Читать книгу Королевская кобра - Светлана Анатольевна Пастухова - Страница 10

Наконец, день, к которому нас так долго готовили, наступил. Дожди еще не закончились, но изнуряющая и лишающая последних сил духота нехотя отступала. Дни еще плавились в жарком мареве, и если была возможность, то мы предпочитали прятаться в прохладе храмовых стен, где вода, стекающая по устроенным в полу желобам, давала ощущение свежести. Ночи же становились прохладнее, и мы с Малати, продолжая убегать из храма, одевались теплее из-за гуляющего по пустынным улицам ветра.

Нога подруги прошла, и Малати возобновила свои выступления. По мере того, как я делала успехи на уроках Мохини, подруга и меня привлекла к танцам, поручая несложные движения. И по-прежнему делилась заработком. Знатные мужчина и юноша появлялись еще несколько раз. Старший наблюдал за танцем и давал золотую монетку, порой пытался заговорить и выяснить где мы живем и почему взрослые позволяют одним танцевать на площади, а младший не сводил глаз с Малати. И с каждым разом отец уводил его со все большим трудом. А Малати, словно только их и дожидалась, сразу же уходила.

В этот раз я не пошла с подругой – берегла нанесенный Пратимой рисунок – поэтому Малати отправилась на площадь одна.

Принимая утреннее омовение, я любовалась прекрасными узорами, украшающими руки и ноги, и большими оранжево-коричневыми кругами на ладонях и ступнях. Благодаря им каждое наше движение должно быть видно издалека. Малати все еще не пришла, и я постоянно посматривала на прячущийся в тени вход. Время молитвы неумолимо приближалось, а я старалась придумать оправдание отсутствию подруги.

Ничего правдоподобного в голову не шло, а нас уже выгоняли из купален.

– И где же твоя любимая Малати пропадает? – прозвучал над ухом едкий голос Ратны. – Она пропустила омовение, сейчас пропустит молитву и не попадет на шествие. Посмотрим тогда, как ты без нее будешь справляться, – она многозначительно посмотрела на украшающие мои руки узоры.

В тот день, когда Пратима объявила, что сама нанесет мехенди той, у кого будет самый аккуратный и красивый рисунок, я оказалась лучшей. Но слишком старательно подруга отводила глаза, отдавая дощечку учительнице, чтобы поверить, что все произошло случайно.

Я горько вздохнула, сожалея о ее неосмотрительности, ведь она так хотела вырваться отсюда. А служанке вряд ли удастся обратить на себя внимание знатного господина.

– Она встала раньше всех, уже искупалась и отправилась в храм, – соврала я, глядя прямо в еще больше округлившиеся от предчувствия разоблачения глаза Ратны.

Распихивая девочек, Ратна побежала к храму, а я думала как же все объяснить наставникам, ведь противная девчонка наверняка обратит их внимание на отсутствие одной из самых прилежных учениц.

Вдруг из темноты вынырнула тонкая рука и ухватила меня за запястье.

Сердце застряло и сжалось где-то в горле, а на лбу выступил холодный пот. От ужаса я не могла ни кричать, ни дышать. Ноги вросли в каменные плиты и отказывались двигаться.

– Помоги мне, – в хриплом шепоте прозвучали знакомые нотки, а следом на меня упала бледная Малати.

– Что случилось? – стараясь, чтобы не услышали, воскликнула я и, поддерживая, отвела подругу подальше от факелов и любопытных глаз, под покров густой тени.

– Все потом. Сейчас помоги мне привести себя в порядок, – цеплялись за меня ее горячие пальцы.

А я тем временем обтирала концом дупатты мокрое от пота лицо подруги и чувствовала ее прерывающееся дыхание.

– Ратна уже заметила твое отсутствие во время купания и скорее всего постарается обратить на это внимание старших. Пойдем быстрее, нельзя опаздывать на молитву, – торопливо говорила я, приглаживая ее растрепанные кудряшки.

– Да, пошли, – выдохнула Малати и, продолжая за меня цепляться, похромала по коридору.

Мы двигались от одного отбрасываемого факелом маслянисто-желтого пятна до другого. Звонкие голоса возбужденных предстоящим празднеством девочек, множась, гулко отражались от сводов, и я не рискнула задавать Малати вопросы.

– Смотрите! Ее не было в общей комнате и в купальнях тоже. Не удивлюсь, если она уходила в город, – мы вошли в храм и увидели Ратну. Она стояла около Пратимы и тыкала в нас пальцем. Круглые щеки Ратны блестели от удовольствия, а из-за того, что верхняя губа была короче, кончик вздернутого носа двигался, словно подтверждая слова хозяйки. Никогда еще она не казалась мне такой неприятной, как сейчас.

– Вот ослица! Кто ее за язык тянет! – проворчала подруга и постаралась встать ровнее под суровым взглядом приближающейся наставницы. – Сама себе прокладывает путь к поясу Кали, – и тут же приняла самый невинный вид, а я посмотрела на жутковатый атрибут из отрубленных рук, красующийся на бедрах богини.

– Малати-джи, не снизойдете ли вы до пояснения, где вы были, когда ваши подруги очищали тело перед молитвой?

– Я волновалась перед шествием и мне не спалось, поэтому, чтобы не будить остальных, вышла во двор и повторяла танец. Потом пошла в купальни, – подруга низко склонила голову, выражая раскаяние и скрывая за рассыпавшимися волосами все еще пунцовые щеки. – Не хотела раньше всех появляться в храме. Поэтому ждала здесь. В коридоре.

– Да, Малати меня предупредила, и мы здесь встретились, – поторопилась я ее поддержать, потому что Пратима продолжала пристально нас рассматривать и в ее взгляде не было капли доверия.

– Нейса, Малати, я знаю, что вы мне лжете. Но поскольку мне это нечем подтвердить, а вы поддерживаете друг друга, то я сделаю вид, что поверила. Но не думайте, что и дальше сможете всех дурачить. Я буду наблюдать за вами. А с тобой поговорим отдельно! – Пратима развернулась и сурово посмотрела на надувшую губы Ратну. – Сейчас приступайте к молитве.

Мы сложили руки и подпевали мантрам священника.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что Ратна идет к поясу Кали? – спросила я у Малати, когда убедилась, что на нас никто не обращает внимания.

– Ты разве не знала? – из под полуопущенных в молитве ресниц, блеснули черные глаза. – Это же цикл реинкарнаций, а руки обозначают, что мы своими руками творим карму. Вот и Ратна сама создает себе карму и запускает начало реинкарнаций. – Не отвлекайся, – одернула она меня. – Сегодня ее праздник. Не стоит гневить мать, – и снова погрузилась в молитву.

По ее окончанию Пратима увела нас готовиться к празднику, но прежде чем раздать коробочки с краской, наряды и украшения, велела замолчать и послушать.

– Девочки, – она обвела нас пристальным взглядом. – Кое что из того, что сегодня произошло, вызвало у меня крайнее недовольство.

Пратима помолчала, а Ратна многозначительно посмотрела на меня и Малати.

– Не будем сейчас говорить, что некоторые из вас осмелились мне лгать. Хоть ложь и была произнесена в защиту подруги, но Кали отвергает любой обман и, конечно же, такое поведение недопустимо, какими бы причинами оно ни было продиктовано, – она снова замолчала.

Я практически не дышала, ожидая, когда наставница озвучит наказание. В горле встал тугой комок, во рту пересохло, а руки мелко дрожали. Я тряхнула головой, сожалея, что волосы еще недостаточно отросли и не могут скрыть пылающие щеки. Глаза чесались, в носу щекотало, слезы уже готовы были появиться, чтобы обличить перед всеми обманщицу, но почувствовала, как в ладонь скользнули тонкие пальцы Малати, слегка пожали, и смогла сдержать предательскую влагу.

– Но произошло нечто, что превзошло столь неприятное событие – оказывается, некоторые из вас не понимают зачем они здесь. Вы все, – Пратима взмахом руки указала на сгрудившихся и внимательно слушающих девочек, – дочери одной матери. Вы сестры и должны поддерживать друг друга, а не стараться избавиться. Если одна из вас прекращает обучение, то не потому, что кто-то оказался более удачливым, а потому, что не справилась сама. Может наступить такое время, когда только подруга рядом спасет от беды. Не ставьте себя выше интересов той, кому служите и своих обязанностей. Если подобное повторится еще раз, то виновница будет сурово наказана.

Девочки зашептались, переглядываясь, а Пратима ненадолго задержала взгляд на Ратне. втянувшей в плечи круглую голову, и хлопнула в ладони.

– Хватит бездельничать! Принимайтесь за работу. Вам надо накрасить друг друга для участия в шествии, – и раздала коробочки с краской.

– Спасибо, что помогла, – сказала Малати, забираясь на настил и устраиваясь поудобнее.

Ткань сбилась, и, сдерживая вскрик, я закрыла рот рукой при виде тянущейся от колена до щиколотки багровой ссадины.

– Что с тобой случилось? – прошептала я, усаживаясь рядом с подругой. – Сильно болит?

– Не важно, – нехотя ответила Малати, пряча ногу. – Я все равно должна сегодня танцевать. – она подвинулась ближе и невольно поморщилась. Посмотрела на меня и вздохнула: – Закрывай глаза и не моргай, я буду тебя красить и рассказывать.

Я покорно закрыла глаза. Тут же почувствовала прохладное прикосновение костяной палочки и услышала негромкий голос подруги, и из слов по кусочкам складывалась картина ее злоключений.

***

Площадь освещалась дрожащим светом факелов и кострами в жаровнях, установленных на высоких треногах. Воздух над ними дрожал и плавился. Мечущиеся в безумном танце тени кривили лица, превращая людей в демонов. Они, словно наша покровительница, развеивали обманчивую оболочку, оставляя только суть.

Посреди толпы, в багряных отблесках и дымном чаде танцевала маленькая девочка. Тонкие руки рисовали сложные фигуры, тело изгибалось, словно перетекая, застывало в новой форме. Если долго смотреть, то можно забыть зачем ты здесь, но желающих не так много – лишь несколько монет поблескивает под босыми ногами на пыльных камнях. То ли обыватели готовятся к предстоящему празднику, то ли храмовые танцы не так интересовали горожан, как горячащий опасностью танец девочки со змеей. Но двое преданных зрителей остановились, наблюдая, и даже бросили неизменную золотую монетку. Маленькая танцовщица не приближалась, но не сводила взгляда с младшего из мужчин. Создавалось впечатление, что она хочет что-то сказать ему. Юноша невольно подался вперед, но девочка, взметнув юбкой, закружилась в неистовом танце, подобно самой Кали.

– Не пугай, видишь ведь, она опасается людей, – остановил сына старший из мужчин, положив руку ему на плечо.

Юноша отступил и продолжал неотрывно следить за подобной вихрю девочкой, пока отец не позвал его домой.

Как и в предыдущие разы, танцовщица собрала монеты и последовала за мужчинами, прячась от праздных зевак и случайных прохожих. Вот только оказавшись у богатого дома, не ушла, как обычно, а задержалась, наблюдая за тем, как там готовятся к предстоящему празднеству.

Воздух благоухал ароматами, а по длинным галереям сновали многочисленные слуги с подносами приготовленных для служению фруктов и цветов и праздничными одеждами. Величественная фигура богини освещалась многочисленными лампадами и сверкала свежими красками.

Засмотревшись на царящую в доме суету, девочка забыла, что стоит одна посреди ночной улицы и опомнилась лишь когда почувствовала, как ее схватили за руку и потащили в узкий просвет между двумя соседними, погруженными в темноту домами.

– Я видел, как ты танцевала, – прошамкал худой оборванец. – У тебя что, нет никого из взрослых, кто бы присматривал за тобой? – он повернулся и посмотрел из-под спутанных волос, упавших на глаза грязными патлами. – Теперь я буду за тобой присматривать, а ты отдавать мне все, что заработаешь, – бродяга довольно захихикал, отчего под грязными лохмотьями затряслись острые плечи. – Давай сюда все, что у тебя есть, – грязные пальцы вцепились в тонкое запястье и старались раскрыть крепко сжатый кулачок.

Если бы это помогло избавиться от боли в руке, от зловония немытого тела, девочка не задумываясь отдала бы весь заработок, но понимала, что пригоршня монет лишь разожжет в нищем алчность, и отчаянно сопротивлялась, царапая ногтями свободной руки, заскорузлую кожу. Не поспевая за его широким шагом, она несколько раз падала, но бродяга, ничего не замечая, продолжал пробираться по тесным зловонным переулкам.

– А ты хорошо пахнешь маленькая танцовщица и кожа такая мягкая. Дай-ка я на тебя посмотрю. Может, от тебя будет больше пользы, чем танцы на площадях.

Он еще крепче стиснул ее руку и потащил под бледный сноп лунного света.

«Никто из живых не должен видеть лица виша-каньи» – это правило девочка запомнила крепко и разжала стиснутый кулак.

Блестящие монеты с глухим стуком упали в пыль. Воспользовавшись тем, что внимание бродяги отвлеклось, девочка вцепилась зубами в жилистую руку и, как только хватка ослабла, ящерицей взобралась на ближайшее дерево.

– Ну погоди, демонское отродье! – ползая в пыли, ругался оборванец. – Сейчас все соберу и доберусь до тебя. Будешь знать, как не почитать старших.

Дрожа от страха, девочка забралась еще выше, туда, где тонкие ветки едва выдерживали ее небольшой вес, и замерла среди листвы, недовольно ропщущей на посмевшую потревожить ее покой.

Закончив ковыряться в пыли, грабитель попытался вслед за беглянкой залезть на дерево, но каждый раз срывался и падал.

– На первое время и этого хватит, – в очередной раз поднимаясь и потирая костлявый зад, пробормотал он и, пошатываясь, поковылял прочь.

Девочка подождала, пока удаляющиеся шаги и недовольное бормотание окончательно стихнут, потом еще немного, и стала спускаться.

От громкого хруста несколько птиц испуганно захлопали крыльями и перелетели на более спокойное дерево. Девочка потеряла опору и упала на землю, рассадив ногу об ощерившийся обломок ветки.

– Попалась, маленькое отродье, – от темной стены отделилась пошатывающаяся фигура и направилась к ребенку.

Не в силах шевельнуться, несчастная сидела и сжимала ногу, расчерченную темными дорожками стекающих и поглощаемых пылью капель.

Неверно ступая в темноте, грабитель запнулся об упавшую ветку, недовольно зашуршали листья, приводя девочку в чувство. На время забыв о ране, она вскочила и, метнувшись вдоль выстроившихся вдоль дороги кособоких домишек, протиснулась через узкий просвет на другую улицу.

Все было незнакомым, и она не знала как вернуться в храм. Поэтому снова полезла на дерево, чтобы с крыши ближайшего дома поискать особняк будущего мужа.

На ее несчастье бродяга не оставил идею отыскать пропажу, и девочка, помимо желаемой высокой крыши своего будущего дома, увидела внизу пошатывающуюся кособокую фигуру.

Мысленно благодаря хозяев за то, что построили свои жилища так близко друг к другу, она перелезала с одной крыши на другую, превозмогая боль и приближаясь к знакомым местам.