Читать книгу Мир мечтаний - Светлана Алешина - Страница 3

Я откинулась на спинку кресла, и меня тут же заключила в объятия сладостная лень.

Хотелось спать, и я вполне могла отдаться на милость сну – в конце концов, я не первый человек, который спит на рабочем месте!

Лариков читал газетку с тем умиротворенным видом, который появлялся у него в послеобеденное время уже почти неделю. Так что мы напоминали уютную семейную пару на отдыхе.

Ах, черт! Получается, у нас с ним что-то вроде отпуска! Если так и дальше пойдет, надо будет выпросить у него парочку выходных… Найдет меня дома, если на его голову обрушится клиент. Хотя я уже не верила, что он обрушится. Похоже, все клиенты стали так вежливы, что беспокоить нас своими проблемами не рискуют.

– Ларчик, – лениво пропела я. – Как ты думаешь, не поехать ли нам на Гавайи?

И сама не знаю, чего это меня потянуло на Гавайи! Ладно бы я изъявила желание посетить мою любимую Ирландию, поехать, скажем, в Ламерик, так ни с того ни с сего я решила последовать за стадами «новых русских»! Не иначе как вынужденный отдых начал сказываться на моем рассудке…

Ларчик же на мое бредовое предложение отреагировал равнодушным кивком, будто действительно собирался это сделать.

– Ларчик, а ведь общение с преступным элементом должно пойти нам на пользу! – выдвинула я второе предложение, благодаря которому наш план посетить Гавайи выглядел уже менее иррационально. – Может быть, нам посвятить образовавшееся свободное время ограблению банка?

– Диллинджер, – усмехнулся Лариков. – Бонни ты моя внезапно обретенная! Как ты себе это представляешь, интересно?

– Ну, не банк, – умерила я прыть. – Магазин, например… Вот только надо подумать, какой магазин брать выгоднее – продуктовый или «Цезарь» с его телевизорами и стиральными машинами… Кстати, мне она нужна.

– На грузовике, значит, будем грабить, – рассмеялся Лариков. – Ты умеешь его водить?

– А он здорово отличается от мотоцикла? – поинтересовалась я.

– Слегка, – ответил Лариков. – Ты справишься.

– Тогда лучше «Цезарь», – решила я. – Потому что там много полезных вещиц… Телевизоры всякие, видеомагнитофоны… И тостер неплохо. И печь СВЧ.

– Когда начнем? – осведомился Лариков. – Я так понимаю, эта мысль все больше овладевает твоим сознанием…

– Да сразу, – ответила я. – Купим в «Готике» шапки с прорезями для глаз и рванем в направлении грядущего благосостояния!

– Нам шапки не на что покупать, – сообщил Ларчик. – У нас вышли все деньги.

– Можно занять, – нашлась я. – Отдадим потом. Когда ограбим магазин.

И вот в этот-то момент, когда мои мысли совсем уклонились в криминальную сторону, наш телефон издал свое утробное призывное рычание.

– Лариков, – с тоской сказала я, поднимая трубку, – не мог бы ты все-таки вернуть на место прежний звонок? А то у меня теперь ощущение, что в нашей комнате живет голодный тигр!

– Ну и хорошо! – осклабился этот садист. – Это может помочь дисциплине…

Я не успела спросить его, каким образом сие урканье и фырканье может способствовать порядку – разве только Лариков еще обучит наш телефон кусаться и бросаться на нарушителей этой его возлюбленной дисциплины? Так как основным нарушителем лариковского спокойствия обычно являюсь я, надо ли мне расценивать, что акция с телефоном-рычалкой направлена против меня лично? Рискуя жизнью, я сжала трубку в руке, глядя на замолкшее чудовище с опаской и недоверием.

– Агентство «ЛМ», – отрапортовала я в трубку.

– Пожалуйста, девушка, пригласите… детектива.

– В принципе я в некотором роде тоже детектив, – сообщила я явно перепуганному голосу.

Кстати, почему-то слово «детектив» было произнесено шепотом. Будто мой абонент боялся, что это кто-то услышит.

– Мне нужна ваша помощь. – Голос у абонента продолжал дрожать.

– Подъезжайте, – сказала я. – Будем рады помочь вам.

– Нет. – Теперь голос начал обретать более-менее нормальное звучание. – Обстоятельства таковы, что лучше бы приехал кто-то из вас. Будет даже лучше, если приедет… девушка. Привлечет меньше внимания.

– Хорошо, – согласилась я, мысленно показывая Ларчику язык. – Диктуйте адрес, я подъеду к вам.

Я записала адрес, повесила трубку и чмокнула опешившего Ларчика в щеку.

– Тебе наконец-то сделал предложение миллионер? – с сомнением в голосе спросил он. – Почему ты стала такой счастливой, что не можешь удержаться в рамках приличия?

– Лучше! – промурлыкала я, натягивая куртку. – Господь внял моей молитве, дорогой! На нашу голову обрушился клиент!

– Ага, и он так напугал тебя, что ты собралась смыться!

– Нет, что ты, – ответила я смиренной улыбкой на его гнусную инсинуацию. – Клиент попался загадочный. По причинам, которые она обещала открыть мне при встрече, я должна изобразить из себя племянницу.

– Значит, это женщина.

– Иногда, мой друг, я готова признать твои гениальные способности. Да, женщина. Судя по голосу, это пожилая дама, да, да – именно дама, получившая прекрасное воспитание, образование и так далее. Вряд ли мне угрожает смертельная опасность от нее. Посему я рискую отправиться одна, без эскорта.

– Все-таки помни о мерах предосторожности, – нахмурился мой босс. – А то иногда твое легкомыслие внушает мне ужас!

– Благоговейный? – поинтересовалась я.

– Мистический! – выпалил мой босс.

– Это огорчительно, – развела я руками. – Но что поделаешь, дружочек? Женщины тем и берут мужчин, что легкомысленны, как птички колибри! Ладно, пока. Приеду, расскажу тебе все в подробностях. Давай надеяться, что эти подробности будут интересны и хорошо оплачиваемы!

Я вылетела на улицу, напевая себе под нос угрожающий мотив «Ду хаст».

Честно говоря, за долгое время вынужденного спокойствия я успела соскучиться по приключениям. Так что чем больше выпадет их на мою долю, тем лучше.

* * *

– Мама!

Голос дочери вывел Анастасию Михайловну из задумчивости. Телефонная трубка все еще была в ее руке. Глаза дочери были устремлены на трубку, и Анастасия Михайловна отругала себя за оплошность.

– Что ты сделала? – с ужасом спросила Вика. – Мама, что ты сделала? Ты…

Она как-то странно всхлипнула и сдавленным голосом продолжила начатую фразу:

– Ты все-таки позвонила в милицию? Отвечай, мама!

– Вика, – начала Анастасия Михайловна, обнаружив, что, кажется, она оправдывается. – Послушай меня, Вика…

– Ты позвонила, – обреченно пробормотала Вика. – Мама, что ты наделала? Боже, мама, ты даже не представляешь себе, что ты наделала!

– Вика, успокойся! Я не звонила в милицию!

От напряжения ее голос прозвучал слишком резко, как окрик.

Вика удивленно замолчала. Мать никогда не повышала на нее голос! Отчего же сейчас, в трудную минуту, она кричит на нее?

Невольно отшатнувшись, Вика закрыла лицо руками. О, боже, как бы хорошо было сейчас расплакаться, выпустить со слезами это дикое напряжение, которое с каждым часом становится все труднее переносить!

Но слез не было. Лишь боль и страх…

– Тогда куда ты звонила? – сухо спросила Вика.

– Я звонила одной своей знакомой, – соврала Анастасия Михайловна, с ужасом осознав это.

Боже мой, ее губы только что изрекли ложь, и кому?!

Вике. Ее дочери, которой она не лгала никогда!

– Зачем?

Викины глаза смотрели требовательно, проникая в ее душу.

– Она может нам помочь. – Сама поверив этим словам, Анастасия Михайловна произнесла их твердо и спокойно. – Нам не справиться с тобой вдвоем, Вика! Как ты этого не понимаешь? Нам нужна помощница!

Казалось, Вика ее не слышит, все глубже погружаясь в пучину безнадежного отчаяния.

– Мама, – почти шепотом сказала она. – Как же ты не понимаешь… Они запретили мне говорить об Алисе с кем бы то ни было… Ведь все просто, мама, все так просто! Мы отдаем им деньги, как они этого хотят, – потому что они любят деньги, а я… Я ненавижу деньги, мама! Они вернут нам Алису, и мы забудем про эту историю… Забудем.

Она как будто старалась убедить в этом саму себя. Хотя прекрасно понимала, что теперь все будет по-другому – не так, как раньше… Ей придется долго забывать. Но она справится. Лишь бы вернули ее девочку.

– Хорошо, Вика, хорошо…

Мать погладила ее по лицу, стирая невидимые слезы, от отсутствия которых Вике было еще тяжелее.

– Я сейчас позвоню этой девушке, и мы все отменим! Пусть будет так, как ты этого хочешь!

– Мы отдадим им чертовы деньги, – продолжала шептать Вика, глядя в одну точку. – Мы отдадим им все чертовы деньги. Все. Пусть они только вернут нам Алису… Мама, они ведь нам ее вернут, правда?

Сердце Анастасии Михайловны сжала ледяная рука. Возникла резкая боль. «Не время, – приказала она ему. – Потерпи со своей болью!»

Смотреть на Вику было страшно, казалось, она сейчас упадет замертво, или ей откажет рассудок, и еще Вика вдруг стала совсем маленькой, будто перед Анастасией Михайловной стояла не тридцатипятилетняя женщина, а семилетняя девочка.

И эта девочка была растеряна, напугана, и некому было ее утешить, избавить от боли, кроме матери.

– Правда, – ласково прошептала Анастасия Михайловна. – Все будет хорошо, девочка. Все будет хорошо.

* * *

Телефонный звонок застал Ларикова за приятным времяпрепровождением.

Проще говоря, Андрей Петрович как раз намеревался испить кофейку.

Появление долгожданного клиента подействовало на него как бальзам. Настроение заметно улучшилось, и Андрей Петрович даже запел что-то.

Он поднял трубку и сообщил, что агентство «ЛМ» к услугам абонента.

– Простите, – услышал он немного опешивший голос. – Я говорила с девушкой…

– С моей помощницей, наверное, – предположил он.

– А вы не могли бы позвать ее к телефону?

– Нет, она уже уехала. Если это звонили вы пятнадцать минут назад, то минут через пять она будет у вас!

Женщина на другом конце провода замолчала.

– А остановить ее вы не можете? – с надеждой спросила она.

– Никак не смогу, – вздохнул он. – А вы передумали?

– Кажется, я уже не могу передумать.

– Ну, отчего же… Скажете Александре, что отказываетесь от помощи, вот и все.

Он старался говорить спокойно, но в голосе слышались нотки раздражения.

В самом деле – если у тебя есть деньги, то можно вот так издеваться над людьми?

Сначала звонить, назначать какие-то таинственные свидания, а потом…

– Только наперед я хотел бы попросить вас больше не устраивать подобные розыгрыши, – не выдержал он. – В то время, как вы развлекаете себя подобным образом, кто-то реально нуждается в нашей помощи. А сотрудник мотается по вашей прихоти неизвестно где!

– Простите, пожалуйста!

Кажется, женщина была действительно очень расстроена. Но и Сашку ему было жалко.

Настроение его резко упало.

– Ничего, – буркнул он.

Женщина положила трубку.

Он чертыхнулся и бросил трубку на рычаг.

Вернувшись на кухню, уставился на кофе, который, не вынеся долгого ожидания, выполз на плиту из джезвы, обезобразив белую поверхность плиты темно-коричневыми пятнами.

– Наша жизнь, ма шери, не всегда напоминает праздничек, – философски заметил Лариков, снимая наполовину опустевшую джезву и стирая тряпкой пятна. – Иногда выдаются дни, которые можно смело обозначить как траурные!

* * *

Ох, какое же несчастье случилось со мной по дороге!

Только я вылезла из автобуса, как какой-то сивый «мерин» промчался по луже так, что я была вынуждена принять грязевую ванну!

– Вот пакостник! – пробормотала я, тщательно осмотрев свою куртку, но ничего особенного не обнаружив.

Грязь была какого-то мистического свойства. Совершенно непонятным образом она оставалась незаметной, пока я не вошла в подъезд. Но стоило мне там опустить глаза, как я застыла в ужасе.

Вся моя куртка была теперь похожа на шкуру далматина наоборот. То есть, будучи черной, она украсилась мерзкими белыми пятнами!

– Похоже, эта лужа была с добавлением мела, – проворчала я, пытаясь оттереть это безобразие, – и теперь я до смерти перепугаю несчастную старушенцию, которая была настолько милой, что согласилась побыть нашим клиентом! И что по этому поводу скажет мое начальство?

Впрочем, по здравом размышлении я решила, что «начальству» лучше бы помолчать в тряпочку, поскольку оно рискует получить в ответ намек на то, что все приличные детективы имеют машины. И не я виновата, что никак не могу себе на эту самую машину заработать!

Когда мне удалось размазать белые пятна по куртке, придав ей более-менее приличный серый цвет, я нажала на кнопку звонка.

На лице моем засияла приветливая улыбка, которую я напяливала регулярно в надежде понравиться возможному клиенту. Иногда это, кстати, вполне удавалось, хотя Пенс однажды сказал, что эта улыбка отчего-то напоминает ему гримасу отвращения.

Из глубины квартиры приближались шаги, и я надеялась, что наша встреча будет счастливой для обеих сторон.

Дверь открылась.

На пороге стояла высокая худощавая пожилая женщина и смотрела на меня беспомощными и безнадежными глазами.

Под действием этого взгляда моя улыбка показалась мне идиотской, и я поспешила вернуть лицу нормальный вид.

– Здравствуйте, – сказала я. – Вы мне звонили. Я Александра Данич.

Женщина кивнула, но осталась стоять на прежнем месте как истукан. Словно не доверяла мне или, что намного хуже, замыслила недоброе.

– Вы мне звонили, – повторила я, пытаясь протиснуться в коридор.

Она будто очнулась.

– Ах, да. Простите, ради бога. Проходите… Видимо, это судьба. И я уже ничего не могу изменить…

Сказав такую вот странную вещь, она отодвинулась, с опаской посмотрев через плечо, и впустила меня в комнату.

Если до этого у меня были нехорошие мысли, что меня попросту разыгрывают, то, оказавшись в этой комнате, я поняла, что это не так.

В комнате находилась еще одна женщина, молодая и очень милая, с тонкими чертами лица. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: с этими женщинами случилась беда.

Этой бедой пропахла вся комната. И обе они почему-то смотрели на меня со страхом, как будто от меня исходила опасность.

* * *

Алиса почувствовала в углу движение.

Пытаясь хоть что-то разглядеть, она прищурилась, но в помещении, где она находилась, было так темно, что ничего не было видно.

Теперь снова было тихо, и девочка постаралась успокоить себя.

– Тебе показалось, – сказала она себе, пытаясь придать голосу уверенность, но он почему-то дрожал.

Она попробовала подняться и опять ощутила в ноге резкую боль.

Ах, да… Наручники. Она же прикована. Она снова села и сложила руки на коленях, как примерная ученица.

Почти успокоившись, Алиса начала вспоминать «Мэри Поппинс», чтобы не думать о том мрачном мире, который ее сейчас окружал.

Так было проще все пережить. Еще Алиса запретила себе думать о маме и бабушке, потому что стоило ей подумать о них, как желание оказаться дома, рядом с ними, становилось нестерпимым. И тогда слезы подступали так близко, что хотелось разреветься. А этого допускать было нельзя.