, торгующий предметами морского обихода, чтобы закончить приготовления. Лавка прячется в сыром переулке, вход не обозначен даже вывеской, но никому не надо указывать путь во владения старого Уиллоуби. Многие считают, что торговец – известный грубиян, но за несколько посещений я привык к нему. Уиллоуби приземист, ноги у него такие кривые, словно их гнули вокруг пивного бочонка. Он сильно косолапит, медленно передвигается по магазину, раскачиваясь вперед и назад, точь-в-точь корабль без парусов на волнах. Из-под седых растрепанных волос сверкают прищуренные блестящие глаза, в зубах зажата трубка.

Морские просторы

манят людей,

но свобода не дается

бесплатно.

Ее цена – утрата

безопасности.

Оборачиваясь к одному из продавцов, он указывает на гавань:

– Вот что я скажу тебе: все эти лодчонки и сумасшедшие молокососы – сплошная морока и головная боль.

Затем он поворачивается ко мне и ворчит:

– Могу поклясться, и этот пришел сюда выцыганить что-нибудь у старика и заставить его работать как черта, лишь бы выручить что-нибудь.

– Ну, а как же. Черт всегда найдет занятие для ленивых рук, – говорю я ему.

Уиллоуби поднимает бровь и прячет за трубкой тень усмешки. Он тут же начинает травить бесконечные байки. Когда ему было пятнадцать, он сбежал из дома и отправился по морям, служил на судах, перевозивших шерсть из Австралии в Англию. Вокруг мыса Горн он обходил столько раз, что сбился со счета.

– Слышал о французе. Не понимаю, чего вас тянет в море ради развлечения. Конечно, в мое время распрекрасно проводили денечки. Но мы же делом занимались. А парень, который отправляется в море забавы ради, сам идет морскому черту в когти.

Я вижу, как в душе старик волнуется за всех одержимых морем сумасбродов, особенно за молодых.

– Ладно, мистер Уиллоуби, по крайней мере, у вас там будет неплохая компания.

– Плохи дела, скажу я тебе, плохи, – теперь он говорит серьезно. – Жаль француза. Кстати, а что ты получишь, если выиграешь эту гонку? Большой приз?

– Ну, я даже точно не знаю что. Может быть, пластмассовый кубок или что-то вроде этого.

– Ха! Занятно! Стало быть, ты выходишь в море поиграть в салки с Нептуном, у тебя есть все шансы закончить свою жизнь на дне морском – и все ради кубка. Неплоха штучка!

И в самом деле, забавно… а ведь судьба бедного француза действительно тронула старика. Он подбрасывает в мою груду покупок еще несколько упаковок и говорит, что это бесплатно, но тон его мрачен:

– А теперь вали отсюда и не возвращайся. И больше не беспокой меня.

– Когда я в следующий раз появлюсь в городе, то загляну к вам – неминуемо, как чума или налоговый инспектор. Пока!

Маленький колокольчик весело звенит, когда я закрываю дверь. Я слышу, как внутри Уиллоуби расхаживает туда-сюда, скрипя деревянными половицами.

«Плохи дела, скажу я тебе. Плохи».

И вот – утро старта. Я прокладываю путь через толпу к месту, где назначено собрание капитанов.

Главная тема разговоров в последние дни – начнется ли гонка вовремя или нет. Порывы двух последних пронесшихся бурь достигали ураганной силы.

– На старте ожидайте сильного ветра, – предупреждает нас метеоролог, – к ночи сила ветра достигнет восьми баллов или около того.

Толпа приглушенно шумит: «Стартовать в чертову бурю… тише-тише, он еще не закончил».

– Если вы сможете обойти с наветренной стороны Финистерре, то все будет в порядке. Постарайтесь оставить больше пространства для маневрирования. В течение тридцати шести часов может разразиться настоящий ад, шторм вполне может достигнуть десяти-двенадцати баллов, а высота волн – десяти метров.

Я говорю:

– Прекрасно! Никто не хочет задешево взять напрокат маленькую гоночную яхту?

Разговоры в толпе становятся громче. Между участниками гонки и их болельщиками разгораются жаркие споры. Разве это не безумие – начинать трансатлантическую гонку в таких условиях?

Вмешивается организатор, и шум стихает:

– Тише, пожалуйста! Если мы отложим гонку сейчас, то можем вообще никогда не стартовать. Год подходит к концу, и велика вероятность, что мы окажемся запертыми здесь на долгие недели, а добраться до Канарских островов не так уж просто. Если вы сможете пройти мимо Финистерре, то дальше проблем не будет, так что держитесь, будьте начеку – и удачного плавания!

На пристани во внутренней гавани Пензанса полно народу. Все глазеют на нас, фотографируют, машут, плачут, смеются. Они-то скоро вернутся в уютные, теплые домики…

«Соло» на буксире проходит через массивные стальные ворота, которые открывают старинным подъемным воротом начальник порта и его помощники. Я кричу во все горло: «Всего хорошего!»

Мы с «Соло» полностью подготовлены. Опасения сменяются воодушевлением и восторгом. Идут секунды. Мы с другими участниками гонки маневрируем у линии старта, делая пробные разбеги, регулируя паруса, пожимая друг другу руки, пытаясь преодолеть волнение. Труднее всего тем, кто подвержен морской болезни. Зажигаются предупреждающие огни: приготовиться! Волны врываются в бухту, ветер усиливается, враждебное круглое небо маячит на западе. Я стараюсь приструнить «Соло», сдержать его на месте. Из стартовой пушки вырывается облачко дыма, звук выстрела ветер уносит прочь еще до того, как он достигнет моих ушей. «Соло» рвет линию старта и устремляется в гонку во главе флотилии.

«Наполеон Соло»

Ночью ветер крепчает. Флотилия изо всех сил борется с вздымающимися волнами. Я часто видел огни других яхт, но к утру уже не вижу ни одного. Погодные условия улучшились. «Соло» резво скользит по обширной, спокойной водной глади. Впереди я вижу белый треугольник паруса, поднимающийся и снова исчезающий за волнами. Увеличиваю площадь стакселя и отдаю один из рифов грота. «Соло» прибавляет ходу, устремляясь в погоню за яхтой. Через несколько часов я уже вижу белый корпус. Это алюминиевая яхта, что стояла рядом со мной в Пензансе, в гонке ее вел один из двух принимающих участие в гонке итальянцев, как и большинство участников, весьма приветливый и дружелюбный парень. Кажется, с яхтой что-то не так: нижняя шкаторина стакселя, который был зарифлен, болтается и бьет по палубе. Я окликаю, но ответа нет. Фотографирую яхту, проходя мимо нее, затем следую впереди и несколько раз пытаюсь связаться с итальянцем по рации. Ответа нет. Может быть, спит? Но ближе к ночи слышу, как один из гонщиков разговаривает по радио с организатором: итальянец, оказывается, затонул. По счастью, самого участника подобрали. Наверно, когда я проходил мимо него, он был в ужасе и пытался заделать течь.

На третий день я вижу проплывающее примерно в миле от меня грузовое судно. Я связываюсь с ним по рации и узнаю, что экипаж видел двадцать две из двадцати шести яхт позади меня. Эта новость меня весьма воодушевляет. Но ветер усиливается. «Соло» борется со свирепыми волнами. Я должен сделать выбор: рисковать быть заброшенным в печально известный Бискайский залив и пытаться проскользнуть мимо Финистерре или изменить курс и выйти в открытое море. Я выбираю залив, надеясь, что прохождение атмосферного фронта позволит мне выйти на ветер и безопасно обойти мыс. Но ветер продолжает крепчать, и вскоре «Соло» прыгает по трехметровым волнам, зависая в воздухе и стремглав кидаясь вниз. Приходится крепко держаться, чтобы не вышвырнуло с сиденья. В парусах воет ветер. Несколько часов «Соло» петляет и лавирует, содрогаясь при каждом ударе волны. Шум моря, бьющего о корпус, оглушает. Гремят кастрюли и сковородки. Вдребезги разбивается бутылка масла. Но всего восемь часов этого кошмара – и я привыкаю. Темно, делать нечего, и надо двигаться вперед. Вползаю в каюту на корме, где немного тише, чем на носу, втискиваюсь в койку и засыпаю.

Когда я просыпаюсь, мое штормовое обмундирование плавает в огромной луже воды. Я перепрыгиваю через лужу и обнаруживаю трещину в корпусе. С каждой волной в каюту заливается вода, а трещина становится длиннее. Разрушение будет неумолимо продолжаться – по принципу домино. Двигаясь резкими скачками, как мангуст на охоте, я сворачиваю паруса, отрезаю доску и заделываю ею трещину. В течение двух дней я медленно продвигаюсь к побережью Испании.

За двадцать четыре часа с моего прибытия в Ла-Корунью туда приходят еще семь яхт, участвующих в «Мини-Трансат». Две из них столкнулись с сухогрузами, на одной сломался руль, остальные, видимо, были просто сыты по горло. Похоже, что «Соло» наткнулся на какие-то плавучие обломки: его корпус испещрен вмятинами. Возможно, это было просто бревно. Их я видел немало, дрейфовали даже целые деревья. За долгие годы я наслушался рассказов путешественников, видевших все: от грузовых контейнеров, свалившихся с судов, до стальных рогатых шаров – мин времен Второй мировой войны. Одна яхта даже обнаружила у берегов США ракету!

Для меня же гонка закончилась. Я не говорю по-испански, что усложняет организацию ремонта, не могу найти ни одного француза, который согласился бы приехать по каменистым и изрытым ямами испанским дорогам, чтобы восстановить «Соло». У меня мало денег, а в яхте полно воды, разлитого масла и битого стекла. Мой электрический автопилот сгорел. Потом я заболеваю и, совершенно подавленный, с температурой 39,5, лежу пластом посреди отсыревшего барахла.

Мне повезло больше других, из двадцати пяти стартовавших яхт как минимум пять исчезли навсегда, и лишь по счастью никто не утонул. Не более половины флотилии финиширует на Антигуа.

Починка закончена только через месяц, и «Наполеон Соло» снова выходит в море. Я не уверен, что у меня достаточно припасов и денег, чтобы добраться до Карибских островов, и на дорогу домой мне точно не хватит. Хорошо, что морской клуб Ла-Коруньи так доброжелателен: «Никакой платы. Ради моряков-одиночек мы делаем все, что в наших силах». Все это время на Финистерре свирепствуют бури. Гавань полна судов, ожидающих возможности отправиться на юг. Мы немного припозднились в нынешнюю навигацию. По утрам палуба покрывается инеем, который с каждым днем тает все медленнее. Когда «Соло» наконец проходит мимо Финистерре, я чувствую себя так, словно обогнул мыс Горн.

Мой экипаж пополнился еще на одного члена: это Катрин, француженка. Мне был нужен кто-нибудь на штурвале, а у Катрин был небольшой опыт океанических переходов – на яхте, которая потеряла мачту в Бискайском заливе. В панике экипаж передал радиограмму с просьбой о помощи, их подобрал танкер. Им оставалось лишь одно: наблюдать, как яхту – мечту, на которую они работали долгие годы, – волны уносят вдаль… Почему-то ребята наивно полагали, что танкер спасет и яхту. Однако это не отбило у Катрин стремления к морю: она добралась автостопом до Ла-Коруньи, где искала яхту, чтобы отправиться на юг.

Катрин очаровательная девушка, и она в восторге от моей маленькой яхты. Но сейчас не до флирта. У меня лишь одно желание: чтобы южное солнце растопило ледники моей прошлой боли. И Катрин мне нужна лишь для того, чтобы добраться до Канарских островов за две недели.

Целый месяц мы еле-еле ползем на юг, к Лиссабону, между западными ветрами барахтаемся в зеркальном море. В отражении на гладкой воде я вижу намек, что путешествую в никуда, но начинаю привыкать к неторопливому ритму круизной жизни. Моя досада от того, что я не смог завершить «Мини-Трансат», мало-помалу стихает.

В этой части испанского берега древние речные долины – риас – глубоко врезаются в материк. Самая современная техника тут – ослики, запряженные в повозки на деревянных колесах. Крестьяне делают подстилки для скота из диких трав, растущих на полянах горных склонов. Женщины собираются у общественных бассейнов постирать одежду на камне или бетоне. В одном порту чиновники сосредоточенно изучали наши въездные документы, бегая с ними из кабинета в кабинет, словно дети, пытающиеся расшифровать иероглифы. Мы – первая яхта за год, бросившая якорь в этих водах.

Держим курс на Португалию, продвигаемся вдоль побережья сквозь густой туман, уворачиваясь от грузовых судов. В ясные ночи их огни вспыхивают, как лампочки на новогодней елке: по шестнадцать или семнадцать за раз. С одной стороны – побережье со скалистыми зубьями и бурлящие волны, с другой – шум мощных двигателей. Когда паруса бессильно повисают, идем на веслах. Порой мы проходим всего десять миль за день.

Проще было бы вообще не сниматься с якоря. Южная жизнь и ленивая погода действуют как дурман. Мы, как губки, впитываем безмятежность, подружились со многими яхтсменами, путешествующими в том же направлении. Многие из них французы. Все собирались к январю оказаться в Тихом океане, но пришлось скорректировать планы: «Может быть, зазимуем в Гибралтаре». И все же что-то внутри меня зудит и заставляет двигаться вперед. Это не просто стремление добраться до места, где я смогу наконец пополнить свой кошелек. Катрин часто дуется на меня, хочет, чтобы я открылся ей. «Ты – жесткий человек», – говорит она, но от этого я не становлюсь мягче. Во мне крепнет решимость добраться до Канарских островов, чтобы продолжить путь в одиночку.

Выходим из Лиссабона при хорошем ветре, достигаем горных вершин Мадейры, останавливаемся там ненадолго, а потом продолжаем путь на юг, к Тенерифе. Изначально двухнедельный вояж растягивается на шесть недель. Здесь я прощаюсь с Катрин. Мы с яхтой вновь остаемся в тишине и спокойствии, наедине друг с другом.

Где бы мы ни появлялись, «Соло» хорошо принимают. Местные жители, которые обычно стараются держаться подальше от больших дорогих яхт, слетаются к «Соло», как мухи на мед. Он такой же маленький, как их собственные открытые рыбацкие лодки, курсирующие вдоль побережья. Аборигены не могут поверить, что на этой яхте можно пройти весь путь из Америки. В одном маленьком порту все рыбаки и шлюпочные мастера каждое утро приходят и рассаживаются на пристани, терпеливо ожидая, когда я проснусь. Они хотят, чтобы я рассказал как можно больше историй на своем ломаном испанском и причудливом языке жестов.

Я почти готов остаться с «Соло» здесь на зимовку. Так поступили многие другие, зашедшие сюда на неделю – и оставшиеся на годы. Они живут тем, что мастерят кораблики в бутылках или собирают в горах кедровые шишки. Немецкие туристы, которыми кишат пляжи, скупают все, на чем есть этикетка «На продажу». Я мог бы, например, рисовать картины, и мне надо бы закончить кое-какие записи.

Однако мне нужно большее, чем ходить и глазеть по сторонам, играя в туриста. Мне нужно что-то делать, творить и, само собой, зарабатывать деньги. У меня осталось всего несколько долларов и неоплаченные долги.

Передо мной встает неизбежная для моряка дилемма. В море ты знаешь, что должен добраться до гавани, пополнить запасы и, как ты надеешься, отдохнуть в ласковой теплой безопасности. Порты нужны, и часто ждешь не дождешься, когда войдешь в следующий. А оказавшись в порту, ты вновь ждешь, когда выйдешь в море. После нескольких бокалов холодного пива и нескольких ночей в сухой постели океан зовет тебя, и ты спешишь на зов. Мать-земля нужна, но ты любишь море.

В большинстве портов можно найти матроса, который хочет следовать в том же направлении, что и ты. Правда, в это время большинство желающих добраться до Карибских островов, чтобы там перезимовать, уже отплыло туда. Впрочем, путешествие в одиночку вряд ли будет таким уж сложным. Один из моих новых друзей на Тенерифе починил мой яхтенный автопилот, а навигационное метеорологическое руководство «Pilot charts» прогнозирует всего лишь двухпроцентную вероятность встречи со штормом. Пассаты должны быть устойчивыми. Это обещает приятный переход «malkrun».

Я следую к малонаселенному острову Иерро. К востоку из Атлантического океана поднимаются крутые утесы, за ними – роскошные холмы и зеленые долины. Остров, покатый к западу, заканчивается лунным пейзажем из маленьких вулканов, обломков скал и горячего красного песка. Пополняю припасы в крошечной искусственной гавани на западном конце острова, а в последний день вдруг чувствую, как пересохло и саднит мое горло.

Выкладываю на барную стойку свои последние песеты и на ломаном испанском объясняю знакомому бармену, что монеты в море мне ни к чему: «Cerveza, por favor!» Передо мной возникает холодное пиво. Бармен присаживается рядом:

– Куда?

– Карибы. Работать. Песет больше нет.

Он кивает, прикидывая, надо полагать, длину моего пути.

– Такая маленькая лодка. Нет проблем?

– Pequeno barco, pequeno problema. В любом случае больших проблем не будет.

Мы смеемся и болтаем, пока я пью пиво и выкуриваю последнюю сигарету, потом надеваю рюкзак с провизией на плечи и шагаю на пристань.

Меня останавливает старый рыбак. Прополаскивая часть своего улова, чистит его и, кидая на весы, интересуется:

– Пришел из Америки?

Женщина в черном выбирает рыбу и что-то бормочет под нос. Что стряслось с ее мужем? Наверное, как и многие другие, не вернулся с моря?

– Да, из Америки.

– Ого! В такой маленькой лодке? Tonto! (дурак).

– Не такая уж она и маленькая, для меня это целый дом.

Старик складывает руки внизу живота, точно держит огромные органы. Мы смеемся над его шуткой, я мотаю головой («нет!»), широко открываю глаза и вздрагиваю, как от испуга.

В это время вдова треплет его за рукав, видимо втолковывая, что его рыба слишком дорогая. Они начинают торговаться – это давний обычай, такой же ритуал, как домино на каменистом пляже за складным ломберным столом.

Ночь на 29 января ясная, небо усыпано яркими звездами. Блоки скрипят, я поднимаю паруса и выскальзываю из гавани. Я прокладываю путь между прибрежными рыбацкими лодками и направляю «Соло» к Карибским островам. Как хорошо снова оказаться в море!