Читать книгу Белая птица свободы - Светлана Александрова - Страница 3

Я долго сидел в абсолютной темноте. Наконец я привык к этому состоянию полной пустоты, и даже мои глаза привыкли к темноте. Казалось, я уже примирился с тем, что вечно буду сидеть вот так, при полном отсутствии чего бы то ни было… Нет ничего … ни впереди, ни сзади…нигде… Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего… Я растворился в этой темноте и стал ею… Я – это только пустота и темнота…

И когда я почувствовал, что меня больше нет, что я исчез, растаял, я вдруг увидел …или ощутил… что? Я еще не мог этого ни разглядеть, ни понять. Словно забрезжило что-то…даже не знаю, где…то ли снаружи, то ли внутри меня… Не отдавая себе отчета в происходящем, полностью потеряв ориентацию, я инстинктивно двинулся навстречу этому еле заметному свету.

Не знаю, долго ли я шел – я полностью потерял ощущение и времени, и пространства. Я даже не понимал, иду я или лечу – а просто ощущал себя маленькой точкой в темноте… И эта еле заметная белая точка неведомо как двигалась в темноте… Постепенно я стал различать какие-то нечеткие силуэты, и картина понемногу прояснялась. Я оказался над дорогой, ведущей через лес к городу с высокими стенами и башнями, который стоял на горе. И я парил над землей! Внезапно я осознал себя соколом, летящим высоко в небе. Не знаю, был ли я им на самом деле … просто в тот момент мне хотелось лететь, и я летел!

Долетев до города, я увидел в самом центре большую площадь, заполненную людьми. Сложив крылья, я сел на одну из башен, чтобы получше разглядеть происходящее. Судя по количеству народа, в городе отмечался какой-то праздник. Но, как ни странно, люди не веселились. Они чего-то ждали, а их лица были хмуры. Я пригляделся – и увидел, что в центре площади стоит столб, а люди в черных одеждах снуют вокруг него, обкладывая вязанками хвороста. Черт возьми, похоже, тут хотят кого-то сжечь?! Я почувствовал, как у меня похолодело внутри. Стоило ли совершать такое долгое и трудное путешествие, чтобы увидеть ужасное зрелище? В какой-то момент у меня возникло желание улететь отсюда подальше, но… что-то меня остановило. Я почувствовал, что словно застыл, и не могу сдвинуться с места.

В это время приготовления на площади закончились, всякая суета прекратилась и воцарилась напряженная, гнетущая тишина. Огромная толпа народу, до этого галдевшая на все лады, вдруг притихла. Мне стало не по себе. Я всем своим существом ощущал ужас, разлившийся кругом. Даже утреннее небо, прежде чистое и безоблачное, неожиданно затянулось серыми угрюмыми облаками. Но внезапно эту пугающую тишину прорезали пронзительные крики в толпе:

– Ведут! Ведут!

Я увидел, как открылись ворота, и толпа расступилась, пропуская к месту казни человека в белой рубахе. Его вели стражники, вооруженные до зубов. Присмотревшись, я заметил также, что вооруженные люди со всех сторон оцепили площадь. Сколько предосторожностей из-за одного безоружного человека! Неужели он так опасен? Кто он? За что его собираются казнить?

Эти вопросы мучили меня, не давая покоя. Но я вдруг почувствовал, что найду все ответы, если увижу лицо этого человека. Я напряженно всматривался, но не мог разглядеть его черты. Слишком далеко…. Нужно приблизиться…. Незаметно для себя я покинул свое место на башне и, планируя в воздухе, стал опускаться ниже, поближе к узнику… еще ближе… еще…

И вот я уже достаточно близко, что рассмотреть… Но как только я увидел его лицо, мне показалось, что меня поразило молнией! Словно стрела пронзила грудь летящего сокола – в человеке, приговоренном к смерти, я узнал СЕБЯ! И в этот момент произошло нечтоо необъяснимое – я перестал быть соколом, парящим над землей, и соединился с душой узника! Я стал им, потому что я и был им на самом деле…

Недолгое время моей свободы закончилось – я снова очутился в человеческом теле. Впервые я ощутил это состояние как оковы, как тюрьму. Тело, которое не дает свободно взлететь над землей…не позволяет путешествовать сквозь время и пространство, куда захочется… Делает пленником, заложником людей, общества, его законов… И по какому-то из этих законов меня сейчас сожгут. Я был в отчаянии. Это несправедливо! Какое ужасное преступление – лишать человека жизни. Такого живого человека…Которому хочется жить и дышать… просто жить и дышать… Неужели это так много? Неужели это кому-то мешает?!

Охваченный этими отчаянными мыслями, я медленно продвигался к эшафоту сквозь расступавшуюся толпу. Постепенно сливаясь с душой хозяина тела, я начинал осознавать происходящее. Это было, как загрузка компьютера…

Меня обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре по доносу одного из жителей города. Он заявил, что видел меня в лесу, когда я собирал травы и разговаривал с деревьями и цветами. И обвинил в том, что я колдун, что я наслал бурю на город и вызвал град, который побил посевы на поле. Суд был скорым – все решили, что виноват я, потому что надо же было найти виноватого. Тогда недовольство нищего народа выплеснется не на правителей, а на человека, которого объявили пособником дьявола…

– Ведьмак! Ведьмак! – неслось со всех сторон. – Смерть колдуну! На костер! Сжечь его!

Я повернулся в сторону кричавших. Одним из них был торговец, дочку которого я вылечил травами прошлой зимой. Если бы не я, она бы умерла. Никто уже не верил в то, что ей удастся выжить. Я остановился и пристально посмотрел торговцу в глаза. Встретив мой взгляд, он мгновенно замолчал и отвел глаза в сторону… Но стражник больно ударил меня в спину, заставляя продолжать движение.

Нет, я не колдун. Я просто травник. Да, я собирал травы и разговаривал с деревьями и цветами. Еще я разговаривал с Солнцем и Ветром. Я разговаривал вообще со всем сущим на Земле. Да и как можно не общаться с живыми сущностями? Я же не немой… И они мне отвечали. Я спрашивал у них обо всем и получал ответы. И был уверен, что поступаю правильно. Потому что я чувствовал родство со всем, что меня окружает. Как же это может быть преступлением?

Я никому не делал зла. Наоборот, старался помочь, как мог. Но иногда в глазах вылеченных людей я читал нечто такое, что смущало меня – страх и ненависть к неведомому. И зависть, потому что у них не было такого дара, как у меня. Хотя я не считал, что обладаю каким-то особым даром. Я думал, что это доступно любому человеку. Разве это так трудно – разговаривать со всем живым на Земле?..

Я полностью ощущал, теперь уже свое, тело. Раньше я был слишком потрясен тем, что произошло, чтобы обращать внимание на боль. Но сейчас… Я почувствовал, что все мое тело ноет от боли. Взглянув на руки, я увидел кровоподтеки и ожоги. Похоже, меня пытали… Наверное, стараясь выбить признание в колдовстве. В памяти сразу всплыла картина темного подземелья… Я стою, привязанный к столбу, и чувствую, как словно огнем обжигает тело… еще и еще…

– Тебя обвиняют в колдовстве. Ты признаешь это?

Неприятный голос принадлежит высокому человеку. У него правильные черты лица, нос с горбинкой и длинные черные волосы. Его можно было бы назвать красивым, если бы не пронзительный взгляд исподлобья, от которого пробирает дрожь… В этих черных, глубоко посаженных глазах я не вижу ни малейшей жалости и сострадания. На тонких губах змеится злорадная усмешка, а острый взгляд вонзается в меня, словно кинжал, усиливая и без того невыносимую боль.

– Что молчишь, ведьмак? Ничего, я заставлю тебя заговорить! – И он кивнул палачу: – Продолжай!..

И мучения возобновились… Бессмысленные вопросы едва проникают в мое затуманенное сознание. Я не отвечаю на них, потому что на них нет ответов. Только мои крики боли и отчаяния звучат страшной музыкой в этом подземелье, которое услужливо подхватывает их гулким эхом. Боль заполняет все мое существо, и я постепенно теряю сознание…

Но так просто отделаться от мучителей мне не удается. Все тот же высокий черноволосый человек приказывает вылить на меня ведро холодной воды, чтобы привести в чувство. И все начинается сначала. Это повторяется снова и снова, с каждым разом мое сознание все больше темнеет и кажется, что конец уже близок. Я больше не боюсь его и жду, как избавления, но жизнь не спешит покидать мое истерзанное тело…

Но все это было вчера. А сегодня меня ждет последнее испытание… И потом мои мучения, наконец, закончатся. Я поднял голову к небу, но оно укрылось беспросветными тучами и не предвещало мне ничего хорошего, словно отнимая надежду – в последний раз увидеть его голубую чистоту, а потом взлететь в него белой птицей души, наконец вырвавшейся на свободу!

– Привязывай его! Покрепче вяжи! А то этот ведьмак еще вырвется! – Хриплый голос стражника заставил меня вздрогнуть.

– Не вырвется! – со смехом отозвался второй стражник. – Веревка крепкая! Эй ты, колдун! А ну попробуй веревку расколдовать! Ха-ха-ха! Что, не можешь? Кишка тонка?

И оба стражника залились отвратительным смехом. Бранясь и насмехаясь, они деловито привязывали меня к столбу, стараясь изо всех сил. Наверное, за успешно проведенное сожжение колдуна им пообещали хорошую награду. Жесткая веревка безжалостно врезается в мое тело, измученное пытками. И я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать…

– Злой колдун! Злой колдун! Тебя сожгут сегодня, злой колдун!

Я повернул голову и увидел местного сумасшедшего, который деловито подкладывал сухие ветки поближе к моим ногам. Он смеялся и радовался, как ребенок, который занимается самым приятным делом на свете.

– Тебя сожгут, и я соберу твой пепел! – кричал сумасшедший, приплясывая вокруг столба. – А потом я продам его ведьме! Он нужен ей для приготовления снадобья для меня! Она вылечит меня, а потом ее тоже сожгут! Потому что всех ведьм и колдунов нужно сжигать! Сжигать!

У меня сжалось сердце. Я посмотрел на толпу, и внезапно мне показалось, что вся она состоит из таких же сумасшедших, как он…Что в ней нет ни одного здравомыслящего. Иначе разве они не протестовали бы против сожжения живого человека? Да еще такого, который умеет лечить? Кто же будет их лечить, если они сожгут всех нас? И после этого они не сумасшедшие? Они думают, что оскорбляют меня, называя ведьмаком, совсем забыв, что означает это слово. Просто я «ведаю» немного больше, чем они…

Ну, вот и все. Я стою, крепко привязанный к столбу. Вокруг куча дров и вязанок хвороста, а рядом стоит палач с факелом в руках, и толстый боярин, руководящий казнью. Все готово, осталось только поджечь факелом хворост. Палач бросил вопросительный взгляд на боярина:

– Ну что, начинать?

У меня застучало в висках, и сердце гулко заколотилось в груди. Неужели все кончено?!

Боярин кивнул палачу. Тот уже собрался выполнить свою работу, как вдруг…

– Князь! Князь едет! – прокатилось по толпе.

И рука с факелом, уже протянутая к хворосту, замерла на полпути.

В глазах толстого боярина отразилась досада. Он явно хотел разделаться со мной, не дожидаясь приезда правителя.

Князь подъехал на белом коне в окружении свиты. Поднявшись на высокую галерею, он занял свое место. Я всматривался в лицо князя и его придворных, и внезапно увидел среди них высокого черноволосого человека, который вчера допрашивал меня…

Рядом с князем сидит девушка, но я не вижу ее лица, потому что оно закрыто темной вуалью. Но я остро ощущаю, что знаю ее…И в этот момент больше всего на свете мне хочется увидеть ее лицо! Не знаю почему, но я забыл о том, что мне предстоит казнь, забыл обо всем. Я страстно желал одного – чтобы она сняла вуаль! Конечно, это были мысли безумца… Разве за пять минут до смерти может иметь значение, как выглядит какая-то девушка?.. Еще несколько мгновений, и я взлечу в небо пылающими искрами! Так какая мне разница?

Князь встал и поднял руку, призывая толпу к тишине.

– Зачитайте приговор, Унгерд, – властно сказал он высокому человеку, – все должно быть по закону.

Тот поклонился, развернул свиток и начал зачитывать приговор.

– За сговор с дьяволом… за колдовские действия…за нанесенный городу вред… – Голос Унгерда звучит зловеще, и я почти чувствую кожей обжигающий взгляд, который он время от времени бросает на меня. Беспощадный взгляд человека, который вчера хладнокровно наблюдал за моими мучениями…

Не слушая слов приговора, я продолжаю пристально смотреть на девушку, сидящую рядом с князем, словно в ней заключается все мое спасение…

– …приговаривается к сожжению на костре.

Унгерд закончил чтение приговора и отошел в сторону. Князь снова встал и поднял руку, чтобы подать сигнал к казни.

– Подождите! Великий князь! А как же женское право? – внезапно раздался в толпе громкий мужской голос, который показался мне удивительно знакомым.

По толпе прокатился ропот. Все начали говорить и кричать одновременно – одни против, а другие в поддержку произнесенных слов.

– Женское право! Женское право! – повторяло многоголосое эхо.

Люди расступились, пропуская широкоплечего светловолосого человека. Он вышел вперед и остановился прямо перед княжеской галереей. И я узнал его – это был мой лучший друг Владислав!

– Великий князь, – поклонившись, сказал он с достоинством, – мы должны уважать обычаи предков. А по древнему обычаю человека, приговоренного к казни, может спасти женщина, которая его любит и пожелает связать с ним свою жизнь.

– Нельзя спасать колдунов! – Злобно закричал толстый боярин, стоящий рядом со мной.

– Древний обычай исключений не предусматривает, уважаемый Рагнар! – Тонко улыбнувшись, возразил Владислав.

Толпа гудела – мнения разделились. Одни кричали – «Сжечь!», а другие – «Уважать древний обычай!». Князь жестом снова призвал собравшихся успокоиться.

– Мы свято чтим обычаи предков, – начал князь.  – Поэтому объявляем: если найдется женщина, которая сейчас выйдет и скажет перед всем народом, что она любит этого колдуна и согласна выйти за него замуж, то преступник будет помилован! Но предупреждаю, – тут в голосе князя зазвучала угроза, – такое помилование возможно только один раз. От повторного обвинения в колдовстве преступника уже ничто не спасет. Так что пусть женщины хорошо подумают, прежде чем решаться на этот рискованный шаг… Но, – тут князь возвысил голос, – если преступник откажется от предложения женщины, он будет немедленно казнен!

Толпа снова загалдела. Все с любопытством оглядывались по сторонам, пытаясь угадать: найдется ли такая женщина? Я равнодушно скользил взглядом по толпе… Хотел ли я, чтобы меня спасли? Конечно, да. Я хотел жить, хотел отчаянно, всеми фибрами души. Я так любил жизнь! И так остро ощущал ее в каждом проявлении! Я чувствовал усилия травинки, упорно пробивающейся навстречу солнцу, радость птиц, песнями встречающих весну, и свободный полет ветра. Я умел сливаться с ними душой, и это было ни с чем не сравнимое счастье!

Но хотел ли я, чтобы меня спасли такой ценой? Я представил себе какую-нибудь некрасивую старую деву или старуху-вдову, которая решит воспользоваться последним шансом и рискнет связать жизнь с ведьмаком. И поежился… нет, только не это…От ужаса, что сейчас меня заберет в свое жилище какая-нибудь уродина, я закрыл глаза. Нет, лучше смерть… Эх, Влад, Влад… Спасибо, что хочешь меня спасти, но…

Но что это? Крики в толпе достигли такого уровня, что я встрепенулся и поднял голову… и не поверил своим глазам! Девушка, та самая девушка, которая сидела рядом с князем, встала со своего места и спустилась на площадь. Князь хотел удержать ее, но она вырвалась. Унгерд тоже попытался встать у нее на пути, но она решительно отстранила его. Она направилась прямо ко мне, и толпа уважительно расступалась, давая ей дорогу. Девушка шла медленно, с достоинством, походкой королевы, и каждый ее шаг эхом отдавался в моем сердце… Я знал, что это шаги моей судьбы.

– Одумайся! Что ты делаешь?! – прошипел боярин Рагнар, пытаясь остановить ее.

Но, посмотрев ему прямо в глаза, она твердо сказала:

– Пропустите меня.

Девушка приблизилась к эшафоту и, поднявшись по ступеням, остановилась прямо передо мной и подняла вуаль… Длинные волнистые каштановые волосы и ясные, глубокие голубые глаза! Образ, который я всегда носил в своем сердце! Ее красота ослепила меня и почти лишила дара речи. И я едва смог вымолвить:

– Инга…