Читать книгу Вековая история. Из жизни Ивана Посашкова - Светлана Дмитриевна Кочергина - Страница 2

Деревня Вторая Новониколаевка Кинельского района Самарской области частенько горела. Вот и тогда, в 1928 году, когда мне, маленькому Ванюше, было всего четыре годика, случился очередной пожар. В то время мои родители – мать Мария Васильевна и отец Фёдор Львович уехали в соседнюю деревню на базар.

Пламя подобралось к дому, где жили мы, Посашковы. Родители, возвращаясь домой, увидели зарево и заторопились в деревню. Быстро ехать на телеге не получалось – мать была на сносях.

Я, испугавшись огня, решил спрятаться в амбаре, что стоял через дорогу от горящего дома, где, как мне думалось, будет безопасно.

Мать не знала, что я убежал, и рвалась в отчаянии в горящую избу, пытаясь найти ребёнка. Отец насилу её удержал. Когда, уже измождённая и без сил, она пришла в амбар и упала на солому, я дал о себе знать – сидел на жёрдочке в глубине сарая. Радости её не было предела! Она прижимала к себе сыночка, не веря своему счастью! Но от пережитого у неё начались преждевременные схватки. Меня послали за бабушкой, которой на тот момент было около 40 лет. Она запрягла лошадь и привезла роженицу к себе. Мать родила близнецов и скончалась от большой кровопотери. Куда делись дети, неизвестно. Возможно, бабка их как котят утопила. У неё своих было пятеро – мал мала меньше. Она вышла замуж в 12 лет и в 14 уже родила первенца.

Остались мы вдвоём с отцом. Дом вдовец отстроил заново добротный. Мужик он был работящий, сметливый. Имелись у нас в хозяйстве лошадь, две коровы и маслобойка. Однако братья отца, которых на деревне считали пропойцами, задумали из зависти прибрать к рукам добротную избу и хозяйство Фёдора. В 1931 году отца по их наводке раскулачили и сослали в Караганду.

Остался я совсем один. Бабка Анна Осиповна не брала внука к себе – лишний рот ей был не нужен: у самой «пятеро по лавкам». Её младший сын был старше меня всего на два года.

И порешила она избавиться от внука. Через полтора месяца после того как отца сослали, Анна Осиповна привезла меня, шестилетнего, на Куйбышевский железнодорожный вокзал. Посадила и сказала: «Сиди, пока не придёт милиционер и не заберёт тебя! Назад не возвращайся! Смотри, я тебя всё равно не пущу». Почему такой разговор состоялся? До этого она уже отправляла меня на вокзал со своим сыном. Но на следующей электричке вслед за ним я вернулся. Поэтому она приняла решение – отвезти самой.

Недолго сидел я на вокзале. Вскоре подошёл милиционер. Взял за руку и, ничего не спрашивая, отвёл в вагон-приёмник.

Накормили меня там тёплой вкусной кашей. Нас быстро набралось около 15–20 человек, как будто всех нарочно кто-то поставлял в вагон-приёмник. Милиционер построил нас парами, и мы, взявшись за руки, пошли за ним. Шли мы до детского дома № 1 на улице Оборонной. На дворе стоял 1931-й год, а мне было шесть лет с небольшим.

В детдоме вышла к нам женщина, не знаю, кто она была, – сняли с нас одежду, сожгли, одели в детдомовское и развели по палатам. В детдоме, рассчитанном на 40 человек, нас собралось за двести – теснота невозможная!

Кто-то из чиновников принял решение – развезти детей из детского дома № 1 в Куйбышеве по другим областям. Посадили нас в поезд и повезли в Пензу.

Сорок детдомовцев распределили по районам, и я попал в число тех десяти, которых направили в Каменский район. Привезли нас в клуб. Там ребят разобрали жители села Каменка. А я и ещё девочка с мальчиком попали в деревню Безруковку – колхоз имени Ленина. Привели нас в правление. Мы были хиленькие, худенькие – смотреть страшно. Меня взяли старик со старухой – им уже по 70, наверное, было. Сразу стало понятно, что они не умели обращаться с детьми, – ребёнок это чувствует. Самое страшное ждало меня впереди.

Когда мы пришли, я обошёл дом: не было ни туалета, ни бани. Непривычно для меня это всё. А после дороги помыться надо! Однако хозяева подготовились: печка натоплена, нагрета вода. В тазик с водой окунули веник. Мне велели лезть в печь – там была постлана солома. Я залез в печь, за мной задвинули тазик и сказали: «Мы заслонку закроем, а ты возьми веник и схлещи с себя грязь».

Честно признаюсь – я провоевал три года добросовестно, но нигде не испытывал такого страха, как в этой печке! Я почему-то был убеждён, что когда эти кирпичи намокнут, они упадут все! И задавят меня, и я не выберусь из этой печки! Кое-как дохлестал себя, отодвинули заслонку. Кое-как меня хозяева домыли и одели в детдомовскую одежонку – только она и была.

На другой день хозяин взял меня за руку и привёл в правление решать вопрос с одеждой. Отправили нас в сельпо, где и подобрали кое-что, и я вернулся к старикам. Прожил я у них где-то до окончания зимы. Колол дрова, носил помои, кормил свинью – в общем, по хозяйству. Без дела не давали быть ни одной минуты. В школу я так и не пошёл. Она находилась далеко, а уличной одежды у меня не было.