Читать книгу Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин - Страница 5

Если бы вам осталось жить всего год, что бы вы стали делать? Когда мы задаём себе этот вопрос, возникают мириады вариантов. В нашей голове проносится весь спектр фантазий: от оргий до монастырей, и снова мысли возвращаются к оргиям.

Уже при первом размышлении становится до боли ясно, что психологический импульс, вызванный нашей приближающейся кончиной, приходит вслед за бурным порывом ветра. Этот ветер беспощадно срывает и бросает наземь опавшие листья наших забытых мечтаний и недозвучавших мелодий. Он пронизывает нас до костей.

Этот вопрос напоминает нам о том, как много мы позабыли. Какая-то часть нас начинает испытывать панику при мысли о том, что нам не хватает времени, чтобы оставить после себя нечто значимое. Лишь в отдельные мгновения жизнь была такой, какой должна быть. Сколь многое могло бы пойти иначе, если бы нашему сердцу не преграждал дорогу страх. Когда мы начинаем видеть, в каких областях утратили связь с жизнью, всё больше возможностей начинают требовать нашего внимания и принятия. Сердце призывает нас стать более внимательными к настоящему, более сосредоточенными.

Когда смерть, этот мощный ветер, задувает праздничные свечи, зажжённые в честь дня рождения, остаётся лишь одно желание, и лишь это стремление, углубляющее наши мудрость и сострадание, сможет по-настоящему нам помочь. Будущее стремительно превращается в настоящее, а настоящее отвердевает, становясь прошлым, так можем ли мы ощущать всю полноту жизни день ото дня? Что-то внутри нас вздрагивает и замирает, от понимания нашей неготовности к этому переживанию. Мы боимся, что не сможем справиться с такой задачей, и начинаем задумываться над тем, как бы «подготовиться» к смерти. Мы молимся, чтобы Бог ставил нам оценку, сравнивая наши успехи с успеваемостью других, однако смерть – не экзамен; это просто ещё одна возможность всем своим существом вступить в жизнь.

Размышляя над этой загадкой жизни и смерти, мы, возможно, удивимся тому, сколько возможностей выбора она в себе таит. То, что у нас остаётся всего год для жизни, вовсе не ограничивает нашу свободу: напротив, мы раскрываем нечто весьма неожиданное и приятное. Мы обнаруживаем, что у нас появляется гораздо больше пространства для жизни и гораздо больше возможностей ощутить её полноту.

Когда остаётся всего один год, количество имеющихся у нас возможностей возрастает в геометрической прогрессии. Возможно, стоит уехать в отпуск: взять с собой три Барби, одного Кена, бутылку текилы и отправиться в Акапулько? (На самом деле я едва ли знаю людей, которые пробовали осуществить эту затею). Может, стоит «погрузиться в работу» или уволиться? И что в действительности означают слова «погрузиться в работу»? Возможно, стоит жениться? Или развестись? А может, заняться макраме? Принять другую религию? Стать католиком, буддистом, иудеем, индуистом, суфием, забеременеть? Сменить пол? Сделать татуировку или избавиться от татуировки? (Ленни Брюс размышлял о том, что может произойти с его телом после смерти, поскольку у него на руке имелась татуировка, исключавшая похороны на ортодоксальном еврейском кладбище. Он предложил, чтобы основную часть тела похоронили на ортодоксальном кладбище, а руку поместили в «месте захоронения иноверцев»). Возможно, стоит прочесть все те книги, которые вы планировали прочитать, но никак не могли? Найти себе духовного учителя или оставить его? Сделать подтяжку лица, начать пользоваться косметикой или перестать ею пользоваться, задуматься о криоконсервации тела? Сохранить все свои деньги для наследников или потратить всё до последнего цента на продолжительный отдых? Или просто попробовать поступить своевольно – покончив с собой?

Альтернатива этим возможностям – завершить своё рождение перед смертью, стать поистине целостным, а не просто выглядеть «полноценным» – реализуется куда труднее. Как я часто замечаю, люди, настаивающие, что все тёмные стороны у них «под контролем», на деле увязли в них по уши.

Смертельный прогноз вызывает столько же реакций, сколько существует личностей и точек зрения, мировоззренческих же позиций применительно к смерти гораздо меньше.

Порой, чтобы добраться до дома, нужно отправиться в путешествие. Возможно, нам даже придётся оставить для этого своё уютное (впрочем, по определению съёмное и никогда не собственное) жилище. Такова жизнь, и смерть ничем от неё не отличается.

Поэтому в ходе годового эксперимента можно остаться на своей работе, со своим супругом (супругой) и детьми, не поступаясь всем этим ради новых нерешённых проблем, но, напротив, сосредоточившись на сердце, любящем безусловно. Это означает, что мы завершаем одну жизнь, чтобы начать другую, совершая прыжок в развитии.

Совет поразмышлять над возможностью завершить свою работу и попробовать прикоснуться к сердцам людей – не праздная выдумка. Возможно, для многих читателей этой книги следующий год – действительно последний. Возможно, у вас не будет ещё одного года. В обратном мы уверены только из-за нашего привычного отказа смотреть правде в глаза и желания принимать желаемое за действительное. Как показывает мой опыт, даже люди, страдающие от рака на поздних стадиях и СПИДа (а также их лечащие врачи), за год до собственной смерти не верят, что им осталось жить всего год. Даже люди из камеры смертников, с которыми я работал в 70-е годы в Сан-Квентине, которых известили о дате казни и которые знали о времени своей смерти больше, чем кто-либо ещё на этой планете, всё же демонстрировали не меньшее отрицание смерти, чем то, с которым можно столкнуться в башнях на Уолл-Стрит. Один мужчина, который три раза съел свой «последний ужин» в конвойном помещении, что находилось рядом с газовой камерой, перед тем, как ему принесли решение об отсрочке казни, рассказывал, что его поражало, как в уме непрестанно возникали идеи о том, что он будет делать и говорить в последующие дни.

Конечно, что-то в нас отрицает, что мы умрём, поскольку нечто в нас действительно бессмертно. Даже Фрейд, который был убеждён, что чувство бессмертия – всего лишь иллюзия подсознания, или бессознательного, которое, как он отмечал, не имеет понятия о собственной смерти, упустил из виду, что вероятная причина того, что нечто в нас ощущает себя бессмертным – действительно состоит в его бессмертии. Тем не менее, что бы ни отрицала та-часть-нас-которая-никогда-не-умирает, отрицаемое нужно основательно изучить, чтобы оно вело к уверенности, а не к стагнации.

Мало кто из известных мне людей по-настоящему прожили «последний год». Большинство прожили лишь «последний» месяц-два, пару недель или дней, или всего несколько секунд. Посвятить целый год тому, чтобы осознанно изучить собственную жизнь в свете надвигающейся смерти – почти невиданный для человека опыт. Он даёт нам силы для исцеления того, что ещё не любимо и не способно к любви. Но разве нужно дожидаться смертельного диагноза, чтобы открыться навстречу этой потенциальной благодати и чуду мгновения жизни? Нельзя больше откладывать эту работу на потом, ведь, пожалуй, никто не знает, когда для него начнётся последний год жизни.