Читать книгу Формула первой любви - Светлана Лубенец - Страница 2

Классная руководительница 9 «А» с физико-математическим уклоном сидела перед директрисой и очень нервно оправдывалась:

– Ольга Константиновна, не мне вам объяснять, что мои дети – не гуманитарии! Сочинения – это не их профиль! Но они всегда участвуют в олимпиадах и по математике, и по физике, и по химии. И, заметьте, всегда получают кучу дипломов и грамот! А информатика! Уже несколько лет мои дети держат первые места по Петербургу! В этом году, думаю, мы вообще сразим комиссию наповал! Людочка Павлова, такая светлая головка, будущий гений программирования, придумала потрясающую компьютерную игру. Они с Кондратюком уже разрабатывают второй уровень… или уже третий… Ну, не важно! Графика, конечно, не очень… Не художники они – это ясно… Зато все остальное, как сейчас говорят, – просто супер!

– И тем не менее, Антонина Петровна! – продолжала гнуть свою линию директриса, совершенно не вдохновившись компьютерными достижениями светлой головки Людочки Павловой. – Вы же знаете, что негуманитарные вузы в ближайшее время собираются изменить подход к экзамену по русскому и литературе. В стране развелось такое количество полуграмотных людей, что порой противно слушать дикторов центрального телевидения, читать прессу и даже иногда – школьные учебники! А 9-й «А» – это наша гордость и надежда! Они должны успевать по всем предметам, и я настоятельно требую, чтобы они приняли участие в школьной олимпиаде по русскому языку и литературе. Вы же в курсе, что городская олимпиада имеет творческую секцию, куда дети представляют свои рассказы, эссе, стихи, наконец! Такие же конкурсы мы предусмотрели и в нашей школе. 8-е – 9-е классы – самый расцвет школьной любви, и я не поверю, что никто в 9-м «А» не пишет стихов о любви!

– Скорее писали! Раньше, когда были маленькими. Румянцев еще в пятом классе родил что-то вроде…

– Вот видите! Для пятого класса это почти что Пушкин! И я просто уверена, что сейчас Румянцев может сочинить что-нибудь и получше!

– Ну нет, – усмехнулась руководительница 9-го «А». – Его нынешний жанр – это исключительно объяснительные записки, типа «Почему я плохо веду себя на уроке биологии»!

– Работать надо с детьми, Антонина Петровна! Поговорите с Юлией Владимировной, их учительницей русского! К концу недели вы вместе с ней просто обязаны выявить в 9-м «А» поэтов или прозаиков! Вот, видите, я записываю у себя на календаре, что в следующую среду жду вас с Юлией Владимировной у себя в кабинете со списком учащихся 9-го «А», которые примут участие в олимпиаде по русскому с литературой сначала в школе, а потом и в городе! Идите и работайте!

Антонина Петровна вышла из кабинета директора школы в очень удрученном состоянии. Где взять поэтов с прозаиками, если почти все ее девятиклассники серьезно занимаются математикой, ездят на подготовительные курсы колледжей и даже на малые факультеты вузов, и у них почти совсем не остается свободного времени! Ну, ладно… Литература может еще и подождать, по крайней мере сегодня. Сейчас ей, Антонине Петровне, предстоит еще одно не менее неприятное дело: знакомство с новым учеником Сеймуром Исмаиловым и ввод его в коллектив 9-го «А» класса. На педсовете она выступала против такого странного, на ее взгляд, педагогического хода, когда в хороший класс намеренно суют проблемного подростка. И это уже не говоря о том, что он не сможет успевать за усложненной программой 9-го «А». Этот Сеймур – та самая ложка дегтя, которая способна испортить бочку меда. Она, Антонина, пестовала свой 9-й «А» уже пятый год, любила этих детей, как своих собственных, и вот теперь ей подкладывают бомбу замедленного действия в виде Исмаилова, писаного красавца и, похоже, крупного негодяя.

Классная руководительница физико-математического класса вздрогнула от звонка на урок, забежала в учительскую за журналом и поспешила на второй этаж к своему кабинету. Писаный красавец, негодяй и бомба замедленного действия стоял у окна рекреации и смирно ждал ее. Антонина Петровна окинула его критическим взглядом. Да, высок, хорош собой. Чересчур хорош. Сказочно даже. Прямо Ратмир из «Руслана и Людмилы». Пожалуй, девчонки перестанут нормально учиться… Она подошла к новому ученику и положила руку ему на плечо. Исмаилов нервно дернулся, сбросил ее руку и опалил огненным взглядом ярких глаз. Антонина Петровна в ответ также нервно дернулась и поняла, что ее ждут далеко не лучшие времена.

– Заходи, – сказала она, открыв дверь кабинета.

Исмаилов зашел в класс с независимым лицом и руками, сунутыми в карманы стильных черных штанов, названия которым Антонина Петровна не знала.

9-й «А» с интересом следил за учительницей и Сеймуром. По порозовевшим девчоночьим лицам и блестящим глазам, по настороженно прищуренным – мальчишеским классная руководительница поняла, что все уже были в курсе перевода Исмаилова и ждали их прихода.

– Вот, – Антонина Петровна кивнула на бомбу замедленного действия, уже не решаясь положить ему руку на плечо, – в нашем классе теперь будет учиться Сеймур Исмаилов.

– Да ну?! – не утерпел Румянцев. – А он таблицу умножения-то хоть знает?

Класс весело хохотнул.

– Шестью восемь – сорок восемь, шестью шесть – тридцать шесть, – процедил сквозь зубы Исмаилов и смерил его презрительным взглядом.

– Молодец! – похвалил Румянцев, совершенно не прореагировав на выразительный взгляд Сеймура. – Жаль, забыл, что пятью пять – двадцать пять!

– А я тебя проверял, – не остался в долгу Исмаилов.

– Хватит заниматься ерундой! Не в детском саду! – раздраженно прервала их классная руководительница и подумала, что, скорее всего, теперь постоянно будет находиться в подобном состоянии раздражения. – Садись, Сеймур, к Люде Павловой. Видишь, на предпоследней парте свободное место!

Исмаилов, ни на кого не глядя, прошел между рядами и шлепнулся рядом с Людой – и та увидела, как абсолютно все девчонки обернулись назад и посмотрели на нее завистливыми взглядами.

Люда скосила глаза на Сеймура. Его профиль был таким точеным, хоть на монетах чекань. Ей почему-то вдруг сделалось холодно. Она поежилась, отвернулась от него, записала на полях тетради в клетку число и уставилась на доску, где Антонина уже чертила систему координат.

Все уроки Сеймур Исмаилов молчал. Люда видела, что на математике с физикой он не успевает за классом. Его щеки покрывались бордовым румянцем, а к вискам липли тонкие прядки волос. Он покусывал яркие губы, раздувал красиво вырезанные ноздри, но все-таки не успевал. Люда видела оборванные примеры, недостроенные графики, и ей было его очень жаль.

На переменах девчонки 9-го «А» старались кучковаться рядом с Исмаиловым, который не замечал их или делал вид, что не замечает. В конце концов местная красавица Арина Дробышева не выдержала и обратилась к нему:

– Ну, и как тебе, Сеймур, в нашем классе?

– Никак! – отбрил ее Исмаилов.

Арина решила не обижаться и продолжила:

– А почему тебя к нам перевели?

– А чтоб тебе было о чем поговорить, – бросил ей он и вышел из класса.

– Подумаешь, какая важная птица! Нацмен! – крикнула ему вслед Арина.

Ответом ей был такой испепеляющий взгляд, что она очень пожалела о последнем вырвавшемся у нее слове.

– Ты, Аринка, язычок-то попридержала бы! – посоветовала ей Надя Власова. – Восточные люди – они горячие!

– Да какой он восточный? Полукровка! Метис! У него мамаша русская, а отец то ли кореец, то ли китаец, а может, вообще какой-нибудь из наших… бывших… Киргиз или казах.

– Это не имеет значения, – покачала головой Надя. – Честно говоря, я таких красивых людей вообще еще не встречала.

– Можно подумать, что ты очень много повидала за свою многотрудную пятнадцатилетнюю жизнь, – усмехнулась Дробышева.

– Много не много, а телевизор регулярно смотрю, журнальчики модные разглядываю и в Интернет, бывает, выхожу! Вот честное слово, по Сеймуру Исмаилову Голливуд плачет! Слышь, Людмилка, – Надя обернулась к Павловой, – как он тебе?

– Кто? – переспросила Люда, хотя прекрасно поняла, о ком идет речь.

– Кто-кто!! Ясное дело – Исмаилов! Как он? Чего говорит?

– Ничего не говорит. Молчит.

– А ты?

– Что я?

– Сама с ним поговори!

– Я?… А о чем с ним разговаривать?

– Ну… Придумай что-нибудь! Попроси химию списать.

– С ума сошла! Мы же уже по учебнику десятого занимаемся! – возмутилась Люда и почему-то покраснела.

– Да это я так… К примеру… – с досадой махнула рукой Надя. – После химии русский будет, так ты можешь, например, спросить, как он знаки в упражнении расставил. Русский нам одинаково преподают: программа одна и та же.

– Может, им другое упражнение задавали… – засомневалась Люда.

– Вот и завяжи разговор: мол, то… да се… да ой-ей-ей… А я, мол, и не догадалась, что упражнения могут быть разными! Главное, не теряйся! Ты у нас девушка-краса, длинная коса! Мусульмане – они на таких ведутся!

– С чего ты взяла, что он мусульманин? – подскочила к Наде Дробышева. – Ты это точно знаешь?

– Ну тебя, Аринка! – рассмеялась Власова. – Это я так… Откуда мне знать, какого он вероисповедания! Может, он вообще воинствующий атеист!

После уроков к Люде домой опять заявился Пономаренко.

– Ну как Сеймур? – спросил он прямо с порога.

– Нормально, – ответила Люда.

– С кем посадили?

– Представь, со мной.

– Да ну! А почему?

– Ты же знаешь, что я с пятого класса одна сижу за партой. Других свободных мест нет.

Пономаренко Людино сообщение явно не понравилось.

– Могли бы и рокировку какую-нибудь провести! – недовольным голосом заметил он. – Посадили бы к Кондратюку, чтобы тот его сразу под свой жесткий контроль взял.

– Чего его брать? Сидит себе тихо – никого не трогает.

– И что, скажешь, не выступает?

– Говорю же, сидит тихо. Молчит.

Вова с трудом запихнул свое большое тело в кресло, сложил руки на пухлом животе и заключил:

– Это он пока молчит. Пока не привык.

– А что он обычно делает, ну… когда привыкает?

– Говорю же, выступает: высмеивает всех, издевается.

– Знаешь, Вова, – Люда с сожалением окинула взглядом огромную фигуру Пономаренко, плотно сжатую со всех сторон маленьким креслом, – если он смеялся над тобой, то… ты, конечно, извини, но он прав!

– Да? – Вова хотел резво вскочить, но изящная мебелина не позволила. Он еще пару раз дернулся и счел за лучшее остаться внутри кресла. – И это говоришь мне ты, которая… для которой… С которой я провел все свое детство. – Он не договорил и безнадежно махнул рукой.

– Да, Вовка, именно я это и говорю, и всегда говорила, что если ты не перестанешь трескать все подряд десять раз на дню, то над тобой будут издеваться все, а не только Исмаилов! И не вздумай мне ничего говорить про свои гены, – не дала она вырваться возражениям из Вовиной широкой груди. – Нормальные у тебя гены, как у всех. И родители у тебя нормального объема!

– Ты просто не видела мою бабушку, которая в Могилеве живет! – затравленно пролепетал Пономаренко, но Люду его жалкий вид не остановил:

– Сто раз уже видела ее фотографию! Забыл, что ли? Не будешь же ты всю жизнь предъявлять всем для оправдания портрет своей могучей бабушки из Могилева! В общем, так: с завтрашнего дня начинаем бегать по утрам! Мне тоже не повредит!

– Как это по утрам? Утром же в школу надо! – Пономаренко так огорчился, что пробкой выскочил из сжимавшего его кресла. – Утром – это я не согласен! Во сколько же надо вставать, чтобы бегать?

– Всего на полчаса раньше! – продолжала наступать на него Люда.

– Это что же… В половине седьмого, что ли? – В Вовином голосе слышался уже настоящий ужас.

– Вот именно! Всего в половине седьмого! Не помрешь!

– Нет, Люсенька… Ты, конечно, извини… Ты знаешь, что я для тебя на многое готов, но не на такое…

– Тогда и не жалуйся, что над тобой издеваются!

– Да я ж только тебе пожаловался, как другу, а ты… Эх ты!

– Вовка, скажи, – решилась вдруг Люда. – Тебе ж в прошлом месяце уже пятнадцать исполнилось! Неужели тебе до сих пор ни одна девочка не нравится… в классе там… Или еще где?

– Почему не нравится? – залился здоровым румянцем Пономаренко. – Ты мне, например, всегда нравилась…

– Я – это другое! Я не считаюсь! Мы – просто друзья детства. А по-настоящему тебе кто-нибудь нравится, ну… чтобы страдать… ну… Словом, неужели ты еще ни разу не влюблялся?

– Слушай, – насторожился Пономаренко, – а почему ты про это спрашиваешь? Неужели уже успела в Исмаилова втрескаться?

– С чего ты взял? – вздрогнула Люда.

– С того! У нас все девчонки от Сеймура в отпаде! Только имей в виду, Людка, что он ненавидит весь ваш женский пол скопом. Не знаю, кто уж его так довел, может, кстати, и Элеонора, а только… и не рассчитывай, понятно?

– Ничего я и не рассчитываю… Не говори глупостей! А спросила я для того, чтобы предупредить!

– О чем? – Вова упер свои мощные руки в крутые бока и стал похож на великана Горыню с обложки Людиной детской книжки русских народных сказок.

– О том, что если ты вдруг захочешь взаимности от девочки, которая тебе понравится, то… Тоже, знаешь, не рассчитывай!

– Это почему же?

– Все потому же! Худеть надо – вот почему! Сам же сказал, что все ваши девчонки от Сеймура в отпаде. Вот и представь: из такого, как ты, пятерых Исмаиловых можно сделать!

– Неужели вы все такие? – с презрением процедил Пономаренко и опять запихнулся в кресло.

– Какие?

– Такие! Вам только красавчиков подавай, чтобы глазки, бровки, щечки! А настоящие мужчины вам, значит, не интересны?

– Настоящие мужчины – они тоже других размеров!

– Да? А как же штангисты? Метатели молота?

– По-моему, ты не штангист и не метатель! Ты бы еще борцов сумо вспомнил! Среди них ты, пожалуй, и затерялся бы.

– Ладно, Людмила! Я думаю, будет и на моей улице праздник! – обиженно пробурчал Пономаренко. – Я думаю, найдется такая, которая не посмотрит…

– Я тебе, Вовка, от души желаю, чтобы нашлась, но все-таки… на твоем месте… Подстраховалась бы!

Поскольку разговор таким образом перетек в мирное русло, Пономаренко спросил:

– Люд, а вас заставляют стихи с рассказами писать на школьную олимпиаду по русскому или не пристают, поскольку вы все крутые математики?

– Еще как пристают! Сегодня наша Юлия пол-урока трещала о том, что мы должны гармонично развиваться, что должны не только примеры решать, а еще и приобщаться к великому и вечному.

– Ну и как?

– Что как?

– Ну… будешь приобщаться?

– Издеваешься, да? Я же без тебя ни одного сочинения не написала!

– А на уроке?

– На уроках, конечно, приходилось, но больше «трояка» я никогда не получала.

– Значит, не будешь?

Люда отрицательно покачала головой:

– Нет, мне совершенно неинтересно рассуждать на тему «Фамусовское общество» или, к примеру, почему Софья влюбилась в Молчалина.

– Неужели у тебя нет на этот счет собственного мнения?

– Откуда оно у меня может быть, если я не жила в этом ископаемом фамусовском обществе! Сейчас уже какой век? Двадцать первый! А пересказывать на пяти страницах, что на этот счет написано в учебнике или что думает наша литераторша, – честное слово, скучно и времени жалко!

– Да я не про это… Я про Софью с Молчалиным… Ну, почему она в него влюбилась, как ты думаешь?

– Думаю, что у нее выбора не было. Она же в четырех стенах сидела: школу не посещала, на дискотеки не ходила, в подъездах не тусовалась…

– Скажешь тоже! – не согласился с ней Пономаренко. – Балы небось покруче дискотек были!

– А ты вспомни, какие на балу у Фамусова «уроды с того света» собирались! И потом, балы, наверно, не часто случались. А Молчалин – единственный из молодых в окружении Софьи и постоянно рядом. В кого же ей еще было влюбляться?

– Я вот тоже постоянно с тобой рядом, между прочим, – заметил Вова и очень выразительно посмотрел на друга детства, – и тоже молодой! Чего же ты в меня не влюбляешься?

– Софья с Молчалиным в одной коляске не ездила. Он ей на новенького, понял?

– Ну… допустим… Убедила про Молчалина. А как остальные ваши? Будут участвовать в олимпиаде?

– Не знаю. Девчонки вроде вдохновились стихами про любовь. Может, чего и напишут. А парни – вряд ли. Хотя… кто его знает… Я с ними не очень общаюсь… Только с Кондратюком, да и то из-за игры.

– Ну и как игра? Движется?

– Движется! Сейчас буду переход на третий уровень разрабатывать, а Владик должен над всяческими препятствиями подумать.

– Ишь ты – Владик! – передразнил ее Пономаренко. – Это у тебя такие с ним близкие отношения, что он для тебя уже и Владик?

– Дурак ты, Вовка! У него просто имя такое!

– Меня почему-то ты Вовиком никогда не называла!

– Тоже мне Вовик нашелся – в сто килограммов!

– Да твой Владик не меньше весит!

– Он просто высокий.

– Я, знаешь ли, тоже не низкий!

– Все, Вовик, – Люда с издевкой произнесла уменьшительно имя Пономаренко, – ты мне надоел! Брысь отсюда! У меня дел по горло!

– Смотри, пробросаешься мной! Кто тебе сочинения писать будет? Не Владик же! От него, кроме иксов с игреками, ничего не дождешься!

– Куда ты от меня денешься! – рассмеялась Люда. – Сегодня же вечером с химией приползешь!

– А можно? – сразу сменил тон Пономаренко.

– Если сейчас же не уберешься, то будет нельзя, поскольку я не успею!

– Понял! Не дурак! – Вова поднял вверх руки с растопыренными толстыми пальцами, с трудом вытащил себя из кресла и отправился восвояси.

Люда подперла голову обеими руками и задумалась. Сегодня действительно все в классе обсуждали школьную олимпиаду по русскому и литературе. Раньше от них никогда не требовали в ней участвовать. Они всегда готовились только к точным наукам. А сейчас эта олимпиада оказалась в струю. Люда чувствовала, что из-за Исмаилова. Как и одноклассницы Пономаренко, девчонки 9-го «А» вплотную заинтересовались Сеймуром и намеревались, как они говорили, взять сей «Исмаил» приступом. До его прихода в класс «ашники» только и делали, что учились, серьезно и много. Влюбляться и мечтать им было особенно некогда. Учителя даже иногда подшучивали над 9-м «А», что они запаздывают жить и что первая любовь у них всех, возможно, случится не раньше, чем лет эдак через сорок. Литераторша Юлия не любила с ними обсуждать любовные сцены классических произведений и говорила, что не представляет, как она будет с такими прямолинейными и прагматичными математиками изучать «Евгения Онегина», где сплошная любовь. Конечно, девятиклассники симпатизировали друг другу, не без этого, но все было как-то спокойно, без драм, слез и выяснения отношений. Влад Кондратюк, например, вне школы встречался иногда с Ариной Дробышевой, но, похоже, сумасшедшим огнем они оба не горели и, скорее всего, были просто близкими друзьями.

С появлением Сеймура Исмаилова в классе моментально запахло влюбленностью, сплетнями и интригами, а Люда Павлова оказалась в самом эпицентре этого завихрения эмоций. Она вдруг стала нужна всем девчонкам сразу, даже Аринка целый день крутилась с ней рядом и явно набивалась чуть ли не в подруги. А как она, Люда, может им всем помочь? Да никак! Исмаилов даже не смотрит в ее сторону и молчит. Конечно, прошел всего лишь один день его пребывания в 9-м «А», но Люда чувствовала, что и последующие дни вряд ли будут серьезно отличаться от сегодняшнего.

Она опять решила посмотреть на себя в зеркало. Девица-краса, длинная коса? Какая там краса? Она никогда не понравится Сеймуру Исмаилову. Такие принцы не для нее. Не стоит и мечтать.

Люда включила компьютер и принялась за игру, которую они с Владом Кондратюком собирались выставить на олимпиаду по информатике. Вообще-то игру изобрела она, Люда, но Кондратюк, поднаторевший, как все парни, на компьютерных играх, здорово придумывал всякие препятствия, которые надо было преодолеть герою. Героя, маленького смешного человечка в очках, они назвали Лювликом, соединив первые буквы своих имен с суффиксом – ик. Лювлик, пройдя три уровня, должен был отыскать сокровища, которые представляли собой сундучок с тремя логическими задачами, которые тоже придумала Люда, а Кондратюк усовершенствовал – одну из них очень красиво упростив, а другую, наоборот, запутав так, что изобретательница сама с трудом ее решила.

Принципиальное отличие этой игры от обычных состояло в том, что все трудности и препятствия, с которыми надо было справиться герою, имели еще и физико-математическое воплощение. Например, если Лювлик скатывался в глубокую яму, то, чтобы выбраться из нее, он должен был за минимально короткое фиксированное время решить в уме задачу: какое количество материалов различной плотности понадобится, чтобы заполнить ее до краев. Как и в обычной игре, ловкость могла помочь Лювлику благополучно избежать попадания в яму. Кроме того, можно было выкупить себя за счет очков, набранных на других этапах. Были в игре задачи и попроще, и посложнее. Одни, как задача про яму, должны были быть решены в уме, на решение других отводилось до двадцати минут, к третьим прилагалось решение, но надо было найти другой способ.

Люда с Владом проверяли первые два уровня на своих одноклассниках. Всем здорово понравилось. Ребята даже соревновались, кто быстрее их пройдет, и вносили в игру свои коррективы. Игра обрастала подробностями, новыми условиями, расширялась, усложнялась, и 9-й «А» уже целых два месяца, прошедших с начала учебного года, жил ею.

Люда как раз вносила в компьютер данные новой задачи для Лювлика, когда в дверь позвонили. Она решила, что Пономаренко тащит свою химию, но это оказался не Пономаренко. Впервые за все годы учебы к ней домой пожаловали целых три одноклассницы: Арина Дробышева, Надя Власова и Муська Чернова, которая нацепила новые серьги до плеч в виде огромных серебристых колец.

– Знаешь что, Павлова, – начала Муська, поскольку была самой бойкой, – ты должна нам помочь!

– Вот как? – удивилась Люда. – И чем же?

– Мы решили устроить дискотеку нашего класса, и ты должна уговорить Исмаилова на нее прийти.

– С ума сошли! Как это я его уговорю, когда он со мной не разговаривает?

– Ну, Людмилочка! – Дробышева взяла Люду под руку и приблизила к ней свое красивое, ярко накрашенное лицо. – Кому же, как не тебе, если ты с ним сидишь?

Люда освободилась от руки Арины и решительно сказала:

– Нет. Я не могу, да и не умею… Он меня и слушать не станет!

– А ты все-таки попробуй, а мы… – начала Надя и осеклась, увидев на экране компьютера Лювлика. – Ты уже на третьем этапе?

Люда кивнула.

– Ой! А можно посмотреть? – пискнула Муська и, не дожидаясь разрешения, бросилась к компьютеру. За ней устремились Арина с Надей.

Все-таки у девчонок физико-математического 9-го «А» не было за плечами никакого опыта в любовных делах, а компьютерный опыт давил огромной массой и легко отвлекал от всего остального. И они вчетвером, забыв про сказочного Сеймура Исмаилова, занимались проблемами Лювлика битых три часа. Перед тем как скрыться за дверью квартиры Павловых, Арина Дробышева все-таки напомнила Люде, что она обязана раскачать Исмаилова на дискотеку, поскольку все девочки 9-го «А» на нее очень рассчитывают.

Честно говоря, в физико-математическом классе девочек было всего шесть. Две оставшиеся, которые не явились на дом к Люде Павловой, на Сеймура явно не зарились. Одной была малюсенькая Таня Прохорова, росточком с первоклассницу и одновременно – химический гений, которая, кроме реакций гидролиза, а также окислительно-восстановительных, ничем в жизни не интересовалась. Второй была Настя Клюева, очень некрасивая особа, с большим лошадиным лицом. Возможно, ей тоже понравился Сеймур, но надежды, что он обратит на нее внимание, у нее, как и у Люды, явно не было никакой. Да и вообще непонятно, на что нужна дискотека 9-му «А» при таком малом количестве девочек? Обычно они проводили праздники всей параллелью девятых классов, где все перепутывались. Нет, все-таки у дискотеки, о которой мечтали Надя, Арина и Муся Чернова, не было никаких перспектив.