Читать книгу Правда на крови - Светлана Бестужева-Лада - Страница 5

Так и первый поцелуй с Дашей стал для Ильи откровением. Впервые он целовал девушку не потому, что так было положено по неписаному сценарию или потому, что «так природа захотела». А потому, что прикоснуться губами к этим розовым губкам, постоянно сложенным в чуть насмешливую гримаску, казалось необходимым. Потому что без этого прикосновения жизнь представлялась пресной, безвкусной и вообще лишенной смысла.

«Я не могу жить без тебя», – затасканная фраза приобрела свой первоначальный смысл, причем совершенно необязательно было произносить ее вслух.

Через неделю после знакомства – немыслимый срок для целеустремленного и лишенного сантиментов Ильи – в очередном разговоре наступила пауза-заминка. Даша опустила ресницы, притушила жемчужно-серый свет своих необыкновенных глаз и тем самым дала Илье возможность…

Впрочем, зачем это описывать? Случилось то, что случилось, Он и Она впервые ощутили вкус губ друг друга. В прежние времена именно на этой сцене повесть (роман, рассказ, пьеса – ненужное зачеркнуть) и закончилась бы. Даже выражение такое было «поцелуй в диафрагму», то есть лобзание в финальном кадре фильма, а «диафрагма» – это какой-то специальный киношный термин.

Но теперь все, ну абсолютно все знают, что с первого поцелуя все самое интересное только начинается, ставить точку в этом месте – невозможно, читатель не поймет. Читатель поймет скорее подробное и развернутое описание этого действия, но я, увы, этим жанром не владею. Посему, предлагается считать происшедшее объективным фактом, данным в ощущении, и перейти к дальнейшим событиям.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Илья вдруг притихшую Дашу, оторвавшись – с трудом! – от ее губ. – Я никому никогда этого не предлагал. Выйдешь?

Удивительно, но Даша не улыбалась. Хотя улыбка была бы вполне уместной: здоровый парень, без пяти минут мужик, вроде бы подчеркивает свою невинность. Наоборот, прекрасные серые глаза как бы подернулись ледяной пленкой и смотрели не на Илью, а куда-то в пространство. А может быть, и в другое измерение.

Конечно, предложение, сделанное спустя неделю после знакомства, может любую девушку выбить из колеи. Илья ожидал смущения, возмущения, кокетства – чего угодно. Только не этой холодной отрешенности. Но, если честно, он сам не знал, чего ожидал, прежде всего потому, что не ждал от себя самого предложения руки и сердца. Но ведь это была Даша… Дарья Необыкновенная. «Госпожа загадка», как он иной раз ее называл про себя.

– Почему? – наконец спросила она.

– Что – почему? – не понял Илья.

– Почему ты хочешь на мне жениться?

Задать такой вопрос мужчине – значит, поставить перед ним практически неразрешимую задачу. Типа съесть яблоко и не повредить при этом кожуру. Куда проще ответить на вопрос, почему он жениться как раз не хочет. Потому что не готов, не чувствует себя способным взять ответственность, не может соответствовать материально… Да просто потому что.

Но вот объяснить, зачем нужно менять свободу на узы брака, материальную безответственность на необходимость отчитываться в каждом рубле, спокойные дни и ночи на необходимость постоянно находиться рядом со вчера еще посторонним человеком…

На этот вопрос существует только один ответ: потому что. Но такая формулировка характерна скорее для женщин и детей, мужчины же предпочитают сооружать вокруг этого простенького постулата сложные философские конструкции.

– Я хочу жениться на тебе потому, что люблю тебя. И больше всего на свете боюсь потерять. Да, да, штамп в паспорте никого ни к кому никогда не привязывал, но… В общем, я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Чтобы у нас были дети. И общая жизнь, а не просто встречи и время от времени – общая постель.

Лицо Даши дрогнуло, взгляд оттаял. Было похоже, что Илья угадал правильный ответ. Но что она боялась услышать, Илья не мог понять, да и не старался, привыкнув к тому, что девушка вообще была ни на кого не похожей ни в чем, в том числе, и в реакциях на слова и события…

– Позволь мне пока не отвечать, – тихо сказала она. – То есть не говорить слова. Но, если ты не против, я сегодня останусь у тебя. А там видно будет. Только… я не девушка. Тебя это не шокирует?

Первоначально Илья лишился дара речи. Не от того, что он это услышал, а от того, что он это вообще услышал. Меньше всего его интересовала девственность Даши, да и вообще он об этой женской отличительной особенности знал, пожалуй, лишь из рассказов приятелей, да из художественной литературы.

Нет, самое большое потрясение для него заключалось в том, что Даша поступила именно так, как он бы поступил – если тут уместна, конечно, такая параллель, – на ее месте. Правда, вся правда и ничего, кроме правды, нужна она собеседнику или он прекрасно может без нее обойтись.

На какой-то момент мелькнула мысль о том, что это – жестоко и жестко проговаривать все слова и расставлять все точки над «и». Но – лишь промелькнула. Потому что рядом была Даша, ее необыкновенные глаза, нежные губы, руки…

Это была их первая совместная ночь. Утром Илья обнаружил, что Даша исчезла, а на подушке лежит записка: «Если хочешь познакомиться с моими родителями, позвони. Если не позвонишь, я пойму. Я люблю тебя».

Действительно, Даша была необыкновенной девушкой. Какой мудрой нужно быть, чтобы в самый ответственный момент абсолютно все козыри отдать своему партнеру, и к тому же проинформировать его о своих чувствах. Да-да, нет-нет, а если что-то не сложилось, то никто не виноват. Извините за внимание, спасибо за беспокойство, простите, что без скандала обошлось.

Правда, будь на месте Даши какая-нибудь другая девушка-женщина, скорее всего, ей пришлось бы понять и простить, ибо еще неделю тому назад Илья и представить себе не мог, что придется идти знакомиться с чьими-то там родителями, и, естественно, попытался бы от этого знакомства уклониться, благо, окончательное решение оставалось за ним. Но любовь действительно делает чудеса, простите великодушно за очередную банальность. Впрочем, куда же без них, без банальностей-то?

Так или иначе, Илья заметался. В редакции его ждали неотложные дела, в том числе, традиционная понедельничная беседа с Владиленом Сергеевичем. В завтрашний номер была поставлена очередная сенсационная статья о банде подростков, полгода державшей в страхе северный район Волжска, которую, как выяснилось, подкармливали местные «авторитеты», не из самых крупных.

На «раскрутку» этой темы Илья потратил три месяца и немерено – нервов. И пустить выстраданную статью на самотек он просто не мог. А вечером, значит, предстоит знакомство с будущими тестем и тещей. Нужно купить цветы. Нужно одеться поприличнее – нельзя же идти в тех джинсах и свитере, из которых он практически не вылезал. Хотя, с другой стороны, ничего такого «приличного» у него не было: можно, конечно, свитер заменить водолазкой, но вроде бы еще не сезон, холодно. Ладно, таким она его приняла и полюбила, пусть таким же принимают и ее родители.

И нужно позвонить Даше, Даше, Даше…

Ее телефон, как всегда, отозвался после первого же сигнала. Было похоже, что девушка ждала его звонка двадцать четыре часа в сутки. Это одновременно раздражало и трогало чуть ли не до слез. Как вообще получилось, что независимая и насмешливая Даша ответила ему взаимностью? Почему предпочла его остальным, судя по всему, небедным поклонникам? На эти вопросы, как и на многие другие ответа не находилось.

– Я приду, Дашенька, – выпалил он в трубку. – Напрасно ты меня не разбудила перед уходом. Мы бы…

– У нас еще все впереди, Илюшенька. Я не хотела рисковать и встретить утром холодный взгляд…

– Как ты могла даже предположить такое!

В ответ раздался характерный Дашин смешок:

– Я реалистка, Илюшенька. Предпочитаю рассчитывать на худшее, а надеяться, наоборот, на лучшее. Уберегаю себя таким образом от лишних синяков и шишек.

– Синяки и шишки? У тебя?! Не представляю себе…

– Ты многого обо мне не представляешь… Поэтому и хочу познакомить тебя с родителями.

– Но ты так и не сказала, согласна ли выйти за меня замуж…

И снова русалочий смех:

– А зачем бы я стала тогда приглашать тебя домой? Смотри только, сам не откажись после этого на мне жениться…

– Что за загадки, Даша, – почти рассердился Илья. – Мне совершенно безразлично, кто твои родители. Жениться я собираюсь на тебе.

– И это правильно, – подытожила Даша. – Тем более, жду тебя. Адрес помнишь?

Еще бы он его не помнил…

Едва Илья вышел на кухню, как встретил скорбно-вопрошающий взгляд Анны Петровны. Та точно подкарауливала появление жильца.

– Проблемы, тетя Аня? – спросил Илья нарочито-весело. – Почему такая вселенская скорбь на лице?

– А ты не знаешь? Даша-то от тебя на рассвете ушла. Это – дело? Я, грешница, думала: приличная девушка из порядочной семьи. А она как все нынешние – только бы в койку к мужику забраться…

– Тетя Аня, во-первых, Даша – моя невеста. Сегодня я иду знакомиться с ее родителями. А во-вторых… Во-вторых, вы слишком уж суровы. Мы любим друг друга, в конце концов…

– Ага! До загса терпежу не хватило. Поженились под ракитовым кустом через неделю после знакомства. У моего сына вот, царствие ему небесное, тоже невеста была. На каждом углу обжимались. А как он ушел в армию, так по рукам пошла. То с одним, то с другим… Тьфу! Не соблюла себя, одним словом. А тоже любовь была… Конечно, ему все отписали про невесту его разлюбезную. Может, поэтому по кривой дорожке-то и пошел. А дождись она его… не согреши они до венца-то…

– Тетя Аня! При чем тут венец? Ну, зарегистрировались бы. Так если девушка легкомысленная, она и после этого гулять будет. А если порядочная, так и без штампа в паспорте ни на кого не глянет…

– Это верно, – пригорюнилась Анна Петровна. – Только очень я расстроилась из-за Даши. И за тебя переживаю. Не получится у вас ничего, если до свадьбы жить затеяли. Сошлись, значит. Не получится. И про любовь мне тут не говори, кто ее видел, эту любовь-то? Я вон со своим тридцать лет прожила душе в душу, царствие ему небесное, а про любовь и слыхом не слыхивала. Ничего, прожили и сына вырастили. Уважение должно быть, вот что я тебе скажу Илюша, ты уж на меня, старуху глупую, не обижайся. Ежели жена мужа уважает, а он ее, тогда все хорошо промеж них будет. А что эта любовь? Грех один…

Илья облегченно рассмеялся.

– Все у нас будет хорошо, тетя Аня. Вот увидите. А про любовь вы напрасно так думаете. Вот встретите кого-нибудь, полюбите – и заживете, как в раю. Вам же шестидесяти нет…

Анна Петровна в ужасе замахала руками:

– Что ты несешь такое, охальник? Кому старуха нужна? Нет уж, докукую одна, судьба такая. Ты лучше ешь, а то с этой твоей любовью на нет сойдешь и так непонятно, в чем у тебя душа держится. На себя не похож, вот те крест святой…

– Что с тобой? – спросил его Владилен Сергеевич, едва Илья переступил порог кабинета главного редактора. – Случилось что?

– Я женюсь! – выпалил Илья и тут же покраснел.

– Рановато, конечно, – рассудительно вздохнул Владилен Сергеевич, – ты, вроде, еще и не нагулялся толком, но дело молодое, понятное. Невеста-то кто? Местная? Или с прежнего места выписал?

– Даша…

– Даша, Маша, Саша… Илья, я тебя не узнаю, где твоя прославленная конкретика? Кто она? Работает, учится? Родители есть?

– Учится в институте на третьем курсе. Мать не работает, отец какой-то госслужащий, не знаю. Сегодня пойду знакомиться, пригласила. И не смотрите на меня так, будто оплакивать собрались. Я всю жизнь мечтал встретить такую девушку.

Владилен Сергеевич снова вздохнул и махнул рукой.

– Всю жизнь? Да, долго, конечно… Ну, работник из тебя сегодня, как я понимаю, никакой. Иди уж, жених, от тебя сейчас все равно толку не будет. Материал твой сам вычитаю, невелик труд, у тебя же все давно сто раз проверено-перепроверено.

– Но, Владилен Сергеевич, это же…

– Иди-иди, не подавай другим дурных примеров, а то, глядя на тебя, все начнут влюбляться, да жениться, а работать кто будет? Понимаю, что очерк серьезный, ну так я ведь не первый день в газете работаю. Думаю, заслужил какое-никакое доверие. Только вот что… Хотя, ладно, иди.

– Что-то не так? Да говорите же, Владилен Сергеевич, раз начали. Я от вас все рано не отстану, знаете же. Что случилось?

– Пока – ничего. Но я вот тут сырыми своими мозгами подумал: а не подставим ли мы с тобой ребятишек-то? Не главарей, конечно, а «шестерок». По твоему очерку их посадить должны… И посадят – тут к гадалке не ходи. А жизнь-то только начинается…

– Предлагаете их по головке гладить? – ощетинился Илья. – На счету этой банды четыре трупа, ограблений никто не считал, два групповых изнасилования, одна девчонка после этого руки на себя наложила. Жалейте деточек, жалейте. Следующий раз они вообще никого в живых не оставят, чтобы, значит, без свидетелей…

– Не гони волну, – устало отмахнулся Владилен Сергеевич. – Я не предлагаю награждать их именными часами за гуманизм. Но через сутки весь город будет знать их по именам.

– Страна должна знать своих героев, – усмехнулся Илья.

– Не ерничай! – вдруг взорвался Владилен Сергеевич. – Ко мне тут приходила мать одного из этих… Сам знаешь: слухами земля полнится. Плакала, переживала, что муж ее, отец этого дурачка, который с бандой связался, не переживет позора, если что. Я обещал посмотреть… Подумать… Теперь вот с тобой советуюсь: может, фамилии все-таки не называть? Все равно они все – в изоляторе, суд будет, определит меру вины каждого. Родителей-то за что?

– Про то, что дети за отцов не отвечают я слышал, – ехидно ответил Илья. – Но вот чтобы родители за детей собственных не отвечали… Впрочем, если хотите, пусть будет по-вашему. Как в армии: вы начальник, я дурак. Как прикажете, господин главный редактор.

– Так вот и прикажу, – снова распалился Владилен Сергеевич. – В общем, очерк я вычитаю сам. В полосу он уже поставлен, можешь не волноваться. И главные «герои» свое получат, миндальничать не буду. Но остальных пацанов давай все-таки пощадим. Не ради них даже, ради их семей. А потом, может, и опомнятся. Отсидят, сколько положено, поймут что-то по жизни… Как тебе такой вариант?

– Не нравится. Но… пусть это будет амнистия, что ли, в честь дня моего сватовства. Хотя и не по совести все это.

– Наверное. Но кроме совести должно быть еще и сострадание. Об этом ты когда-нибудь думал?

– Думал, – ответил Илья, поднимаясь из своего кресла, напротив стола Владилена Сергеевича. – И не только думал, но и сострадал. Девушкам пострадавшим, например. Или семьям тех, кого эти подонки убили. Тем, кого они избили и ограбили. Но сострадать преступникам… Извините, это не ко мне.

– Да уж… Тебя, наверное, даже той самой знаменитой «слезинкой ребенка» не пронять. Той самой, за которую…

Илья, который уже собирался выйти из кабинета, повернулся, будто ужаленный:

– Слезинкой, говорите? Одного ребенка? А я помню, как иногда ночами вся наша спальня ревела. Тридцать пацанов, самому старшему – года четыре, и все в подушки ревут. А громко плакать нельзя было, директор наш это не любил, наказывал… Кого на ночь в холодный нужник запирал, кого – на чердак, а самых везучих просто пороли. Так вот, плакали тихо. Но нас было много… В общем, непрерывный такой задушенный скулеж стоял. Слезинка ребенка… Да, этим меня не пронять. И родителей, которые проглядели свое чадо, мне тоже не жаль. Лучше бы сдали его в детский дом сразу после рождения. И уже ни за что не отвечали. Легко!

Владилен Сергеевич почувствовал, что задел какую-то глубоко личную струнку в душе своего любимца, и пошел на попятный:

– Хорошо, оставим, как есть. Но только сделай милость, не выноси приговор до суда. Смягчи там некоторые пассажи, посвяти этому часок. А потом – свободен. Договорились?

– Договорились, – неожиданно покладисто согласился Илья. – Вот тут вы правы: мое личное мнение тут значения не имеет и определять меру вины может только суд. Так что наиболее резкие эпитеты я уберу… Нет, я вообще от своих характеристик воздержусь, так будет даже убедительнее. Пусть читатель делает свои выводы. Вы правы, Владилен Сергеевич.

Главный редактор даже растерялся от такой неожиданной покладистости, но быстро взял себя в руки.

– Вот и хорошо. Значит, поработай часок, принеси мне гранки – и свободен. Не забудь сказать, когда свадьба.

– О чем разговор? Считайте, что вы уже приглашены.

С неожиданно легким сердцем Илья вышел из кабинета Владилена Сергеевича и направился в собственную комнатушку, тесную и темноватую, но зато – отдельную. Там он быстро и – что греха таить – механически прочитывал полосы, убирая наиболее резкие пассажи, а думал при этом совершенно о другом.

Нужно купить цветы, он же идет к своей невесте. А может быть, не цветы, а один цветок. Роскошную красную розу. Даша поймет…

Цветок, конечно, обязательно, а вот колечко… Не рано ли? Может, ее родители возражать будут, хорош он будет с каким-нибудь ювелирным изделием. Да и вообще он ей ничего еще не дарил. Не успел, да и денег особых нет.

Купить колечко на обручение? Ага, в уличном киоске, на дорогое-то откуда деньги? А если ничего не выйдет, как он будет выглядеть с этим колечком? Нет, уж лучше не искушать судьбу, потом, все будет в свое время. Он обязательно найдет денег на кольцо для Даши. С жемчужиной – такого же цвета, как ее глаза.

Ага, а на какие деньги тогда покупать обручальные кольца? Господи, о какой ерунде он думает! Ну, возьмет ссуду в редакции, все так делают. Одолжит у друзей-знакомых. Алена с Алексеем давно предлагали взаймы и бессрочно… Господи, а если он не понравится Дашиным родителям? При чем тут тогда друзья, деньги и все прочее? Да и как он вообще будет дальше жить, если Даша не станет его женой?

Илья затряс головой и одернул сам себя. Что за истерика, в самом деле? Мысли точно по замкнутому кругу ходят: дашины родители – кольцо – деньги – дашины родители. Как он будет жить? Нормально. Даша – не единственная девушка на свете. Умная – да, но и Рита, в конце концов, тоже очень даже умная. Для женщины, естественно. Откажет Даша – можно жениться на Рите…

Господи, какая чушь лезет в голову! Может, на Алексее жениться – тоже хороший друг, отзывчивый, понимающий, щедрый. Какая из Ритки жена – со смеху сдохнуть можно! Да она же первая его на смех подымет: совсем, мол, Астраханский, заработался… Заработался, как же. Двадцать минут сидит, уставившись на гранки, и ничего перед собой не видит, только Дашины глаза мерещатся.

Илья решительно тряхнул головой, отгоняя докучные мысли, и взялся за правку всерьез. Через час сдал листы Владилену Сергеевичу и помчался сначала за цветами, а потом домой. Анна Петровна, испытывавшая страшную неловкость из-за своего утреннего наскока на обожаемого Илюшеньку, несмотря на протесты квартиранта, до блеска отчистила его единственные выходные ботинки. И, наконец, с таинственно-торжественным видом вынесла из комнаты какой-то флакон:

– Вот, Илюшенька, не побрезгуй… Покупала для сына в подарок, да так и не пришлось отдать. А одеколон хороший, дорогой, мне продавщица помогла выбрать. Сказала – элегантный запах, уж что это значит, не знаю. Попробуй…

Илья взял в руки флакон и невольно присвистнул. «Элегантный запах» принадлежал мужской туалетной воде «Кензо». Н-да, продавщица, конечно, постаралась: такой флакон стоил чуть ли не всю пенсию Анны Петровны…

– Это очень дорогой одеколон, тетя Аня, – сказал он, – я не могу его взять. Давайте, помогу продать, деньги-то сумасшедшие.

– И не думай! – замахала она руками. – Это подарок. На счастье, так сказать. Для сына покупала, продавать не стану. Возьми, не обижай старуху.

Илья, искренне растроганный, приложился к щеке Анны Петровны. Это был первый такой подарок в его жизни. До этого ему подарки делала только Рита – на день рождения, на Новый Год. Он тоже что-то дарил ей, но все это были пустяки, мелочи, просто знак внимания. А это…

И тут Илье вспомнился забавный эпизод из его жизни. Еще в Ростове познакомился он с одной девушкой, милой, скромной, даже излишне застенчивой. Познакомился совершенно случайно, делая снимки для своего репортажа о городских буднях. Девушка же сидела на скамейке в сквере и аппетитно ела мороженное. Илья сделал несколько снимков, уж очень симпатичной оказалась модель. Та заметила фотографа, смутилась, но потом освоилась, разговорилась и даже попросила сделать для нее фотокарточки. Илья записал телефон Иры – рабочий – и через несколько дней позвонил и предложил встретиться: получить фотографии.

Встретились в том же сквере и примерно в то же время, что и в первый раз. Оказалось, что у Иры – обеденный перерыв, а работает она в банке неподалеку. Фотографии ей понравились, а после десятиминутного разговора ни о чем она вдруг выпалила:

– Илья, у меня послезавтра день рождения, я вас приглашаю в ресторан.

Илья оторопел. Ирина же его замешательство расценила по-своему и поторопилась объяснить.

– Я справляю день рождения в ресторане. Будут мои подруги… Я сама за все заплачу, вы не думайте…

– Да я и не думаю, Ирочка, – мягко ответил Илья, – просто послезавтра я занят. Простите. Может быть, в другой раз…

Он хотел – и вполне искренне – сказать, что может быть в другой раз он ее куда-нибудь пригласит, девушка ему почти нравилась, но Ирина его опередила:

– Хорошо, в другой раз. Позвоните мне и назначьте время и место. По вашему выбору. Я заплачу. Я очень хорошо зарабатываю в банке. Мы можем даже поехать куда-нибудь отдохнуть… Денег у меня хватит…

Каким-то чудом Илье тогда удалось выкрутиться из щекотливой ситуации, даже не слишком обидев девушку. Но впоследствии он ее нет-нет, да и вспоминал и каждый раз удивлялся: неужели она не понимает, что таким поведением приличного человека можно только отпугнуть, и что она, скорее всего, станет жертвой какого-нибудь альфонса, который оберет ее до нитки и сделает ручкой? Рита, когда он ей все это рассказал, тоже пожала плечами и недоуменно сказала:

– Не понимаю… Если бы она была пожилая и некрасивая… Но ты говоришь, все как раз наоборот. Нет, не понимаю.

Вот и опять вспомнилась ему эта Ирочка. Хорошо бы она встретила приличного человека и устроила свою жизнь. В этот день Илье хотелось, чтобы все вокруг были счастливы или – хотя бы! – не слишком несчастны.

Илья взглянул на часы и охнул: до назначенного часа оставалось всего ничего! Он бросил последний беглый взгляд в зеркало и ринулся к двери. Не заметил, как Анна Петровна украдкой перекрестила его, а потом вытерла глаза: кажется, впервые в жизни она заплакала от счастья. Или – не от счастья, а просто от неожиданного для нее наплыва чувств? Вот ведь жизнь как людьми крутит: думала, все слезы уже выплакала, когда сына похоронила, а они – вот они, бегут по щекам. Значит, и душа еще жива, не иссохла. И жизнь продолжается…