Читать книгу Русская прялка - Светлана Жарникова - Страница 7

Северодвинская расписная прялка-копыл по своей конструкции очень близка к вологодскому типу, хотя и несколько уступает ему в размерах. Главной отличительной особенностью прялок этого типа является графическая белофонная роспись или «роспись с контуром», при которой мастер не производил самостоятельных мазков, а только заполнял предварительно оконтуренные части плоскости.

Исследователи разделили северодвинскую роспись на три самостоятельных типа: пермогорскую, ракульскую и борецкую. На основе последней, на рубеже XIX – XX веков развились еще две разновидности местной росписи – пучужская и нижнетоемская.

Самой значительной среди них является Пермогорская роспись, которая включает в себя изделия мастеров из деревень гнезда Мокрая Едома. Основу ее составляет мелкий растительный орнамент, среди которого размешены различные сцены крестьянского быта. Фасадная сторона лопасти пермогорской прялки разделялась либо на два, либо на три «става». В двухставной схеме вверху обычно размешалась райская птица Сирин, обрамленная зубчатой розеткой, внизу – сиены чаепития либо катания. Обратная сторона лопасти оформлялась всегда одинаково: внизу – растительный узор, вверху – пустая орнаментальная рамка, которая закрывалась куделью.

На трехставной лопасти вверху чаше всего изображались лев и единорог, в центре – супрядки, внизу – катание на конях. На обратной стороне – застолье. В колористической гамме пермогорской росписи преобладают красный и желтый цвета на белом (иногда желтоватом) фоне. Искусствоведы полагают, что основные элементы узора и цветовая гамма росписи Пермогорья имеют много общего с орнаментикой древнерусских рукописей поморской (18 век) и особенно Белевской (19 век) школ.

«Народные мастера Северной Двины использовали замечательные традиции древнерусской книги, – пишет О.В.Круглова, – где иллюстрации являлись как бы вторым текстом для неграмотных, и принципы стенной храмовой росписи, где последовательный рассказ в образах изобразительного искусства давал возможность „прочитать“ этот сюжет каждому».

Среди мастеров Пермогорья наибольшую известность получили Яков Иванович и Егор Максимович Ярыгины, Александр Лукьянович Мишарин и братья Хрипуновы – Дмитрий, Петр и Василий.

Как уже указывалось, в пермогорской росписи господствовал образ Сирина. Изображения райской птицы можно было встретить не только на лопастях прялок, но и на многих других предметах крестьянского быта. Примечательно, что особенной популярностью сказочный образ птицы Сирин пользовался именно на Русском Севере: в знаменитой городецкой резьбе и живописи он практически не встречается. Это говорит о том, что якобы пришедший из Греции или с Востока образ таинственной и роковой птицедевы не просто пришелся по вкусу жителям Севера, а оказался для них знакомым и – вполне вероятно – даже родным. Скорее всего, здесь следует говорить об обшеиндоевропейских истоках этого древнейшего образа.

В русской традиции волшебные птицы Сирин, Алконост и Гамаюн совмещались в образе священной покровительницы Руси – Матери Сва. В. Н. Демин совершенно справедливо сопоставляет слово «сирин» с языческим названием рая – «ирий»: Сирин, как известно, птица райская. Отголоски почитания Сирина слышатся также в названиях страны Сирии и звезды Сириуса, в именах нимфы Сиринги и египетского бога Осириса.

Большинство исследователей русского народного искусства склоняются к версии о греческом происхождении Сирина (от легендарных сирен из «Одиссеи»), некоторые видят истоки образа райской птицы в далекой Индии, но, ни один из маститых ученых даже не попытался объяснить необычайную популярность этого персонажа у севернорусского крестьянства и уж тем более отыскать истоки образа таинственной птицедевы в русской мифологической традиции. И совершенно напрасно…

Заглянув в словарь В. И. Даля, мы без труда убедимся, что «сирин» – слово исконно русское, означающее сову, филина, пугача или особый вид «долгохвостой совы, похожей на ястреба», ведущей дневной и ночной образ жизни (SURNIA). Сова же, как известно, почти во всех традициях является символом мудрости. Но, кроме того, крик совы многие народы воспринимали как «песню смерти» (вероятно, представление это было связано с ночным образом ее жизни). Сладкоголосое пение греческих сирен оборачивалось гибелью для их слушателей и, стало быть, также являлось своего рода «песнью смерти». Несомненно, одно: у греческих сирен был свой прообраз, и мы не должны игнорировать версию о его северном, гиперборейском, «совином» происхождении.

Изображения львов и единорогов также часто встречаются в произведениях народного искусства. На Русском Севере мы находим их в росписи сундуков, поставцов, прялок, дуг и лубяных ларцов, в Поволжье – в декоре крестьянских изб и т. д. В геральдике лев и единорог символизируют соперничающие солярно-лунные и женско-мужские силы. Два льва по бокам Мирового Древа выступают в качестве надежных его стражей: считалось, что лев спит с открытыми глазами, отсюда почитание его как символа неусыпной бдительности. «Лев спит, а одним глазом видит», – гласит русское поверье, зафиксированное В. И. Далем. Львы-стражи встречаются и в русских народных сказках: «недалеко есть царство – ты в ворота не езди, у ворот львы стерегут» (А. Афанасьев).

В апокрифической легенде о Ноевом ковчеге, записанной П. С. Ефименко в Архангельской губернии, лев выступает в качестве спасителя ковчега: взяв со всех зверей по клочку шерсти, он проглотил ее и вырыгнул кота, который набросился на гнусов и истребил их. Коготь льва использовался в скотоводческой магии для обеспечения сохранности стада. Упоминается он и в пастушечьем заговоре: «Обхожу я, раб Божий, с когтем лева-зверя мое милое стадо, крестьянский живот. Как мои коровушки до сей поры боялись медведя, так теперь да боится медведь моих коровушек, а к этому моему слову небо и земля – ключ и замок, аминь».

Характерно, что образ льва закрепился не только в крестьянском искусстве, но и в произведениях искусства культового характера (храмовая архитектура Киевской лавры, Суздаля и Владимира, декор иконостасов 13 века, орнамент псковских колоколов, миниатюры рукописных книг 11—12 веков, медная пластика и т. д.), а также в светской архитектуре (ворота московского дворца И. Грозного, корабельная резьба, декор городских домов, набережные Санкт-Петербурга).

Исследователи вновь сходятся во мнении, что русская культура заимствовала символ льва из греческой традиции не ранее 11 века. Однако неоднократно зафиксированная и доказанная устойчивость русской традиции свидетельствует не в пользу этого расхожего мнения.

Многие вещи на земле до сих пор остаются необъяснимыми: почему, например, за полярным кругом обнаружены следы произрастания кипарисов, тополя, магнолии и калины, в Сибири – тропических растений, а в Гренландии – винограда? Как объяснить ежегодные миграции перелетных птиц с Юга на Север? Великий уроженец Русского севера М. В. Ломоносов утверждает: «в северных краях в древние веки великие жары бывали, где слонам родиться и размножаться и другим животным, также и растениям, около экватора обыкновенным, держаться можно было, а потому и остатки их, здесь находящиеся, не могут показаться течению натуры противны».

Предания различных народов доносят до нас отголоски глобальной космической катастрофы, некогда постигшей Землю. Это мог быть космический взрыв в пределах Солнечной системы, в результате которого огромный осколок-астероид врезался в Землю. Смутные воспоминания о чудовищном катаклизме сохранились в «Авесте», «Бундахишне» и «Калевале», в греческих мифах и преданиях Сибири и Китая, в священных буддийских текстах и многих других источниках. Все они сообщают о резком изменении климата и повороте земной оси, в результате которого солнце изменило свой ход, а планета «перевернулась». Если раньше солнце приходило с Севера и уходило на Юг, то после удара начало приходить с Востока и уходить на Запад.

Только этим можно объяснить многочисленные загадки палеоботаники и палеонтологии, продолжающие тревожить умы современных исследователей. И если на севере когда-то обитали слоны (вспомним русские слова «заслон», «прислониться», «слоняться»), то почему того же самого нельзя сказать и о львах?

Вторым по значению видом северодвинской росписи являлись росписи Борецкие, Нижнетоемские и Пучужские, названные так по районам их изготовления: деревня Первая Жерлыгинская в устье Нижней Тоймы, село Пучуга и деревня Скобели, Нагорье, Городок, Фалюки (пристань Борок). Как уже отмечалось, пучужские и нижнетоемские росписи развились на рубеже 19—20 веков на основе борецкой.

Если в пермогорской росписи растительный узор размещался на лопасти произвольно, несимметрично, то в борецких прялках он компановался по строго обозначенной схеме. В трехставной лопасти вверху обычно изображались окна («став с оконцами»), в центре – полукруглая арка и внизу – сцена катания («став с конем»). На обратной стороне внизу помещались различные жанровые сцены, вверху – пустая, пышно орнаментированная рамка из гибких стеблей.

Растительный узор на борецких прялках так же, как и в Пермогорье, доминировал, но здесь он вырисовывался более мелко, утонченно и почти всегда делался красным цветом. Кроме того, в декоре прялок этого типа широко применялось золото. Оформление борецких и пучужских прялок практически идентично, отличить их друг от друга можно только по узору на ножке: на борецких стебель прямой, на пучужских – извивающийся. В свою очередь, отличительной особенностью нижнетоемской прялки являлась ярко ракрашенная токарная ножка, а на обратной стороне лопасти – зеркальце для пряхи.

Наиболее известными мастерами борецкой росписи являлись братья Амосовы – Степан, Никифор, Михаил, Василий, Кузьма и их сестра Палагея Матвеевна Амосова. В селе Пучуга славились работы отца и сына Кузнецовых, а в устье Нижней Тоймы – братьев Андрея и Василия Третьяковых и жены последнего Пелагеи.

И, наконец, третьим центром северодвинской росписи являлась деревня Ульяновская Черевковского района, расположенная на реке Ракулке (отсюда название росписи – «ракульская»). Ракульские прялки по своей высоте значительно превосходили борец-кие и пермогорские. По внешнему виду их невозможно спутать ни с какими другими: невысокая ножка, расширяясь почти от самого основания овальными уступами, переходит в длинную и узкую лопасть с четырьмя городками. В нижней части лопасти всегда изображалась птица, вписанная в орнаментированный квадрат, в верхней – ветка S-образной формы с крупными листьями и пучками черных усиков.

Ракульские прялки, в отличие от борецких и пермогорских, имели характерный желто-охристый цвет. К началу XX века колорит ракульских прялок потерял былую гармонию: фон из-за использования анилина стал ядовито-желтым, в росписи крупной ветки по той же причине появились слишком контрастные цвета – фиолетовый, ярко-голубой и ярко-зеленый. Самыми известными мастерами ракульской росписи являлись Дмитрий Федорович Витязев и его сын Яков Дмитриевич.