Читать книгу Если влюбишься – молчи! - Светлана Лубенец - Страница 3

В понедельник с синевой под глазом в школу пришел Илья Веретенников.

– Ну вот! – торжественно заявила подругам Юлька. – В субботу на дискотеку притащились «плевки», а сегодня Илюха – с та-а-ким фингалом! Не понимаю, почему парни не соберутся все вместе и не взгреют этих негодяев?

– А кому собираться-то? – как-то не по-доброму улыбнулась Анжела. – Твоему Сашке-интеллигенту да математику Феклистову?

– Мне кажется, Илья с Сохадзе вполне бы могли…

– Кишка у них тонка, – вдруг зло процедила Анжела.

Оксана с удивлением посмотрела на подругу, которая несколько нервно постукивала по парте пальцами, но ничего не сказала. Все знали, что Анжела Решетилова – человек настроения, и иногда ее лучше не трогать. Когда она бывала не в духе, ей боялась возражать даже Надежда Ивановна.

Оксана решила, что ее «кишка», в отличие от той, какая была у Веретенникова и у Сохадзе, абсолютно не тонка и потому пора начать действовать. Вечером она непременно поговорит с Кепой, и, может быть, уже сегодня что-нибудь выяснится.

Вечером выяснился только тот факт, что Кепа уехал на очередные сборы, а потому разговор с ним опять был отложен на неопределенное время.

А в 9-м «А» между тем события продолжали развиваться дальше. Одноклассников начало будоражить странное поведение Олега Сухорукова. Олег был бессменным отличником с первого класса. В 9-м «А» учившихся на «отлично» было трое: Оксана Величко, Борис Доренко и Олег Сухоруков. Но если Оксана с Борисом последнее время начали слегка сдавать позиции и иногда схватывали четверки, то Олег продолжал по всем предметам получать только «отлично». И вдруг самый «прожженный» отличник Сухоруков перестал готовить домашние задания, прогуливал школу и отказывался отвечать на уроках. Надежда Ивановна по нескольку раз на дню проводила с ним воспитательные беседы, таскала к завучу и директору, вызывала родителей, но все предпринятые ею меры успеха не имели. Наконец, отчаявшись, она назначила классное собрание, на котором просила старосту Доренко вызвать Сухорукова на откровенный разговор, чтобы как-то переломить создавшуюся ситуацию.

На собрании Доренко долго произносил длинные витиеватые фразы о долге учащегося перед государством, предоставившим возможность получения бесплатного образования, перед родителями, которых Сухоруков не сможет прокормить, когда они состарятся, потому что он, не имея хорошего образования, не сможет получить прилично оплачиваемой работы, и так далее. Надежда Ивановна ерзала на стуле за последней партой, куда специально села, решив предоставить детям полную самостоятельность. Она хотела, чтобы они просто поговорили по душам, а староста зачем-то начал стыдить и отчитывать Олега, да еще такими казенными фразами, от которых сводило скулы даже у Надежды Ивановны. Учительница сорвалась с места, чтобы прервать неуместное красноречие Доренко, но было уже поздно: Олег, опередив ее, бросил Борису: «Заткнись!» – и быстро вышел из класса.

Оксана шла с собрания и думала об Олеге. Что с ним случилось? Не иначе как несчастная любовь. Хотя вот у нее, у Оксаны, можно сказать, тоже несчастная любовь, но она же ничего, учится, как всегда. Таким образом, мысли Оксаны плавно перетекли с Сухорукова на Леню Пивоварова, который ей, в отличие от Доренко, очень нравился. Во-первых, внешне: он был сероглазым брюнетом, не слишком высоким, но пропорционально сложенным и сильным. Во-вторых, ей импонировали его спокойная выдержанность и чувство собственного достоинства, сквозившее во всех его поступках. Ей казалось, что даже «плевки» не вяжутся к нему, как к остальным, вовсе не потому, что он занимается борьбой, а именно из уважения, которое он умеет всем внушать. А еще она немножко лукавила с собой на предмет своей несчастности. На самом деле ей казалось, что она тоже нравится Пивоварову. Его взгляд иногда останавливался на ней, и тогда Леня неизменно улыбался одними уголками губ, незаметно для других, но очень явно для Оксаны. Она каждый день ждала, что он подойдет к ней, пригласит в кино, или проводит до дома, или пригласит на танец на дискотеке, но ничего такого до сих пор так и не случилось. Навязываться самой Оксане не хотелось. Она подождет еще: все-таки его улыбки что-нибудь да значат.

Оксана пнула острым носком нового модного сапожка попавшийся под ноги камешек и вошла в подъезд. В почтовом ящике что-то белело. Это «что-то» оказалось письмом в большом нестандартном конверте с лаконичной надписью «Оксане Величко». Тут же, у окна подъезда, Оксана вскрыла конверт и вынула из него две фотографии, явно сделанные с сильным увеличением. На них была изображена она, Оксана, – наклонившись над столом, она, очевидно, что-то искала в сумке. Ее фигура занимала почти весь кадр, поэтому трудно было понять, где она находится.

Оксана оглядела свой наряд на фотографиях: точь-в-точь такой, как сегодня: серо-голубые джинсы с разводами и золотистый джемперок из ангоры с воротником-хомутиком. И прическа такая же: плетеная колоском толстая коса, извивающаяся по спине. А вот сумка не ее. У нее такой нет. Юлькина, что ли? Нет, у Юльки из заменителя под крокодиловую кожу, а эта гладкая, черная, с боковым карманчиком, из которого торчит какая-то тряпка… Нет, не тряпка… Это шарфик в желто-зеленую клетку. Не может быть…

Оксана почувствовала, как у нее вспотели ладони, а к горлу подкатил противный комок. Сумка – их биологички, Эммы Петровны, и ее любимый шарфик… И находится Оксана именно в кабинете биологии. Вот же: виден кусок шторы отвратительного розового цвета. Но почему Оксана роется в Эмминой сумке? Она никогда этого не делала! Или… Вспомнив, девушка немного успокоилась. Она вовсе не рылась в сумке биологички, нет! Она засовывала туда свой двойной листок с контрольной работой. Это, конечно, тоже не очень-то красиво, но все же не так отвратительно, как копание в чужих вещах.

В тот день Оксана не успела дописать ответ на последний вопрос контрольной работы. Впрочем, она не написала бы его, даже если бы времени хватило. Честно говоря, она просто не знала ответа на последний вопрос. И она не сдала свою «контрошку» вместе со всеми, а прихватила листок на перемену. Закрывшись в кабинке туалета, Оксана списала ответ с учебника, в тот момент не очень-то задумываясь над тем, каким образом засунет свой листок в общую пачку.

Ей позарез нужно было получить за «контрошку» по биологии «пять», потому что в журнале против ее фамилии стояли уже целых четыре четверки, которые могли помешать ей закончить триместр на «отлично». Допустить этого Оксана не могла. С первого класса она, как и Олежка Сухоруков, училась на одни пятерки. Поначалу это было легко и не стоило ей никакого труда, но к восьмому классу она уже начала сбиваться на четверки. В этом году, учась в девятом, Оксана все время балансировала на грани между «четырьмя» и «пятью», что выводило ее из себя. Ей не хотелось ронять марку, она с остервенением зубрила все предметы, но проколы все равно случались. Биология особенно досаждала ей, потому что была не столько трудна, сколько абсолютно неинтересна и даже противна. Они сейчас занимались анатомией человека, и Оксану тошнило от вида вскрытой черепной коробки и системы пищеварения со свернутыми в отвратительный клубок кишками. Она никогда не смогла бы стать врачом или учителем биологии.

В тот день после уроков она подошла к Эмминому кабинету, совершенно не представляя, что делать дальше, но ей вдруг неожиданно повезло. Биологичка выскочила из кабинета, увидела Оксану и попросила покараулить вверенное ей помещение, поскольку ее срочно вызвали к телефону, а ключ она, как на грех, не может найти. Оксана, сочувственно покивав головой, зашла в кабинет и аккуратно засунула свой листок в сумку биологички. Вот и все! Больше ничего дурного она не делала! Она даже не помнит, что там, в сумке, лежало рядом с контрольными. Так что ничего особенно ужасного в ее поступке нет. И чего она вдруг так испугалась, увидев сейчас фотографию?

Оксана облегченно вздохнула, но улыбка, которая уже слегка тронула ее губы, застыла кривой гримасой, а противный ком заполнил все горло, мешая дышать. Она вспомнила, что случилось на следующий день.

На следующий день Эмма, чуть не плача, объявила 9-му «А», что вчера в школе у нее пропал кошелек с зарплатой. Еще она сказала, что никакой класс конкретно не подозревает, но на всякий случай всех своих учеников просит пожалеть ее и вернуть хотя бы часть денег, иначе до другой зарплаты ей не дотянуть.

– А может быть, у вас не в школе, а в магазине или в автобусе кошелек стянули? – предположила Анжела.

– Нет, дорогие мои, – печально ответила Эмма. – Я получила зарплату после третьего урока, а после шестого решила отдать долг. Кошелька в сумке уже не было.

– Я не брала! – вскочила тогда со своего места Оксана. – И никто в класс не входил, пока я вас ждала. Вы мне верите?

– О чем ты говоришь, Ксана! – отмахнулась от нее Эмма. – У меня и в мыслях не было подозревать тебя!

И вот теперь на этой фотографии четко видно, как она, Оксана Величко, запустила руку в сумку биологички. Ее сфотографировали, видимо, в тот момент, когда она уже запихнула лист с контрольной и вытаскивала руку обратно из сумки. Кто же это сделал? Зачем? С какой целью прислал ей фотографии? Неужели такие же послали еще и Эмме?

Кровь отлила от Оксаниного лица, и у нее слегка закружилась голова. Разве можно теперь доказать, что она не брала кошелек биологички? Даже если она начнет рассказывать про листок с контрольной работой, кто ей поверит? Кто поверит, что она, отличница, просто недоучила ненавистную биологию и пыталась обмануть учительницу? Какой кошмар! Что делать? Неспроста ведь ей прислали эти снимки… Что от нее хотят? Кто?

Оксана вызвала лифт, а когда он приехал, долго стояла перед открывшимися дверями, задумавшись. И они закрылись, и лифт не уехал на другой этаж. Девушка повернула к лестнице и, еле переступая ногами, с трудом добралась до своего пятого этажа. Дома она плюхнулась на пуфик в прихожей и вздрогнула, невзначай увидев в зеркале свою зеленую физиономию. Нечего тут сидеть! Надо срочно что-то делать, куда-то бежать, кому-то доказывать, что она не воровка! Может, к Эмме? Нет… Та ни за что не поверит в рассказ про контрольную работу. Но что же ей тогда делать?

Оставаться с собой наедине Оксана не могла. Она, рывком поднявшись с пуфика, решила бежать к Юльке. Все-таки она ее лучшая подруга, гораздо ближе Анжелы. Вместе они наверняка что-нибудь придумают.

– Ксана, это же шантаж! – выслушав подругу, с ходу заявила Юлька.

– Шантаж? – для чего-то переспросила Оксана, хотя понимала, что все именно так и есть. – Но что с меня взять?

– Шантажисты – они такие, они знают, с кого чего взять!

– За что? Что я такого сделала?

– Не знаю, но, видно, кому-то ты все же перешла дорогу. Вспоминай, кому ты напакостила?

– Что ты несешь, Юлька? Еще подругой называешься! Какие я кому на твоей памяти делала пакости?

– Не обязательно специально. Может быть, ненароком, нечаянно?

– Чушь! – не хотела ничего понимать Оксана. – Как это нечаянно?

– Ну… например… отбила парня…

– Отбивают не нечаянно, а целенаправленно. Но ни так, ни эдак я никого ни у кого не отбивала, и ты это знаешь не хуже меня.

– Да я так сказала… к примеру… – вздохнула Юлька. – Хотя… вот Анжелка, мне кажется, могла бы с тобой поквитаться за Борьку Доренко.

– Да ты что? – взвилась Оксана. – Мы же с пятого класса дружим!

– Дружба дружбой, а любовь вполне может быть врозь!

– С чего ты взяла, что у нее с Борькой любовь?

– Со стороны Доренко, конечно, никакой любви нет, это ясно, а вот сама Анжелка по нему сохнет уже года два. Будто ты не знаешь!

– Она в курсе того, что мне Доренко абсолютно не интересен.

– Ну и что же? Он же с тебя глаз не сводит, вот она и решила на всякий случай тебя обезвредить.

– Нет! – решительно отвергла Юлькины предположения Оксана. – Не верю! Она наша с тобой подруга и на такую подлость не способна.

– Честно говоря, – улыбнулась Акимушкина, – я и сама не верю. Это я просто… в качестве версии… А может, это такая шутка, Ксанка?

– Чушь! – опять выкрикнула Оксана. – От таких шуток можно получить сердечный приступ!

– Я могу тебе валерьянки дать, – вскочив с дивана, живо отреагировала Юлька, – или корвалолу. Очень помогает!

– Юля! – укоризненно проговорила Оксана. – Сядь! Каким образом валерьянка может помочь против фотографий?

– Знаешь, Ксана, порви ты их и забудь! – посоветовала Юлька.

– И что? У того, кто их прислал, наверняка еще есть. И вообще, он, может быть, уже послал второй экземпляр Эмме!

– А вот тут ты не права, – решительно возразила Акимушкина.

– Почему ты так уверена?

– Потому что в этом нет смысла!

– Как?

– А так! Шантажисту нужно что-нибудь с шантажируемого получить. Если он пошлет фотки Эмме, вы станете разбираться между собой, а он сбоку окажется. Скажи, какая ему тогда будет польза?

– Может быть, выгода для него как раз в том и состоит, чтобы опозорить меня и поглубже во всей этой дряни зарыть.

– Н-не знаю… – нерешительно произнесла Юлька. – Для этого ты все-таки должна была кому-то крепко насолить.

Домой от подруги Оксана шла, напряженно оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что вот-вот из-за какого-нибудь угла выскочит шантажист. Он представлялся ей одетым в черную куртку и вязаную шапку до подбородка с прорезями для глаз. В таком прикиде, кажется, были те уроды, что били Сашку Семенова и других ребят. Оксана тут же одергивала себя, убеждая, что днем при всем честном народе никто не станет бегать в дурацкой маске, но тревога никак не оставляла ее. Даже в собственный подъезд она смогла войти только вместе с соседкой, возвращающейся с огромными сумками из магазина.

Пока девушка возилась с замком, в квартире надрывался телефон. Захлопнув дверь и скинув туфли, Оксана подбежала к аппарату. Она рассчитывала, что звонит Юлька, которая наверняка придумала какой-нибудь замечательный выход из ситуации.

– Получила? – прозвучал в трубке странный, какой-то «шерстяной» голос. Оксане показалось, что говоривший специально заглушал его, прикладывая ко рту толстую тряпку.

От страха Оксана не смогла ничего ответить. Она приросла к полу и была не в силах не только говорить, но даже и двигаться.

– Значит, получила, – удовлетворенно хмыкнула трубка. – Понравилось?

– Зачем это? – с трудом просипела Оксана.

– Скоро узнаешь.

Вслед за этими словами послышался неестественный смех, а потом раздались короткие гудки зуммера, иглами впивавшиеся в мозг девушки.

Впервые за всю свою школьную жизнь Оксана не приготовила домашнее задание ни по одному предмету. Весь вечер она просидела, уставившись в учебник по истории, не прочитав при этом ни слова. Перед ее глазами стояла фотография, на которой она, Оксана Величко, словно заправская воровка, смело лезла в чужую сумку. А за кадром этого видения слышался противный «шерстяной» голос, беспрерывно повторяющий: «Понравилось? Понравилось? Понравилось?»