Читать книгу Однажды в мае… Девять Жизней - Susanne Jutzeler Pixabay - Страница 6

Май, последними днями, хлестал по застывшей памяти,

И ощерившись солнцем, смеялся под пение птиц.

А седой ветеран, расплатавшись, как нищий на паперти,

На полу, в своём доме, лежал, руки вытянув – ниц.

Раскаленное солнце ломилось в закрытые ставни

И кричало: – Откройте скорее, впустите тепло!

Дом хранил тишину и закрытые окна молчали,

Солнце в дом ветерана попасть всё никак не могло.

Измождённый старик, прошептав все слова и молитвы,

Помянув всех друзей поимённо, прилег на кровать.

И события давней, безжалостной, страшной битвы,

Миг за мигом, как бусы на нитке, он стал вспоминать.

Этот бой был обычный, какие он видел немало.

Замки, звери, арены, турниры, сражений поля…

В жизни варваров вечно войны и смертей хватало,

Что слезами и кровью до ядра пропиталась земля.

Шли на Битву Героев, казалось бы, всё как обычно.

Тот же жаркий июнь, то же солнце и те же друзья,

И огромный топор лег в ладонь ветерана привычно,

И рука не дрожит, да и дрогнуть и струсить нельзя.

Вот сомкнули ряды, опустили забрала на лица,

Север с Югом опять, в сотый раз, друг на друга – стеной.

В небе солнце в зените, да кружат голодные птицы,

Пот по телу ручьем, а вот разум и взгляд – ледяной.

Вон мальчишка – боец, ну салага совсем, а туда же,

Запах крови и битвы его уж вовсю опьянил,

И в азарте кричит, как сейчас он им всем покажет…

Прилетели шипы. Парень рухнул, лишившись сил.

От доспехов шел дым, солнце жгло и живых и мертвых,

Забиралось под шлем и лучами сверлило мозг,

И звериный инстинкт пробуждался в броне истёртой,

Люди падали сотнями, ноги никто не унёс.

И лишь только тогда, когда солнце за горы упало,

Когда птицы спустились кровавую жатву принять,

Ветеран снял свой шлем и на камень присел устало,

А десяток живых стали сотни умерших считать.

– Заигрались в войну, обезумели, глупые люди…

Захотелось вам крови, и солнце не стоит винить.

Коль, нет в сердце любви, то и радости в жизни не будет,

И, коль, разума нет, то придется друзей хоронить.

Бурым стало от крови, зеленое некогда, поле,

На дороге, в пыли, одиноко валялся топор.

Ветеран поседел, ветеран выл по-волчьи от горя.

А вернувшись домой, сам себе огласил приговор:

– Двери, окна закрыть! Чтобы вновь за оружье не взяться.

Ни еды, ни воды. Только хлеба и водки сто грамм.

И прощенье просить у друзей: – Не сберёг я вас, братцы…

Каждый год, в этот день, я клянусь, буду плакать по вам.

Май, последними днями, хлестал, как наотмашь ладонью,

И ощерившись солнцем, смеялся под пение птиц.

А седой ветеран, словно в склепе, но в собственно доме,

На полу, как в агонии бился и выл, руки вытянув – ниц.