Читать книгу Любовь – это боль - Светлана Черемухина - Страница 2

Сумерки захватили власть в комнате, тишина царила с ними на пару. Ветер за окном рвался к ним третьим, но третий, как известно, лишний, и оконное стекло стойко сдерживало его натиск, отвечая дребезжанием на его обиды и жалобы.

А Свете было все равно в мягком кресле. Она рассматривала темнеющее небо и искала признаки обещанной еще с утра бури. Она всегда ощущает прилив душевных и физических сил во время небесной стихии. Это всегда приводит ее в восторг. «Лететь по ветру кувыркаясь, качаясь, прыгая и плача с дождем дуэтом…» Как бы в стиле Пастернака, льстила она себе и даже обещала придумать целое стихотворение, в которое вошла бы эта фраза, но больше ничего в голову не приходило.

Сегодня днем она была сражена, повержена в прах немолодым уже человеком с приятными чертами лица и претензией на интеллигентность. Прямо в своем любимом кафе.

Она долго сидела под тентом, прямо на булыжной мостовой, на любимой Радужной площади, рассматривая Европейский Отель, всегда привлекающий внимание огромными витринами холла, взрывающегося изнутри светом множества люстр. Потягивала ананасовый сок и ждала дождя. Отель рано зажег огни, так как сумерки неожиданно сгустились с приближением ненастья.

И вдруг почувствовала чей-то взгляд. Красивое лицо, легкая седина на висках, хорошая одежда и, как ей показалось, немного «под шафе». Больше ничем она не могла объяснить такую наглость как разглядывание в упор. Мужчина просто сверлил ее взглядом, сидя за соседним столиком. «А глаза – две коричневые пуговицы», – попыталась Света мысленно оскорбить его.

Она попробовала сфокусировать внимание на цветочном магазине, потом на девушке за столиком напротив, упорно предпочитавшей стрейч вопреки особенностям фигуры, затем перенесла этот самый фокус на носки своих сапожек, но ничто не могло избавить от ощущения чужого взгляда.

В целом, это не был взгляд наглеца или распутника, раздевающего глазами, и изучающим он тоже не показался. Ни восхищения, ни удивления. Ну конечно, откуда же им взяться-то на пустом месте! Нет, этот странный человек смотрел на нее так, будто уже все про нее знает и все понимает и уже получил подтверждение своим предположениям. Света набралась наглости и, наконец, встретилась с ним глазами. Коричневые пуговицы в молоке. Мужчина не отвел взгляда, и Свете стало не по себе. Надо сказать ему, что он наглец. Но тут незнакомец соблаговолил заговорить, предварив это удрученным и многозначительным покачиванием головы.

– Вам никто не говорил, что в вашем лице есть некая одухотворенность?

К этому Света не была готова, и естественно, растерялась. Конечно, всегда приятно услышать такое в свой адрес, но… в чем подвох? Она же чувствует, что что-то не так!

О-ду-хот-во-рен-ность… Света меланхолично выводила пальцем непонятные письмена на запотевшем стекле. Это лучше, чем талант кокетства, это не обольстительность женщины, только это и умеющей. Это что-то совсем другое. И это именно то, что могло польстить ей. Пусть кто-то флиртует, играет чужими чувствами, завлекает в сети и завоевывает легкомысленных мужчин. Света из другого материала, и именно такой комплимент может быть уместен в ее случае. Вдалеке край неба на короткий миг осветился и потух. Ага, гроза все-таки будет!

… Света сидела и любовалась собой в лучах только что прозвучавшего комплимента. Но она поторопилась с выводами – это был вовсе не комплимент. Оказалось – это ее приговор.

– Да, именно одухотворенность, – мужчина кивнул сам себе, утверждая сказанное, – только, кому это надо… – и замолчал.

Эта-то выразительная пауза и поразила девушку. Это уже не комплимент, хотя и не оскорбление.

…Теперь небо сверкало сразу в нескольких местах. Послышался далекий рык. Всполохи походили на праздничный салют – природа торжествовала.

Это правда, горькая правда. Наверное, Света обладает тем, что никому не нужно. Это не модно, не стильно, это не котируется на рынке современных отношений. Это дорого не продать. «Фирма «Кумпиш», продашь – не купишь, а если купишь, то не продашь». Непонятная шуточка из детства. Уже в детстве Света шутила над тем, от чего так горько ей будет в двадцать семь лет. Она жила, росла и не догадывалась, как будет страдать, провожая год за годом своей жизни. Провожая в никуда, живя ни для кого… «Неужели все мои качества останутся невостребованными? Все мужчины – мотыльки, им не под силу тяжести и они боятся суровой зимы. А я – зима, и мужчины меня боятся…»

– Это моя проблема, – только и смогла проговорить Света, отворачиваясь от сочувствующего взгляда мужчины.

Она в смятении торопилась домой, быстро шагая по пустеющим улицам, под сводами Тройных Арок, где каждый шаг отдавался тройным эхом, но сейчас мало что слышала, кроме биения своего сердца. Даже не заметила, как пронеслась по Кипарисовой аллее, не обращая внимания на свое любимое дерево, мимо мрачного строения из черного камня с угрюмыми зарешеченными окнами – здания Городской тюрьмы, за высокими стенами которой также бушуют страсти и разыгрываются личные трагедии местного разлива. Ветер гонял опавшие листья и обрывки газет.

… «Пуговицы», – вывела Света на оконном стекле.

* * *

Трое мужчин, ежась от холода, потирали озябшие руки. Два огонька сигарет горели во тьме. Ветер тихо завывал в ветвях голых деревьев, шуршал опавшей листвой, забирался под одежду.

– Марк, дай мне прикурить, – попросил самый молодой, подняв воротник куртки. – А то не хорошо как-то получается: вы курите, а я должен на вас смотреть.

– Еще чего! Ты мне пачку должен, уже вторую неделю, забыл?

– Я курить хочу, Марк. Да отдам я тебе эту пачку, просто забываю про нее все время.

– Забываешь? А презервативы каждый день покупать не забываешь? – двое старших загоготали в темноте, молодой смутился.

– Грак, куда ты все деньги просаживаешь, а? – спросил третий, смачно затягиваясь. – Ну, кроме аптечных резинок?

– А не твое дело, Бокс, – обиделся парень. – Не ты мне деньги даешь, и не тебе мои чеки проверять.

– Ага, а сигареты я тебе должен давать, – вставил Марк.

– Блин, вот засада-то, а! – тихо вскричал обиженный Грак, взмахнув руками.

– Ладно, бери, дарю, я сегодня добрый, – Бокс протянул парню пачку и дал прикурить от своей сигареты.

– Черт, дождь будет, – Марк поднял голову.

Чернильные тучи в ночном небе собирались как раз над рощицей, где расположились три человека. Невдалеке высилось здание фабрики, трехэтажная громада с пустыми глазницами оконных проемов. Ветер трепал листы жести, заплатами висящие на некоторых из них, и доносил до людей их жалобный скрежет. Корявый остов машины во дворе составлял законченный натюрморт одиночества и запустения, памятник человеческой расхлябанности и безалаберности.

– Ну чем там с мужиком-то дело закончилось, – вспомнил Марк про недорассказанный анекдот.

– Да ниче, все нормально, все были живы и счастливы.

В это время тьма перед ними рассеялась, выпустив из своих клубов три черные фигуры. Их силуэты неожиданно проявились на фиолетовом фоне, расцвеченные бледным туманом.

– Бэнг! Бэнг! Вы убиты! – длинноволосый мужчина направил указательный палец на Марка, изобразив пистолет. Его глаза блестели в темноте, и блеск этот мог вселить ужас в любого, кто хоть немного знал Брата.

Наступила глубокая тишина, слышался только скрип и скрежет полуоторванного металла, отданного на волю безжалостного ветра. На лице мужчины застыла усмешка, больше похожая на оскал.

– Арс, прости, мы отвлеклись, – пробормотал Марк.

– Я не шучу, – перебил его мужчина, – таких не жалко и пристрелить, – холодный ветер трепал длинные волосы, полы длинного плаща хлестали по ногам. Два его спутника мрачно молчали.

– Арс, все под контролем, никто в здание не входил и не выходил, мы следили, – Грак дрожащей рукой пригладил разметавшуюся челку.

– Серьезно? – мужчина поднял брови. – Тогда убиты не только вы, но и мы. – Он оглянулся на своих спутников. – А это гораздо печальнее, не так ли? И своей жизнью вы обязаны боссу, потому что это он предложил нагрянуть с контрольной проверкой и все как следует тут осмотреть.

– Как!? – вскричали все трое. – Вы были там? Когда?

– Вы даже не заметили. Конечно, такая увлекательная беседа, в столь изысканном обществе, в таком живописном месте, – мужчина с презрением смотрел на всех по очереди, наслаждаясь их смятением, стыдом и позором.

Он шагал взад-вперед, чтобы не стоять на пронзительном ветру.

– Только не надо злорадствовать, мы не служили в горячих точках, нас не брали наемными офицерами на неизвестные войны, – процедил Марк.

Только он один мог наскрести отваги, чтобы ответить Брату. Другие трепетали, осознавая, как сильно прокололись, и заслужили серьезное наказание.

– Да, твоей выучки и способностей хватит только чтобы по статическим мишеням палить.

– Арс, не задевай меня, – процедил Марк.

– Если бы мы понадеялись на вас, через пять минут после приезда Инока с его отморозками мы бы уже висели на этих ветвях, фрагментами, и мозги тихо капали бы на землю, – прошипел мужчина, вплотную приблизившись к Марку. – Ты был поставлен здесь не для того, чтобы анекдоты травить, и своего племянничка выгуливать, ты обеспечиваешь защиту не только нам, но и собственной заднице.

– А что произошло-то? Что случилось-то? – Грак проговорил это удивленно-дружелюбным тоном, показывая недоумение по поводу необоснованного бешенства начальства.

За эту вольность длинноволосый мужчина наградил его долгим тяжелым взглядом, заставив умолкнуть и опустить глаза.

– Случилось, и произошло. – Арс пригладил волосы, убирая их со лба. – Вы нас всех чуть на тот свет не отправили к чертовой матери! Я бы не доверил вам и манекены охранять!

– Мы взяли камикадзе, – вступил в разговор второй из подошедших Братьев.

– Не гони, Бертуччо! – Бокс вытаращил глаза.

– А кто же он, как не камикадзе. Инок не так глуп, он вполне мог предположить, что мы проверим это место, подготовимся к встрече основательно, поэтому предполагал, что мы наткнемся на его людей. И все же он решил попробовать: чем черт не шутит, вдруг ему удастся провернуть этот финт и остаться при своем интересе.

– И что же? – Марк понял, что они окончательно погибли.

– Кривошей предложил мне проверить здание, – снова вступил в разговор разгневанный Арс. – Мне, Брату, не смотря на то, что в засаде были оставлены три человека и три ствола!

– Мы взяли парня, когда он почти спрятал взрывчатку, – снова вступил Бертуччо. – Вы не представляете, сколько ее было! Инок ничего не пожалел для нас! Чтобы бы было, понадейся мы на вас!

Кривошей покачал головой. Он молча разглядывал всех своих людей.

– Так ничего же не произошло! – неожиданно воскликнул Грак.

Ему так хотелось разрядить обстановку и всех успокоить. Он никак не мог поверить, что не только дождевые тучи сгущаются над его головой. От своего родственника Марка он слышал, как опасен в гневе Арсений. – Арс, ты же сам сказал, что все предотвратил!

Арс медленно повернул голову к говорящему. «Придурок», – процедил тихо.

– Да, ребята, рановато вам на серьезные дела, – покачал головой Бертуччо.

Он, как всегда, был весел и всем доволен. Красивый француз итальянского происхождения, человек с легким нравом и отходчивым характером, он, однако, начисто был лишен всяких условностей и чужд морали.

Сейчас же он был готов простить всех троих, как не тяжела была их вина, ведь его друг и кумир как всегда все предусмотрел и предотвратил.

– Вам надо благодарить Брата, а не зубы скалить. В конце концов, что мы, все вместе взятые, стоим без него, – проговорил он благодушно.

Положение близкого друга Арса – правой руки лидера, а также звание Брата позволяло ему проявлять высокомерие, использовать власть и вершить суды, однако его тон и поступки никогда не раздражали людей так, как те же самые действия Арса. Здесь, наверное, сказывалось природное обаяние и врожденное благодушие мужчины. И убивал он по приказу легко и просто, тогда как Арс вкладывал в это дело душу и все свое пристрастие. Заказанного человека Арс воспринимал как личного врага и ненавидел всей душой.

В наступившей тишине было слышно дыхание мужчин. Арс и Бертуччо переглянулись. Оба стройные и высокие, длинноволосые, с яркой внешностью, они выделялись среди остальных. Их босс, Кривошей, напротив, был невысокий, плотного сложения, некрасивый мужчина, и славился сложным характером. О его жестокости и беспощадности в городе ходили легенды.

– Значит так, – Арс вновь заговорил. – Мы так же незаметно уходим: нам скоро предстоит прибыть сюда с официальным эскортом. Мы здесь не появлялись, о бомбе ничего не знаем, все хорошо и мы готовы к переговорам, – он многозначительно посмотрел на подавленных мужчин. Свет луны отразился в его стальных глазах.

– Арс, ты давно подкапываешься ко мне, – тихо проговорил Марк.

– Я просто не могу позволить себе такую роскошь как смерть от нелепой случайности. Особенно из-за тебя, – процедил Арс.

– Марк, вы за это ответите, – проговорил, наконец, Кривошей, развернулся, и вместе с Братьями направился прочь.

Только оставшаяся троица перевела дух, решив, что все уже позади, как Арс развернулся и, не прицеливаясь, выстрели. Грак упал как подкошенный, даже вскрикнуть не успел.

– Это тебе за то, что ты подставил всю команду, – процедил Арсений, глядя на Марка. – Твой племянник все равно бы погиб, как и все мы. Это малая цена за ошибку. Впредь будешь серьезнее относиться к делу.

Марк молчал, только набухшая жилка на виске и желваки на скулах выдавали его чувства. Он замер и почти не дышал. Дуэль взглядов продолжалась недолго. Арсений опустил руку с оружием и перевел взгляд на третьего участника группы.

– Приберите тут все, скоро встреча. Поторопитесь, – сказал он будничным тоном, затем развернулся к своим спутникам, которые не проронили ни слова, и все трое зашагали прочь, через мгновение растворившись в темноте.

* * *

Расчесывая длинные густые волосы цвета луны перед зеркальным шкафом, Света долго разглядывала свое лицо и удивительное дело – недоумевала, почему ее нельзя любить. «Все это от того, что в моих глазах тоска и печаль, а это никому не понравится».

А из зеркала на нее смотрели ясные открытые глаза неискушенной девушки. Эти голубые глаза могут смотреть прямо в лицо мужчинам. Их не за что осуждать, им нечего стыдиться. Они ни к чему не призывают и не приглашают. Может, именно это и не нравится мужчинам: честность и непорочность? Может, это и смущает их, выбивая почву из-под ног, лишая возможности действовать в привычных для них условиях: покорять, брать приступом крепости?

С ней же это оказывалось бессмысленным: она сама готова покориться и выбросить белый флаг – она не против, это не важно. Важно то, что должно последовать дальше. Эти глаза ожидают. Но мужчины не знают, что дальше. Как там в песне поется: «Мы умеем влюбляться, но не умеем любить». Мужчины умеют только завоевывать, но не удерживать. А Светины глаза не принимают фальши и игры, они выводят на чистую воду, отметают мишуру и обезоруживают. И мужчины чувствуют себя пригвожденными к стене.

Ее глаза требуют больше, чем мужчины могут ей дать. «Где любимую найти мне, такую, как и я, такая не уместится в крохотном небе». Что, грустишь? Так тебе и надо. Сиди и смотри на мир через окно, со своей «одухотворенностью». Ты не создана для любви, в тебе нет того, что так нравится мужчинам.

Но что странно, Света, как никогда, чувствовала себя женщиной, пусть не предметом обожания, но готовой обожать, пусть не объектом чьих-то воздыханий, но способной любить. Она ощущала способность быть нежной и покорной. Если бы кто-нибудь поверил в нее, она смогла бы переступить через свою неловкость и нерешительность, отбросить сомнения, побороть неуверенность и распуститься прекрасным цветком, высвободить в себе Настоящую Женщину.

«Меня ждет серая безрадостная жизнь», – с горечью подумала она.

Но ей так не хотелось унижать свое «я», живущее в этой оболочке, считающейся не привлекательной, «не трендовой». Она вполне сознавала, что ее внутренний мир достаточно красив и богат, чтобы она имела право уважать себя. В глубине души она верила, что есть кто-то, кто способен оценить ее по достоинству, и боль неприятия легкомысленными мотыльками все же не могла толкнуть ее в бездну отчаяния и болезненных депрессий. Только грусть и печаль, отраженные в зеркале, выдавали душевные переживания.

От раздумий отвлек телефонный звонок.

– Дорогая! – уже по интонации и колоритному акценту Света узнала Низами. – Дорогая, чем занята? Сидишь у окна, а?

– Ты видишь меня не только насквозь, но и на расстоянии, – Света улыбнулась. Интересно, он звонит из Египта, или уже приехал?

– Ну и о чем же ты сегодня думаешь?

– Если бы я перекрасилась в бордовый цвет, выстригла челку, а всю зарплату тратила бы на дорогие сигареты и была бы компетентна отличить Мартини от водки, а водку от селедки, то, возможно, кто-нибудь бы угостил меня этими самыми сигаретами и Мартини, и это вечер я могла бы провести не одна. Вот.

– Тебе и не надо проводить его одной. Приезжай ко мне!

– В Египет?

– Зачем в Египет? Нет, на площадь Грез, в мой дом. Да что там, в свой дом, детка, – Низами расхохотался. – А хочешь в Египет, будет тебе и Египет.

– Ну…

– Высылаю машину, жди.

Света понимала, что Низами нельзя рассказывать про то, что с ней произошло в ту роковую ночь. Если уж ее недвусмысленно предупредили об опасности обращаться к Стражам, то нетрудно предположить, что родной человек также подвергнется опасности, если Света разговорится.

Поздним вечером она пила горячий крепкий чай из своей любимой пиалы, и уплетала изюм в уютной гостиной отчима.

– Ешь, сластена, – Низами подсыпал ей крупных янтарных ягод. – Специально для тебя купил в Египте.

– Как Нукри?

– Ну как Нукри… Нормально, куролесит, шалопай. Теперь все хорошо, – было ясно, что мужчина не хочет делиться подробностями: еще не отошел от последних новостей, и ему тяжело.

Света представила обычную улыбку Нукри, всю насквозь фальшивую. Прищур маслиновых глаз, красивый изгиб чувственных губ. Изящный взмах руки, чтобы убрать воронова крыла челку с мраморно белого лба, сверкание золотого перстня на мизинце.

Света уже некоторое время испытывала стойкую неприязнь к восточному красавцу, практически сводному брату, но не желала ее анализировать, боясь разочароваться в брате, которым восхищалась долгие годы юности.

Недавняя интермедия, свидетельницей которой она оказалась месяц назад, выбивала из колеи привычного уважения к Нукри.

Как-то в обеденный перерыв Света решила забежать за клубничным джемом в маленький уютный магазинчик недалеко от офисного небоскреба. Дело было в престижном деловом районе, где сосредоточены все известнейшие фирмы и организации города. Шагая по каменной мостовой мимо фонтанов и шикарных витрин, еще издалека увидела отвратительную сцену: двух мальчишек-китайцев схватили какие-то здоровые мужчины, по чьим лицам не трудно было догадаться, что движимы они были отнюдь не дружеским побуждением.

Света часто видела этих мальчишек, они ежедневно приходили к дверям магазина, чтобы весь день оказывать услуги по выполнению дубликатов ключей и починке набоек обитателям близлежащих офисов, и находились сейчас в весьма плачевном состоянии. Один был схвачен за воротник куртки самым бесцеремонным образом высоким брюнетом, стоящим спиной к приближающейся девушке. Второй, подгоняемый тычками и ругательствами, торопливо вытаскивал из узких карманов деньги, и так при этом был напуган и дрожал, что окончил тем, что рассыпал мелочь по асфальту.

Света нахмурилась, не заботясь о том, что совершенно не подготовлена к схватке, и решительно направилась к группе людей, на ходу примеряясь, что в подскоке кого-то из двух негодяев она извернется, да и пнет, если не промажет.

Девушку возмутил тот факт, что никто вокруг не обращал внимания на эту сцену и делал вид, что ничего особенного не произошло. Все спешили по своим делам, и поблизости не наблюдалось ни одного Стража порядка. Света же не могла равнодушно пройти мимо, ведь каждый день, приходя в этот магазинчик, она неизменно встречала этих китайцев, и даже с недавних пор стала с ними здороваться. Они улыбались ей в ответ, так что и без того узкие глаза превращались в искрящиеся щелочки, и слегка кланялись, как это могут делать только азиаты, ценящие дружбу и высоких блондинок. Каково же было ее изумление, когда в мужчине, державшем парнишку за шиворот, она узнала…

– Нукри! Что ты делаешь? – она растерялась. – Как ты объяснишь свое поведение?

– Никак, – молодой человек обернулся, лениво и вальяжно окинул девушку взглядом маслиновых глаз. – Это мои дела, сестренка, не вмешивайся.

Свету поразило то, что Нукри совершенно не смутился, застигнутый врасплох на месте преступления.

– Эти ребята задолжали мне кое-что, а отдавать не хотят, – однако он ослабил хватку, позволив китайцу высвободиться.

– Не думала, что основной твой доход составляет копеечная выручка подростков. Не знала, что ты рабовладелец, и жить на широкую ногу тебе позволяет труд иностранцев.

Нукри задвигал желваками.

– Послушай, – он схватил Свету за руку выше локтя и крепко сжал, намеренно причиняя боль. – Повторяю, сестренка, это мои дела, и тебе не следует в них вмешиваться. И не надо меня задевать: я это очень не люблю.

– Интересно, – Света не чувствовала страха перед этим человеком, хотя в его словах явно слышалась угроза. – Интересно, а Низами знает про эти «твои дела»? – она со злобной радостью увидела, что удалось, наконец, задеть брата «за живое».

– А вот Низами знать об этом не обязательно, – Нукри многозначительно посмотрел на девушку, убеждаясь, что она понимает важность его распоряжения. – Не отвлекай его пустяками.

– Ты так это называешь? Пустяками? – Света демонстративно высвободила руку, но ее решительность уже уступала место здравому смыслу, говорившему, что не стоит связываться с этим человеком и становиться его врагом.

– Успокойся, детка, я уже ухожу. Просто потому, что ты просишь меня об этом. Оставь их, – обратился он к своему подельнику.

Не сводя глаз с девушки, с поднятыми руками, как бы давая понять, что все кончено, инцидент исчерпан, и одновременно как бы успокаивая разъяренную тигрицу, Нукри попятился к машине.

– Пока, сестренка, поговорим как-нибудь, – и он с видом обиженного героя сел в машину.

Света знала, что никогда не захочет говорить об этом. Не дожидаясь, пока машина отъедет, она обернулась к растерянным китайцам. Они неуверенно улыбнулись ей, не зная, радоваться им, или ожидать следующего визита, грозящего стать более суровым, но, тем не менее, не могли себе позволить не поблагодарить отважную девушку, без колебаний вступившуюся за них.

Они заулыбались и стали беспрерывно кланяться, забавно сложив под подбородком руки, ладошками друг к дружке. При этом они что-то быстро лопотали на смеси китайского и неразборчивого русского.

Уже отойдя на приличное расстояние с клубничным джемом в руке, Света, обернувшись, увидела, как к китайцам подъехал темно-зеленый джип. Из него вышли их собратья, охрана из Чина-тауна, одетые в черное, среди которых выделялся один мужчина, стильно одетый, с развевающимся на ветру белым шарфом. Вероятно, он у них главный. Бедные мальчишки принялись наперебой рассказывать ему о случившемся, время от времени показывая руками в сторону удаляющейся девушки.

Важный китаец тоже посмотрел в ее сторону и, встретившись со Светой взглядом, слегка поклонился, с благодарностью и достоинством. Смущенная, Света быстрее зашагала к офису, но скромность наверняка еще больше упрочила ее место в преданных ей с этого дня сердцах точильщиков ноже.

* * *

Что-то заставило ее проснуться посреди ночи. Звук ли, шорох ли, она не могла сказать точно, но тревога заставила подняться с постели и подойти к окну. Она не представляла, что ей там нужно, но осторожно выглянув из-за занавески на улицу, все поняла.