Читать книгу Планеты - Светлана Анатольевна Сугарова - Страница 4

Часть вторая: Деллафия      

Шел шестой день ее ареста. Императрица-таки все рассказала Фиделю, после чего Император устроил дочери грандиозную взбучку и головомойку, и теперь уже почти неделю она не может и носа высунуть из своих покоев без его ведома.

Это было невыносимо – целыми днями сидеть с нудными учителями, няньками, воспитателями, сменяющими друг друга, не оставляющими ее одну даже на минутку. А ночью за дверями стояла Стража. Сбежать не было никакой возможности. О, как мучительно ей было находиться взаперти, среди глухих безмолвных стен, выслушивая глупости репетиторов, после опьяняющей свободы Камарлена, после тех захватывающих приключений и опасностей, от которых бросало в дрожь! Даже Истана у нее забрали!

– Вы меня слушаете, империта? – На нее смотрели бледные глаза учителя истории.

– Да, да, конечно, – рассеяно отозвалась Дели, с трудом возвращаясь к серой действительности.

– Вот и хорошо, – качнул удовлетворенно головой тот и продолжил говорить что-то об упадке цивилизации на Брандоре ІІ.

А империта снова мысленно унеслась за пределы скучного Дворца, мечтая прогуляться по лесам, полям, собирая цветы, или прошвырнуться по Орфису. Она еще ни разу не видела офицеров и Юл-Кана после их возвращения и не было никакой связи с ними. А ей так хотелось показать ихлаку все прелести Деллафии! А вместо этого она вынуждена торчать тут, как привязанная, и это просто бесило ее.

В это время подал сигнал видеомодуль. Дели подлетела к нему, как на крыльях, но к ее страшному разочарованию, на экране появилось суровое лицо Императора.

– Я жду тебя в Тронном зале, Филадельфия! – тоном, не терпящем возражений, заявил он, и отключил связь.

В огромном сияющем зале, на своем великолепном Древнем Троне восседал Фидель, как всегда грозный и потрясающий. Трон Императрицы был пуст: Дельфина, пожаловавшись на свое плохое самочувствие, улетела на Имберию, по ее словам, чтобы успокоить свои расшатанные нервы любованием безбрежными морями.

К своему удивлению, Дели увидела трайда Мариона, сидящего в большом кресле рядом с Императором. При виде ее, он поднялся с места и приложил руку к груди, склонив голову в знак почтения. Девушка слегка усмехнулась и, качнув головой в его сторону, подошла к Трону.

– Вы хотели меня видеть, Император? – спросила она.

– Садись, Филадельфия, – его глаза недовольно смотрели на дочь.

Дели послушно уселась по правую руку отца, взмахнула ресницами на него.

– У нас был серьезный разговор с трайдом Марионом, – заговорил Фидель. – Обо всем, что произошло на Камарлене. В словах трайда у меня нет причины сомневаться. Я узнал, что ты, Филадельфия, проявила себя храбро и достойно в трудной ситуации, поэтому, по просьбе трайда, я снимаю с тебя наказание. Но учти, Филадельфия, что это только благодаря трайду. Если что-то подобное повторится, если ты и дальше будешь себя вести, как космический пират, милости от меня не жди!

Дели взглянула на Мариона, в ее глазах сияла огромная радость и облегчение, и чуть-чуть улыбнулась. Офицер перехватил этот взгляд, но лицо его осталось невозмутимым и серьезным. Он сидел в новой форме – какой-то усталый, словно только-только вернулся из долгого утомительного путешествия, поглаживая рукоять бластера на поясе. Неожиданно он поднялся, спросил:

– Вы позволите оставить вас, Император?

– Да, разумеется, трайд. Вы, должно быть, устали после полета на Таллассу, не буду вас задерживать. Выходите на связь в любое время.

– Да, конечно. Всего доброго, Император… Империта… – Марион поклонился и направился к выходу своей твердой уверенной походкой.

– Император, вы и в самом деле снимаете с меня наказание? – не веря, спросила Дели.

– Да, но, как я уже сказал, только по просьбе трайда Мариона, – глаза Фиделя гневно сверкнули. – Если бы не он, ты бы сидела под арестом еще много даальсов, чтоб неповадно было шляться черт знает где, вопреки моей воле! – Похоже, с уходом офицера он забыл свой сдержанный тон с дочерью.

– Я не шлялась, я была на Камарлене! – воскликнула девушка обиженно. – Вы сами сказали, чтобы я села на «Эндор», Император!

– Это я тебе сказал? А не ты ли заявила мне тогда, что не желаешь быть Императрицей? Да после таких слов, я должен был лично распылить тебя, негодная девчонка!

– Но ведь я вернулась, вам этого мало?

– Я тебя предупреждаю, Филадельфия, в последний раз, будешь мне перечить – тебе несдобровать, так и знай. И мне плевать, что ты геройствовала на Камарлене. Если бы ты так же усердствовала и в обучении, я бы гордился тобой, а ты позоришь меня! И скажи спасибо, что я не сгноил тебя в подземелье!

– Лучше сгноите меня в подземелье, чем выслушивать ваши слова! – зло крикнула Дели. – Вы ничего не понимаете, Император, вы не хотите ничего понимать, а я не хочу быть заживо погребенной на Троне! Не хочу быть похожей на вас!

– Молчать! – громыхнул Фидель, треснув кулаком по подлокотнику. – Хочешь, не хочешь – это никого не волнует. Но, так или иначе, завтра я объявляю начало праздника Цветов, на котором ты будешь представлена официально и коронована, как империта деллафийская!

– Коронована? – ужаснулась девушка. – Уже завтра?

– Да, завтра. Поэтому иди и готовься к церемонии. И не вздумай публично опозорить меня и Императрицу, будут высокие гости.

Дели буквально выбежала из Тронного зала. Мысли путались в голове, душу переполняли злость, негодование и даже ненависть. Ей нужно было вдохнуть свежего воздуха, прийти в себя, успокоиться.

Но на лестнице она неожиданно столкнулась с трайдом.

– Вы так несетесь, что рискуете сломать себе шею, империта, – произнес он, глядя в ее раскрасневшееся от разговора с отцом лицо.

– Что вы здесь торчите? – обозленная на весь мир, бросила она.

– Я не торчу, к вашему сведению, а стою, – спокойно поправил ее тот.

– И что же вы здесь стоите, трайд? Ловите случайных пиратов?

– Нет, я жду вас, – просто ответил Марион.

Дели недоверчиво покосилась на него.

– Меня? Откуда вы знали, что я выйду из Дворца?

Офицер улыбнулся.

– Разве человек, проведший несколько даальсов взаперти, не горит желанием поскорее покинуть свою тюрьму и насладиться долгожданной свободой? К тому же я думаю, вы хотите поблагодарить меня за ваше преждевременное освобождение.

– А вы все такой же неисправимый наглец, – заявила девушка.

– И это вся ваша благодарность? – с сожалением вздохнул Марион. – Королевские особы порой бывают ужасно скупы на похвалу.

– Разве офицеры КС так падки на похвалу? – усмехнулась Дели.

– Не падки, но иногда хочется услышать теплое слово за свою работу, – с притворно скорбным лицом сказал Марион.

– Мне теперь эта свобода хуже неволи.

– Почему же? – спросил офицер, хотя догадывался о причине ее убитого вида.

Империта лишь безнадежно махнула рукой и медленно направилась в сторону Вечернего Сада. Марион пристроился рядом.

Они шли тенистыми аллеями, а вокруг раскинулись густые чащи миолианов, которые причудливо переплетались между собой гибкими ветвями, ползли гибкими усиками по шестам, оплетая их тугими кольцами, и ярко полыхали большими соцветиями, словно неведомый художник нечаянно разбрызгал алую краску пронзительными кляксами.

И всюду закрытые бутоны цветов, что распускаются с приходом сумерек, озаряя сад своими прекрасными невинными лепестками. А сейчас они спали, тихо покачиваясь под порывами легкого ветра, словно танцевали под беззвучную музыку.

– Так что же случилось, империта, что свобода вам стала хуже неволи? – спросил, наконец, трайд.

Девушка шла, опустив глаза, и, пиная изящной туфелькой маленькие камешки, что попадались на пути.

– Завтра моя коронация, – мрачно ответила она.

– Разве это так плохо? – удивился Марион. – Глядя на вас, я уже испугался, не грозит ли вам распыление, а оказывается у вас коронация. Многие мечтают оказаться на вашем месте.

– И пусть мечтают, раз они такие идиоты! – неожиданно крикнула Дели и остановилась. Ее глаза странно заблестели. – Пусть их коронуют, сколько влезет, а я не хочу этого, не хочу! – И она разрыдалась – отчаянно, обреченно, не скрывая своих чувств, не стесняясь.

Марион растерялся. Он стоял и смотрел на девушку – такую красивую и трогательную в этом неистовом внезапном порыве, размазывающую слезы по пылающему личику маленькой ладошкой, – не зная совершенно, что сказать.

– Он специально решил совершить эту проклятую коронацию в праздник Цветов, – сквозь рыдания бубнила она. – Чтобы испортить мне все настроение, чтобы досадить мне! Он не понимает, что я не хочу быть ни империтой, ни Императрицей! Он просто ненавидит меня!

Девушка вдруг прижалась к груди офицера, захлебываясь горькими неудержимыми слезами.

– Я снова сбегу! – всхлипывала Дели. – Пусть меня распылят к чертовой бабушке, а все равно сбегу! Почему он так со мной обращается? Он – помешанный на правлении тиран, не любящий ничего и никого, кроме своего идиотского Трона! Он даже Истана у меня забрал!

Марион растерялся пуще прежнего. Он стоял, как истукан, пораженный, оглушенный потоком откровенных, отчаянных слов, судорожно вдыхая непривычно близкий, нежный аромат, боясь прикоснуться к ней, не зная, как успокоить.

– По-пожалуйста, не плачьте, империта, – наконец, произнес он, почему-то запинаясь.

Дели оторвалась от него, смущенно улыбнулась, вытирая припухшие покрасневшие глаза кулаком, сказала:

– Простите, трайд, я вам всю форму промочила. Я иногда бываю ужасной плаксой.

– Пустяки, – отчего-то тоже смутился офицер.

Девушка, окончательно успокоившись, серьезно посмотрела на Мариона:

– Давайте сделаем вид, что ничего не было, и забудем эту дурацкую слезливую вспышку.

– Хорошо, – согласился офицер, который и сам хотел поскорее стереть из памяти это неожиданное, но такое незабываемое, странно будоражащее прикосновение девушки.

Но ей было мало этого.

– Обещайте, что никому об этом не скажете, трайд.

– Слово офицера КС.

– Вот и отлично, – облегченно вздохнула Дели и вновь двинулась по аллее.

– Вы придете на праздник Цветов? – спросила она.

– А что же там делать? – искренне удивился Марион.

– Как – что? Веселиться, конечно же. Это же праздник!

– Честно говоря, я не люблю праздники.

– Вы серьезно? – не поверила та. – Да какой же нормальный деллафиец не любит праздников?

– Можете считать меня ненормальным, но я не люблю праздников. От них только болит голова и ничего полезного, сплошная бесполезная трата времени.

– Вот вы смешной. Там же будут танцы, веселье, пир, в конце концов! Разве вы не хотите отдохнуть после Камарлена?

– Я предпочитаю отдыхать в тишине и одиночестве, империта.

– Вы и в самом деле ненормальный, трайд.

– Как вам угодно, империта, – засмеялся тот.

Дели мимоходом сорвала большой бутон ориолана, вдохнула его сладкий манящий аромат.

– А где сейчас констат Тасури и энод-арон Джанулория?

– Джанулория вчера вернулся с Т, ахьяна, а Тасури на Имберии, надо думать плескается в своих ненаглядных морях, но завтра должен вернуться.

– А Юл-Кан? Где он?

Марион улыбнулся.

– Он, бедняга, был так ошарашен всем увиденным, что боюсь до сих пор еще не пришел в себя. Я пытался поселить его в одном из плантайнов25 Орфиса26, но он испугался такого скопления народа, шума, суматохи и наотрез отказался, поселившись недалеко от меня. Он соорудил себе большую хижину на берегу Лудана, и теперь живет там. В общем, устроил сплошной камарленизм.

– Наверное, ему одиноко и страшно на Деллафии, – Дели вертела в пальцах цветок. – Я бы уж точно чувствовала себя ужасно одинокой и чужой, попади я на совершенно другую планету.

– Я бы не сказал, что Юл-Кан здесь страдает. Он просто в восхищении от Деллафии. Я в некоторой степени даже завидую ему: ведь его мечта осуществилась.

– Мне хочется увидеть его, – улыбнулась девушка.

– Думаю, вы скоро увидитесь. Юл-Кан тоже очень хочет увидеть вас, Шалкай.

При упоминании этого имени, данного ей на Камарлене, Дели рассмеялась.

– Кажется, что это все было не с нами, а далеко-далеко и очень давно, почти во сне, – сказала она. – Вам так не кажется, рахим Эрадорх?

Офицер шел, о чем-то задумавшись, поэтому не сразу ответил.

– Вы о Камарлене? – наконец, очнулся он. – Да, это словно смутный сон, отблеск которого докатился до действительности.

– Император упомянул, что вы были на Таллассе. Это связано с Калахасом?

– Да, – помрачнел Марион. – Мы полетели туда на следующий день после возвращения с Камарлена, но Калахас исчез, как в воду канул. Мы прочесали почти весь внутренний космос27, но так и не обнаружили даже его следа.

– Должно быть, этот подлец почуял, что запахло жаренным и скрылся подобру-поздорову.

Марион не стал высказывать империте свои опасения насчет таинственного исчезновения талласского Короля, не желая расстраивать и без того расстроенную предстоящей коронацией девушку. А опасения были самые худшие. Наверняка Калахас скрылся лишь для того, чтобы, потерпев неожиданную неудачу на Камарлене, ударить еще более сильно и жестоко и собирает для этого новые силы в каком-нибудь укромном уголке вселенной. И этобыла проблема, мучившая весь Союз – теперь уже негласно считавшимся Союзом Трех.

– Надеюсь, что это так.

Они медленно переходили с одной аллеи на другую, не встречая ни одной живой души. В этот час мало кто заходит в Вечерний Сад, обычно его наполняют голоса, смех, влюбленные парочки лишь с наступлением сумерек, когда Сад становится особенно прекрасным и романтичным.

– А того ужасного пирата уже приговорили к смертной казни? Может он что-то знал о планах Калахаса?

– Нет, – покачал головой трайд. – Эрго рассказал все, что знал еще на Камарлене. Больше ничего нового он не сообщил, а пока его держат в Рокландоре28. Должно быть скоро будет суд.

– А можно мне присутствовать на суде? – воскликнула Дели. – Я столько всего расскажу про него, что судьям останется только дать добро на его смерть.

– Ему и без ваших показаний в любом случае грозит смерть. Не будьте же столь кровожадны, империта.

Девушка вдруг остановилась, сказала:

– Я совсем с вами заболталась, трайд, а мне ведь надо еще подготовиться к завтрашнему празднику.

– Я уверен, вы будете неотразимы даже в лохмотьях, – заверил ее тот.

– Вы с ума сошли? – округлила глаза Дели. – Чтобы я пришла на праздник в лохмотьях, как последняя оборванка? Может, вы и привыкли видеть меня в лоскутах на Камарлене, но я все-таки не нищенка.

– А кто же говорит, что вы – нищенка? Я лишь имел в виду, что вы прекрасны в любом случае.

– Только не лгите мне в глаза, трайд, ради космоса! То вы кричите на меня и рады убить, то вдруг сыплете комплименты.

– Как двуликий Янус? – подсказал Марион, улыбаясь.

– Точно! Как он самый! Я видела его однажды в видеотеке, и вы – точь-в-точь, как он!

Марион захохотал.

Дели обиделась.

– Что вы смеетесь? Между прочим, этот Янус – весьма неприятный тип, таких еще поискать надо.

– Я вас не понимаю, империта. Вы возмущаетесь, когда я кричу на вас, когда я говорю вам комплименты, вы тоже возмущаетесь. Как же разговаривать с вами?

– Разговаривайте со мной нормально, не перебарщивая ни с тем, ни с другим!

– Я постараюсь, империта, – кротко глядя на нее, произнес трайд. – Хоть это и нелегко. Но, тогда и вы постарайтесь не так часто оскорблять меня.

– Что? Когда это я оскорбляла вас?

– Да вот только что, к примеру, обозвав меня двуликим Янусом.

Дели изумленно уставилась на него.

– Это я обозвала вас Янусом? Это вы сами назвали себя Янусом!

– Впервые слышу.

– Да вы просто самый лживый, самый отвратительный офицер во всем космосе! – раздраженно топнула ногой девушка. – Вы не Янус, вы – обычный грубиян и хам!

– Могу сказать – взаимно, империта.

– Идите к черту! – разъярилась Дели и быстро пошла к Дворцу, бросив на офицера полный злости взгляд.

Трайд, чрезвычайно довольный, тихо смеялся, глядя ей вслед.

Дели подняла на уши весь Дворец, требуя самое лучшее платье, лучшую прическу, лучший макияж, замучила всех косметологов, портных, парикмахеров, желая выглядеть на празднике сногсшибательно.

Империта обожала всевозможные вечеринки и торжества. Без них, считала она, жизнь стала бы невыносимо скучной. Ей нравились предпраздничные сборы и суета, когда из тысяч платьев нужно выбрать то одно единственное, в котором она была бы богиней, нравилось веселье и смех, которыми бывают полны праздники, танцы, и та непередаваемая атмосфера очарования, которая будоражила и притягивала.

В суматохе она даже забыла о предстоящей коронации, всецело погрузившись в круговорот забот и приготовлений. Уже спустился прозрачный вечер, когда, наконец, все было готово: платье на манекене – шикарное и прекрасное, прическа задумана и макияж подобран.

Дели, удовлетворенно улыбаясь, предвкушала завтрашнее торжество. С этими мыслями она, утомленная за день, легла спать.

И вот наступило утро – солнечное, ясное, радостное – подстать ее настроению.

Прислуга сбилась с ног с самой зари, готовя праздничные блюда, украшая Дворец, выполняя малейшие прихоти придворных. Глашатаи уже вовсю оповещали Орфис и все другие города о начале праздника Цветов, рассыпая всевозможные поздравления деллафийцам. Город преображался на глазах: словно по мановению волшебной палочки, улицы, здания украсились огромными гирляндами из различных цветов. Навесили цветочные украшения даже водители эстелов и риоганов29.

Громадные букеты и букетики заполыхали на витринах магазинов, на столиках кафе и ресторанов. Головы и шеи всех прохожих увенчали прекрасные венки и бусы из крошечных соцветий. Праздник чувствовался во всем, и Дели это ощущала всем своим существом, любуясь Орфисом с балкона.

Служанка сообщила, что церемония открытия праздника начнется через 3 часа в Золотом зале.

А в это время к Императорскому Дворцу слетались гости. Первыми прибыли имберианцы – Король Малуори и его жена Алри в сопровождении нескольких офицеров. Их длинные худощавые тела, облаченные в широкие роскошные накидки, сияющие украшениями и массивными коронами, очень походили на констата Тасури. Хотя для ненаблюдательного взгляда все имберианцы на одно лицо, но это далеко неверно.

Спустя короткое время на посадочной площадке появился легкий т, ахьянский шаттл, из которого шагнул высокий величественный т, ахьянец с пышной темной гривой, где местами проглядывали светлые пряди седины, говорящие об очень почтенных годах ее владельца. Но двигался т, ахьянец по-юношески свободно и стремительно, и его длинное красное одеяние разлеталось от быстрых невесомых движений, вырисовывая поджарое худое тело. Это был Главный Арон Т, ахьяна Шармалия – обладатель всех ступеней Таинственной Силы.

Далее одновременно прилетели Араи из Эссиадана и Фальрона30– Арбель и Фэль.

Наместники были настоящими деллафийцами – красивые, всей душой любящие Деллафию, поэтому и отдавали все свои силы на сохранение ее спокойствия и приумножение благ, заботясь о вверенной им земле не хуже самого Императора, за что последний их ценил и уважал.

А по обширным окрестностям, прилегающим к Дворцу, уже разгуливали праздные жители Орфиса в ожидании начала открытия торжества.

Во время праздников Дворец был открытдля всех, Император лишь усилил внутренние и внешние патрули во избежание беспорядков и суматохи.

А в самом Дворце стоял хаос. В одном его крыле охали и закатывали истерики приближенные Императрицы, в последний момент решившие сменить платье или прическу. В другом крыле прислуга хлопотала вокруг прибывших гостей. В третьем пыхтели повара, призывая все свое умение и фантазию, чтобы угодить всем вкусам пирующих.

Император со своими советниками обходили Дворец, давая последние распоряжения, следя, чтобы все было сделано, как надо, покрикивая на нерасторопных, хваля усердных. В оккое31 наводились последние штрихи приготовлений.

Три часа пролетели незаметно. Громкие фанфары оповестили о начале торжества.

Дели не спешила. Вокруг нее крутились парикмахер, визажист, и она, с удовольствием ощущая их легкие, почти неуловимые прикосновения, не торопила мастеров, позволяя им проявить свое искусство. Наконец, отпустив их, девушка оценивающе взглянула на себя в огромное зеркало, удовлетворенно улыбнулась своему отражению. Да, она задумала поразить всех собой и ей это воистину удастся! С зеркальной поверхности на нее смотрела очаровательная юная особа с безукоризненно-прекрасным лицом, волосами, украшенными капельками блестящей лазури, облаченная в восхитительно-воздушное, небесно-голубое платье, лишенное каких-либо изысков, но от этого еще более чарующее. Оно клубилось, словно манящий туман, покрывая ее завесой тайны, и искрилось при малейшем движении, будто пронизанное светом звезд.

Все просто ахнут от изумления и восхищения, увидев ее, даже сам Император. Дели засмеялась, представив, как расширятся глаза гостей, когда она войдет в Золотой зал. Раз коронации не избежать, то она уж постарается сделать ее хоть немного веселее.

«Империта – это еще не Императрица, – думала девушка, глядя на свое отражение. – Еще не все потеряно, и я еще повоюю. Впереди целых два даальса веселья, значит не время унывать».

Пора было примкнуть к гостям, и империта, словно легкое облако, выскользнула из покоев. Бесчисленные коридоры, лестницы, переходы, в которых можно запросто заблудиться, и вот он – Золотой зал. Огромный, с изящными колоннами, инкрустированными рисунками из хлорисантов32, уходящими в необъятную вышину потолка, откуда лился яркий, но не режущий глаз желтый свет, рассеиваемый многочисленными витражами и окнами. Стены зала украшены такими же узорами из розовых хлорисантов, что и колонны. Весь зал утопал в цветах. Они стояли в массивных вазах вдоль стен, вокруг колонн. Здесь были высоченные стебли рулании, увенчанные бутонами размером с голову, пушистые соцветия набула, похожие на разноцветные воздушные облачка, острые стрелки стамихаля, чуткие лепестки фиолетовой оронии, забавные кудряшки «любимца солнца», яркие, как кровь, ароалы, сгибающиеся под собственной тяжестью этании, белоснежные оладаны, блещущие каплями прозрачного сока «утренние звезды», спящие ориоланы. Были здесь и иссолы, и валуньи, и «смех ветра», и «огненный цветок», и катисы, и много-много других, не менее прекрасных, необыкновенных цветов, что радовали взгляд и дурманили своими тонкими, сладкими, непередаваемыми ароматами, витающими в воздухе невидимой пеленой.

Посреди этого буйства цвета, теряясь в красках и листьях, стояли золотые кресла и диваны для гостей, а на небольшом возвышении в дальнем конце – два трона, утопающих в море ароматных бутонов.

Мелодично журчали маленькие фонтанчики, искрясь серебряными брызгами, наполняя зал приятной прохладой и свежестью, усиливая запахи цветов.

Золотой зал был многолюден. Королевская чета с Имберии и Главный Арон с Т, ахьяна затерялись среди многочисленных придворных и счастливчиков из числа жителей Деллафии, коим удалось попасть во Дворец в первых рядах. Император, видимо, уже произнес торжественную речь, и теперь вместе с Императрицей они переходили от гостя к гостю, беседуя на равных и с имберианским Королем и с простым земледельцем.

Два офицера ДОБ33 из дворцового патруля почтительно пропустили девушку, изумленно и очарованно уставившись на нее. В глазах зарябило от обилия цвета, красок, лиц. Дели остановилась, обводя взглядом великолепный зал, наслаждаясь произведенным эффектом, потому что, едва девушка появилась в дверях, все замерли, устремив на нее восхищенные (а некоторые и завистливые) глаза.

Она заметила среди присутствующих, к своему удивлению, трайда Мариона, энод-арона Джанулорию, констата Тасури и Юл-Кана, слегка улыбнулась им, качнув головой, и шагнула к гостям. Ее тут же закружил хоровод улыбающихся, счастливых лиц, поток голосов, поздравлений, со всех сторон потянулись руки, даря букеты цветов. Кто-то надел ей на шею эма34 из крохотных оранжевых лигонарисов, и империта с удовольствием погрузилась в атмосферу праздника.

Марион стоял чуть в стороне вместе с Тасури, Джанулорией и Юл-Каном. Отсюда ему прекрасно было видно империту. Он, как и все, не мог оторвать глаз от нее, когда она вошла. Невольно офицер сравнил ее с нежным утренним небом Деллафии. Это воздушное голубое платье, так гармонировавшее с огромными счастливыми глазами, трепетало и летело при каждом движении, тонкие руки, которых каснулся темный загар, сияли изящными браслетами и кольцами, хрупкие плечи, волосы, собранные на затылке, подчеркивали длинную шею, лицо, обрамленное мягкими локонами, было озарено каким-то внутренним светом. Марион улыбнулся. Да, Филадельфия хотела удивить, и она это сделала. Перед ними была не взбалмошная девчонка, а настоящая империта деллафийская, достойная наследница Древнего Трона, которой можно только восхищаться.

– Маленькая бестия, – покачал головой трайд, глядя, как она лучезарно улыбается многочисленным гостям.

– Ни за что бы не подумал, что эта богиня и есть та самая беспокойная девочка, что летела с нами на «Эндоре», – проговорил с улыбкой Джанулория.

– Хотел бы я, чтобы и характер у этой богини был, как ее внешность, – вздохнул Марион. – Сущий бес.

К его удивлению, т, ахьянец тихо засмеялся.

К Дели подошла Императрица, держа в руках букет цветов.

– Филадельфия, – негромко произнесла она, глядя на дочь лучистыми глазами. – Император зовет тебя.

– Слушаюсь, Императрица, – также негромко ответила та, и, протянув матери один из своих букетов, произнесла: – Да не оскудеет цветущая земля Деллафии.

– Да будет так, – Дельфина с улыбкой приняла цветы, отдав взамен свои, добавила, понизив голос: – Сегодня ты поразила всех гостей, даже Императора.

– Благодарю, Императрица. Позвольте оставить вас? – Дели направилась к отцу, что сидел на диване в обществе Главного Арона.

Завидя дочь, Фидель пригласил ее присесть.

– Уважаемый Арон Шармалия, – обратился он к т, ахьянцу. – Позвольте представить вам мою дочь Филадельфию, наследницу Древнего Трона. Прошу простить, что не сделал этого раньше, ведь уважаемый Король Малуори уже знаком с будущей Императрицей, но сейчас я исправлю это упущение.

Ярко-зеленые пронзительные миндалевидные глаза Арона с живым интересом смотрели на девушку. Т, ахьянец легким движением выпростал тонкую руку с длинной сухой кистью из просторного рукава, прижал ладонь к груди и, слегка склонив свою лохматую голову, произнес удивительно мягким певучим голосом:

– Главный Арон Т, ахьяна Шармалия. Я счастлив видеть столь прекрасное создание, и еще более счастлив познакомиться с ним. – Он вновь поднял на нее свои пытливые умные глаза. – Я уверен, Деллафия примет с огромной радостью и трепетом свою будущую очаровательную Правительницу.

Дели посмотрела в его глаза на маленьком треугольной формы лице, на котором запечатлелись мудрость неисчислимых лет и глубокая печаль обретенных знаний, сказала:

– Для меня большая честь познакомиться с вами, уважаемый Арон, ведь я столько слышала о вас невероятного, что представляла вас огромным страшным великаном, способным испепелить целую гору одним лишь взглядом. Я рада, что все эти глупые слухи оказались пустым вымыслом, и вы на самом деле вовсе не злобный волшебник, а очень приятный собеседник.

Император рядом гневно хмыкнул и только собирался загладить непростительную болтовню дочери, но тут т, ахьянец залился непривычно озорным мелодичным смехом, сразу помолодев на пару сотен лет. Смеялся долго и искренне, нисколько не смущаясь и не беспокоясь за свою репутацию.

– Клянусь всеми шестью планетами Эльдорадо35, – наконец, успокоившись и отдышавшись, произнес он. – С такой Императрицей, как вы, Союз точно не пропадет. Давно я так не веселился. Вы воистину не только прекрасны, как звезда, но и свободны от каких-либо оков, как ветер, и это превосходно! Император, почему же вы прячете от людских глаз такое сокровище? – обратился Шармалия к Фиделю.

– Я назначил коронацию на завтра, уважаемый Арон, – отозвался тот, сбитый с толку неожиданным весельем т, ахьянца, – на которой Филадельфия будет официально объявлена империтой деллафийской, моей наследницей.

– Это хорошо, – Шармалия, прищурившись, повернулся к девушке. – Позвольте задать вам нескромный вопрос, империта?

– Пожалуйста, – разрешила та, которой понравился этот молодцеватый старик, хоть он и говорил о неприятных ей вещах.

– У вас уже есть Избранник?

– Какой избранник? – не поняла Дели и поэтому слегка смутилась.

Похоже, и сам Арон немного был смущен, он произнес:

– Когда вы примете правление, вам будет нужен человек, который бы разделил с вами груз всей ответственности, и который бы стал отцом вашего ребенка.

– Я еще не думала о таком далеком будущем, уважаемый Арон.

– Будущее может оказаться и не таким уж далеким, империта Филадельфия, – хитро посмотрев на нее, изрек т, ахьянец.

– Филадельфия еще слишком юна и неопытна, – заговорил Император, – но, как вы верно заметили, будущее наступает незаметно и стремительно, поэтому я присматриваю ей достойного Избранника и, думаю, Арай Арбель самый достойный из всех: он знаком со всеми тонкостями правления и может стать отличным помощником для империты.

– Да, я знаю Арая Арбеля, – кивнул головой Шармалия. – Он истинный деллафиец, впрочем, как и Арай Фэль.

Дели слушала их вполуха, вертела в руках цветы, смотрела на довольных гостей, обвешанных эма, и не понимала, для чего ей нужен Арай Арбель.

– Империта Филадельфия, – вдруг повернулся к ней Главный Арон. – Я хотел бы пригласить вас на

Т, ахьян, если, конечно, вы пожелаете посетить мой дом и, если Император не против. Но, будет еще лучше, если вы посетите Т, ахьян всей своей императорской семьей.

– Это было бы просто замечательно! – воскликнула Дели в восторге от его предложения, ведь она ни разу не была на Т, ахьяне, как это ни странно. – Благодарю за приглашение, уважаемый Арон, я постараюсь непременно воспользоваться им! А правда, что на

Т, ахьяне вечные льды и что там вне корабля не прожить и секунды?

– Правда, – засмеялся вновь Шармалия. – Правда и то, что на Т, ахьяне живут огромные великаны с огненными глазами.

– Шутите? А вот я прилечу к вам и узнаю, что, правда, а что – нет.

– Договорились, империта, – продолжал хохотать тот.

В это время объявили о начале пира, и Император пригласил всех в Пиршественный зал. Рядом с Дели шел невесть откуда взявшийся Арай Арбель в великолепных одеждах, высокий, улыбающийся, ясноглазый.

Двери залы раскрылись, и гости ступили в грандиозное пространство, не менее великолепное, чем Золотой зал, – яркое, блистающее, поражающее взгляд, утопающее в цветах.

Бесконечные полосы столов, окруженных резными красивыми стульями, были заставлены всевозможными яствами (да, повара потрудились на славу), блюдами, кувшинами так, что многие по-настоящему перепугались: не проломятся ли столы под такой тяжестью? Но столы не ломались, а притягивали к себе аппетитным, влекущим видом, словно магнит, а умопомрачительный аромат, витавший в воздухе и щекочущий ноздри, сводил с ума. У каждого стула стояла бесстрастная прислуга в праздничных нарядах, с маленькими букетиками в петлицах, торжественная и довольная, умеющая угадывать желания гостей и без слов.

Гости расселись. Император и Императрица возглавили стол, за которым были Король Малуори и Королева Алри, Шармалия, Араи Арбель и Фэль, три советника Фиделя – Вилеон, Амиль и Лолиэл, трайд Марион, констат Тасури, энод-арон Джанулория, Юл-Кан и Дели.

По левую руку от нее сел Арбель, по правую – Главный Арон Шармалия.

За столами стоял неумолчный гул голосов, восхищающихся убранством Дворца, Деллафией и роскошными яствами, раздавался смех, звучала негромкая деллафийская музыка, проникающая в самую душу, поднимающая настроение в заоблачные высоты. Отзвучали поздравительные речи, гости благодарили хозяев, не скупясь на красивые слова, и пир начался.

Напротив, Дели сидел Марион, а с двух сторон от него – Юл-Кан и Джанулория. Тасури был около Короля Малуори. Девушка взглянула на трайда. Офицер был в своей неизменной черной с серебром форме, с сияющим болис, артом36 на груди. На шее его красовался красный эма из ароалов, в котором он явно чувствовал себя очень глупо. И весь его вид выражал крайнюю неловкость и дискомфорт от всего происходящего, хотя офицер всеми силами старался казаться беспечным и непринужденным, как и все остальные гости. Перехватив взгляд Дели, он слабо улыбнулся, но сейчас же отвел глаза, повернувшись к огромному ихлаку.

Юл-Кан же представлял неутихающий интерес всех присутствующих. Еще по прибытии с родного Камарлена в космопорт Орфиса, едва ступив на землю Деллафии, бедняга подвергся бешеному натиску репортеров и журналистов не только из Орфиса, но и из Эссиадана и Фальрона, которые испугали бесстрашного вождя шквалом вопросов, яркими слепящими вспышками. Отделаться от них удалось с большим трудом при помощи патрулей ДОБ. Но уже на следующий день физиономии Мариона, Тасури, Джанулории, Юл-Кана, и даже Дели и Эрго мелькали на центральных каналах всех видеомодулей. И, если офицеры и девушка с пиратом не вызвали особого интереса, то мощная фигура ихлака с необычной внешностью и с внушительным мечом на поясе стала объектом всеобщего внимания, несмотря даже на то, что офицеры всячески оберегали камарленца от назойливых, излишне любопытных глаз.

Но Юл-Кана и пугала и притягивала эта совершенно другая непонятная жизнь, и он, словно ребенок, жадно впитывал в себя все, что его окружало, как губка. Императору пришелся по нраву этот открытый добродушный гигант, и он даже пригласил его на праздник Цветов. Ихлак так рвался на торжество, что офицеры, в конце концов, согласились пойти вместе с ним. Марион же отказался идти наотрез, но Юл-Кан заявил, что никуда не пойдет без него, и трайду пришлось сдаться, чтобы не огорчать старого друга.

Увидев же императорский Дворец, множество гостей, ихлак был поражен до глубины души. Он сразу растерялся, чувствуя себя маленькой пылинкой в этих необъятных залах среди толп людей, которые с нескрываемым любопытством глазели на великана, могучее тело коего было прикрыто лишь куском ткани, обернутой вокруг бедер, да пустыми ножнами. Его огромные глаза перескакивали с живописных стен на невиданные цветы, с лица на лицо, и все это, навалившись на него, словно Большая Вода, заставляло его жаться поближе к офицерам. Он ошеломленно молчал и только бросал на Мариона отчаянные взгляды. А, увидев империту – Шалкай – в ее легчайшем голубом платье, совершенно другую и незнакомую, не решился даже подойти к ней, хотя страстно хотел увидеть ее.

Теперь же ихлак сидел среди почетных гостей, обвешанный разноцветными эма, ловя на себе множество интересующихся взглядов, и с благоговейным ужасом смотрел на ломящийся от еды стол. Ему и в голову не приходило, что ЭТО можно и нужно есть, пока не увидел, как ловко расправляются с пищей другие.

Марион, как мог, поддерживал и подбадривал друга, видя его ступор, и Дели не могла не улыбнуться этой заботе. Ее отвлек голос Арбеля, негромко произнесший:

– Империта, все ждут от вас речи.

– Простите, я задумалась, – она поднялась, держа в руке изящный бокал, наполненный розовой олией37, изготовленной на землях Орона, а оронские земли славятся своей розовой олией, из которой получается лучшее вино во всей Деллафии.

Дели обвела взглядом всех сидящих, улыбнулась Юл-Кану, который во все глаза смотрел на девушку, увидела напряженное лицо Императора, с тревогой ожидающего от дочери новой глупости, дождалась тишины и заговорила:

– Я поздравляю всех деллафийцев и гостей с Имберии, Т, ахьяна и Камарлена с праздником Цветов, воистину любимым праздником всей Деллафии. Я счастлива, что целых два даальса мы будем наслаждаться обществом друг друга, видеть искреннюю радость в глазах соседей, говорить, о чем угодно, но обязательно о приятном. И, возможно, кто-то найдет родственную душу или даже настоящего друга, а, может, просто получит заряд хорошего настроения и расслабится после долгих трудовых будней. И, если это случится, значит, не зря открываются двери Дворца для всех чистых помыслами и сердцами. А сейчас – время веселья и радости, ибо праздник. Да не оскудеет благодатная земля Деллафии! – громко закончила она, поднимая бокал.

– Да будет так! – рявкнули одновременно многие десятки глоток, и Пиршественный зал взорвался бурными аплодисментами.

Дели увидела довольное лицо Фиделя, одобрительно кивнувшего ей, но, лишь бросив на него быстрый взгляд, опустилась на стул, пригубив вино. Напротив, на нее смотрел трайд – чуть удивленно, долго, настойчиво, бесцеремонно, – но девушка решила проигнорировать его.

– Вы произнесли прекрасную речь, империта, – улыбнулся ей Арай Арбель.

– Благодарю вас, Арай, но вы мне льстите.

– Ничуть, вы действительно сказали волшебные слова и очаровали всех, не только меня.

Дели польщенно улыбнулась, разрезая кусок фаршированного мяса.

– Позвольте поинтересоваться, Арай? – спросила она.

– Да? – Арбель не менее ловко разделывал запеченного моллюска.

– Чем вы занимаетесь в Эссиадане?

Собеседник посмотрел на нее ясными улыбающимися глазами.

– Это действительно интересует вас, империта?

– Почему бы и нет, Арай? – она повернулась к нему и их взгляды встретились. – Я ведь не требую от вас раскрыть секрет изготовления вашего изумительного розового вина. – Девушка мило улыбнулась, чем привела Арая в восторг.

– Я очень рад вашему вниманию, империта, и с удовольствием бы рассказал вам о моих делах, но, боюсь, мой рассказ утомит вас, а я бы очень этого не хотел, ведь сейчас праздник и, как вы сказали, это время для веселья, так давайте лучше веселиться и забудем об обыденном.

Дели засмеялась: ее очень позабавило это нагромождение слов, произнесенных Арбелем.

– Вам нравится здесь? – спросила она, делая глоток олии.

– Это великолепие просто не может не нравиться, но вы своей красотой затмеваете и этот грандиозный Дворец, и все прелести Деллафии вместе взятые.

– Вы преувеличиваете, Арай, никто из смертных не может превзойти Деллафию, будь он хоть трижды прекрасен.

– Вы сомневаетесь в собственной красоте, империта? Клянусь Ороном, что во всей вселенной не найти красоты подобной вашей, – убежденно заявил Наместник Императора.

– Я знаю, что я красива, но ведь бывает красота другая, более совершенная.

– И все равно вы останетесь самой восхитительной, я уверен в этом.

Прислуга ловко заменяла опустевшие блюда новыми, наполняла бокалы, следила, чтобы все из гостей были довольны и, не дай бог, обделены чем-либо.

Марион, отведав всего понемногу, теперь не спеша потягивал сладковато-терпкое вино, думал и смотрел. Ему было приятно лицезреть Филадельфию и ему нравилось то, как она себя вела – непринужденно и свободно. Да, она была рождена империтой, и ее с детства учили быть царственной особой, и это сквозило в каждом движении, жесте, взгляде. Но за этой ангельской внешностью таился бунтарский беспокойный дух, который бросал вызов всему миру, и Марион видел это в голубых глазах девушки, которые упорно избегали его или делали вид, что не замечают. Тут ему вспомнилось, как империта рыдала у него на груди, проклиная предстоящую коронацию, и усмехнулся, сравнив вчерашнюю империту и империту, что сейчас сидела перед ним, – два совершенно разных человека, но одинаково прекрасных и непостижимых. О недавней ссоре с девушкой остались лишь воспоминания: трайд был отходчив и не копил зла за пазухой, но его забавляла злопамятность Дели, которая, видимо, так быстро не прощала обидчиков.

И сейчас он нарочно, не отрываясь, смотрел на нее, внутренне улыбаясь тому, как она старательно не замечает его взгляда.

Почему-то подумал о Звездном Призраке, и мысль о смерти империты показалась нелепой и дикой. А все же, что означали те странные слова, произнесенные девушкой в камарленских пещерах? Но, взглянув на лучезарную улыбку Филадельфии, он успокоился и загнал поглубже неприятные думы. Дели была создана для пышных торжеств, и она их обожала, что легко читалось в ее сияющих глазах. Сам же Марион не любил больших шумных скоплений народа и всей этой суеты, ажиотажа и старался посещать такие мероприятия, как можно реже.

Он видел, как империта оживленно беседует с Араем Арбелем, улыбается и то и дело заливается своим звонким смехом, что не раз пронзал воздух Камарлена, подобно серебряному колокольчику. Видел, что ее собеседник, забыв даже о еде, не спускает с нее счастливых глаз. Трайд нахмурился, заметив этот завороженный взгляд. А рядом с ним хитро улыбался, поглядывая на офицера, Джанулория.

А между тем беседа Дели и Арбеля продолжалась.

– А ведь я видел вас, империта, на центральном канале, – сказал Наместник Фиделя. – Вы сходили с фрегата, что прибыл с Камарлена недавно. Сначала я даже не поверил, но это, действительно, были вы в окружении офицеров ПаРаСКоН.

– Да, я была на Камарлене, Арай, – не стала увиливать девушка. – Я никогда не видела этой планеты и решила воочию убедиться, так ли она хороша, как о ней говорили. А репортеры раздули невесть, какие небылицы, по своему усмотрению.

– И вам понравился Камарлен? – полюбопытствовал Арбель.

– Это удивительная планета, – искренне произнесла Дели. – Вы разве не бывали там?

– Нет, к сожалению, – вздохнул тот.

Их диалог прервал Шармалия, который, повернувшись к девушке, проговорил, сияя кошачьими глазами:

– Простите великодушно, что столь бестактно вмешиваюсь, но я услышал, что речь идет о Камарлене.

– Вы совершенно правы, уважаемый Арон, – улыбнулась Дели. – Мы говорим о Камарлене. А вы, судя по всему, знакомы с ним?

– Не только знаком, но и восхищаюсь им, правда, я очень давно не был на этой чудесной планете, о чем сильно сожалею. Не могли бы вы рассказать мне о ваших впечатлениях, империта Филадельфия?

– О, уважаемый Арон, – воскликнула та. – Впечатлений столько, что, боюсь, на их пересказ мне не хватит и двух даальсов!

– Вы только начните, а продолжите, когда посетите Т, ахьян, – лукаво улыбнувшись, предложил Шармалия.

– Я просто не могу вам отказать, уважаемый Арон! – засмеялась Дели, сказала: – Так слушайте. Когда я увидела Камарлен, то у меня даже дух захватило от удивления и восторга! Там так красиво! Лес Фохх, эти огромные огненные деревья, пылающие под жарким солнцем, бурные реки, равнины с красной травой, величественные горы, уходящие в самое небо, луйхары, харубы, лонги! Это было так необычно, здорово и невероятно, что у меня даже нет слов, чтобы все это описать!..

Арон слушал ее с нескрываемым интересом, кивая пышной головой, то ли одобряя, то ли соглашаясь, а Дели продолжала:

– Мы видели даже сурхана и тингоров! А однажды попали под огромный ливень, ихлаки называют его Большой Водой, и это было что-то невообразимое и ужасное. Но, несмотря на все неприятности, мне очень понравилось на Камарлене. Я думаю, что никогда не забуду всех этих оттенков красного, бардового, вишневого, этой жары, этого неба, Халара, этих ночей, полных звенящей тишины и звезд! Да, Камарлен – прекрасная, удивительная планета, о которой можно лишь мечтать! – Девушка ни слова не упомянула о тех опасностях, что пришлось ей пережить, но Шармалия и так все знал, но не подавал вида, слушая ее рассказ.

– Да, именно таким я видел Камарлен много лет назад, – произнес он певуче, погружаясь в воспоминания. – Я рад, что от Ихлакита у вас осталась светлая память. А что вы можете сказать о самих ихлаках?

– Только хорошее. Они, как дети, открытые, доверчивые, искренние, совершенно лишенные зла. А такого благородства, великодушия, доброты и отваги я в жизни не встречала. Кто бы мог подумать, что на далекой-далекой планете живут столь необычные, удивительные существа, способные на великие поступки.

Глаза Арона устремились на Юл-Кана, который робко и смущенно оглядывал присутствующих и что-то тихо спрашивал у трайда, стараясь приглушить свой раскатистый низкий голос, и спросил у Дели:

– Я слышал, этого ихлака зовут Юл-Каном? Вы дружны с ним, империта Филадельфия?

– Да, Юл-Кан – мой друг, – подтвердила та, тоже посмотрев на ихлака. – Почему вы спрашиваете?

– Я знал многих из его рода, даже самого Ан-Кора – основателя луйхара, первого вождя. Он был мудрейшим вождем, который поражал меня своей проницательностью и умом. Юл-Кан очень похож на него, на миг мне даже показалось, что это сам Ан-Кор. Славное племя… – т, ахьянец вздохнул и, опустив глаза, принялся ковыряться в своей тарелке.

Девушка, почувствовав, что затронула невольно какую-то глубинную струнку души Арона, спросила, как можно мягче:

– Я вас чем-то обидела, уважаемый Арон?

– Обидели? – удивился тот. – Как вы могли об этом подумать, империта Филадельфия? Я вам очень благодарен за то, что оживили в моей памяти счастливые воспоминания. Но вы рассказали мне лишь малую часть своих впечатлений, не так ли? – Шармалия вновь хитро взглянул на нее. – Я надеюсь, что услышу когда-нибудь и весь рассказ целиком?

Дели недоверчиво посмотрела в лицо т, ахьянца, уловив в его словах подозрительную проницательность, но его глаза излучали понимание, мудрость и лучистое тепло, словно говорили «не бойтесь доверять мне», и девушка успокоилась, поверив ему, сказала:

– Обещаю, вы услышите его, Арон.

Пиршество продолжалось несколько часов, и ни одно блюдо не осталось обделенным вниманием, ни один гость не страдал от отсутствия общества, никого не тронула тень скуки. Все были довольны и веселы, как никогда.

И вот пир закончился, и начались развлечения. Кто-то направился в Зал Ветров, где можно было потанцевать от души. Кто-то сел в нарядные императорские эстелы и яхты и полетел в Орфис, где их ждали всевозможные рестораны, кафе, театры, музеи, магазины, приготовившие массу сюрпризов. Кто-то гулял по дворцовому оккою, о чем ничуть не пожалел.

Дели решила начать с танцев. Зал Ветров – открытая просторная круглая площадка, покрытая блестящим зеркально-гладким белым вульдагоном38 с голубыми прожилками, окруженная массивными вульдагоновыми колоннами, поддерживающими высокий купол, – был шумен и пестрел разноцветьем нарядов.

Посреди зала находился фонтан, – сидящая деллафийская девушка с лави39 в руках – выполненный с таким мастерством и изяществом, что, казалось, в следующее мгновение точеные пальчики девушки коснутся струн, распущенные волосы колыхнутся от набежавшего ветра, и лави запоет свою чарующую песню. Хрустальные струи воды вырывались почти под самый потолок и искрящимся звенящим каскадом рассыпались на мириады радужных капель-звезд.

Легкий свежий ветерок, гуляя по зале, доносил ароматы цветов, деревьев, травы, чей-то счастливый смех. Взгляду открывался Сад Утренней Зари, где в нежной тени деревьев прогуливались деллафийцы, не уставая поражаться увиденному, с восхищением останавливаясь, чтобы поглядеть на кружащиеся пары и послушать бесподобную, ни на что не похожую музыку.

Среди танцующих она с удивлением увидела Юл-Кана, который со счастливым видом неуклюже хлопал в ладоши и притоптывал ногами в такт мелодии, ничуть не стесняясь и не скрывая своей детской радости. Это было такое комичное и трогательное зрелище, что вокруг великана образовалась целая толпа, которая хлопала вместе с ним, скакала, задирая ноги, смеялась и вела себя, как расшалившиеся дети, всецело отдавшись буйному веселью, поддерживая ихлака громкими криками одобрения.

Дели тоже немедленно присоединилась к ним, кружась вокруг камарленца, заливисто хохоча, прыгала и выделывала замысловатые па, начисто забыв о своем высоком присхождении.

– Смотри, Шалкай, я танцую, как вы! – радостно воскликнул Юл-Кан, хватая империту за руки и кружась вместе с ней. Его глаза счастливо блестели. Похоже, он, наконец, сбросил оковы оцепенения и теперь развлекался от души.

– Да! Да! – смеялась девушка в ответ. – Только не отпускай меня, иначе я упаду и разобьюсь!

Офицеры не принимали участия в этой сумасшедшей пляске, сидя в стороне с бокалами в руках и с улыбками наблюдали за происходящим.

– Мне думается, это какое-то групповое помешательство, – сказал Тасури, смакуя вино. – В этой неразберихе сам черт ногу сломает. Если не будет жертв, я очень удивлюсь.

– А, по-моему, все очень забавно, – отозвался Джанулория. – Только посмотрите на эти сияющие лица, вот воистину самые счастливые люди. А Юл-Кан-то как разошелся! Того гляди – лопнет от восторга, как мыльный пузырь. Не уронил бы он империту насмерть.

– Империта тоже хороша: скачет, как новорожденный харуб, – недовольно буркнул констат, который терпеть не мог танцы и не понимал всех этих дурацких кривляний.

Джанулория тихо рассмеялся, пролив несколько капель олии на одежду.

– Тасури, если ты не любишь плясок, то дай другим потанцевать. Наверняка они сравнивают нас с тремя мрачными тенями, что сидят, словно истуканы, и не понимают, как можно оставаться равнодушными, когда вокруг такое веселье.

– Офицерам не пристало кривляться и дергаться, словно в лихорадке. С меня достаточно и того, что я смотрю на это безобразное издевательство над телом, – категорично отрезал имберианец.

Т, ахьянец снова покатился со смеху, окончательно облившись вином.

– А что думаете по этому поводу вы, трайд? – лукаво спросил он, наполняя свой бокал.

Тот стоял, прислонившись спиной к колонне, и задумчиво наблюдал за танцующими. Больше всего его интересовали Юл-Кан и империта, что отплясывали в самой гуще, став самой экстравагантной и зажигательной парой на площадке, и даже получили за это приз – поездка на водопад Санайль в любое время на сутки. Он не сразу ответил, глядя на их ошеломленно-восторженные лица.

– Ты что-то спросил, Джанулория? – наконец отозвался офицер.

– Мы тут обсуждали с Тасури эти дикие пляски, и я поинтересовался, что вы думаете об этом? Еще олии, трайд?

– Да, благодарю, – Марион взял бокал, наполненный желтой жидкостью, посмотрел сквозь него на свет, пригубил. – Что я думаю? Я думаю, что и нам не мешало бы размять косточки и покривляться вместе со всеми. По-моему, эти замысловатые телодвижения очень бодрят.

– И вы туда же, трайд! – воскликнул констат. – Нет, это и в самом деле какое-то всеобщее помешательство! Это же смешно – офицеры КС и вдруг пляшут, как… – он оборвал себя на полуслове, увидев, что к ним приближаются империта и Арбель.

– О, как уютно вы здесь устроились, уважаемые лонды! – с радостной улыбкой вскричал Правитель Орона. – Позвольте называть вас лондами, ведь сегодня вы не офицеры, а гости Императора, как и все мы!

– Разумеется, Арай, – любезно растянув губы, отозвался трайд. – Не желаете ли присоединиться к нам? Места хватит на всех, а чармианская олия с коасаном40 ничуть не уступает знаменитой оронской. Особенно она хороша после столь зажигательных танцев, – добавил офицер, чуть насмешливо глянув на девушку, но та не смотрела на него, а куда-то в Сад, что виднелся между колоннами.

– Вообще-то это мы хотели пригласить вас присоединиться к нам, – неизменно улыбаясь, произнес Арбель. – Но и здесь отличное местечко и хорошая компания, и я, пожалуй, приму ваше предложение. Знаете, эти танцы отнимают все силы, и после них хочешь только одного – спокойно посидеть. – А вы, империта, не желаете передохнуть и отведать глоток вина?

– Вообще-то я не устала, но присоединюсь к вам, – ответила девушка, проклиная оронского Правителя за то, что чуть ли не силой приволок ее к офицерам. Но раз подошла, сразу уйти было бы невежливо и некрасиво, и она присела на край роскошного дивана, мило улыбнувшись, и, не глядя на трайда. Тот же, напротив, бесцеремонно пялился, улыбался во все зубы и, опередив Арая, преподнес ей бокал.

– Благодарю вас, – сухо кивнула она.

– Здесь чудесно, не правда ли? – разглагольствовал между тем Арбель. – Праздники объединяют людей и это замечательно! Вы не находите, что нынешний праздник получился на славу?

– Да, да, славный выдался праздник! – с самым серьезным лицом поддакивал Марион, делая вид, что не замечает сдержанные улыбки офицеров, которые они тщательно маскировали за своими бокалами. – Когда еще нам удастся вырваться из плена повседневных дел и так хорошо расслабиться? Смею заметить, что Император превзошел сам себя.

– А этот огромный камарленец очень органично влился в веселье, – засмеялся Арай. – Вы видели, как он отплясывал? Бьюсь об заклад, в него влюбились все гости! Как, вы говорите, его зовут? Антан?

– Юл-Кан, – поправил его Марион.

– Ах, да, конечно, Юлкан! Какое необычное имя, интересно, что оно означает?

– Рожденный для подвигов, – подсказал офицер.

– Да? Сильное имя, – хмыкнул Наместник Императора и сказал: – А вы правы, эта олия превосходна! Империта, вам нравится это вино или вы предпочитаете розовую олию?

– Они одинаково хороши, Арай, – отозвалась Дели.

– Позвольте тогда налить вам еще бокал? – предложил тот.

– Нет, нет, с меня достаточно, иначе я лопну!

Арбель весело засмеялся, воскликнул:

– Ну, разве не чудо эта девушка? Я просто в восхищении!

– Я присоединяюсь к вашим словам, Арай, и благодарю Императора и Императрицу за то, что они подарили нам такое сокровище – это прелестное юное создание, что милостиво составило нам компанию, – громко, почти во всеуслышание заявил Марион, привлекая внимание гостей. – Давайте же поднимем бокалы за самую прекрасную во всем внутреннем космосе девушку со сладчайшим именем Филадельфия! – он невинно посмотрел на империту.

– Трайд, не стоит все превращать в шоу, – зло прошептала Дели. – Ваши потуги отомстить мне смешны и бесполезны.

– Веселитесь и радуйтесь, империта, ибо праздник, а вы – украшение любого торжества, – тоже шепотом ответил офицер. – Если вы скажете мне упасть перед вами на колени, я это сделаю.

– Такой чести я вас не удостою, не обольщайтесь.

В ответ Марион расплылся в улыбке, а Дели, вскинув голову, окатила его презрительным взглядом. К счастью, никто не заметил их тихого диалога.

– Было очень приятно в вашем обществе, уважаемые лонды, – поднявшись, сказала девушка. – Но праздник в самом разгаре, а я бы хотела еще немного потанцевать. Прошу меня простить, но я покидаю вас.

Тотчас вскочил Арбель.

– Позвольте составить вам пару, империта?

– Буду рада, Арай, – мягко улыбнулась та, и они влились в круговорот танцующих.

Мимо проносились счастливые лица мужчин и женщин, музыка заставляла сердце биться чаще и трепетнее, переплетаясь с мелодичным журчанием фонтана, легкий ветерок овевал разгоряченную кожу, ароматный воздух кружил голову, и время неслось стремительно и незаметно. Ее уже подхватил какой-то незнакомый деллафиец и, широко и открыто улыбаясь, увлек за собой в быстрый шансерт41. К немалому удивлению Дели, рядом, ловко ведя партнершу, танцевал Шармалия, колыхаясь своим просторным одеянием. Он тут же перехватил империту и, молодо поблескивая изумрудами глаз, пропел ей в ухо:

– Никогда не думал, что танцы – такое приятное занятие. Я, словно, скинул несколько сот лет. Великолепно!

Девушка засмеялась.

– Я тоже люблю танцевать. Мне кажется, что я легкая, как пушинка, свободная, как ветер, и самая счастливая! Если бы это ощущение можно было продлить до бесконечности!

Они сделали несколько кругов по залу, когда Дели услышала очередную фразу:

– Позвольте пригласить вас на танец, империта.

Она вскинула глаза и изумленно уставилась на трайда, который пытливо смотрел на нее.

– Вы? – ее бровь поползла вверх, а глаза сверкнули пренебрежением, почти отвращением.

– Отказать вы не можете, поэтому – прошу, – он протянул ей руку.

Девушка вспыхнула, но, сделав усилие, сказала, улыбнувшись холодно:

– Что ж, трайд… – и взяла его ладонь.

Некоторое время они молча кружились, пристально, цепко изучая друг друга, ожидая, кто первым начнет перепалку. Перед девушкой было слегка насмешливое лицо с большими внимательными, но непроницаемыми, как лед, глазами, что сейчас в упор смотрели на нее, хлопая густыми ресницами. А офицер искренне любовался империтой. Безукоризненная, непривычно загорелая кожа, тронутая нежным румянцем, летящие на ветру локоны, небесно-голубые ангельские глаза, тонкие крылья бровей, розовые аккуратные губки, что сдержанно и сухо улыбаются ему.

– Я не говорил вам, что вы сегодня обворожительны? – наконец, подал голос Марион.

– К сожалению, не могу сказать этого о вас, – ледяным тоном отозвалась Дели.

– Мужчине не обязательно быть обворожительным, – улыбнулся тот. – Достаточно того, что этим качеством обладают некоторые молодые особы.

– Зато мужчина, как мне кажется, должен обладать хоть малой толикой вежливости и скромности, но вам это не грозит.

– Вежливость и скромность – удел слабаков, – решительно возразил Марион и, прищурив глаза, добавил: – К счастью, вы, империта, далеко не слабачка.

Глаза той вспыхнули, как звезды.

– Вы намекаете, что я лишена вежливости и скромности? – с нажимом спросила она.

– Разве я говорил подобное? – удивился офицер. – Я лишь сказал, что вы – сильная личность, или вы сомневаетесь в этом?

– Я сомневаюсь не в себе, а в вас, трайд. С каждым разом вы все более и более мне несимпатичны, и сейчас вы портите мне мое прекрасное настроение своим хамством и дурацкими выходками.

Тот с интересом посмотрел на нее.

– На Камарлене вы были обо мне другого мнения, да и вчера мы с вами премило беседовали в Вечернем Саду.

Дели гневно метнула взгляд на наглеца, хотела было бросить его и гордо удалиться, но он лишь сильнее сжал ее, не отводя глаз.

– Что вы себе позволяете, трайд? – возмутилась она, оказавшись с ним едва ли не лицом к лицу, не в силах вырваться. – Немедленно отпустите меня или я вызову офицеров ДОБ и вас с позором выставят из Дворца!

– Вы не сделаете этого, империта, – уверенно заявил Марион, ослабив хватку. – Сегодня любой деллафиец имеет право танцевать с вами, даже офицеры, и вы не можете отказать никому. К тому же вы ведь не хотите испортить весь праздник таким неприятным инцидентом с патрулем ДОБ.

– Скажите честно, трайд, вы пришли во Дворец для того, чтобы грубить мне? – с трудом сдерживая гнев, но как можно спокойней спросила она, хотя готова была убить офицера на месте.

– Империта, – усмехнулся Марион. – Как вы могли подумать, что я способен опуститься до подобного? Я ни за что не появился бы во Дворце, если бы не Юл-Кан. Отказать ему я не в состоянии.

Девушка фыркнула. Танец с трайдом не доставлял ей никакого удовольствия, лишь нарастающее раздражение, и она молила космос, чтобы кто-нибудь другой пригласил ее, но никто не подходил, как назло.

– Завтра вы тоже посетите Дворец, трайд? – Дели не пыталась скрыть своей неприязни. – Юл-Кану ведь очень понравилось здесь.

– Да, ему пришлось по душе веселье, чему я очень рад. Может так он быстрее забудет свое горе. Ну а я завтра буду наслаждаться тишиной и спокойствием в своем доме, к вашему счастью. Юл-Кан же, если захочет, может остаться здесь. Я надеюсь, вы присмотрите за ним?

– Разумеется.

– Вы очень добры, – Марион замолчал, потом вдруг спросил с огоньком в глазах: – А где же ваш меч, империта?

– К сожалению, я оставила его в своих покоях, иначе я бы не удержалась и совершила убийство.

– И кто же тот счастливчик, что сегодня избежал смерти?

– Я бы не сказала, что он счастливчик. «Это самое отвратительное и наглое создание во всем космосе», – произнесла Дели, оглядывая танцующих. – И которое уверенно, что оно – пуп вселенной.

Марион громко и от души расхохотался.

– Я думаю, вы говорите об Арае Арбеле? – хитро поинтересовался он.

– Об Арае? – изумленно подняла та глаза. – При чем здесь он?

– Ну как же, империта. Разве вы не заметили, как бедняга смотрел на вас весь день? Бьюсь об заклад, что он уже видит себя будущим зятем Императора. Вы правы, гнуснейший тип!

– Я говорила не о нем, а о вас, трайд! – Гневно воскликнула девушка. – То наглое отвратительное создание – вы!

– Значит, вам нравится Арбель, раз вы его защищаете?

– А это не ваше дело! По-моему, у вас слишком длинный и любопытный нос!

– Конечно, мне нет никакого дела, просто мне нравится злить вас, империта.

Дели яростно посмотрела в улыбающееся лицо офицера, сказала:

– В следующий раз я обязательно захвачу с собой меч, – после чего покинула Мариона, закружившись с очередным кавалером.

А трайд, тихо посмеиваясь, снова присоединился к энод-арону и констату.

– Правда, хороша наша империта? – протянул Джанулория, взглянув на усмехающегося трайда.

Марион налил себе вина, сказал:

– Хороша-то, хороша, но палец в рот не клади – откусит по локоть.

Уже вечерело, когда империта в окружении гостей отправилась в Сад Утренней Зари. Яркое солнце сменили прозрачные сумерки, наполненные легкой прохладой, нежным запахом цветов, веселым говором отдыхающих и пением птиц. Величественные фларисы42 тихо покачивали пышной листвой и, словно, звали присесть под своей сенью. Небо, налившись густой зеленью, загадочно улыбалось с вышины. Извилистые дорожки, огибая аккуратные клумбы, убегали вглубь тенистого Сада, завлекая, маня своим безмятежным спокойствием и бесконечностью. То тут, то там возвышались скульптуры, созданные лучшими мастерами Союза, уютные, привлекательные беседки и скамейки были практически полностью заняты любителями неторопливых разговоров на лоне природыс бокалом вина, слушая птичий пересвист и шелест листьев. Здесь можно было немного успокоить буйную радость и колотящееся сердце после бурного пира и танцев.

Возле Дели шел Арбель, неумолчно болтая о чем-то. Она делала вид, что заинтересованно слушает, хотя мысли ее витали сейчас вдалеке от него. Взгляд перебирал каждый цветок на клумбах, восхищаясь их естественной красотой, каждый листок, трепещущий над головой, словно живой, слух улавливал малейший звук, будь то далекий неуловимый плеск фонтана или взмах крыльев птицы, сорвавшейся с ветки. Девушка с наслаждением вдыхала ароматный дрожащий воздух, – будоражащий, кристальный, пьянящий, руки тянулись к шероховатым стволам деревьев, желая ощутить их тайную, неутомимую, мощную жизнь, текущую, подобно беспрестанному потоку. Ей неодолимо хотелось слиться с деревом, ток которого сейчас бился под ладонью, с бутоном цветка, что белым глазком смотрел им вслед, с этим воздухом, с этими сумерками, разгоняемыми огнями, с этим темнеющим высоким небом.

Дели остановилась, вглядываясь в небосклон широко раскрытыми глазами. Что-то смутное, необъяснимое теснило грудь, вкрадывалось предательской грустью, но что именно, она не могла понять.

– Арай, вы только посмотрите на это небо! – мечтательно выдохнула девушка. – Как оно красиво! Ах, как я хочу подняться туда – в эту головокружительную вышину, если бы вы знали!

Тот поднял голову, с минуту смотрел, сказал:

– Да, очень красиво, империта, но и на земле достаточно не менее захватывающих зрелищ, от которых замирает дух. А небом наслаждаются птицы, оно для них.

Дели перевела глаза на Правителя Орона и вдруг поняла, какая грусть щемила сердце.

– Уже темнеет, – проговорила она. – Вы не составите мне компанию в Вечернем Саду, Арай?

– С радостью, империта, – с готовностью отозвался тот.

Марион сидел в одиночестве в беседке Сада Утренней Зари. Его невероятно утомила вся эта суматоха, шум, мельтешение лиц перед глазами, беспрестанные разговоры ни о чем. Теперь он блаженно потягивал олию, любезно преподнесенную прислугой, слушая переливчатое пение пташек, созерцал превосходный Сад, постепенно утопающий в надвигающейся ночи, наслаждался долгожданным покоем и умиротворением, которых так не хватает его утомленной душе. Марион очень любил этот тихий Сад, деревья которого всегда первыми встречали утренние лучи солнца, совсеми его фонтанами, аллеями, цветами, скверами, укромными беседками. Любил эту расслабляющую тишину, навевающую отстраненные думы, мечтания, воспоминания, когда никто не нарушал одиночества и очарования.

Где-то слышались взрывы веселого смеха, приглушенные расстоянием голоса, но они не мешали плавному течению мыслей, и офицер свободно оторвался от тяжелых суетных оков и полностью погрузился в свой внутренний, скрытый ото всех мир. Неожиданно из плена тишины его вырвал женский укоризненный голос:

– Я вас везде ищу, трайд, а вы, спрятались в этом далеком уголке.

– Зачем же вы меня искали, прекрасная Анабель? – Его глаза устремились на красивую, стройную деллафийку в роскошном розово-белом платье, держащую большой букет ороний.

Та грациозно и невесомо присела рядом с ним, кокетливо взглянула глубоко-синими глазами.

– Что с вами, трайд? Вокруг веселье и смех, а вы грустите в одиночестве, словно вам не с кем разделить общество.

– Моя милая Анабель, – Марион остановил слугу, несущего вино, подхватил бокал и преподнес своей нежданной собеседнице. – Я уже достаточно сегодня повеселился, посмеялся и натанцевался, чтобы теперь позволить себе немного передохнуть.

– Но почему-то вы даже не соизволили пригласить меня на танец, трайд, – немного обиженно произнесла деллафийка. – И ни разу не подошли ко мне за весь день.

– Простите мою неучтивость и невнимательность, блистательная Анабель, – вполне искренне раскаялся тот и, сорвав бутон алого трасиала, протянул девушке. – Вы можете проклянуть меня, я это заслужил.

Глаза Анабели засияли счастьем, когда она взяла цветок из его рук, губы ее тронула улыбка.

– Ну что вы такое говорите, трайд? Как я могу проклинать вас? Я даже не могу обижаться на вас, когда вы смотрите на меня такими глазами.

– Вы поистине сокровище, моя чудесная Анабель, – улыбнулся офицер. – А теперь скажите мне, что вы делаете здесь одна? Неужели вы скрываетесь от своих кавалеров, что не отходят от вас ни на шаг?

– Конечно же, нет, – засмеялась она. – Хоть эти кавалеры и утомили меня, но не настолько, чтобы бегать от них. А пришла я к вам, трайд, – неожиданно закончила деллафийка.

Марион недоверчиво и удивленно посмотрел на собеседницу, столкнувшись с ее глубокими, притягательными, интригующими глазами, спросил:

– Ко мне? Чем же я так заинтересовал вас, чарующая Анабель?

Она не отвела взгляда, ответила:

– Вы очень красивы, трайд, и, признаюсь, поначалу я купилась на вашу внешность, но вы не только красивы, вы привлекательны своей решительностью, отвагой, мужеством, даже безумием. Вы не представляете, насколько вы завораживаете собой, трайд! Вы – офицер космической службы, вы окутаны завесой тайны, все офицеры чтят и уважают вас, если не сказать, что они просто влюблены в вас. Что же тогда говорить о нас, женщинах? Мы падки на сильных, окруженных ореолом славы и опасности, настоящих мужчин, которым подвластно все, даже космос. И я не исключение. Вы нравитесь мне, трайд!

Марион был немало удивлен этим откровением, которого он никак не ожидал и первое время молчал, обдумывая услышанное. Было ясно, что Анабель расспрашивала о нем у офицеров, а трайд терпеть не мог, когда кто-то из любопытства начинал копаться в его делах – служебных или личных. Это, во-первых. А, во-вторых, его очень позабавило, что деллафийка назвала его «решительным, отважным, мужественным, безумным», вдобавок, красивым, притягательным, таинственным, завораживающим мужчиной с ореолом славы и опасности. Для одного человека многовато, и трайд мысленно усмехнулся, подумав, что еще никто не говорил ему столько хвалебных слов. И было странно слышать их после всех злобных, яростных ругательств империты.

А все же, что делать с этой, безусловно очаровательной, но глупенькой девушкой, наивно думающей, что он – само совершенство во плоти, не зная его ни капельки, клюнувшей на затасканный, старый, как мир, идеал несуществующего, нереального мужчины, коим он, естественно, не является.

Марион серьезно взглянул на девушку, что с тревогой ожидала его ответа, нервно обрывая лепестки своего букета.

– Моя великолепная Анабель, честно говоря, вы застали меня врасплох. Я даже не знаю, что и сказать…

Деллафийка горячо его перебила:

– Скажите только, трайд, могу ли я надеяться на взаимность? Нравлюсь ли я вам хоть немного?

– Разве вы можете кому-то не нравиться, драгоценная Анабель? Стоит вам лишь слегка улыбнуться и все мужчины у ваших ног. Ваши чары неотразимы.

– Только почему-то мои чары и улыбки не действуют на вас, – печально сказала та. – Видимо, правду говорят, что офицеры КС раз и навсегда влюбляются в одну женщину – Вселенную.

Невольно тот улыбнулся, впервые услышав это оригинальное, но недалекое от истины, высказывание, произнес:

– Анабель, дорогая, я не хочу обижать вас, но вы сами ответили на свой вопрос. Я люблю космос и свободу, и я не в силах противиться этому, это сильнее меня. Привяжите меня к земле, лишив звезд, и я медленно, но верно угасну. Я не хочу связывать себя и вас какими-либо оковами, которые заставили бы страдать нас обоих. Вы меня понимаете, Анабель?

– Нет, трайд, но мне ясно, чтобы завоевать вас, нужно быть такой же безумной и странной, как вы сами, и также любить звезды, – вздохнула деллафийка, не глядя на офицера.

– Неужели вы не любите звезды, неотразимая Анабель?

– Я люблю звезды, но не мечтаю о них так, как вы. Мне хватает моей Деллафии.

Трайд скользнул взглядом по девушке, но промолчал, чувствуя себя, как никогда одиноким в ее обществе.

Незаметно сгустилась ночь, освещенная рассеянным светом фонарей, – свежая, успокаивающая, таинственная, завораживающая и трепетная. Доносилась нежная музыка из сияющего Зала Ветров, где без устали танцевали гости. Праздник Цветов продолжался.

По аллее шли двое – мужчина и женщина. Раскидистые ветви фларисов и густая тень, смешанная с ночной темнотой, скрывали беседку и сидящих в ней, но в свете фонарей Марион легко признал в парочке Арая Арбеля и империту Филадельфию. Оба стройные, красивые, величественные, – они, словно были созданы друг для друга. Арбель, как всегда, много и шумно говорил, а империта увлеченно слушала. Ее воздушное платье, похожее на легкое голубое облако, разлеталось загадочными искрами, будто сыпалось мельчайшими звездочками. Ей можно было любоваться до бесконечности, как небом. Но вот девушка повернула голову в его сторону, он увидел лучистые мечтательные, необыкновенного цвета глаза и испугался, что Дели заметила его. Но ее взгляд лишь мимоходом скользнул по зарослям фларисов и побежал дальше, вглубь Сада.

А Арай между тем сорвал спелый сочный плод мадолла43 и преподнес империте, та звонко засмеялась, принимая маленький подарок, и от этого серебряного смеха сердце начинало биться быстрее.

Офицер услышал их голоса, когда они поравнялись с беседкой.

– Можете мне не верить, империта, – говорил Правитель Орона горячо. – Но я готов бродить с вами всю ночь напролет по этим чудесным аллеям. И, если бы они вели в бесконечность, я бы без раздумий последовал за вами.

– Вы чудак, Арай, – взорвалась та новым фонтаном смеха. – И говорите порой ужасные глупости, которые бы даже ребенок не произнес. Идти по дороге в бесконечность – это, действительно, очень забавно! Может, вы сочините песню под таким названием, Арай? Я бы с удовольствием послушала…

– Что вас так заинтересовало, трайд? – Анабель подошла к офицеру так близко, что он почувствовал ее дыхание на своей щеке.

Увидев империту, глаза деллафийки вспыхнули огоньком ревности и зависти.

– Ночь, влюбленные стремятся остаться друг с другом наедине, – повернувшись к Мариону, сказала она.

– Да, – рассеянно отозвался тот, бросив взгляд на аллею, но Арай с империтой уже скрылись из вида, только все еще доносились мелодичные озорные взрывы смеха девушки. Он поднял глаза на стоящую рядом Анабель – красивую, молодую, цветущую, полную нерастраченной любви, ждущую, но такую чуждую и далекую, что Марион почувствовал вдруг острую пустоту внутри и странную усталость. Захотелось сбежать ото всех, от этого шумного Дворца, от докучливых гостей, от ненужных разговоров, от этих назойливых синих глаз Анабели, скрыться в каком-нибудь райском уголке и не думать ни о чем. Или подняться в космос, раствориться в его объятьях, выпить его силу, энергию и броситься в омут опасности, чтобы чувствовать жизнь, – полную, яркую, короткую, но – Жизнь.

– Трайд, – услышал он голос девушки. – Вы останетесь сегодня во Дворце?

– Нет.

– Разве вас не будет завтра? – огорчилась та не на шутку.

– Нет, – снова покачал он головой и, увидев ее несчастное лицо, добавил мягче: – Моя неповторимая Анабель, я не создан для таких пышных, веселых торжеств, на них я чувствую себя не в своей тарелке, – смешным и неловким.

Она вдруг порывисто схватила его за руки, сжала их в своих ладонях и воскликнула, умоляюще глядя на него:

– Прошу вас, трайд, не говорите так! Без вас весь праздник потеряет вкус и смысл! Вы не можете не прийти!

Марион осторожно высвободил руки, чуть слышно вздохнул, сказал, слабо улыбнувшись:

– Только последний бездушный подлец может отказать, когда просит такая девушка, как вы, божественная Анабель.

– Значит, вы придете, трайд? – просияла деллафийка.

– Да, – пообещал тот, идя наперекор своим желаниям.

– Вы, действительно, неотразимы, Марион! – и, неожиданно схватив его за руку, потянула за собой прочь из беседки. – Идемте в Вечерний Сад! – весело прощебетала она. – Там сейчас все гости, а может даже Император с Императрицей!

Трайд, жалея, что не дал девушке сразу решительный отпор, последовал за ней.

Вечерний Сад в это время полыхал ночными цветами. Систеллы, регены, эканы, унии, актиролании, раскрыв свои чашечки, теперь жадно вдыхали прозрачный воздух, слабо светясь в темноте, создавая мерцающий магический ореол волшебства.

Здесь вовсю шло буйство неудержимого веселья. Аттракционы, откуда раздавались восторженные вопли, симпатичные столики, где проголодавшиеся гости могли перекусить и утолить жажду. Огромный бассейн с чистейшей водой и кувшинками, покачивающегося на ласковых волнах люмитуса, где барахтались счастливые дети и несколько имберианцев, в числе коих находился и Тасури. Пяток чудесных мини-водопадов, специально задуманных Императором для праздника, притягивали к себе любопытных своим неустанным журчанием и оригинальностью. Густые заманчивые острова ханрасила44, усыпанного белоснежными крошечными цветами, и виала45, гибкие ветви которого сгибались под тяжестью бледно-красных плодов, под радушной сенью которых вальяжно устроились притомившиеся за весь день гости. По аллеям, усыпанным листьями и лепестками, между ровными колоннами гордых илакузанов46 расхаживали вольные музыканты и актеры-циркачи, облаченные в удивительные блестящие наряды, что устраивали целые миниатюрные сценки, показывали поистине магические фокусы, творили чудеса ловкости и гибкости, в общем, развлекали публику по полной программе, отчего та приходила в неописуемый восторг.

Дели нашла в толчее Юл-Кана и Джанулорию, и они отправились на площадку аттракционов. Начали с «дьявольского кольца». Их то нещадно мотало из стороны в сторону, словно тряпичных кукол, то вздымало на недосягаемую высоту, будто на гребне гигантской волны, и тогда их взору открывалось впечатляющее зрелище – весь Орфис, как на ладони, полыхающий миллионами огней, даже далекие бескрайние луга с каемкой леса и почти невидимые горы. А внизу – игрушечный Дворец и сияющий оккой с букашками-людьми. А потом они стремительно падали вниз, прямо на землю, и сердце сжималось в комочек и сумасшедше билось где-то в горле, а рот разрывался от крика и визга.

Юл-Кан орал так, что закладывало уши, пытался отстегнуть ремни, чтобы забиться куда-нибудь, хватался за пустые ножны, проклиная всех злых духов, вертелся, как уж на сковородке, таращился во все три глаза в священном ужасе и восторге, – в общем, вел себя, как настоящий новичок, чем ужасно смешил империту.

Джанулория мало чем отличался от ихлака: вопил, таращился, хватался за все подряд, крутился, жаловался на дурноту, закатывал глаза, напрочь забыв о своей степенности и серьезности.

Потом была «веселая дорога». Они неслись в открытой капсуле с ошеломляющей скоростью – вверх, вниз, вправо, влево, по спирали, с резкими поворотами, иногда вниз головой, – захлебываясь встречным ветром и своим же криком. Время от времени их нещадно поливало то водой, то соком, то конфетами, то вдруг прямо перед носом взрывался фонтан цветов или конфетти. Они сошли с «веселой дороги» насквозь мокрые, облепленные лепестками, разноцветными блестками, ленточками, с полными охапками сладостей, счастливые, как дети, слегка пошатываясь от головокружительной тряски.

– Я, наверное, сошел с ума, – охал Джанулория. – В моем возрасте кататься на этих убийственных аттракционах, словно юнец, вопить во всю глотку, писать в штаны от страха, прошу меня простить за выражение, империта. Видели бы меня мои сородичи – ароны, они бы умерли от стыда!

Дели, смеясь, хитро взглянула на него.

– Но, согласитесь, было здорово, энод-арон! А то, что мы все наделали в штаны – это ерунда, мы все равно мокрые с ног до головы!

Т, ахьянец захохотал, растеряв половину своих конфет.

– У меня нет штанов, Шалкай, – вставил ихлак, упоенно поглощая столь полюбившиеся ему сладости, чем вызвал новый приступ смеха у своих спутников.

– Тебе повезло, мой друг, – откликнулся Джанулория. – Ты вышел сухим!

Они немного посидели у одного из водопадов, перебрасываясь шуточками, взрываясь неудержимым хохотом, который был слышен далеко вокруг, потом присоединились к большой толпе, что собралась вокруг труппы артистов. Труппа состояла всего из двух деллафийцев, но они, видимо, пользовались популярностью, потому что толпа, окружающая их, визжала, свистела, хлопала в ладоши и глазела, не отрываясь.

Дели с помощью Юл-Кана и Джанулории сумела пробиться в первые ряды, и через мгновение она уже зачарованно смотрела на представление, развернувшееся на маленькой площадке. Больше всего ей понравилась живописная сценка «схватка с ладуэром47» и, глядя на артиста, изображающего сраженного, умирающего зверя, чуть не прослезилась. Публика зааплодировала пуще прежнего, а империта бросила свой букет, который один из артистов ловко подхватил на лету и, вдохнув их аромат, признательно поклонился девушке.

А, между тем, представление продолжалось. Актер по имени Айан громко заговорил:

– Как вы видите, уважаемые зрители, нас всего двое – я и Руас, а для следующих волшебных номеров нам нужна прелестная помощница, поэтому сейчас мы выберем ее из числа наших очаровательных зрительниц!

Тут же на них обрушился шквал женских голосов, желающих стать третьим членом труппы. Кричала и Анабель, вытягивая вверх руку. Артисты обходили публику, ища глазами достойную партнершу.

– Они выберут меня! – уверенно шепнула Анабель в ухо Мариону, когда Руас остановился напротив них. Но тот направился дальше, к ее жестокому разочарованию.

Дели с интересом наблюдала за процессом выбора, гадая, на что ориентируются артисты: на голос, на цвет глаз, на рост или на платье? Она даже чуть вжалась в толпу, скрывая свой мокрый, заляпанный наряд, но тут Руас замер возле нее, сжимая в руке брошенный ею букет, взглянул в глаза, улыбнулся и, повернувшись к Айану, громко провозгласил:

– Вот она – наша прекрасная, как сама Деллафия, помощница!

Империта недоуменно, растерянно, почти с испугом вскинула на него глаза, думая, что он шутит, но сильные руки актеров уже бережно подхватили ее и вывели на середину площадки.

Марион видел смущенное, залитое краской лицо Дели, хлопающей длинными ресницами, ее платье в кляксах конфет, шоколада и конфетти и улыбался, сам не зная чему, приготовившись лицезреть интересное зрелище.

– Как же зовут нашу восхитительную помощницу? – спросил Айан, ободряюще глядя на девушку.

– Филадельфия, – сбросив оцепенение, ответила та.

– Чудесное имя, как музыка, – улыбнулся артист. – Ты сделал верный выбор, Руас! А теперь предстоит перевоплощение, которое сделает из прекрасной Филадельфии истинную королеву нашего представления!

В четыре руки они ловко расправили большой кусок зеленой блестящей ткани на круглом обруче и накрыли им империту, скрыв ее от глаз, как колпаком. Музыкант, сопровождающий труппу, нагнал интриги загадочной нарастающей мелодией. Публика напряженно замерла, затаив дыхание, вперившироко открытые глаза в колыхающийся изумрудный шатер. И вот ткань медленно поползла вниз, опадая мягкими ленивыми складками, пока не опустилась на землю зеленым кольцом. Все ахнули в изумлении: перед ними, восседая на настоящем живом аргисе48, облаченная в удивительный, обтягивающий стройную фигурку, сияющий красно-золотыми узорами и камнями, наряд с коротким плащом, с изящной маской на лице, предстала Филадельфия с волной распущенных волос, красиво вытянув тонкую руку с цветком стамихаля. Публика взорвалась аплодисментами и криками, а Дели, сорвав маску, лучезарно улыбалась.

Айан с Руасом восхищенно смотрели на свою новоиспеченную помощницу, но тут Айан очнулся и звонко крикнул:

– Лонды и лондалины, а также линды и все уважаемые гости Императора! Сейчас вместе с нами вы окунетесь в мир волшебства, загадок и тайн, – чарующий, непостижимый мир, поэтому приготовьтесь удивляться и поражаться! Вас ждут настоящие чудеса!

И чудеса были. Перед ними разворачивались захватывающие сценки, переплетающиеся с цирковыми, акробатическими номерами, полные невероятных превращений, исчезновений, огней, фейерверков и множества других не менее удивительных и красивых фокусов.

Дели принимала в действе активное участие. Она так органично и легко влилась в свою роль помощницы, что поражалась сама себе. Девушка бесстрашно соглашалась на сложные трюки и рисковые волшебства и с азартом экспериментировала с самими артистами, чем приводила последних в искренний восторг.

А потом Руас воскликнул, когда гром аплодисментов стих:

– Среди нас, я вижу, есть доблестный офицер КС, – он посмотрел на Мариона, который единственный из всех офицеров не снял форму даже в праздник. – И, чтобы дать ему возможность размять заскучавшие мышцы и, чтобы пощекотать нервы наших зрителей, я предлагаю стать ему участником нашего шоу!

Толпа одобрительно загудела, требуя зрелища, и трайду пришлось принять предложение артиста.

– Что же я должен делать, уважаемый? – поинтересовался он, выйдя на середину круга. – Надеюсь, мне не придется магически растворяться в воздухе или порхать в небе, как птичка?

– О, нет, – засмеялся весело Руас. – Я не буду заставлять вас выделывать что-то сверхъестественное. – С этими словами в его руках появились, словно по волшебству, два гнорсейна – длинные узкие энергетические мечи. Он ловко бросил один из них офицеру, который тот подхватил на лету. Трайд коснулся кнопки, и показалось световое жало лезвия, испускающее слабый-слабый свет. Это был тренировочный гнорсейн, не способный причинить серьезного вреда, кроме мелких ожогов и ссадин. Марион улыбнулся, поняв, в чем будет состоять это шоу, подняв глаза на актера, произнес:

– Вы не представляете, какую радость мне доставляете, уважаемый. Ваши правила?

– Побеждает тот, кто выбьет оружие из рук соперника, – отозвался тот, весело блеща глазами. – И больше артистизма, трайд, мы на сцене! Разумеется, допускаются лишь честные приемы, – с хитрой улыбкой добавил он.

– Разумеется, – кивнул тот, взмахнув лезвием, разминая руку.

И шоу началось. К удивлению, Мариона, Руас великолепно владел гнорсейном, и едва не выбил световой меч из его руки, отвыкшей от подобного оружия за долгие годы службы. Но навыки быстро вспомнились, и два мерцающих лезвия с одинаковой проворностью и силой ударялись друг о друга, одно тело ни в чем не уступало другому ни в стремительности, ни в ловкости. Они, словно тени, носились по площадке, свивались в клубок, пробуя различные приемы, сверкая гнорсейнами под оглушающие вопли зрителей. Глядя на улыбающегося, легкого, словно танцующего Руаса, трайд и сам невольно двигался, как в танце, – невесомо, летяще. Он с головой погрузился в схватку – свою стихию, ликовал и торжествовал, не замечая ни криков, ни лиц, только это пляшущее острие меча перед собой. И, наконец, ему удалось выбить оружие из рук Руаса.

– Вы – достойный соперник, – Марион пожал запястье артиста.

– К сожалению, Айан не владеет оружием, – открыто улыбнувшись, произнес тот. – Зато теперь вы – любимец публики, трайд. Поглядите, как вам рукоплещут. И спасибо за представление. Если бы вы не были офицером, из вас вышел бы отличный актер.

– Я подумаю об этом, когда выйду на пенсию, – засмеялся тот, возвращая гнорсейн.

Но неожиданно к ним подошла Дели.

– Не хотите ли сразиться со мной, трайд? – насмешливо спросила она.

Оба мужчины изумленно уставились на нее, и трайд поинтересовался:

– С вами, прекрасная Филадельфия?

– Со мной! – вскинула та голову, посмотрев ему в глаза. – Или вы не считаете меня достойным противником?

Публика притихла, с нескрываемым любопытством прислушиваясь к этому диалогу.

– Офицеры не скрещивают оружие с женщинами, – покачал тот головой.

– Так сделаем исключение, трайд! – задорно воскликнула девушка, выхватывая гнорсейн из рук Руаса. – Повеселим публику! – она легонько коснулась его острием, и Марион почувствовал болезненное жжение на коже. Офицер вспыхнул, как порох, яростно взглянул на маленькую нахалку, что открыто ухмылялась ему в лицо, поглядывая сквозь прорези маски.

– Раз вы так желаете, невероятная Филадельфия, я не могу отказать, – любезно улыбнулся он, снова взявшись за энергетический меч.

Возбуждение в толпе достигло наивысшей точки: неслыханно – скрещивают оружие, пусть и тренировочное, и неопасное, мужчина и женщина! Вопили все, напирали задние ряды на передние, боясь пропустить такое невиданное зрелище. Казалось, что сюда сбежались все, находящиеся в Вечернем Саду.

А между тем противники примеривались друг к другу, идя по кругу. С лица девушки не сходила насмешливая улыбка и держалась она, как заметил офицер, довольно уверенно и свободно. В облегающем костюме, с копной разметавшихся волос, в этой золотой маске она меньше всего походила на империту – царственную особу, коей была совсем недавно, а скорее на некую сказочную, выдуманную героиню.

– Зря вы ввязались в эту глупую авантюру, империта, – негромко произнес Марион, когда их лезвия соприкоснулись.

– Вы слишком самоуверенны, – хищно улыбнувшись, Дели отпрыгнула назад, уклоняясь от острия. – Или вы до сих пор не верите, что я прошла курсы при КС?

– Я в этом никогда и не сомневался, империта, – гнорсейны вновь ударились, и Марион удивился, что рука девушки не дрогнула от удара. – К счастью для меня эти мечи не опасны, иначе вы бы изрубили меня в мелкую лапшу, не правда ли?

– Да, я с удовольствием бы сделала это после всего того, что вы мне сегодня наговорили, но зато у меня есть прекрасная возможность немного поджарить вас! – с этими словами она с удивительной быстротой нырнула под его рукой и тотчас несильно полоснула по боку.

Марион, дравшийся с ней вполсилы, исхитрился и схватил ее, сорвав маску. На него смотрели прищуренные в усмешке глаза, в которых прыгали дьявольские огоньки.

– Знаете, вы чертовски хороши в этом соблазнительном наряде, – проговорил он, крепко держа девушку.

Та расхохоталась в ответ, выскользнула из его рук и снова кольнула, теперь уже в грудь.

– Империта, давайте покончим с этим спектаклем, пока я не рассвирепел и не покалечил вас, – миролюбиво предложил офицер. – Я даже согласен присудить победу вам.

– Вы испугались, трайд? – смеясь, спросила Дели. – Или вам не по вкусу запах жареного мяса?

– Мне не по вкусу ваш острый язычок, – Марион решил припугнуть острячку и пошел в наступление.

Некоторое время империта молча отражала атаки, получив несколько царапин-ожогов, но не обратила на них внимания, потом умудрилась прижечь его особо ощутимо так, что трайд слегка поморщился, сказала с усмешкой:

– Простите, я не знала, что вы столь чувствительны к боли. В следующий раз я постараюсь попасть вам в голову: мне кажется это наименее ценная часть вашего тела.

– Вы так думаете? – Марион только собирался сделать «разящую волну» и выбить-таки гнорсейн из рук маленькой бестии, но неожиданно оступился о камешек, чуть покачнулся, но девушка тут же воспользовалась его секундным замешательством, и ловким ударом хотела было лишить его оружия. Хотела, но трайд с поразительной быстротой отбил лезвие и инстинктивно схватил ее, теряя равновесие, и они оба рухнули на землю.

Марион смотрел на девушку, сидящую на нем, как на удобном стуле, и к его горлу подкатывал комок смеха.

– Вы проиграли, трайд, – торжествующе улыбаясь, произнесла Дели негромко. – Мой гнорсейн у меня в руках, а ваш-нет.

– Хоть это и нечестная победа, пусть будет по-вашему, империта. Если бы не этот чертов камень, вам бы пришлось туго. Но я не буду уязвлять вашего самолюбия, раз вы думаете, что победили меня.

– Вы просто неповоротливый увалень, трайд, вам бы не мешало согнать лишний жирок и хорошенько потренироваться, – со смешком заявила та.

– А вы восхитительны, как эта ночь, империта, – тихо произнес офицер, не отрывая от нее глаз.

Дели фыркнула и поднялась на ноги под неумолчные восхищенные вопли зрителей, которые, как безумные, хлопали в ладоши, что-то кричали ей и бросали букеты цветов на площадку.

– Вашу руку, трайд, – произнесла она, протянув ему свою ладонь, помогая встать на ноги.

Руас с Айаном подошли к ним и, не скрывая изумления и радости, принялись их благодарить за столь необычное зрелище.

– Похоже, вы затмили нас, дорогие друзья, – смеясь, говорил Руас. – И теперь нам не остается ничего другого, как только покинуть сцену! Такого успеха у нас с Айаном никогда не было!

– Я всегда говорил, что у Руаса природное чутье на талантливых людей, – вставил счастливый Айан. – И сейчас оно не подвело его, когда он выбрал из всех именно вас, неподражаемая Филадельфия, и вас, доблестный трайд. Я просто в восхищении!

– Кто действительно достоин восхищения, так это наша непобедимая Филадельфия, – Марион с улыбкой скосил глаза на девушку. – Мастер владения гнорсейном и прирожденная волшебница.

– Трайд, как всегда склонен к преувеличению, – скривив губы в подобии улыбки, отозвалась Дели, не глядя на офицера.

– Я предлагаю выпить за наше знакомство! – вдруг предложил Айан.

– С удовольствием! – с легкостью согласился Марион, которому были по душе эти два актера.

– Я тоже не откажусь, – кивнула империта, жалея только о том, что трайд вновь все испортит.

– Отлично! – воскликнул Руас и обратился к публике: – Дорогие лонды и линды! Мы чрезвычайно благодарны вам за внимание и за неослабевающий интерес к нашему представлению и будем необычайно рады снова видеть вас завтра в Театральной Зале Императорского Дворца, где вы станете свидетелями грандиозного феерического шоу! До встречи и спасибо!

Они устроились за уютным столиком в тени развесистого цветущего ханрасила, разлили розовую олию по бокалам.

– Сегодня был превосходный день, – заговорил общительный и веселый Руас. – Мы потрудились на славу, и гости были очень довольны, но такого успеха мы достигли, благодаря несомненным талантам этой очаровательной девушки и обаятельного молодого человека в высоком звании трайда. Я хочу поблагодарить их и выпить за наших новых, я надеюсь, друзей!

– Скажите, в чем секрет ваших невероятных фокусов? – поинтересовался Марион. – Я никак не могу понять, откуда взялся тот аргис, ведь не мог же он появиться из воздуха? Или это самое настоящее волшебство?

Артисты засмеялись.

– Позвольте нам оставить наши секреты при себе, уважаемый трайд! – ответил Айан. – Пусть эти фокусы будут для всех тайной и магией, иначе мы умрем от голода, оставшись без работы!

– Хорошо, я не настаиваю, – улыбнулся Марион. – Как я понял, завтра вы будете выступать во Дворце?

– Да, Император пригласил нас, – кивнул Руас. – И мы с Айаном задумали нечто поистине фантастическое и, если вы посетите завтра Театральную Залу, то все увидите своими глазами. Надеюсь, мы не ударим в грязь лицом, ведь подготовка была долгой и тщательной.

– Я обязательно приду, – загорелась Дели. – Мне очень понравились все эти волшебные штучки, только жаль, что я не смогу поучаствовать в вашем представлении, как сегодня. Это было здорово!

– Знаете, Филадельфия, вы бы могли стать третьим членом нашей труппы, – вдруг заявил Айан, повернувшись к империте. – Нам, как раз очень не хватает такой талантливой прелестной помощницы, как вы. После специальных тренировок вы бы стали настоящей королевой сцены!

Дели засмеялась.

– Вы шутите? Я – и на сцену? Это нереально!

– Почему же нереально? – удивился Айан. – Я видел вас сегодня и могу поклясться, что вы рождены, чтобы быть звездой.

Девушка потягивала вино, обдумывая услышанное, потом сказала с блеском в глазах:

– А это очень заманчиво, пожалуй, я даже соглашусь.

Артисты просияли, но Марион недоверчиво поглядел на империту, думая, что она шутит.

– Не дурите, Филадельфия, – сказал он, обращаясь к ней по имени. – Вы же сами понимаете, что это невозможно.

Глаза той устремились на него.

– Кто сказал, что невозможно? – полюбопытствовала она, нахмурившись.

– Не забывайте, кто вы, – офицер нажал на слово «кто».

– А вы не забывайте, кто вы, трайд. Вы не можете указывать мне, что я могу, а что – нет.

– Поймите, у вас другое будущее – более серьезное и ответственное, чем звезда сцены.

– Уж это не вам решать, какое будущее меня ожидает! – воскликнула Дели. – Если я захочу быть артисткой, то буду ей и никто мне не указ!

– Это глупо, – спокойно ответил тот.

– Не лезьте не в свое дело, трайд!

– Я лишь пытаюсь образумить вас. Сегодняшний успех вскружил вам голову. Слава ослепляет.

Неожиданно девушка вскочила, испепеляя глазами офицера, почти крикнула:

– Я не желаю вас слышать, трайд! Вы просто бездушное чудовище! – после чего быстро убежала под недоуменные взгляды артистов.

Она сидела у бассейна, зло и раздраженно глядя на счастливых детей, что беспечно плескались в воде, колыхая кувшинки желтого люмитуса. Веселые голоса, крики, смех, даже музыка теперь приводили ее в бешенство. Настроение было безнадежно испорчено, и эта разгульная ночь уже не казалась прекрасной, как несколько минут назад. Дели мрачно пила вино, проклиная трайда, свою несчастливую судьбу и Императорский Трон, а горькие мысли заставляли ее глаза покрываться влажной пеленой.

– Империта… – раздался рядом голос.

– Убирайтесь к дьяволу! – огрызнулась та, не поворачивая головы.

Марион подошел ближе.

– Империта, не взвинчивайте сами себя… – начал было говорить он, но Дели, стремительно повернувшись к нему, окатив ненавидящим взглядом, яростно перебила:

– Не взвинчивать себя? Да вы знаете, что я хочу удушить вас больше всего на свете? Вы убили на корню мое настроение, что я не хочу теперь ни веселиться, ни смеяться! Какого черта вы вообще появились во Дворце, ведь вы так любите тишину и одиночество? И что вы таскаетесь за мной повсюду? Вам мало места в оккое? Ну что вы таращитесь, как невинная овечка?

– Вы можете сколько угодно ненавидеть меня, но послушайте, империта, я пришел сюда не для того, чтобы затевать с вами новую ссору, а поговорить. Я вам не враг, и желаю вам только добра, а вы все мои слова воспринимаете в штыки, не удосуживаясь даже выслушать меня. Я прекрасно понимаю ваше нежелание быть Императрицей, но это не значит, что вы должны бросаться в крайности, становясь циркачкой или кем-то еще. Послушайте совета человека, который прожил чуть больше вас и который повидал многое – и хорошее, и плохое, и научился разбираться в жизни.

– Если так, то не учите теперь жить и меня, трайд! Я сама знаю, что мне нужно и в ваших советах я не нуждаюсь!

– Я так не думаю, империта.

– Вы решили взять на себя роль Императора? Только учтите, несмотря на то, что вы умеете говорить красивые слова, вы остаетесь отъявленным наглецом, лезущим не в свои дела!

– Видимо, говорить с вами по-человечески невозможно, вы просто-таки напрашиваетесь на ссоры, а потом жалуетесь и кричите, что я порчу вам настроение.

– Вы, трайд, самый гадкий человек во всем космосе! Более бездарного и наглого офицера я не встречала. Вам больше подходит быть не офицером, а космическим пиратом! Вы такой же дерзкий, пакостный, самоуверенный и отвратительный!

– Вы соизволили усомниться в моем профессионализме, империта? – в упор посмотрел он на нее. – Сомневаясь во мне, вы сомневаетесь и во всех офицерах КС, а это серьезное оскорбление офицерской чести. Я требую у вас взять свои слова обратно!

– И не подумаю!

– Хорошо, империта, – Марион медленно отстегнул свой болис, арт и, положив его на землю перед девушкой, произнес правило из Устава ПаРаСКоН: – Если какое-либо лицо усомнится в офицере КС или в его профессионализме, офицер, в независимости от своего звания, обязан сложить с себя нагрудный знак до тех пор, пока честь офицера не будет восстановлена. Вы этого добивались, империта?

– Ах, какая трагедия – трайд Марион лишился своего болис, арта! Из вас, в самом деле, вышел бы неплохой актер, – усмехнулась Дели, даже не подозревая, что тот не шутил, а, действительно, был серьезно оскорблен. – Только этот ваш спектакль не поднял мне настроения.

Марион взглянул на нее потемневшими от гнева глазами.

– Я в свою очередь очень сомневаюсь в наличии ума у дочери Императора, и поэтому беспокоюсь за будущее Деллафии и Союза в целом.

– За такие слова, трайд, вы лишитесь не только болис, арта, но и офицерского звания и отправитесь в пожизненное изгнание на какой-нибудь Нхасс!

– Вы сказали, что я достоин трибунала и изгнания, – негромко произнес тот. – Может и так, но на месте Императора я бы не давал вам столько свободы, а задал бы вам хорошую взбучку для науки.

И тут девушка, в порыве неудержимой ярости, со всей силы толкнула офицера, и Марион, не ожидавший ничего подобного, с размаха плюхнулся в бассейн. Дели, не взглянув на него, сейчас же удалилась.

– Вы в порядке, трайд? – спросил подплывший Тасури, находясь в немалом изумлении.

– Нет! – заорал трайд, отфыркиваясь. – Я далеко не в порядке!

Дели, Юл-Кан, Джанулория и Арбель сидели в самой глубине Вечернего Сада. Мужчины оживленно болтали, смешивая деллафийскую речь с контарта. Арай, разгоряченный вином и весельем, говорил без умолку, рассказывая смешные истории, расспрашивая камарленца, даже попросил т, ахьянца показать что-нибудь из аронских чудес, но тот наотрез отказался, что, впрочем, не сильно огорчило Правителя Орона.

Девушка же большей частью молчала, что было на нее не похоже, рассеянно перебирая глазами лица прохожих, скользя по аллеям ночного Сада, и без перерыва пила олию.

– Империта, с вами все в порядке? – немного обеспокоенно спросил Джанулория, давно заметив угнетенное настроение девушки, так не вязавшееся с всеобщей радостью.

– Да, все просто отлично, энод-арон! – нарочито беспечно воскликнула та, наливая себе очередную порцию вина. – Ночь прекрасна, как никогда, гости веселы и довольны, столы полны, и цветы ароматны! Праздник продолжается!

Т, ахьянец недоверчиво взглянул на нее, но не стал более ничего спрашивать.

А в это время начался фейерверк. Ночное темное небо озарили множество разноцветных огней – желтых, красных, голубых, белых, зеленых… Они взрывались пышными гроздьями, принимая причудливые грандиозные формы, и осыпались сияющим дождем, а им на смену уже взмывали ввысь новые каскады огня. Казалось, что это полыхало само небо, искрилось, переливалось, озаряя землю ярким светом. Воздух зазвенел от восторженных криков, свиста, и зачарованные глаза устремились в вышину.

Собеседники Дели соскочили с мест и теперь завороженно пялились вверх. Юл-Кан был сражен этим зрелищем наповал, и он яростно тер руками глаза не в силах поверить в то, что видит. Арбель что-то кричал Джанулории, размахивая руками, а тот лишь тряс гривой, не отрывая глаз от сумасшедших огней. Империта тоже было вскочила, но тут почувствовала, что еле стоит на ногах. Это ее очень обеспокоило, и она снова упала на стул, бормоча ругательства и запивая их вином.

– Империта, мне кажется, вам не следует больше пить, – Джанулория мягко забрал у нее бокал.

Глаза девушки угрожающе вспыхнули.

– Вы, офицеры, очень любите поучать других! – она выхватила бокал из руки т, ахьянца. – Я буду пить столько, сколько сочту нужным!

– Как вам угодно, империта, – не стал пререкаться тот.

Потом Дели захотелось немного прогуляться и, подхватив за руку ихлака, она потащила его куда-то по аллеям. Голова очень странно кружилась, ноги почему-то отказывались идти прямо, и все время норовили увести ее куда-то в сторону, став совершенно чужими и ватными, а тело, наоборот, приобрело подозрительную легкость и разболтанность. Такое необычное состояние полуреальности было незнакомо империте, и теперь она шла, шатаясь, хоть ее и поддерживал Юл-Кан, ощущая себя свободной и очень веселой.

– Послушай, Юл-Кан, – говорила Дели непослушным языком. – Ты – ихлак, я – деллафийка, вот вроде бы между нами нет ничего общего, а мы идем вместе, разговариваем. Так может быть? Но это так. Значит, может… Смотри, сколько звезд на небе! Раньше я думала, что их повесил туда мой отец, чтобы ночью я не боялась. А отец мой – тиран, который не понимает, что я не хочу быть Императрицей… О, космос, почему мои ноги не слушаются меня?.. Так вот, о чем я говорила? Да! Мой отец… Мой отец просто бездушная чурка, окруживший себя такими же чурками, как трайд. Ну и черт с ними со всеми! Я правильно говорю? Конечно, правильно! Я стану космическим пиратом или звездой сцены им всем назло, и плевать я хотела на Трон! Вот так – тьфу!..

Вдруг она услышала звучный голос Императора, раздававшийся совсем рядом, а вскоре и он сам шел им навстречу.

– Я всюду ищу тебя, Филадельфия! – заявил Фидель. – Твоя коронация будет завтра утром в Тронном Зале. И не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость или опоздать!

– Разве сегодня я выкинула какую-либо глупость или разочаровала гостей, Император? – с вызовом спросила та, стараясь говорить четко и ясно, но ничего не вышло.

Император подозрительно окинул ее суровым взглядом, громыхнул:

– Что это значит, Филадельфия! Ты пьяна?

– С чего вы взяли, Император? Я лишь пригубила олию в честь праздника.

– Не лги мне! – взбесился тот. – Ты едва стоишь на ногах, твой язык заплетается – это ты называешь пригубить?

– Все веселятся, я тоже имею право веселиться! – сейчас ее не страшил ни Император, ни его гневные слова, ни предстоящее наказание, наоборот, хотелось уколоть отца сильнее, чтобы он заревел, как водопад.

И он заревел.

– Завтра твоя коронация, а ты тут разгуливаешь, напившись вусмерть, в каком-то непристойном наряде, словно хандыбайка! Ты позоришь себя, меня, всех гостей и весь праздник своим поведением! Это просто неслыханно, – чтобы дочь Императора пила больше самого закоренелого пирата! Учти, эта выходка тебе надолго запомнится! Погоди, дай только празднику закончится, и ты у меня узнаешь, как своевольничать! Сейчас же иди во Дворец и не смей больше показываться в оккое! Клянусь, я оборву тебе уши, маленькая бесстыдница!

– Вы не имеете права лишать меня праздника, Император! – возмутилась та. – Не имеете!

– Я сказал, немедленно во Дворец! – Фидель был в ярости. – И, чтобы завтра я видел не эту безобразную пьяницу, а настоящую империту деллафийскую!

– Это будет завтра, Император, а сегодня я буду делать, что хочу! – отчаянно крикнула девушка и, схватив ихлака, побежала прочь.

Они долго кружили по Саду, Дели с горя выпила еще пару бокалов вина, назло всем, пока не столкнулись с Марионом, который мрачно сидел на скамейке вдали от шума и то и дело наполнял свой бокал из графина, вперив отсутствующий взгляд куда-то в заросли виала. Услышав их приближение издалека, повернул голову, вглядываясь.

– Империта? Юл-Кан? – удивленно поднялся он им навстречу. В отличие от Дели, вино не спешило туманить ему голову, и его глаза оставались, по-прежнему, ясными, а речь – твердой. – Что вы делаете в этом тихом уголке?

– Ха, кого я вижу! Трайд собственной персоной! – пошатываясь, воскликнула девушка. – Надеюсь, вы хорошо искупались?

– Что с ней? – спросил офицер у ихлака. – Она пьяна?

– Я думаю, это не ваше дело, трайд! Да, мы пили и пили много и весело. Что вы теперь сделаете? Давайте, покричите, как Император, прикажите мне прекратить безобразничать, назовите меня пьяницей и хандыбайкой или задайте мне взбучку для науки! Ну, что вы молчите, трайд?

– Идите во Дворец и ложитесь спать, империта, – спокойно сказал тот.

– Нет, я не пойду спать! Я буду орать и буянить, и позорить всю Деллафию – мне плевать! А завтра снова напьюсь, потому что меня окружают одни сплошные идиоты, которые ни черта не понимают и поучают меня, словно у меня нет своей головы! Меня понимает только Юл-Кан. А я возьму и улечу на Камарлен и останусь там жить – кто мне помешает?

Почему-то Марион стоял и молчал, глядя на шатающуюся империту, потом вдруг взял ее под руку со словами:

– Идемте, я провожу вас до Дворца.

Но Дели яростно вырвалась.

– Уберите ваши руки, трайд! Я пьяна, но я прекрасно помню наш разговор и не хочу иметь с вами ничего общего! Вы очень похожи на Императора, такой же властный и жестокий, но я не собираюсь подчиняться ни ему, ни тем более вам! – с этими словами она устремилась дальше по пустынной аллее, но не сделала и нескольких неверных шагов, как споткнулась и рухнула на гладкие плитки.

– Чертовы дорожки! – раздалась ее яростная брань, вперемежку со слезами. – Дурацкие ноги совсем озверели и ведут все время не туда! Какой паршивый день! Ненавижу эту аллею, ненавижу олию, ненавижу вас, трайд! Это все из-за вас!..

Марион и Юл-Кан подбежали к ней, усадили на скамью.

– Вы не ушиблись, империта? – спросил обеспокоенно офицер.

– Ушиблась? Да вы видите, я в кровь исцарапала ладони и колени, я порвала костюм, я вся в листьях и грязи, черт вас подери! Я пьяна, я поругалась с Императором, я опозорилась перед всеми гостями, у меня нет никакого настроения, завтра моя коронация, а послезавтра я получу наказание от отца, и вообще… вообще, я самая несчастливая и несчастная во всей вселенной! – неожиданно закончила Дели и из ее глаз показались два прозрачных ручейка. – Я хочу лететь к звездам, хочу видеть другие планеты, хочу полной жизни, а не торчать до самой смерти на Троне и подыхать от тоски! Хочу опасностей, хочу, чтоб захватывало дух, хочу свободы, в конце концов, а все вокруг, словно сговорившись, напоминают каждый день: «Ты – будущая Императрица, ты – наследница Трона, ты должна то, должна это. Не опозорь, не подведи, не вздумай!». Я не хочу, понимаете, не хочу гнить заживо всю жизнь! – Ее будто прорвало, и теперь она сидела, съежившись, поникнув, с потухшими взором – печальная, опустошенная, не волнуясь, слышали ли ее, или она говорила в пустоту.

Глаза Мариона смягчились, и он с жалостью, сочувствием и каким-то непонятным, неосознанным еще чувством смотрел на эту странную, непохожую ни на одну деллафийку девушку.

– Сегодня был очень утомительный день, империта, – негромко произнес он. – Вы устали, вам нужно отдохнуть.

– Я не пойду во Дворец, – решительно заявила та. – Там Император, и он оттаскает меня за уши, если я появлюсь во Дворце. Уж лучше я до утра поброжу здесь, чем рисковать своими ушами. Правда я ужасно хочу спать, – добавила она, сонно хлопая глазами, и, вдруг посмотрев на офицера рассеянным взглядом, спросила: – Трайд, вы будете не против, если я отосплюсь у вас?

Тот остолбенел от удивления, а девушка продолжала:

– Завтра коронация и, если я появлюсь в таком виде, меня можно будет считать трупом, потому что Император собственноручно распылит меня. А во Дворец я не пойду, не хочу нервотрепки и головомойки, но мне надо выспаться.

– Вы не боитесь слухов и сплетен, империта? – Марион все еще удивленно смотрел на нее. – Ведь любопытных глаз множество, а вам было бы неприятно стать объектом нелестных шепотков, да и мне тоже.

Дели безразлично махнула рукой.

– Мне плевать на них. Так вы согласны?

Марион усмехнулся: нет, эта девушка решительно была сумасшедшей и непостижимой, как сама жизнь.

– Хорошо, – кивнул он, чувствуя, что тоже свихнулся, раз дал согласие.

В доме трайда было темно и тихо. Добравшись до кровати, Дели без сил опустилась на мягкие подушки.

– Ну, что вы торчите тут, как тень? – разозлилась она на офицера, погружаясь в долгожданный сон. – Всю ночь здесь будете стоять?

– Конечно, нет. Просто хочу пожелать вам спокойной ночи.

– Сейчас я расплачусь от такой заботы. Пожелали и дуйте отсюда.

– С радостью.

– Взаимно, – пробормотала Дели, проваливаясь в сон, как в бездонную яму.

Утро встретило ее ужасной головной болью. Казалось, что вчера ее долго и сильно били чем-то тяжелым по голове. Состояние было препаршивое, словно она пила не вино, а цемент, который теперь застыл в ее внутренностях, намертво склеив их. Тяжело было даже поднять руку, не говоря уже о том, чтобы встать. Во рту творилось что-то невообразимое. К тому же ее мучила тошнота, то и дело подкатывающая к самому горлу.

В таком состоянии ее и застали офицеры, дружно ввалившись в комнату, где она медленно умирала в жутких мучениях.

– Ну, как вы? – насмешливо полюбопытствовал Марион.

– Я бы с радостью убила бы вас, трайд, но, боюсь, у меня нет для этого сил, – простонала та. – Дайте мне лазер, я застрелюсь.

– Это лишнее, – также насмешливо заявил трайд. – Вот что вам поможет. – С этими словами он вынул из-за пояса небольшую фляжку и протянул девушке.

– Что это? Яд?

– Это олия. Чудесная оронская олия.

– Вы издеваетесь? Вам мало того, что я тут мучаюсь, так вы хотите еще и добить меня?

– Напротив, империта. Как говорится, клин клином вышибают. Попробуйте, и вам, действительно, полегчает. Этот способ проверен лично мной.

Дели с трудом приподнялась, морщась, сделала глоток и чуть не выплеснула все обратно. Мучительно сглотнув, упала на кровать со стоном:

– Великий космос, как я пила вчера эту гадость? Мне кажется, еще немного – и я умру.

– С похмелья еще никто не умирал, – с видом знатока сказал Марион.

– Значит, я буду первой. И это будет на вашей совести, трайд, потому что я пила вчера из-за вас.

– Как так? – удивился тот.

– Вы мне вчера основательно подпортили настроение.

– Да неужели? Мне казалось, что это вы всеми силами старались взбесить меня.

– Вот еще глупости! – фыркнула та и, оглядев комнату, спросила:

– Скажите, ради космоса, где я нахожусь?

– В моем доме, – ответил трайд.

– Что?! – в ужасе взвилась та. – В вашем доме, я не ослышалась? Что я здесь делаю? Только не говорите, что я ночевала здесь!

– Но это именно так, империта.

Дели простонала:

– Великая Деллафия, до чего я докатилась – ночевать в доме одинокого мужчины! Я либо сошла с ума, либо это какой-то сон, либо вы смеетесь надо мной! Но почему я ничего не помню?

– Бывает, – понимающе усмехнулся т, ахьянец. – Но не волнуйтесь так: трайд Марион всю ночь был с нами у Юл-Кана, так что вы были в этом доме одна.

– Это ничего не меняет, я – пропащая.

Марион серьезно посмотрел на нее.

– Об этом никто не узнает, империта. Слово офицеров.

– Обещаете? – испытующе спросила Дели.

– Я же сказал – слово офицеров.

– Хорошо, но учтите, моя честь теперь в ваших руках.

– Как и моя – в ваших, империта, – отозвался Марион.

– То есть? – девушка внимательно окинула его взглядом и тут заметила, что чего-то не хватает в форме трайда. Ну конечно, – болис, арт! Не было сияющего болис, арта на груди. – Так, значит, вы не шутили тогда у бассейна? – изумилась она.

– Я редко шучу, империта, а с офицерской честью и подавно.

– Я не знала, трайд! – она всплеснула руками. – Должно быть, вы теперь проклинаете меня? Давайте же сюда ваш ненаглядный болис, арт!

Прикалывая нагрудный знак, Дели сказала тихо:

– Я не хотела таких серьезных последствий, трайд, но, согласитесь, вы виноваты сами: не нужно было так выводить меня из себя.

– Я бы посоветовал вам лучше ознакомиться с Уставом и Сводом правил ПаРаСКоН, империта, но вы ведь не станете меня слушать, – также негромко произнес тот.

– Да, я не собираюсь слушать ничьи советы. Надеюсь, ваша честь восстановлена, трайд? – полным голосом спросила девушка. – Поверьте, мне очень жаль, что все так вышло.

Тот лишь усмехнулся, склонил голову.

– Благодарю, империта.

Заговорил Джанулория:

– А теперь, когда все чести восстановлены и сохранены, к нашей великой радости, спешу сообщить драгоценной империте, что уже скоро начнется церемония коронации…

– Что?! – вновь подскочила та, выпучив глаза в ужасе. – И вы молчали? А я, несчастная, совсем забыла об этой треклятой коронации! – она соскочила с кровати, вмиг забыв и о головной боли, и о тошноте, и обо всем прочем, причитая: – О, горе мне, я не успею! У меня такой ужасный вид, что я распугаю всех гостей! Ну почему вы не разбудили меня пораньше? Зачем я пила это чертово вино? Я труп, я покойник! Что за проклятье проследует меня? О, Деллафия!..

Все же она успела. На риогане офицеры доставили ее до Дворца, и империта бесшумной и незаметной тенью проскользнула в свои покои. Теперь Дели судорожно приводила себя в порядок: на парикмахеров и косметологов-визажистов не было времени. Несколько минут назад с ней связался Фидель и сообщил лично, что церемония начнется вот-вот и, конечно, было в его речи много гнева, угроз и предупреждений, но это девушку давно не удивляло.

Наконец, покончив с суматошными сборами, она направилась в Тронный Зал.

И вот церемония началась. Огромное пространство зала наполнилось торжественной тишиной. Перед Дели распахнулись древние, величественные створки дверей, открывая ее взору широкий коридор, образованный офицерами ДОБ, вытянутых по струнке, как на подбор высоких, крепких, облаченных в парадную форму. В руках у каждого был гнорсейн – почти такой же, каким вчера она дралась с трайдом. Этот живой коридор уводил вглубь зала туда, где на небольшом возвышении в пять широких ступеней возвышались три трона. В центре – несокрушимый, вечный и потрясающий взгляд – Древний Трон Императора, слева – чуть поменьше, но тоже монументальный и блистающий – Трон Избранника, а справа – самый скромный, но, тем не менее, прекрасный – Трон Наследника, предназначенный для империты.

И весь зал был заполнен людьми, высокими гостями, простыми деллафийцами, репортерами, журналистами…

Дели вскинула голову и шагнула на ковер, усыпанный лепестками цветов, не глядя по сторонам, лишь на три трона, два из которых были заняты: там восседали во всем своем великолепии Император Фидель и Императрица Дельфина. О, как она сейчас ненавидела эти древние символы власти! С какой радостью она бы развернулась и убежала куда-нибудь подальше от Дворца, от этой церемонии, от навязчивых камер и глаз, на беспечные цветущие луга, под кроны леса, на берег стремительной реки с нежной голубой водой, чтобы вдыхать свежий, пьянящий воздух, валяться на мягкой душистой траве, глядя в спокойное бездонное небо, тоскуя по звездам, и нестись навстречу крылатому ветру – на свободу, на волю!

Но Дели, с трудом согнав сладкую пелену мечтаний, спрятав грусть глубоко в глазах, радужно улыбнулась, словно сделала свой первый шаг к счастью.

Едва ее ножка коснулась ковра, как, будто повинуясь беззвучной команде, вверх взмыли лучистые мечи гнорсейнов, образовав сияющий зеленый свод. И девушка начала шествие под этим ярким торжественным куполом, неминуемо приближаясь к трону.

Император говорил какие-то слова, множество любопытных глаз впивались в величественную семью, ослепительно мигали вспышки, но девушка не слушала и не видела, с застывшей улыбкой глядя прямо перед собой.

И вот, наконец, один из советников Фиделя – Вилеон – почтительно, почти с благоговением поднес небольшую, расшитую золотом, подушечку, на которой искрилась корона империты – миниатюрная и изящная, выполненная из вронского прозрачно-сиреневого камня49 лучшим мастером из Аурли50несколько сот лет назад. Она воистину была достойна царских особ и, словно, упавшая с неба звезда, мягко переливалась в утренних лучах солнца. Император подхватил корону и, повернувшись к дочери, заговорил:

– Я долго ждал этого дня и вот он настал. С этого момента ты, Филадельфия – моя законная истинная наследница, и этот Трон Наследника – твой Трон. Однажды ты займешь мое место и сядешь на Древний Трон, как достойная Императрица и это – будет. А сейчас я, Император Фидель, провозглашаю тебя империтой деллафийской! И да услышит меня вся Деллафия! – с этими словами он водрузил корону на склоненную голову дочери.

Дели отчаянно подняла глаза, но увидела лишь радостные, улыбающиеся глаза, хлопающие ладоши, жадные до новостей и сенсаций лица репортеров, торжествующие взгляды Императора и Императрицы, – все было чужое, неприятное, обидное и невыносимое, словно она вдруг оказалась в душной, тесной подземной тюрьме. И тут ее метущийся взгляд столкнулся со взглядом Мариона – глубоким, серьезным, понимающим – и ей отчего-то стало легче.

После церемонии снова продолжилось празднование. В Театральной Зале творился настоящий ажиотаж: все хотели хоть одним глазком взглянуть на выступление Руаса и Айана, обещающее быть действительно грандиозным, и на знаменитую певицу Миралию, приглашенную Императором, чей голос заставлял забыть обо всем.

Через четыре часа – ровно столько длилось выступление артистов – Дели с Арбелем и Ароном Шармалией отправились в Орфис. Их тут же закружил суматошный ритм большого города, его веселый неутомимый круговорот, хоровод беззаботных лиц, яркие огни ресторанов, кафе, танцполов, зазывающие витрины магазинов. Огромные шары, ленты, цветы, цветы, цветы, умопомрачительные ароматы, пышные наряды, смех, оживленные скверы и парки, многочисленные фонтаны, плантайны, взмывающие в небо, арки мостов, перекинутых через полноводные прозрачные реки, корабли, словно бесшумные призраки, рассекающие кристальные воды, снующие эстелы, флайеры, яхты, заполнившие воздушное пространство над Орфисом…

Дели, словно впервые увидев всю красоту города, распахнув глаза во всю ширь, не уставала громко восторгаться. Не отставали от нее и спутники. Они сошли у небольшого ресторана, что расположился среди тенистых золотолиственных илакузанов, похожий на высокий усеченный конус, обвитый гибкими ветвями вечнозеленого листеля51. Ресторан носил название «Иролайхо» – глубокая вода.

Поднявшись на крышу, огороженную резными перилами и засаженную изысканными цветами, сели за круглый столик. Наследницу Императора тут же узнали (трансляция церемонии шла по всей Деллафии, на Имберии и Т, ахьяне) и осыпали всяческим вниманием, комплиментами, улыбками, поздравлениями, не обделив и ее высоких, несомненно достойных спутников.

Отсюда открывался потрясающий вид. Макушки илакузанов шелестели под ветром, сгибали ветви с широкими глянцевыми листьями над самым столом, источая тонкий, почти неуловимый горьковатый аромат, а там, за волнующимися деревьями с высоты многих-многих десятков фионов раскинулся речной порт Орфиса. Несколько грузовых и пассажирских кораблей – белоснежных, похожих отсюда на удлиненные лепестки оладана, брошенные на воду, трепыхались на ветру флаги, – стояли у причала, а вокруг мельтешили крошечные точки – моряки, пассажиры, грузчики. По Чарме52 они уходили в море Сильвиа, а дальше… Кто знает, куда эти белые корабли поплывут дальше? Может, в Элим, Орон, на острова, а может просто делают круиз по всем морям Деллафии и скоро вновь пристанут в порт Орфиса?

С причала веяло бурной насыщенной жизнью, полной впечатлений и энергией, морским терпким ни с чем несравнимым воздухом, опасностью и сладкой свободой! Чарма неспешно катила свои воды вдаль, покачивая лепестки-корабли на тихих прозрачных волнах. Ее бездонная, поблескивающая на солнце глубокая синь таила невидимую, но ощутимую силу и мощь, и в то же время казалась кроткой, ласковой, послушной. На двух ее берегах виднелись маленькие с такой высоты дома.

– Какое захватывающее зрелище! – воскликнул Арбель, взглянув вниз. – Но, честное слово, кружится голова от такой панорамы!

– Деллафия, действительно, красивейшая планета из всех мною виденных! – улыбнулся Шармалия. – А эти чистейшие голубые воды! Я бы отдал полжизни только на то, чтобы любоваться ими бесконечно! О чем думаете вы, империта Филадельфия, когда смотрите на это великолепие? – вдруг поинтересовался т, ахьянец.

Та немного помолчала, не отрывая глаз от Чармы, сказала:

– Я думаю о том, что эта река напоминает беспрерывный поток времени – быстротечный, безжалостный, но, тем не менее, очень странный, красивый и необъяснимый, а эти белоснежные корабли – люди, кружащиеся в этом потоке, словно песчинки. Они отходят от причала и уносятся прочь, подхватываемые течением, и скрываются в неизвестности. Что найдет каждый из них? Одни прибьются к берегу, но потом вновь вернутся в родной порт. Другие так и останутся на чужбине. Третьи будут бороздить бескрайние просторы, наслаждаясь свободой, а четвертые погибнут, попав в шторм… Но никто из них не знает заранее, что их ждет в будущем, но они все равно отважно рвутся в неизвестность, как эти корабли – в море.

Шармалия внимательно, с легкой улыбкой, слушал ее.

– Вас посещают странные мысли, империта Филадельфия, – пропел он. – Вы мыслите широко, творчески, необычно, даже смело, да и вы сами, я чувствую, скрываете в себе большую силу. Река – время, люди – корабли… Да, над этим стоит поразмыслить. А каким вы видите свое будущее, следуя вашим словам?

Дели оторвалась от созерцания причала, повернулась к Арону.

– Я хотела бы бороздить бескрайние просторы, наслаждаясь свободой, но судьба решила распорядиться иначе, и мой корабль так и останется у причала, не изведав счастья плавания, соленых морских брызг, крепкого ветра, не увидев других берегов. Поток реки – времени не коснется его и однажды он развалится от старости и тоски, так и не вдохнув глотка свободы.

Глаза Арона впились в девушку еще более внимательно, ей даже показалось, что он видит ее насквозь.

– Как знать, империта Филадельфия, как знать, – задумчиво протянул он. – Быть может, река времени однажды превратится в бушующий поток, сметающий все корабли в океан неизвестности. Не пожалеем ли мы тогда, что не состарились спокойно у своего причала, лишь мечтая о плавании? Время непостижимо, как и людские судьбы.

К их столику подошел любезный и улыбчивый официант, ловко поставил перед ними аппетитные блюда, преимущественно из морепродуктов, наполнил бокалы, поинтересовался, не желают ли высокие гости чего-либо еще и, удостоверившись, что все сделано, как надо, и они ни в чем не нуждаются и довольны, удалился.

– А теперь, мои дорогие друзья, – воскликнул, как всегда, веселый и безоблачный Арай, радостно потирая руки. – Довольно философских разговоров. Давайте лучше воздадим должное этому превосходному столу. Вы не представляете, как приятно утолять голод на свежем воздухе, глядя на божественный Орфис с высоты птичьего полета, в компании столь уважаемых особ!

Дели засмеялась: ее всегда забавляли речи Арбеля, льющиеся щедро, как вино из бутылки.

– Вы правы, любезный Арай, – произнесла она, поднимая бокал, наполненный густо-вишневым соком. – Нет ничего лучше хорошей компании. Я рада, что мы сегодня вместе.

– А я хочу пригубить это чудесное вино за нашу славную империту Филадельфию! – вставил Шармалия.

– Да! Да! – подхватил эссиаданский правитель. – За наследницу Древнего Трона! Ах, какая сегодня была церемония!

– За вас, – улыбнулась девушка. – И за праздник.

Через некоторое время рядом возник немного смущенный, робеющий, но необычайно счастливый хозяин ресторана.

– Прошу меня простить, что позволил себе прервать вашу беседу, уважаемые, достопочтенные… гости, – заговорил он и смутился окончательно, залившись яркой краской, но ободряющие, мягкие улыбки и глаза высоких особ за столиком придали ему уверенности, и он продолжил уже смелее: – Мы так счастливы, что вы соизволили почтить наше скромное заведение своим присутствием, и решили преподнести нашей блистательной и великолепной империте Филадельфии небольшой подарок. – В его руке появилась маленькая коробочка, обтянутая темно-синей тканью. – Надеюсь, вам он понравится, прекраснейшая империта. – Коробочка раскрылась, и их взору открылся изумительный, необычный фиафаль53.

Дели ахнула и осторожно взяла украшение в руки. На тонкой цепочке висел необыкновенный шарик, изображающий миниатюрную Деллафию. Он был сделан так искусно и реалистично, что, казалось, будто под нежным зелено-голубым лавальсовым небом колышутся от ветра золотые леса илакузанов, поблескивают прозрачные ленты рек и даже мигают озорные глазки цветов!

Девушка крутила фиафаль, рассматривая со всех сторон, а драгоценный шарик загадочно переливался и мерцал каким-то внутренним глубоким светом.

– О космос, как красиво! – выдохнула Дели. – Неужели его сделали настоящие чародеи, ведь обычный человек не может сделать ничего подобного!

Хозяин «Иролайхо» улыбнулся, взглянул на Шармалию.

– Этот фиафаль вышел из-под рук настоящего арона, – сказал он, тоже любуясь вещицей. – Правда, это было очень давно. А ко мне он попал по наследству от моего отца, а ему – от его отца, моего деда. А деду фиафаль подарил сам Император Марилен54 за доблестную службу в ДОБ.

– Почему же вы отдаете его мне? – Дели устремила глаза на деллафийца. – Эта вещь по праву принадлежит вам, уважаемый лонд.

– Я настолько пленен вашей красотой и очарованием, империта Филадельфия, что просто не могу не сделать этот подарок. К тому же нам, простым смертным, негоже владеть столь удивительной и драгоценной вещью, и, думаю, Арон Шармалия это подтвердит. Этот фиафаль принадлежит коронованным, ведь сделан был для Императоров Деллафии, и я возвращаю его в лоно священной семьи. Взгляните, – деллафиец бережно взял фиафаль и легким движением раскрыл на два равных полушария, послышался чудной мелодичный звук. Внутри лежала какая-то золотая пыльца. Мгновение – и она взмыла в воздух, заискрилась, закружившись в причудливом танце, и вдруг перед ними раскинулся маленький, с ладонь величиной, знак Союза Четырех: четыре планеты, расположенные ромбом, на вершине которого – Деллафия, соединенные между собой непрерывными линиями. Возле каждой планеты – ее символ: Деллафия – корона, Талласса – клинок, Имберия – ветвь анарии55, Т, ахьян – звезда. А посредине – символ дружбы и могущества – солнце.

– Это и в самом деле чудо! – прошептала Дели.

– И теперь оно – ваше, – хозяин ресторана вернул ей фиафаль.

– Как мне вас отблагодарить за столь дорогой подарок?

– Я имел честь лицезреть вас, говорить с вами, а это, поверьте, лучшая благодарность, – с поклоном отозвался тот и скромно удалился.

– Какая удивительная вещь! – не уставала восхищаться Дели, потом спросила т, ахьянца: – Неужели все то, о чем рассказывал этот милейший лонд, правда, и фиафаль, действительно, исстари принадлежал императорской семье?

Шармалия, едва завидя драгоценность в руках хозяина «Иролайхо», впал в какую-то глубочайшую сосредоточенную задумчивость и, похоже, не расслышал ее вопроса.

– Что? – наконец вынырнул он из своего омута. – Ах, простите… Да, и в самом деле, это прекрасное творение аронов было сделано для Правителей Деллафии в давние-давние времена. А потом Император Марилен подарил его своему верному телохранителю в знак благодарности, хотя делать этого было никак нельзя.

– Почему нельзя? – в девушке тут же проснулось жадное любопытство.

– Потому что, как верно заметил хозяин заведения, простым людям негоже владеть императорскими драгоценностями, – сурово сказал Шармалия, но тут же смягчился, улыбнулся. – Но теперь фиафаль, наконец, вернулся в лоно священной семьи, значит, так оно и должно быть. И я рад, что это случилось именно сейчас, в разгар праздника. И то, что он попал в ваши руки – это тоже не может не радовать. – Арон снова посмотрел на фиафаль в руках империты и проговорил совсем-совсем тихо, словно про себя, но Дели, сидевшая к нему ближе, все же услышала: – Вот и свершилось. Дай же сил, благословенная Деллафия, своему истинному Правителю, дабы достойно принять те перемены, что грядут… Грядут!

Дели показались эти слова весьма странными, даже зловещими, что совсем не вязалось с окружающей их радужной обстановкой. Она внимательно поглядела на Шармалию, пытаясь понять, что же стало причиной его задумчивости и этих непонятных слов. Неужели фиафаль? Империта повертела в руках занятную вещицу, но при взгляде на этот шарик ее наполняли лишь радость и удивление. Но, вновь подняв глаза на Арона, она увидела, что тот уже весел и беспечен, как и раньше, о чем-то негромко спрашивал Арбеля.

– А почему бокалы пусты? – с огоньком воскликнула она, обращаясь к своим спутникам, и решив ни о чем не спрашивать т, ахьянца. – У меня есть тост!

Арай с готовностью разлил вино.

– За мудрость и могущество Древних Аронов, – проговорила Дели. – Благодаря которым существует Союз Четырех и множество других прекрасных планет, коим Ароны не дали погрязнуть в хаосе. Да будет вечен Т, ахьян и мудрость и сила его детей!

– Да будет так! – согласился Арай.

– Да будет так! – качнул гривой Шармалия. В его глазах, устремленных на девушку, промелькнули печаль и тревога, но может это ей всего лишь привиделось.

Вскоре появился йоль56 и негромко запел приятным глубоким голосом:

Бродил я долго между звезд

Годами? Нет, столетьями.

Я видел все: Зерцея Мост57,

Вселенские обители58.

Я был сражен и потрясен:

Прекрасен космос, да!

Но снами вновь я унесен

К тебе, Дракон – звезда59.

Я вспомнил Деллафии свет,

Небес лазурный свод.

О, космос, красивее нет

Прозрачной сини вод!

И я летел быстрее ветра

Туда, где чудо – дерева,

Где ярче солнечного света

Сияет на лугах трава.

И где цветы, как песнь лави,

А воздух ароматом полн.

И я лечу к брегам твоим,

О, Деллафия, сладкий сон!

Они зачарованно слушали йоля, забыв обо всем на свете, и сердечно поблагодарили, когда песня завершилась.

– Да, хорошая песня, – качал гривой т, ахьянец. – Деллафийские йоли поистине очень талантливы. Жаль, на Т, ахьяне не сочиняют таких песен, жаль!

Марион между тем находился в обществе Анабели. Она не отходила от него ни на шаг, весело, беспечно щебетала что-то, водя офицера по всему оккою и не отрывая от него счастливых глаз. Деллафийка ужасно утомляла трайда, но он с любезной улыбкой делал вид, что все прекрасно, дабы не обидеть спутницу, думая, как бы поскорее улизнуть от ее назойливого внимания. К этому моменту ему уже осточертел и Дворец, и оккой со всеми его развлечениями и бесконечный хоровод лиц, и Анабель, и сам праздник. Хотелось вырваться из этого круговорота в покой и тишину и крепко уснуть.

Солнце уже давно перевалило за полдень, а отвязаться от девушки никак не удавалось, и Марион уже смирился с мыслью, что так и проведет в ее обществе весь остаток дня. Спасение пришло неожиданно в лице трех подружек Анабели, которые «случайно» оказались на их пути. Кокетливо, с нескрываемым женским любопытством они посматривали на трайда и беспардонно и задорно увели свою товарку под каким-то наивным предлогом. Марион мог поклясться, что сейчас три плутовки засыпают Анабель градом вопросов о нем, об их отношениях и прочих глупостях где-нибудь в укромном уголке, а Анабель, разумеется, распишет его, как идеал мужчины и что он без ума влюблен в нее. Усмехнувшись своим мыслям, Марион быстро зашагал к стоянке эстелов и риоганов.

Покинув «Иролайхо» в прекрасном расположении духа, Дели, Арбель и Шармалия решили прошвырнуться по магазинам. Вообще-то это была идея девушки, но Арон так горячо поддержал ее, что Араю не оставалось ничего другого, как сдаться и последовать за ними.

Едва они ступили через порог, как тут же вокруг них образовалась толпа: трансляцию церемонии коронации смотрели все без исключения, – что-то крича, восхищенно глазея, поздравляя. Их выручил персонал магазина, ловко и бережно выудив троицу из живого кольца. Империта накупила целую уйму вещей, не беспокоясь, пригодятся ли они ей когда-нибудь. Шармалия приобрел несколько оригинальных сувениров, а Арбель тщательно осматривал каждый предмет, дотошно спрашивал о назначении, изготовителе, стоимости и, в конце концов, так ничего и не выбрал. Вдобавок ко всему им преподнесли небольшие пустяковые, но приятные сюрпризы в честь праздника.

В других магазинах их ждало почти то же самое, разве что в одном из них они сыграли в азартную игру и выиграли эстел-рио – новехонький, четырехместный, легкий, как птица! Потом они почти до вечера бродили по Орфису пешком, облазив все красивейшие местечки, после чего, загрузив в эстел все свои покупки и подарки, вернулись в оккой, – счастливые, довольные, уставшие, полные впечатлений.

И вновь опустилась ночь – вторая и завершающая праздник. И так же, как и в предыдушую ночь было много смеха, танцев, развлечений, веселья. Пролетела она стремительно и незаметно, как стрела, пущенная из тугого лука.

И, когда начали выцветать яркие звезды, когда темнота задрожала под чуть светлеющим небом, когда аромат цветов стал особенно ощутимым и терпким, а гости немного обалдели от двухдневного веселья, тающая ночь взорвалась от гигантского, поражающего воображение светового шоу, озарившего окрестности на много рондов вокруг. Небесное безумие закончилось, испив все свои краски. Праздник Цветов был завершен. На востоке вырвался первый лучик солнца, коснувшись макушек деревьев Сада Утренней Зари.

Ссора с Императором произошла по модулю. Дели только переоделась и мечтала завалиться спать, но ее мечта разлетелась в пух и прах, когда она увидела на экране лицо отца.

– Надеюсь, ты не забыла о нашем последнем разговоре, Филадельфия? – с ходу спросил он, впившись глазами в дочь.

– Нет, Император.

– Вот и отлично. Сейчас спустись в Зал Ожидания, там найдешь Инканона. Он проводит тебя в подземелье. Ты меня поняла, Филадельфия?

Девушка вспыхнула от негодования, от такого неслыханного к ней обращения. Ее, империту, в подземелье? Эта подземная тюрьма была построена в незапамятные времена ее далекими предками, когда еще на Деллафии водились преступники и их безжалостно сажали в камеры. К особо злостным применяли даже пытки, но, возможно, это лишь вымысел. Но уже много сотен лет, как на планете искоренили преступность, и тюрьма теперь пустовала, лишь изредка сюда попадал какой-нибудь нерадивый деллафиец, да и то больше для устрашения, попав под горячую руку Императора.

А теперь Фидель хотел бросить туда ее, свою дочь, словно какого-то преступника! Раньше он лишь грозился тюрьмой, но ограничивался простым арестом, сейчас же, судя по всему, он собирался осуществить угрозу.

– Что? Вы посадите меня в камеру, Император? – изумленно подняла брови Дели.

– Да, довольно я нянчился с тобой и жалел. Нынче ты переступила все границы своим поведением, и я не намерен закрывать на это глаза. Ты – империта деллафийская и должна вести себя подобающе, если же не можешь держать себя в рамках приличия, то заточение в тюрьме поможет тебе образумиться. И так будет всегда, если ты и дальше намерена испытывать мое терпение, пока не научишься быть настоящей империтой!

– Вы не сделаете этого! – выкрикнула та, задыхаясь от гнева.

– Инканон ждет тебя! – напомнил Император грозно. – Сбежать не вздумай: стража не выпустит тебя из Дворца.

– Вы… вы бесчувственный, сумасшедший мучитель! – Дели ощутила бешеный прилив ярости и ненависти, глядя в ухоженное каменное лицо Императора.

– За эти слова добавляю тебе еще пять даальсов заточения! – безжалостно ответил тот. – Я отучу тебя от строптивости и самодурства! Марш в Зал Ожидания, или я отправлю за тобой офицеров ДОБ!

Вдруг ее пронзила внезапная мысль.

– Вы не можете посадить меня в подземелье, Император, потому что сегодня я лечу с Юл-Каном на водопад Санайль! – она ткнула в экран цветастую карточку – путевку на двоих, которую им вручили в Зале Ветров. – Вы не можете отменить ее: праздник Цветов священен!

Фидель нахмурился, помрачнел, но Дели была права – он не мог ни отменить этой поездки, ни игнорировать ее, ни объявить пустяком, и он, помолчав, заявил:

– Хорошо, Филадельфия, я не могу наступить на горло своим же правилам и аннулировать вашу поездку. Вы можете отправиться на водопад с камарленцем, но завтра ты все же пойдешь в сопровождении Инканона, не думай, что так легко избежишь наказания.

Дели повеселела: завтра – это завтра, и оно далеко.

– Да, Император, – склонила она голову, пряча улыбку на губах.

Юл-Кан оказался дома, вернее, в большом шалаше, сплетенном из ветвей, стеблей лиан, что стоял на берегу Лудана под раскидистым взлохмаченным илакузаном. Ихлак спал, видимо, утомился от непривычного двухдневного буйства и от избытка впечатлений, но, едва заслышав ее шаги, тут же проснулся.

– Шалкай! – просиял он. – Что ты делаешь здесь?

– Как это что? – округлила та глаза. – Я прилетела к своему большому другу в гости, а ты спрашиваешь, что я делаю здесь? Видимо чрезмерные развлечения плохо подействовали на тебя.

– Я не хотел обидеть тебя, Шалкай. Я очень рад, что ты пришла в мой дом, но ты говоришь правду: эти два солнца и две луны похожи на сон, и я до сих пор в их плену. – Тут его взгляд упал на вошедшего в хижину белоснежного лонга, который, как ни в чем не бывало, сел у ног империты и с любопытством взглянул на ихлака озорными умными глазами.

– Истан! – просиял он еще больше. – Сколько времени я тебя не видел, малыш, а ты уже успел подрасти, как молодое дерево! – Юл-Кан потрепал его по загривку, а тот «улыбнулся» ему, растянув пасть, потом посмотрел на хозяйку: не ревнуешь ли? Но Дели лишь засмеялась, взглянув на его хитрую довольную морду.

Империта нашла Истана в зверинце оккоя. Тот равнодушно и безразлично лежал в просторной, снабженной всем необходимым, клетке, тоскливо глядя на огромный незнакомый ему мир, раскинувшийся за прутьями его тюрьмы. Кормушка была полна и нетронута. Но, едва завидя Дели, едва издалека почуяв ее запах, узнав шаги, он бешено бросился на державшие его стены, радостно рыча еще тонким голосом.

Лонг заметно подрос, несмотря на вялый аппетит, но оставался все тем же непоседливым, любопытным белоснежным клубком с огромными желтыми глазами. Как он прыгал, носился, порыкивал вокруг нее, когда Дели выпустила его на волю, словно всем своим видом говорил: «Ну, наконец-то ты пришла, хозяйка, я так долго ждал! Почему ты оставила меня, своего преданного и преданного Истана? Больше не делай так, иначе я могу разозлиться и обидеться!»

– Юл-Кан, полетели на водопад Санайль! – задорно воскликнула империта. – Такой красоты ты точно не видел! Мы ведь выиграли эту поездку, помнишь? Будем целые сутки купаться, любоваться, валяться на солнышке, разговаривать! Знаешь, как это здорово! Согласен?

– Согласен, – просто ответил тот, и они вышли из хижины.

День был отличный, просто-таки созданный для отдыха, прогулок и ничегонеделанья. Живописные берега, обрамляющие синие воды Лудана, поросшие влаголюбивым чаккором60 с длинными обвислыми листьями, убегали по широкой дуге куда-то на юго-восток. А дельта реки пестрела глазками всевозможных диких цветов: вегены, альды, наинии, яллы, хирконы, кареаны, эготы. За спиной возвышались окраины Орфиса и несколько одиноких домов за чертой города. Где-то там был и дом трайда, но Дели поспешила забыть об этом, сказала:

– Летим! – и побежала к эстелу, за ней, не отставая, помчался лонг.

Перед ними был водопад Санайль – одно из самых красивейших мест Деллафии, которое ревностно и строго охранялось и оберегалось. И не напрасно.

С высокой ровной на вершине, будто срезанной ножом, скалы сильными прозрачными ручьями падала звонкая вода. Ручьи сливались друг с другом, переплетаясь брызгами, и устремлялись вниз с огромной высоты. Они перепрыгивали, скользили, перетекали по неровным буграм – уступам, извивались змеями меж камней и трещин, будто по ступеням грандиозной природной лестницы и рассыпались, раскрывались тончайшими веерами у самого подножия. И там, внизу, они вливались, соприкасались, словно в щекочущем поцелуе с небольшим озером – прохладным, окруженным округлыми, поросшими короткой густой травой – мхом, валунами, скрытыми, словно кисеей тумана, голубоватыми струями. От волнующегося озерка убегала, петляя, быстрая говорливая речушка, кружа белые клочья пены, и исчезала где-то внизу, срываясь с широкого уступа. Со всех сторон водопад окружали, обвивали, обнимали густыми мелколиственными ветвями алемандры61, почти касаясь земли, похожие на пронзительно-желтые клубы облаков, усыпанных мельчайшими капельками воды. И среди них, как гордые великаны, возвышались несколько илакузанов, со своей высоты молчаливо, но радостно взирая на беспрерывный бег ручьев, что омывали своей живительной силой их мощные корни и дарили прохладу листьям.

Неприхотливые, жизнелюбивые алемандры росли даже на, казалось бы, беспочвенных скалах по ту сторону водопада, призрачно виднеясь сквозь легкую, дымчатую завесу падающей воды, чудом цепляясь за камни, захлебываясь, оглушено качали ветвями под напором и шелестели мокрой листвой.

Короткая трава устилала землю, словно ковер, пробиваясь сквозь каменистую почву, и радовала взгляд случайными, редкими, а оттого особенно красивыми цветами – орли. Это был настоящий райский уголок под бескрайним, насыщенным ярко-голубым, с прозеленью небом с невесомыми космами облаков-барашков. И он был до краев наполнен чем-то глубоким, философским, торжественным и свободным, и это явственно ощущалось с каждым глотком кристального воздуха.

Они вдоволь налюбовались великолепным зрелищем, успокоив немного разыгравшееся восхищение, блаженно развалились на нагретой солнцем земле, отыскав ровное местечко под сенью большого вальяжного алемандра. Истан самозабвенно носился по берегу озера, наслаждаясь свободой и простором со щенячьей радостью.

– Ну, Юл-Кан, нравится тебе здесь? – с веселым огоньком спросила Дели, повернувшись к ихлаку.

Тот с глазами размером с тарелку каждый, не мог поначалу даже собрать разбежавшиеся, трепещущие в восторге мысли и лишь беззвучно раскрывал рот, силясь сказать что-то. Наконец, обрел голос и сознание, воскликнул:

– О духи! Разве могут мои глаза видеть нечто подобное? Разве бывает такая красота на земле, или я умер и все мне только снится? Мой Ихлакит по сравнению с этим осколком неба – пустыня и убожество! Я бы мог жить здесь вечно, Шалкай!

Девушка засмеялась и предложила:

– Пойдем купаться!

Вода озера – неглубокая, прозрачная настолько, что видно было дно сквозь ее толщу, с нежным голубым оттенком и легкими волнами, идущими от водопада, так и притягивала к себе, зовя окунуть тело в своих прохладных ласковых объятьях.

Дели нырнула с большого мшистого валуна, пронзив зеркальную гладь, отчего по поверхности пошли широкие расходящиеся круги. Кожа ощущала приятное прикосновение воды, солнце слизывало с лица брызги, обжигая; волны мягко качали ее, словно убаюкивали, наполняя спокойствием и умиротворением, будто растворили в себе.

Юл-Кан робко бродил почти у самого берега, не решаясь осквернить это чудесное озеро своим недостойным телом. Империта, подплыв к нему, хитро сверкнула глазами и вдруг, широко поведя рукой по воде, обрызгала ихлака столбом мелких искрящихся капель. Тот, охнув от неожиданности, шарахнулся к берегу, но новый рой брызг настиг его, и тогда великан ринулся за ней, рухнув в воду, как дерево, громко отфыркиваясь, осыпая девушку огромными фонтанами. Вскоре озеро бурлило и кипело от их метущихся тел, а воздух пронзали истошные вопли и визги.

– А-а-а! – орала Дели с выпученными глазами, убегая, уворачиваясь от Юл-Кановых лапищ, вздымающих целые волны позади нее. – Не догонишь!

– Догоню – пощады не жди, Шалкай! – завывал дурным голосом ихлак, блеща мокрым шоколадным телом, носясь по мелководью, словно одержимый.

Истан рычал, прыгая яростно на берегу, бросился в воду, но волны, поднимаемые камарленцем, выбрасывали его вновь на берег, не давая плыть, и он упорно пытался добраться до хозяйки – раз за разом, – тягаясь с взбесившейся водой, прилагая все свои слабенькие еще силы.

А Юл-Кан с Дели все носились, как угорелые, разрывая перепонки криками, смехом, падали, барахтались, вскакивали, бегали, поливая друг друга брызгами, как из ведра, удивляя своим ребячеством и громкоголосьем спокойный и важный водопад Санайль, отродясь не видевшего такого безобразия.

Наконец, Дели, совершенно обессиленная, хватаясь за живот и негромко постанывая, не в силах больше смеяться, бухнулась на берег. Рядом присел счастливый, как ребенок, Юл-Кан. Ей в ноги ткнулся недовольный и мокрый насквозь Истан, словно, не одобряя ее детские непонятные шалости.

Озеро понемногу угомонилось, успокоилось, улеглось и разровнялось, пустило свои неспешные ленивые волны. И вновь все наполнилось прежним величием, достоинством, невозмутимостью, хранимых долгими годами.

Проголодавшись, разложили под алемандром провизию, заранее и предусмотрительно закупленную империтой в Орфисе. Свежий, удивительно тонкий воздух, купание в бодрящей прохладной воде, отличное настроение, разбудили зверский аппетит. Основательно подкрепившись, развалились на земле. Молчали, погруженные каждый в свои простые или тайные мысли.

Дели слушала беспрерывный, мелодичный, переливчатый шум водопада, похожий на звук дождя, – успокаивающий, разливающийся по всему телу невидимым потоком, отдающийся эхом в мозгу, рождающий странные ассоциации, неясные образы, вечные, как само время. Где-то перекликались какие-то птахи, наверное, руты62, иногда заливаясь то колокольчиком, то беспечным щебетом, то звонким прерывистым смехом, перелетая с места на место. Над головой покачивались тяжелые ветви алемандра, будто задумчиво кивали кому-то. Его мелкие золотистые листья тихо трепетали, как многочисленные ладони, шумели и шелестели под легкими порывами игривого ветра, нежились в лучах солнца, переливались сияющими бликами. А над ними, дыша вселенской безмятежностью, бездонной глубиной, бескрайней голубизной, раскинулся невесомый купол неба. Он приковывал взгляд, окуная его в свои непостижимые тайны, засасывал в неизведанные омуты, полные невинности, магического магнетизма и безбрежного покоя, притягивал, притягивал…

Дели улыбнулась, сладко потянулась всем телом, расслабилась, наслаждаясь и блаженствуя от нахлынувших приятных, щекочущих, ленивых чувств. Посмотрела на ихлака. Он лежал, свободно разметав свое большое сильное тело по земле, закинув одну руку за голову, а в другой вертел длинный стебелек бело-желтого орли. Глаза его, включая и третий – круглый, непоседливый – были широко раскрыты и устремлены на скалу, с которой радужным потоком срывался звенящий каскад. Похоже, великан всецело погрузился в созерцание этого красивейшего чуда, позабыв обо всем на свете, или вообще пустился в путешествие, следуя своему живому воображению, витая где-то на грани мира, мечтая о чем-то нереальном, но близком.

Девушка поискала глазами лонга. Тот невдалеке играл и баловался с одним из веерообразных ручейков, сидя на большом плоском валуне, как веселый солнечный зайчик, лапами пуская тучи брызг, довольно рыча, тыкаясь любопытным носом в быструю воду, смешно фыркал и крутил головой.

Дели снова легла. Нежаркое солнце касалось лица сквозь густую листву, смеялось и озорничало. От неспешных, смутных мыслей ее отвлек раскатистый глубокий голос ихлака.

– Шалкай, – заговорил он, повернувшись на бок и устремив на девушку глаза. – А если бы ты не взяла меня на Деллафию, что было бы тогда? Я бы не увидел золотых лесов, прозрачных, как воздух, рек, всех этих необыкновенных цветов и трав, словно выращенных самими богами, не увидел бы твоего огромного, сияющего дома, непонятного города, не танцевал бы, не веселился, как вчера, не дышал бы этим удивительным воздухом, не увидел бы голубого неба. И всего этого, – он широко повел рукой вокруг, – тоже не увидел бы?

– Не увидел бы, – согласилась та, ложась на живот, чтобы видеть ихлака. – Ты бы сейчас был на Ихлаките в Огненном лесу с луйхаром Мира-Лора и тосковал бы по звездным людям и по далекой Деллафии.

– Да, Шалкай, я бы, наверное, умер от тоски и одиночества будь я на Ихлаките. – Серьезно проговорил великан, задумавшись на секунду, но тут же его темные глаза вспыхнули детской радостью. – Шалкай, у тебя такая чудная планета! Я ведь никогда раньше не мог себе представить золотых деревьев, голубого неба и цветов размером с голову, а теперь, когда увидел, мне кажется, что видел их всегда, с самого рождения и уже не могу представить другого неба, других рек и трав. Здесь все так необычно и красиво, что поначалу я боялся, но теперь знаю, что Деллафия – это добро, это красота и счастье. Это дом богов.

Империта весело захохотала, сказала:

– Ну, богов – не богов, а здесь и в самом деле хорошо. Я рада, что и тебе хорошо, Юл-Кан.

– Мне часто снится Ихлакит, Шалкай, – сказал неожиданно камарленец. – Снится, что он умирает, и я умираю вместе с ним. Снится лес Фохх и будто это не деревья, а столбы огня, и в огне – Эвиро. Снятся чудовища, которые гонятся за мной, разбитые алиманы и много-много мертвых ихлаков, исчезающих в кострах… Может, я нужен Ихлакиту, Шалкай? Может, мне лучше вернуться?

Дели взглянула в его лицо, увидела тревогу, непонимание и тоску в самой глубине больших глаз.

– Это всего лишь дурные сны, Юл-Кан, страшные воспоминания. На Ихлаките все хорошо, мы получили сообщение из Исследовательского Центра: марганов нет, и никакая опасность не угрожает. Скоро там все будет хорошо. Веришь?

– Тебе – верю, Шалкай, – в его глазах снова засветилось счастье и детская радость. – Я вернусь на Ихлакит однажды, а пока я здесь, на Деллафии и моя душа еще не насытилась новой, другой жизнью. Я хочу увидеть все, узнать все, испытать все.

– Все это будет, Юл-Кан, – с улыбкой пообещала Дели. – Мы будем с тобой бродить по лесам, полям, горам и рекам днями напролет. Я научу тебя деллафийскому языку, ты будешь водить эстел, стрелять из бластера, научишься управляться с модулями, увидишь планеты Союза! Это будет здорово!

– И всему этому я научусь? – недоверчиво, но зачарованно спросил тот.

– Конечно! Я думаю за деллафийский можно взяться прямо сейчас. На природе хорошо запоминается. Хочешь? – предложила девушка.

Глаза ихлака заинтересованно блеснули, он сказал:

– Да! Ваш язык очень красивый и странный, мне всегда хотелось знать его, говорить на нем. Я даже выучил несколько слов, только не знаю, что они означают, – и он старательно выговорил, хоть и получилось очень грубо и смешно: – «Одани», «либос», «приоль», «вингадорис». Правильно?

– Молодец, Юл-Кан! – смеясь, похвалила его империта. – У тебя талант к языкам: ты выучил самостоятельно столько слов! Теперь осталось только объяснить тебе их значение. Так вот, «одани» – это праздник, праздновать. «Либос» – означает хорошо, хороший. «Вингадорис» – это приветствие при встрече, а «приоль» – цветок, цвести, цветущий…

Ихлак внимательно, сосредоточенно слушал ее, боясь пропустить хоть слово, жадно впитывая новые знания, послушно и старательно выговаривая незнакомые фразы и целые предложения, удивляя девушку поразительной памятью и способностью схватывать на лету.

Так они провели весь остаток дня, прерываясь лишь на еду и время от времени окунаясь в озеро, чтобы немного охладиться, отвлечься и полюбоваться природой.

– Вингадорис, Шалкай! Ду элламидан рувиаль, Деллафия!63 – восторженно кричал Юл-Кан, плескаясь в воде. – Даонасан!64 – А Дели только заливалась смехом, слушая его, и искренне радовалась вместе с ним.

Спустившиеся сумерки только приглушили краски и внесли свое очарование в роскошный пейзаж. Было так покойно и невыразимо прекрасно в этом райском уголке, так безоблачно и безмятежно, что, казалось, существуют на свете только неутомимый водопад, чуть волнующееся озерко, шатер деревьев, кусок ясного неба над головой, и хотелось остаться здесь навсегда, засыпать и просыпаться под неумолчный шум воды, радуясь каждому мгновению.

Праздник закончился, и для Мариона начались привычные офицерские будни, в которые он погрузился с радостью и облегчением, сбросив, наконец, двухдневное оцепенение и расслабление, грозивших вовлечь его в омут пьянства и дурного настроения. Он успел слетать на остров Аркон, посетив неприветливый, мрачный и неприступный Рокландор, где ждали наказания множество космических пиратов, а среди них – и Эрго.

Приземлившись на обширной посадочной площадке, он в который раз окинул взглядом пустынный овражистый и каменистый ландшафт острова. Лишь редкие алемандры, да овеваемые крепким морским ветром бунало65 скрашивали унылый, непривычно тоскливый и голый пейзаж, который, как нельзя лучше подходил к назначению самого острова. А прямо перед ним возвышалась темная громада – сама тюрьма, похожая на грозную ощерившуюся скалу. И не удивительно, ведь ее воздвигли таллассцы, следуя своей мрачной философии: навести страх – половина победы в руках. И им удалось навести страх. Монументальное строение из темно-коричневого, почти черного камня было обнесенно крепкой непролазной стеной, увенчанной острыми, как клыки, шипами, за которой зиял глубокий, наполненный водой, ров, лишенное окон, кроме нижнего яруса, наводило угнетающие мысли. Это было самое страшное, но необходимое место во всей Деллафии. Здесь находились злостные отбросы общества, психические мутанты, кои все же редко, но встречались даже на Деллафии и ее колониях, всевозможные преступники и многочисленные пираты. Здесь выносились приговоры – от штрафов до смертных казней или пожизненных заключений, – и приводились в исполнение.

Ему не раз приходилось доставлять сюда пышущих злобой и ядом хандыбаев и цельнокровных пиратов, и ни один из них не вышел из этих стен. Он не любил это место, но оно было неразрывно связано с его работой и с этим ничего нельзя было поделать.

Марион вздохнул и направился к мощным воротам. Когда они медленно раскрылись, впуская его на территорию тюрьмы и также медленно намертво закрылись, по спине пробежал знакомый зябкий холодок. Тяжело опустился язык моста, и офицер шагнул в нутро Рокландора.

– Приветствую вас, трайд! – ему пожал запястье робот – Начальник тюрьмы – ИР-25. – Как поживаете?

– Спасибо, вполне хорошо, – Марион присел в предложенное кресло. – А вы?

Робот остался стоять.

– Как всегда, трайд, как всегда, – произнес он. – Заключенные по камерам, роботы исправны, приговоры выносятся и исполняются с завидной регулярностью, а Рокландор никак не хочет пустеть. Как же все-таки замусорен мир! – почти по-человечески заметил ИР.

В Рокландоре работали роботы – ИР – искусственный разум. Они принимали преступников, распределяли по камерам, следили за ними, охраняли их, даже приговоры выносились и приводились в исполнение ИРами. Вся жизнь Рокландора осуществлялась, поддерживалась благодаря неустанному, неусыпному контролю совершенных роботов, и лишь иногда здесь появлялись люди – новоприбывшие преступники в сопровождении офицеров КС или ДОБ. Это было весьма удобно и необходимо. Роботы бесстрастно, четко исполняли свою работу, не давая арестантам никаких поблажек; оснащенные камерами, датчиками, они, тем самым, исключали малейшую возможность к побегу.

К тому же, жизнелюбивые деллафийцы просто морально не смогли бы вынести каждодневного пребывания в этой гнетущей громаде, ежеминутно сталкиваясь со злобой, бранью, ненавистью заключенных, с дыханием смерти, которым пропитано все внутри, даже сам воздух. Это тоже было немаловажно.

– Простите мою невнимательность, трайд, – спохватился ИР. – Может чашку аснита?66

– Со льдом.

– Ну конечно со льдом! Кто пьет аснит безо льда? – весело отозвался тот. – Может, не откажетесь и от кусочка аллира? Свежий, ароматный аллир с ягодной сладкой начинкой!

Марион усмехнулся.

– Я вижу, ваши подопечные не голодают, ИР?

– Они хоть и отъявленные мерзавцы, но тоже живые существа, трайд. Даже я, бездушный робот, это понимаю. Пусть же их последние денечки подсластит хороший кусок аллира.

Офицер снова усмехнулся, сказал:

– Давайте ваш хваленный аллир. Честно говоря, я проголодался.

– Тогда, может, вам накрыть стол, трайд?

– Нет, благодарю. Мне хватит и аллира.

Марион жевал пирог, отметив, что тот, действительно, свеж и вкусен, запивая ледяным освежающим напитком.

Робот сосредоточенно возился с модулем.

– Собственно, я прибыл сюда узнать об Альфадее Эрго, – дожевав последний кусочек, произнес офицер. – Приговор еще не вынесен?

– Он поступил сюда в числе последних, поэтому его дело еще на рассмотрении. Но уже известно точное число, когда он предстанет перед судом – это 15-й день месяца Полнолуния.

– Через 11-ть даальсов?

– Да, во второй ступени пополудни67, но со временем могут быть изменения, поэтому мы предупредим вас заранее.

– Хорошо. Пират не доставляет вам хлопот? – поинтересовался офицер.

– О, это самый беспокойный и буйный арестант, которого я когда-либо видел! – воскликнул робот. – Он здесь не так много времени, но не прошло и даальса, чтобы он не орал, вопил, бранился, буйствовал в камере, кидался на стены, или выкидывал какие-либо еще штуки. Этот пират, словно дикий безумный зверь, притом неутомимый зверь. Видели бы вы его глаза! От их хищного блеска вздрагивают даже роботы! Однажды он расшибется насмерть о двери своей камеры. Он взбаламутил весь Рокландор, каким-то образом переговариваясь с заключенными, пришлось усилить охрану и надзор. Но на него ничего не действует. Он даже умудрился вывести из строя одного ИРа, и был серьезно ранен. А сейчас он лежит в тюремном медицинском отсеке после регенерационной камеры под усиленной охраной. Ну и субчика вы мне подкинули, уважаемый трайд! – закончил он довольно весело.

Офицер нахмурился.

– Значит, вы говорите, Эрго до сих пор в медотсеке, ИР? Разве регенерация не излечила его полностью?

– Его жизнь вне опасности, но он еще не оправился полностью. Завтра его уже переведут в камеру.

– Я могу увидеть арестанта, ИР? – вдруг спросил Марион.

Тот удивился.

– Конечно, трайд, это не запрещено, но я бы не советовал вам подходить к нему: он безумен и опасен. Вы можете увидеть его по модулю…

– Проводите меня в медотсек, ИР, – не слушая его, потребовал офицер.

– Да, трайд.

Медицинский отсек находился на втором ярусе. Они двигались по широким, залитым ярким искусственным светом, лишенным окон, коридорам. Шершавые мрачные стены, поддерживающие недосягаемый, потолок, давили почти физически. Взгляд блуждал по гнетущему пространству, пытаясь отыскать хоть малюсенький клочок чего-то человеческого, цветного, живого, но всюду лишь голые несокрушимые стены – однообразные, скучные – снующие роботы, вежливо приветствующие их, да настороженные глаза ЛОУ68. Мощная вентиляционная система не давала воздуху застаиваться, нагнетая свежие, пахнущие морем, потоки, но все равно дыхание, словно спиралось, улавливая незримые флюиды смерти, въевшиеся навечно в сами стены.

ИР-25 легко, бесшумно, плавно катился чуть впереди, Марион шагал за ним; гладкое покрытие пола заглушало все звуки. Вокруг стояла тишина. Вскоре они остановились у больших металлических дверей, возле них – двое ИРов.

– ИР-45, зайдешь вместе с трайдом, – приказал ИР-25.

Марион не стал возражать.

Двери открылись, обнажив еще одни – такие же толстые и крепкие, которые пропустили их, повинуясь манипуляциям сопровождающего ИРа.

Эрго лежал на кровати под неусыпным наблюдением ЛОУ, которое при попытке бежать или других непредвиденных действий арестанта моментально обездвиживало его или било небольшим зарядом, лишая сознания, а в особо тяжких, опасных случаях стреляло на поражение, и тут же подавало сигнал на главный модуль и на датчики ИРов. Вдобавок ко всему, конечности пирата были скованны силовыми наручниками.

Глаза его, широко открытые, смотрели бесцельно в потолок, неподвижно, немигающе.

Глядя на это скованное вытянутое тело, Мариону даже стало немного жаль его. Но вот пират повернул голову, зеленые глаза знакомо ярко и насмешливо вспыхнули.

– А-а! – хрипло воскликнул он. – Кээсец! Давненько я тебя не видел! Ну, проходи, проходи, не дрейфь, – он говорил на деллафийском. – Свернуть тебе шею я не смогу, видишь, как скрутили проклятые роботы, чтоб им заржаветь насквозь.

Марион сел на стул, не спуская глаз с пирата. ИР-45 пристроился у кровати, застыл неподвижно. А Эрго продолжал:

– Хорошо, что ты заглянул, кээсец. В этой дыре даже поговорить не с кем. Хоть ты и не лучший собеседник, но все же лучше, чем эти консервные банки, что шмыгают здесь, словно крысы. Терпеть не могу роботов! Ну, как поживаешь, кээсец, рассказывай. Все ловишь нашего брата? Я тут краем уха услышал, что Деллафия вовсю веселится и гуляет, отмечает какой-то цветочный праздник? Небось, и ты не отставал, лапая голубоглазых красоток? Ха-ха! Вы, деллафийцы просто жить не можете без всяких праздников и гулянок. Да-а, я бы сейчас тоже не отказался от какой-нибудь фиолетововолосой лапочки, – мечтательно протянул он. – Жаль, что в этой дыре нет такой услуги, ведь это первая необходимость, а перед смертью и подавно. Не предусмотрели, – укоризненно покачал головой пират.

Марион посмотрел на его голый живот, где белел, похожий на многолучевую звезду, шрам, видимо, от лазерного луча, отчетливо проступавший на темной коже, спросил:

– Тебя недостаточно держали в регенерационной камере?

– Скажешь! Я плавал там, – Эрго кивнул на большую округлую капсулу, наполненную вязкой субстанцией бледно-голубого, почти прозрачного цвета, – как кусок дерьма, три даальса! Да меня передержали, черт подери!

– Почему так долго, а шрам остался?

– А я почем знаю? – попытался пожать плечами тот. – Видимо, такие у меня плохозаживающие кишки.

– Зачем же ты кинулся на робота? – полюбопытствовал офицер.

– Каррамба! – прорычал тот, сверкая глазами. – Я же говорю, что ненавижу эти говорящие железяки! А здесь их столько, что нормальному пирату впору ошалеть! Наверняка этот придурочный Начальник тюрьмы расписал меня, как монстра, облил грязью и жаловался, что я не даю никому покоя, верно? Ха-ха! Он мечтает поскорее избавиться от меня, старая ржавая банка!

ИР-45 стоял невозмутимо, молчаливо и по-прежнему неподвижно, но все его датчики были в полной готовности, начеку. Роботы не обращали внимания на оскорбления в свой адрес и не умели оскорбляться и обижаться, хотя могли удивляться, печалиться, сочувствовать, радоваться и даже смеяться и веселиться. Поэтому пират мог проклинать и обзывать их, сколько вздумается без вреда для своего здоровья.

– Эх, кээсец, – вздохнул Эрго и его глаза утратили блеск. – Угораздило же тебя поймать меня, как муху в паутину! И ведь, что самое обидное, не могу я тебе по морде твоей холеной даже вмазать, а так хочется, клянусь космосом! А ты, небось, и рад, что меня распылят к чертовой бабушке? Тоскливое здесь место, меня просто воротит от него. Кто ж это такую мрачную нору построил на Деллафии? Ни окошка, ни щелочки, – не поймешь, то ли день, то ли ночь, эти стены голые, тишина, тут любой свихнется и озвереет. Слышь, кээсец, когда мой срок? Ты, поди, только для этого и пришел сюда?

– Через 11-ть даальсов, – не стал скрывать тот.

Глаза Эрго вдруг снова насмешливо вспыхнули, и он неожиданно расхохотался, громко и хрипло.

– Дери меня Звездный Призрак! – воскликнул он. – 11-ть даальсов! Да за это время я успею сгнить заживо, прежде, чем меня отведут в камеру распыла! Нельзя ли перенести эту дату? – прищурившись, спросил арестант. – Допустим, на сегодня. Лучше немедленно разлететься на миллион атомов, чем гнить 11-ть даальсов, подыхая от тоски и одиночества. Или вам доставляет удовольствие то, что жертва мучается и бесится, ожидая ступень за ступенью69 приближение своей смерти? Если это так, то вы превосходите по жестокости и изощренности самих гениев войны – таллассцев.

– Думай, как хочешь, – отрезал Марион. – Умрешь ты от распыла или от тоски – мне все равно, судьба убийц меня не интересует.

Эрго зло посмотрел на него, процедил:

– Что же вы, кээсцы, не можете никак поймать главную фигуру – Калахаса? Вот кто поистине отъявленный убийца и негодяй, но почему-то он на свободе. Может, вы боитесь талласского царька и не хотите развязывать войну? Закрыли глаза на его преступления, да?

Марион спокойно дождался, когда пират замолкнет, произнес:

– Придет и его черед – рано или поздно. Слушай, Эрго, меня сейчас интересует, куда Калахас подевался? Тебе все равно терять нечего, поэтому…

– Да не знаю я ни черта! – яростно перебил его пират, пытаясь подняться с кровати и дергаясь, как червь. – Не знаю, куда пропал этот ублюдок Калахас, и что он задумал! Я лишь знаю, что торчу в этой вонючей дыре в компании роботов и таких же бедолаг, как и я, и, что через 11-ть даальсов я сдохну!

Да, видимо, пират, действительно, ничего не знал, и Марион это чувствовал. Поднявшись со стула, промолвил:

– Хорошо, Эрго, я поверю тебе, – после чего повернулся и зашагал к двери, ИР-45 был уже рядом.

– Эй, парасконец! – окликнул его пират. – У меня есть последнее желание!

– Говори.

– Через 11-ть даальсов пусть сюда прибудет империта деллафийская, – увидев, как гневно сверкнули глаза офицера, Эрго захохотал во все горло: – Да не дрейфь, кээсец, я не трону девчонку, она слишком хороша для меня. Просто хочу полюбоваться, она напоминает мне звезды. Эх, красивая чертовка!

Марион удивленно посмотрел на странного серебряноволосого заключенного, столкнулся с насмешливыми зелеными глазами.

– Если империта согласится прилететь в Рокландор, – твое желание исполнится.

– Скажи, что я очень прошу, – она согласится, – усмехнулся пират. – И передай ей пламенный тюремный привет.

– Заткнись, Эрго, – жестко отрезал офицер.

Первая дверь распахнулась, и уже выходя в коридор, Марион услышал из медотсека:

– Да не оскудеет цветущая земля Деллафии! И да будет легкой моя смерть!

– Да будет так, Эрго, – пробормотал трайд, вдруг почувствовав к арестанту острую жалость. – Да будет так.

Когда за ним захлопнулись крепкие ворота тюрьмы, Марион вздохнул с облегчением, ощущая терпкий свежий воздух и струи ветра, бьющие в лицо. Не оглядываясь, быстрыми шагами пересек расстояние до риогана и взмыл в ясное безоблачное небо. Набрав высоту, бросил взгляд вниз. Аркон представлялся отсюда большой светло-коричневой, почти песочной фасолиной с яркими желтыми пятнышками – деревьями, а сам Рокландор – лишь темной массой на светлом фоне. А вокруг – огромная бесконечная скатерть моря Сильвиа, нежно-голубая, с барашками пены на ленивых волнах, от горизонта до горизонта, такая прозрачная, что даже с высоты можно было разглядеть тиссоновы острова70, виднеющиеся под водой шарообразными изумрудными скоплениями, или длинную серебристую спину руна71, быстрой стрелой прорезающего волны, в поисках поживы. Далеко на востоке – ловец, промышляющий рыбу, а прямо внизу – белоснежный корабль, направляющийся, судя по всему, в какой-то эллимский порт. И больше никто и ничто не тревожило этого безбрежного спокойного простора.

Марион направил свой риоган на северо-восток в оронский город Нурамиаль, его ждал Онсин Ригель.

Разговор вышел долгий и тяжелый. Трайд получил задание продолжать поиски Калахаса. Онсин Ригель, Онсин Т, ахьяна Бридангалия и Онсин Имберии Аоби собрали большую флотилию кораблей дальней и ближней разведки. Под ведомство и начало трайда переходило пять кораблей, которым предстояло лететь в систему Илоу в созвездии Серебряных Ножей. С планеты Аваш поступил сигнал об участившихся набегах пиратов, и трайду было поручено разобраться в ситуации, заодно и проверить, не связаны ли эти набеги с талласским Королем.

Марион вместе со своим маршем-572 должен вылететь в четвертой ступени пополуночи73. Остальные корабли – уже через две ступени.

В экипаж своего корабля решил взять, как обычно, Джанулорию и Тасури – своих вечных проверенных спутников. Но, кроме них, будет еще несколько десятков офицеров КС.

Система Илоу находилась далеко и путь туда обещал занять много времени, но офицеры были привычны к этому. Сам же Онсин Ригель, Онсин Бридангалия и Онсин Аоби летели на Таллассу в город Десс к Королеве Веспер, как выразился Ригель, чтобы «хорошенько потрясти ее силами трех планет».

Разговор продолжался до тех пор, пока не перевалила шестая ступень дневного солнца. Марион вернулся домой, чтобы немного отдохнуть перед полетом. И застал в кресле Джанулорию.

– Приветствую, трайд, – пропел он.

– Приветствую, – отозвался тот, садясь в другое кресло. – Ты, как всегда вовремя, энод-арон. А где Тасури?

– Будет с минуты на минуту.

– Тогда подождем.

Но имберианец заявился через полминуты, устроился на диване, обратил все внимание на Мариона.

– В четвертой ступени поздней луны мы вылетаем в направлении созвездия Серебряных Ножей – приказ Онсина, – и трайд подробно передал всю важную информацию, узнанную от Ригеля.

– Осталось не так много времени, – Джанулория взглянул на друзей. – Будем надеяться, что эта операция окажется не напрасной. Гоняться по всему внутреннему космосу за одним таллассцем, при этом стараясь не упустить ни одного пирата – дело не из легких.

– Да, жаль, что у тебя нет дара ясновидения, Джанулория, – усмехнулся Марион. – Иначе мы бы упекли Калахаса в тюрьму, еще, когда он был младенцем.

– Было бы неплохо, – хмыкнул констат. – Тогда не было бы ни смертей на Камарлене, ни этой угрозы войны.

– Надеюсь, войны не будет, – произнес трайд, даже не подозревая, что надеждам его не суждено сбыться. – Королева Веспер ненавидит Калахаса, она бы не стала заключать с ним союз после стольких стычек и даже смертоубийств между Дессом и Кромом. Мы ведь были на Таллассе, говорили с Королевой и, думаю, она не в курсе темных дел Калахаса. А я научился немного разбираться в людях. Калахасу же для войны нужны люди, много людей, кораблей и оружия, и он все равно появится на Таллассе. Но нужно быть полным безумцем, чтобы одному объявить открытую войну трем планетам Союза из-за камарленских камней. Все же Онсин прав: не стоит ждать Калахаса, нужно найти его самим, где бы он ни был, пока он не натворил бед где-нибудь еще.

– Если бы у нас были полномочия, можно было бы схватить десскую Королеву за горло и вытрясти всю правду, – хищно сверкнул глазами Тасури. – Я никогда не доверял таллассцам, а уж этой Черной Ведьме и подавно.

– Вот поэтому на Таллассу и отправляются Онсины: у них есть полномочия, которых нет у нас. – Марион смотрел в широкое окно, открывающееся на бескрайний луг, убегающий к руслу Лудана. Солнце еще было в небе, полыхая и играя на шелковистой траве. Его лучистый мягкий свет радовал глаз, согревал сердце, разливаясь по телу теплыми волнами покоя, и вызывало тихую бурю необъяснимых чувств.

– На пути марша-5 Войкан, Деликт и Сон-Гард74, – проговорил Джанулория. – А два наших корабля, как всегда, летят к черту на кулички в Илоу. Там ведь только одна населенная планета – Аваш. Если, конечно, пираты не успели свить свои гнезда в той стороне. А там они частенько появляются, несмотря даже на регулярные облавы КС. Думаете, Онсин специально дал нам самый трудный и опасный маршрут?

– Каждый маршрут опасен, Джанулория, – не отрываясь от окна, возразил Марион. – Мы ищем клятвоотступника, предателя Калахаса и должны найти его даже ценой собственной жизни, если так будет нужно: мы офицеры КС.

Среди ночи ее разбудил сигнал вызова. Минутой позже перед ней предстало изображение трайда Мариона.

– Вы в курсе, что сейчас ночь, трайд? – недовольно пробурчала Дели. – Не могли подождать до утра?

– Простите, империта, но у меня мало времени, и я не могу ждать до утра.

– Ну и что вам нужно?

– Альфадей Эрго желает видеть вас в день своей казни в 15-ый день месяца Полнолуния. Это его последнее желание.

– Что? Чтобы я добровольно отправилась в Рокландор к этому ужасному пирату? Да он в своем уме?

Лицо Мариона оставалось невозмутимым.

– Последнее желание – закон, империта. Я сам не в восторге от него, но я обещал Эрго, что передам его просьбу вам.

– Да он убъет меня, едва я войду в тюрьму!

– Полностью исключено.

– Но зачем он хочет, чтобы пришла именно я? Вы помните, как он смотрел на меня на Камарлене, как он обращался со мной? Это же сумасшедший безобразный тип!

– Я передам Эрго, что вы не желаете видеть его. Уверен, он не ждал ничего другого. Но он так хотел вас видеть… Да, странный субъект. Доброй ночи, империта, и еще раз простите…

– Постойте!

– Да, империта?

– Передайте Эрго, что я буду в Рокландоре в 15-ый день.

– Вы уверены?

– Да.

– Хорошо, я передам. Честно говоря, мне почему-то жаль его, хотя и знаю, что он гнусный преступник.

– То же самое и я хотела сказать.

– Что ж, всего наилучшего, империта. Мне пора, – изображение трайда исчезло.

Дели еще некоторое время лежала с открытыми глазами, думая об услышанном, пока сон вновь не сморил ее.

Утром они с Юл-Каном снова любовались водопадом, потом облазили окрестности, вдоволь искупались в озере и, перекусив, начали собираться назад, в Орфис.

– Не хочется уходить отсюда, – с сожалением сказал ихлак, не в силах оторвать взгляд от живописной местности.

– Да, я тоже не хочу возвращаться. Здесь так красиво и спокойно, – Дели смотрела на Истана, который самозабвенно носился за радужными насекомыми и, судя по виду, был совершенно счастлив, крикнула: – Истан, мы уходим!

И они втроем направились к эстелу. Распрощавшись с Юл-Каном, Дели полетела к Дворцу, мрачно думая о грядущем заключении в подземелье.

Едва она вошла во Дворец, как навстречу ей вышел Инканон, непривычно огромный для деллафийца.

– Мое приветствие, империта, – сказал он, склонив голову. – У меня приказ Императора.

– Да, да, я знаю, уважаемый Инканон, – перебила его Дели обреченно, понимая, что теперь уж не отвертеться. – Что ж, ведите меня.

Главный Страж покосился на девушку сочувственно, сказал:

– Следуйте за мной, империта, – и пошел вперед.

Плетясь позади него, Дели раздумывала, а не долбануть ли Стража по голове и сбежать подальше из Дворца? Но она со вздохом отбросила эту мысль. Мало ли? Вдруг он окочурится, да и насилие было отвратно ей.

Они переходили многочисленные пролеты и лестницы, которые были совершенно незнакомы девушке. Возможно, это был какой-то тайный путь в подземелье, но, тем не менее, они спускались все ниже и ниже, когда, наконец, лестницы кончились, и перед ними предстал мрачный коридор с глухими каменными стенами. Пройдя несколько десятков шагов, путь им преградила мощная решетка с толстыми прутьями.

– В этой тюрьме только пиратов держать, – усмехнулась Дели, не сдержавшись и ожидая, когда Страж откроет решетку.

– Да, она предназначалась для преступников, которые баламутили спокойствие Деллафии, – немного смущенно произнес тот. – Но это было давно, преступность утихла, а тюрьма и решетки остались. -Путь был свободен, они шли дальше, а Страж продолжал: – Не волнуйтесь, империта, я уверен, что скоро Император отменит свое наказание и вас освободят.

– Вряд ли.

По обе стороны тянулись стены с прямоугольниками крепких дверей – камеры. По их большому количеству можно было догадаться, что раньше преступников было хоть отбавляй, даже жуть пробирала.

– Хорошо, что мы смогли покончить с преступностью, – произнес Инканон, словно прочитав ее мысли.

Они свернули направо, миновали несколько ступеней, прошли еще немного и остановились у двери.

– Ваша…комната, империта, – окончательно смутился Страж, впервые оказавшись в такой ситуации, когда в подземелье сажали королевскую особу. – Простите, что вынужден делать это, но приказ Императора.

– Все в порядке, – преувеличенно весело заявила девушка. – Только не забывайте, что я здесь, иначе я рискую тут сгнить.

– О чем вы говорите, империта? Голову даю на отсечение, не пройдет и даальса, и вы выйдете отсюда. Император не может быть так жесток, – Инканон открыл дверь, повернулся к Дели. – Если вам что-то понадобится, можете связаться со стражей.

– Да, благодарю.

Крепкая дверь за ним захлопнулась намертво, и девушка оказалась в маленькой каморке с голыми стенами. Стол с модулем, стул, узкая кровать, одна единственная световая панель и малюсенькая щель окошка с решеткой под самым потолком. Дели обнадежила мысль, что она находится не так глубоко под землей, как боялась. Окошко было слишком высоко, и пришлось подтащить стол, поставить сверху стул, вытянуться на цыпочках, чтобы с великим трудом дотянуться до него и мельком увидеть клочок свободы. Выбраться через окно не было никакой возможности. Чертыхнувшись, начала нервно ходить по камере взад-вперед. Это просто неслыханно! Дочь Императора сидит в тюрьме, как последний пират! Что она сделала такого ужасного, что теперь так жестоко наказана? Единственное, что утешало ее, это то, что здесь не было докучливых наставников и воспитателей, и что Истан в надежных руках. Дели отдала его Юл-Кану на время, пока не кончится ее заточение, иначе его бы снова отняли у нее и посадили в клетку. Сев за видеомодуль, попыталась связаться с Марионом, Джанулорией или Тасури, но тут же поняла, что модуль учебный. Девушка усмехнулась: это значит, чтобы не теряла времени даром, а проводила его с пользой для ума и развития. А вот не дождетесь! И она, завалившись на кровать, начала мрачно думать, что ей делать теперь.

День подходил к концу, она изнывала от скуки и злобы. Еще никогда ей не было так одиноко и плохо, даже на Камарлене.

Следующий день не принес ничего нового, как и последующие. От ужасной тоски Дели начала изучать модуль, это хоть и было безумно скучно, но все же как-то убивало время. Единственным развлечением были короткие беседы со стражами, которые нет-нет и перекинутся с ней несколькими фразами, нарушая правила, за что империта была им очень благодарна.

Несколько раз связывался сам Император и каждый раз, когда Дели убивала время за просмотром нудных уроков, чем он был крайне доволен и говорил, что его наказание не проходит даром, что, наконец, его дочь становится похожей на настоящую империту и прочее, и прочее. А Дели, истратив все силы на злобу и ненависть к отцу в долгих нерадостных думах, в одиночестве, не имела ни малейшего желания пререкаться с ним и еще больше портить свое и без того ужасное настроение.

Однажды связалась Императрица, но лучше бы она этого не делала, потому что она принялась жалеть дочь, ныть, охать и ахать, а на просьбу Дели поговорить с Императором и уговорить его отменить наказание, лишь покачала головой и заявила, что не вмешивается в его дела. И из-за этого они с Дельфиной чуть не поругались. Мать своими словами едва не довела Дели до слез, и она сгоряча выпалила, что родители только портят всю жизнь своим детям. Это, конечно, было сказано в порыве ярости, и Императрица, пораженно замолчав, уставилась на дочь широко раскрытыми глазами, но Дели в тот момент думала именно так.

В итоге получилось, что Дели не только не собиралась усиленно заниматься и обучаться, готовясь к принятию правления, как хотел Император, не намеревалась менять своего поведения и решения, а обозлилась еще больше на родителей и окончательно уверилась, что никогда не будет Императрицей, и посвятит свою жизнь приключениям.

Так прошло 6 даальсов, и Дели совсем отчаялась. Ручной айон показывал 10-ый день месяца Полнолуния, через пять дней она должна была быть в Рокландоре. Отпустят ли ее до 15-го дня? Теперь империта начала представлять себе, каково Эрго сидеть в тюрьме, а там ведь не простая тюрьма, оттуда редко кто выходит.

Через два дня Рокландор стоял на ушах: сбежал злостный пират Альфадей Эрго! Минуту спустя об этом знал Император, Кантан75 Иниор и весь ДОБ. На Аркон были брошены дополнительные силы для поисков, был обшарен каждый закоулок, каждый уголок, каждый миллиметр острова, прочесано несколько рондов воды, проверены все суда, находящиеся в этот момент в плавании, и все летательные средства над морем, но все было безрезультатно: Эрго, словно испарился.

По всей Деллафии все офицеры ДОБ были задействованы в поисках, предупредили даже ПаРаСКоН. В штаб-квартире ДОБ творилось невообразимое: впервые в истории Рокландора кто-то сбегал из его стен.

Эрго лежал в какой-то роще золотолиственных деревьев, уставившись в ясное небо, мелькавшее между крупных листьев. Их приятная тень скрывала его от солнца и любопытных глаз. Спиной он чувствовал теплую мягкую землю и щекочущее покалывание травы, но это были сущие пустяки по сравнению с тем изумлением, которое он испытал сегодня и от которого до сих пор не мог отойти. Он полностью лишился сил и не хотел даже шевелиться, но мозг его лихорадочно пытался понять все то, что произошло, но понять был не в силах. Он был в камере Рокландора, и вот он на свободе, и как это случилось – выше его разумения. Но это не важно, главное, он вырвался с ненавистного острова смертников Аркон, а это значит, что у него появилась возможность снова стать неуловимым Альфадеем Эрго. От этой мысли пират злорадно ухмыльнулся и попытался подняться. После двух неудачных попыток это ему удалось. Огляделся: кругом только деревья, трава и тишина. Что ж, это даже к лучшему, его не увидят с воздуха, ведь наверняка весь ДОБ сбился с ног, отыскивая беглеца. Эрго быстро, насколько позволяли обессилевшие мышцы, двинулся вперед, зорко всматриваясь и вслушиваясь в окружающее спокойствие. Он прошел уже несколько рондов никем незамеченный, но тут деревья остались за спиной, а глазам открылся величественный город, немного смазанный солнечным светом и расстоянием.

Укрывшись под большим илакузаном, пират погрузился в раздумья, не отрывая глаз от города. Это был Авой – один из четырех крупнейших городов Чармиана. Он узнал его по высокой многоярусной башне – древняя башня Авой или Авойская башня, – вокруг которой и был воздвигнут сам город, взявший ее имя.

Эрго припомнил, что в Авое живет его знакомый-таллассец – убийца драконов, ползучих гадов и других таллассцев, решивший покончить с прежней жизнью и поселившийся на Деллафии, став примерным гражданином. Но у таллассца был давний должок, а, значит, у Эрго есть шанс смотаться с этой планеты подобру-поздорову.

К счастью для пирата, таллассец жил все в том же плантайне и в том же секторе. Несмотря на яростные протесты и угрозы вызвать патруль ДОБ, Эрго ввалился в дом Мара. Сейчас он, блаженно растянувшись на диване, потягивал вино.

– Чем ты занимаешься, Мар? – поинтересовался пират, испытующе глядя в бледное, хмурое лицо таллассца. Тот, сидя напротив, мрачно блестел черными глазами.

– То, чем я занимаюсь теперь, не представит интереса для тебя, Эрго.

– Как знать, Мар. Я человек разносторонний, никогда не знаешь, что меня заинтересует, а что – нет.

– Я держу магазин одежды, – зло проговорил тот, следя за каждым движением пирата.

– Магазин одежды? – с любопытством переспросил Эрго, наливая вино в бокал. – Ты меня уже заинтересовал, Мар. И какая у тебя одежда? Есть размерчики на меня?

– Тебе, Эрго, надо не одежду менять, а внешность. С твоим лицом тебя в два счета поймают. Удивляюсь, как тебя еще по дороге ко мне не схватили.

Пират усмехнулся, скривив тонкие губы.

– Альфадея Эрго не так легко поймать. У меня есть несколько приемов против офицеров.

– И зачем ты пришел ко мне? – прищурившись, спросил таллассец. – Если думаешь, что я буду помогать тебе, то ты ошибаешься. Я покончил со старой жизнью.

– Странно, – протянул Эрго, и глаза его нехорошо блеснули. – Неужели таллассец может отречься от своей талласской жизни? Ни за что не поверю, что тебя не тянет взять в руки бластер и пальнуть в кого-нибудь, как случалось раньше. Признайся, руки-то чешутся?

– Нет, не чешутся, – отрезал тот. – Я же сказал, что завязал с прошлым. Я – таллассец и Талласса – моя родина, и так будет всегда. Но я дал слово Императору Фиделю, что Мара-убийцы больше нет, а слово таллассца – закон.

Пират расхохотался ему в лицо.

– Клянусь Черной дырой, ты заговорил, как проповедник-деллафиец! Великий космос, что делает с людьми проклятая Деллафия! Так не успеешь оглянуться, а уже вся Вселенная будет похожа на монастырь! – Он замолчал, не спуская глаз с Мара, наконец, произнес, раздельно и четко, выговаривая каждое слово: – Мне нужна твоя помощь, и я получу ее, хочешь ты этого или нет. Я сбежал из Рокландора не для того, чтобы меня снова схватили.

– Я тебе не помощник, Эрго.

– Разве? Я думаю, ты, Мар, не хочешь, чтобы всем стало известно об убийстве офицера ДОБ два рамора76 назад в Лолии77? Император будет очень недоволен. Убийство – это серьезно.

Таллассец бешено сверкнул глазами и вдруг метнулся к пирату, кинулся на него с яростным коротким воплем.

– Исчадие космоса! – Орал Мар, вцепившись железной хваткой в Эрго. – Это ты убил его, ты! Хотел подставить меня, хандыбайское отродье? Ничего не выйдет! Потому что убил того офицера ты!

– Если бы я тогда не помог тебе, ты давно уже был бы трупом, не забывай об этом, таллассец! – ухмылялся тот в ответ, пытаясь освободиться.

На его счастье у Мара не было никакого оружия, даже захудалого ножа, да и одет он был в обычную тканую одежду, а не в талласский непробиваемый панцирь – дарс, полный разных неожиданных и неприятных сюрпризов, иначе от пирата осталось бы лишь мокрое место. – Ты не сможешь оправдаться перед Императором, ведь все выходцы с Таллассы – убийцы, помешанные на войне. А то, что ты дал клятву Фиделю деллафийскому только ухудшит твое положение, и тебя будет ждать позорная страшная смерть: Император не любит, когда его предают те, кому он поверил! А, если, ты поможешь мне, никто ни о чем не узнает, и ты останешься примерным гражданином Деллафии!

– Проклятый пират! – прорычал Мар. – Жаль, что ты не сгнил в Рокландоре! Оставь меня в покое, прежнего Мара больше нет! Найди себе другого помощника!

– Ты хочешь сдохнуть, Призрак тебе в глотку? Не будь дураком! Ты поможешь мне, а я буду молчать о твоем преступлении до конца жизни, и больше ты меня не увидишь, слово космического пирата, а это то же самое, что и слово таллассца! Соглашайся же, идиот!

Мар вдруг резко разжал руки, отпуская пирата, рухнул в кресло, налил себе вина. Эрго остался стоять.

– Что я должен сделать? – наконец, спросил таллассец после долгого молчания.

Пират довольно кивнул и уселся на диван.

– Мне нужно совсем немногое, – начал он. – Во-первых, я должен изменить внешность, во-вторых, мне нужен индикатор78, и в-третьих, я нуждаюсь в каком-нибудь летательном средстве. Вот и все. Как видишь, я не требую от тебя невозможного.

– Добыть индикатор нереально, Эрго. Ты же знаешь, что все индикаторы зафиксированы в памяти Главного Модуля, а доступ к ним закрыт для кого бы то ни было.

– Я уверен, ты придумаешь что-нибудь, Мар. Индикатор мне нужен позарез, ты уж постарайся, и можешь жить спокойно-преспокойно, как в гробу.

– Ничего не гарантирую, Эрго. Мне потребуется время.

– Я не могу ждать! – рявкнул тот. – Проклятые офицеры шныряют везде, как тараканы! Я должен смотаться отсюда уже ночью!

– Добыть индикатор до ночи я не смогу.

– Уж ты постарайся, Мар, уж ты постарайся, – почти ласково проговорил пират. – И без глупостей, не то Император все узнает. Ты ведь знаешь, какой я мстительный.

Таллассца не было довольно долго. Эрго даже начал нервничать, ожидая, что вот-вот ворвется патруль ДОБ. Но пока все было тихо. Наконец, дверь открылась, и явился Мар.

– Вижу, у тебя все получилось, – довольно протянул пират, увидев заветный индикатор.

– Я добыл для тебя индикатор, Эрго, может, теперь ты оставишь меня в покое?

– Ты забыл про внешность и крылышки, Мар, – напомнил тот, установив индикатор.

– Как ты меня достал! – пробормотал таллассец, сказал в полный голос: – Надеюсь, замаскировать твою рожу будет проще, чем добыть индикатор.

Эрго посмотрел в зеркало и захохотал. На него смотрел деллафиец: короткие фиолетовые волосы, ярко-голубые глаза, слегка загорелое лицо, приличная одежда в духе деллафийской моды. Теперь его и сам черт не узнает.

– У тебя есть эстел или флайер? – спросил он таллассца.

– Флайер.

– Отлично. Я одолжу его на некоторое время.

Тот промолчал.

Эрго походил по комнате, еще раз взглянул в зеркало, повернулся к Мару.

– Да, мне еще понадобится оружие.

– Зачем? – подозрительно спросил тот.

– Как ты помнишь, я – беглец и меня ищет весь деллафийский ДОБ. Оружие мне необходимо.

– Для убийства?

– Нет, чтобы грядки окучивать! – рассвирепел пират. – Убивать буду я, а не ты! Не доставай меня своими тупыми вопросами и не строй передо мной святошу! Я вас, таллассцев, насквозь вижу! Я же знаю, что у тебя в тайнике оружейный склад, ведь вы жить не можете без оружия! Ну!

Мар сжал кулаки, испепеляя взлядом пирата, желая придушить его на месте, но, с трудом подавив этот порыв, повернулся и пошел к тайнику.

Эрго присвистнул. Оружейный арсенал таллассца был внушительным. Здесь были всевозможные бластеры – одно-, двух-, и более лучевые, морфатоны, добруши, ностеки, энергетические мечи, данкары, тарры, даже орфаги и орны, и еще черт знает что – пират такого никогда и не видел.

– Да на тебя можно войной идти, – хмыкнул Эрго, разглядывая с любопытством оружейный склад. – А еще говоришь, что стал примерным гражданином.

– Я не пользуюсь им, – спокойно ответил тот. – Я таллассец, отошедший от войн, а это просто дань прошлому, память.

– Ясно, – Эрго любовно поглаживал рукояти бластеров и ностеков, брал их в руки, примерялся, что-то бубнил под нос. Наконец, выбрал два лазера, данкар, ностек, несколько гранат, кара-сетей и мини-арбалет. Хотелось, конечно, взять больше, но решил не перегружать флайер, ему нужна максимальная маневренность в случае погони. – Я беру это.

Эрго вышел из тайника, устроился на диване и принялся проверять выбранное оружие.

– Ты можешь этого не делать, – сказал Мар, наблюдая за ним. – Я содержу все оружие в идеальном состоянии, – в его голосе послышались горделивые нотки.

Пират отозвался, не отрывая глаз от бластера:

– Охотно верю тебе, но я привык все проверять сам. Не доверяй никому, кроме себя.

– Ты похож на таллассца характером, Эрго, – произнес Мар.

Злые глаза пирата уставились на него.

– Я не таллассец, я Альфадей Эрго, космический волк, ясно?

Мар пожал плечами.

– Твое дело, только убирайся скорее из моего дома. Я не хочу неприятностей.

– Скоро, скоро, мой законопослушный таллассец, потерпи немного. Пойди лучше посмотри, нет ли поблизости чертовых добцев.

Мар вышел, вскоре вернулся.

– В городе множество риоганов ДОБ, – заявил он. – Офицеры повсюду. Думаю, тебе не удастся скрыться.

– Посмотрим, – хмыкнул тот и, закончив возиться с оружием, подошел к затемненному окну, открыл. Снаружи проносились многочисленные летсы79, среди которых добрая половина – офицерские риоганы, которые останавливали всех подряд, прощупывали своими септа-лучами и другими всевидящими средствами. Шныряли меж летсами и роботы. Увидев их, Эрго нахмурился: обмануть офицеров ДОБ, возможно, и удастся, а вот роботов – вряд ли, даже и с индикатором. Эти безмозглые железяки дотошны, бесстрастны и их нельзя обмануть, к тому же они могут просканировать его и тогда весь обман с изменением внешности полетит к черту. Вдобавок ко всему, роботы ужасно подозрительны.

– Ненавижу роботов, – в сердцах буркнул он и посмотрел вниз. С высоты 96-го этажа улица представлялась крошечной ниточкой, но все же он разглядел, что и она кишит как горожанами, так и добцами с роботами.

– Плохо дело, – Эрго снова затемнил окно, посмотрел на таллассца. – Я улетаю с наступлением темноты, а сейчас я должен подкрепиться, как следует.

Флайер стоял на боковой взлетной площадке. Отсюда открывался потрясающий вид на город: сияющие мириады огней плантайнов, разнообразных заведений, вывесок, проносящихся летсов, но которые не могли скрыть от глаз звезды и луны.

Эрго стоял, задрав голову к небу и, казалось, силился что-то разглядеть. Мар молча стоял неподалеку, похожий на мрачную тень. Наконец, пират вздохнул, зорко посмотрел по сторонам и залез в кабину.

– Радуйся, Мар, я улетаю, – сказал он с усмешкой. – Призрак меня дери, ты еще услышишь об Альфадее Эрго!

Таллассец ничего не сказал, но, когда пират включил бортовой модуль, негромко произнес:

– Признайся же, что того офицера убил ты, Эрго. Хоть раз скажи правду.

Тот, услыхав его, засмеялся:

– Черт с тобой, таллассец, так и быть! Ты прав, его убил я, но теперь это не имеет значения!

– Нет, Эрго, это имеет значение, – отозвался Мар. – Какой же ты ублюдок!

– Я знаю! – махнул тот рукой и, скаля зубы.

Флайер подпрыгнул в воздух и через секунду уже растворился среди других кораблей.

Эрго не повезло: его раскусили. И теперь у него на хвосте сидели четыре риогана добцев.

– Метеорит вам в глотку! – орал он в бешенстве, выжимая из своего флайера всю возможную скорость. – Отцепитесь от меня! Я – космический пират, а не сухопутная крыса, чтобы гонять меня по всей планете! Мне нужен простор! Какого дьявола вы привязались ко мне, черти деллафийские, дайте вздохнуть спокойно!

Мимо с ошеломляющей скоростью проносились огни города. Эрго ловко увиливал от встречных кораблей, огибал громады плантайнов, петлял, как заяц, делал невероятные виражи, но риоганы не отставали, их стало даже больше, но стрелять они не спешили, хотели вывести его на открытую местность.

И вот город остался позади, и флайер пирата вырвался в огромное ночное пространство. На секунду Эрго даже восхитился такой красотой, где ничего не мешало отдыхать звездному глубокому небу, по которому робко кралась самая большая из двух лун – Изулик, мерцающая огромным молочно-белым оком. Неровные клыки скал, перечерчивающих спокойную гладь равнин, окутались пеленой синеватой таинственности, а в каждом камне, каждом дереве и травинке скрывалось чудо и волшебство.

Но его восхищение длилось недолго: офицеры открыли огонь. Чертыхнувшись, пират установил автопилот, а сам, высунувшись из капсулы, принялся палить в ответ. Тихую ночь пронзили яркие вспышки и громкая брань пирата.

– Что, поймали? Поймали? – вопил он, посылая луч за лучом в преследователей. – Я вам не дамся! На, получай! Получай, чертов добец! – Луч его убойного ностека попал в один из риоганов и тот, выпустив длинный язык огня и дыма, начал быстро снижаться, заваливаясь на левый борт. – Ха! Птичка лишилась крылышек? И вы тоже хотите немного поджариться? Я это устрою, клянусь Черной дырой!

Тут флайер резко взмыл вверх, минуя острый пик скалы, и Эрго едва не вывалился.

– Ты что творишь, дубина? – злобно крикнул он на модуль и сел в кресло пилота, взяв управление на себя.

Пират не имел ни малейшего представления, как ему отделаться от офицеров ДОБ, которые явно не собираются его упускать и готов был биться об заклад, что ему наперерез уже несутся новые риоганы, много риоганов. И он оказался прав. Вскоре впереди и с боков показались яркие огни летящих кораблей. А задние уже нагоняли. И тут его флайер накрыли силовыми сетями, и он начал медленно притягиваться к риоганам, повинуясь этому пульсирующему колпаку, окружившему его.

– Проклятье! – рычал Эрго, силясь вырваться из плена сетей. – Вам не удасться упечь меня обратно в вонючий Рокландор! Сожри вас дракон, я не сдохну в тюрьме от рук роботов, как какой-нибудь бездарный пират-новичок! Ну же, птичка, давай, лети! Лети, дери тебя черти! Старая рухлядь! Проклятая железяка! Лети же, никчемное барахло! Если ты не полетишь, меня распотрошат, как глупую рыбу! Я сдохну, если ты не вырвешься, я сдохну, ты слышишь?

И, когда до риоганов оставалось всего ничего, окончательно рассвирепев, Эрго предпринял последнюю отчаянную попытку, яростно дергая рычаги и кнопки. И вдруг флайер, словно услышав его мольбы вперемежку с ругательствами, с неимоверными усилиями, страшно загудев, и, сотрясаясь, смог прорвать сеть и метнулся прочь так, будто получил хорошего пинка.

Снова началась стрельба. Риоганы были мощнее и быстрее, но флайер обладал отличной маневренностью, и Эрго счастливо избегал лазерных лучей, подбив при этом троих.

Эта сумасшедшая гонка завершилась неожиданно: флайер Эрго был подбит. Не долетев до земли несколько фионов, он взорвался.

Офицеры, тщательно и дотошно исследовав обломки и остатки флайера, всю близлежащую местность, нашли лишь часть обгорелой руки – все, что осталось от пирата Альфадея Эрго.

Дели без дела лежала на кровати. Она провела в подземелье уже, кажется, целую сотню лет или даже больше, а ее и не думали отпускать. Ей овладела апатия и полнейшее равнодушие. Почти целыми днями она валялась в кровати. К модулю уже не прикасалась давно: недоело. Однажды приходил один из дворцовых Стражей и за разговором сообщил, что из Рокландора сбежал Альфадей Эрго. Эта новость просто ошеломила Дели, и она заставляла Стража рассказать об этом подробнее вновь и вновь, но тот, к сожалению, не мог поведать, как могло произойти подобное.

Теперь девушка раздумывала над услышанным. Пират смог каким-то образом сбежать из тюрьмы и его еще не поймали. В том, что Эрго поймают, Дели не сомневалась, вопрос лишь, как скоро его поймают. А раз он сбежал, значит, теперь он разгуливает где-то по Деллафии и, может быть, снова творит свои мерзкие преступные делишки. А что, если он уже в Орфисе и подбирается к Дворцу, чтобы отомстить ей, империте или даже убить? Ведь этот пират – само чудовище, ненавидящее все и вся, а ее, Дели, особенно сильно, ведь не зря же он просил, чтобы она прибыла в Рокландор в день его казни. Наверняка он задумал что-то ужасное.

Дели подумала, а вдруг Эрго уже во Дворце? Вдруг он сейчас убивает Императора, Императрицу и всех, кто попадается ему на пути, и ищет ее, чтобы предать страшным мучениям? От этой жуткой мысли ее передернуло, и невольно она даже порадовалась, что сидит в подземелье: найти сюда путь не так-то просто. Хотя с другой стороны, если он все же найдет ее, то никто не поможет ей, ведь рядом нет ни души.

Дели вскочила, как ужаленная, передвинула стол к двери, поставила сверху стул и только после этого немного успокоилась и посмотрела в далекое окошко. Небо голубело, освещенное солнцем.

– Его поймают, – бодро произнесла она. – Обязательно поймают и казнят.

Это немного успокоило ее.

Несколько часов Дели бесцельно смотрела в окошко и уже начала понемногу дремать, когда вдруг услышала какое-то тихое поскуливание, раздававшееся откуда-то сверху, с улицы.

– Истан! – завопила она, сразу же узнав своего лонга. – Подтащив стол и стул, дотянулась до окна. Уткнувшись носом в решетку, зверь яростно пытался добраться до хозяйки. – Истан, малыш, ты нашел меня! Нашел! – Просунув пальцы, Дели коснулась головы лонга. – Нет, дурачок, ты не пролезешь здесь. – Видишь, мой отец посадил меня в подземелье. Я тут скоро умру от тоски, Истан! Хорошо, что ты пришел, маленький! Долго меня искал?

Лонг жалобно смотрел на нее желтыми глазами сверху, царапал прутья и негодующе рычал вполголоса.

– Ну что ты, Истан? Скоро меня освободят, и мы вдоволь набегаемся с тобой. Скучаешь? Я тоже скучаю. А где Юл-Кан? Ты оставил его и пошел искать меня? Хороший лонг, хороший! Было бы здорово, если бы ты мог залезть сюда: вдвоем было бы веселее. Ну ладно, беги, а то тебя могут снова схватить и посадить в клетку. Беги, Истан, я скоро приду! Ну, давай, беги, малыш!

Лонг, будто понимая ее слова, смиренно слушал, лежа на земле, облизывал ее пальцы, потом быстро вскочил, грозно, не по-щенячьи рыкнул и, взмахнув длинным хвостом, скрылся.

Дели вздохнула. Как же все-таки несправедлив мир! Все желания и стремления подавляются на корню, ей нельзя мечтать, дурачиться, свободно жить, ей просто перекрывают кислород! И что она может почерпнуть из этого нудного торчания в тюрьме, которую давным-давно пора было бы наглухо и навсегда закрыть? Ничего! Ничего, кроме обиды, злости и раздражения! И это все происходит на свободной, высоко цивилизованной, культурной Деллафии, которая является образцом и идеалом для всех планет! Чушь! Если бы это было так, то она не сидела бы здесь, в этой дыре! Император переходит все границы, он забывается, превращается в какого-то замшелого рабовладельца, возомнил себя властелином вселенной! А она не может даже поиграть с Истаном, не может сделать без его разрешения даже шага! Это чересчур! Это просто какая-то дурацкая карикатура на свободную, безоблачную Деллафию, где в камере для преступников сидит империта. Смешно!

Лучи солнца давно ушли из ее тюрьмы, а вскоре небо начало наливаться густой синевой. Наблюдая за его темной притягивающей глубиной и пустотой, Дели отчего-то вспомнила глаза трайда Мариона. Они также наполнялись угрожающей краской в минуты гнева и становились еще более красивыми. И они такие же глубокие и в то же время какие-то непостижимые, непонятные и пустые, словно трайд пытается запрятать свои мысли и чувства, как это небо прячет звезды за облаками, не допуская никого в свой внутренний мир или, боясь допускать, кого бы то ни было. Какой же он на самом деле, черствый трайд Марион? На первый взгляд он жесткий, грубый, колючий, даже жестокий и неприятный тип, любящий показать свою власть, покомандовать, поорать, и он недолюбливает ее, империту, впрочем, как и она его. Девушка могла бы при желании подобрать для него множество других нелестных эпитетов, вроде: невежественный, резкий, заносчивый, самоуверенный, хамоватый, и вспомнить, как он вел себя по отношению к ней, как он называл ее дурой без мозгов и всячески унижал. Конечно, Дели этого ему никогда не простит, но сейчас ей не хотелось думать об этом, а хотелось заглянуть внутрь трайдовой души хоть одним глазком и посмотреть, что он представляет из себя, убрав прочь офицерское звание и его обязанности. Такой ли он пустой и малопривлекательный, как и внешне.

Трайд был загадкой, а империта обожала разные таинственности, секреты, неизвестности и еще больше обожала их разгадывать. При всем при этом это ничуть не мешало ей недолюбливать офицера.

В ее глазах он был очень странным, в нем уживалось и плохое, просто отвратительное, и не столь плохое. Тогда, в камарленских пещерах, когда они вдвоем блуждали по бесконечным туннелям, в глазах трайда промелькнуло что-то такое, что Дели стало немного жаль его, потому что в этом взгляде было столько отчаяния, боли, уязвимости и тоски, которых она никак не ожидала от такого человека, как трайд. Значило ли это, что в душе, где-то в глубоких недоступных недрах своего существа он скрывает чувствительного, ранимого деллафийца, которого что-то терзает, который способен испытывать боль, тоску, обиду, страх? Может быть трайд под маской требовательности, жесткости, непроницаемости, холодности хочет спрятать от людских глаз свои слабости, которые есть, в принципе, у каждого? И зачем ему нужно изображать из себя эдакого железного человека, почти бездушную машину?

Или он хочет задушить в себе слабую, излишне ранимую, трусливую сторону, становясь черствым, жестоким, властным? И, если это так, если в трайде сидят два совершенно разных деллафийца, то какой из них настоящий?

Это была загадка, и Дели решила, во что бы то ни стало разгадать ее, рано или поздно, и тогда уж трайд поплатится за все свои опрометчивые слова, брошенные ей в лицо.

Ночь уже сгустилась. В набежавших облаках изредка проглядывали крохотные звезды. Отсюда, из подземелья, через зарешеченное маленькое окошко, они казались еще более далекими и желанными. Вдруг Дели услышала приглушенный голос, доносившийся у окошечка. Его нельзя было спутать ни с одним голосом.

– Шалкай! – Звал он, отчаянно пытаясь шептать, но с таким звучным голосом это было нелегко. – Шалкай, ты здесь?

– Да, да! Я здесь, Юл-Кан! – вне себя от радости девушка влетела на стол, увидела распластавшегося на земле ихлака, который уткнулся в решетку лицом. Где-то взвизгнул Истан. – Что ты делаешь тут? И, ради космоса, тише, вас могут заметить!

– Меня привел лонг, Шалкай. Почему ты здесь? Тебе плохо?

– Меня посадил сюда мой отец. Я расскажу тебе потом. Не волнуйся, скоро меня выпустят. Как ты прошел Стражу, Юл-Кан?

Тот пробурчал что-то маловразумительное, видимо, долго было объяснять, и Дели не стала выпытывать. А ихлак блеснул глазами, сказал:

– Я не знаю, почему ты находишься под землей, Шалкай, но чувствую, что тебе плохо, и Истан очень тоскует. Хочешь, я освобожу тебя?

– Но… – Дели осеклась и с изумлением уставилась на большие руки камарленца, которые крепко ухватились за решетку, напряглись, и прутья медленно начали гнуться, потом с легким звоном сломались.

– Ух ты! – только и выдохнула девушка, а на нее уже, просунув голову в проем, смотрело улыбающееся лицо ихлака.

– Я вытащу тебя, – вытянув руки, Юл-Кан подхватил Дели и осторожно вытянул наружу. К ней тут же кинулся лонг, радостно закрутился у ног, смешно подпрыгивая, похожий на веселое солнечное пятно.

– Ну, тихо, тихо, Истан, Я тоже соскучилась по тебе, – бесшумно рассмеялась та, потрепав его по загривку. Повернулась к огромному ихлаку, возвышавшемуся подобно темной скале. – Раз я на воле, не будем терять время. Нам нужно уйти отсюда сейчас же. Если меня увидит Стража, то снова посадят под землю. Идем!