Читать книгу То, что мы видим. Сборник рассказов - Светлана Нарсисовна Нигматуллина, Света Нигматуллина - Страница 3

Близкие люди

Оглавление

Это был летний день в небольшой деревушке. Над землей вилась солнечная истома. Пахло скошенной травой. Отчего-то молчали деревенские псы, лишь изредка слышалось жужжание пчел и тихие разговоры людей. Мир не бежал, а плыл в этой жаре. Он будто готовился замереть.

У порога дома нас встречал отец. Он обнимал каждого, смотрел в глаза, в которых застыл один, не требующий ответа вопрос: «Как же так?». В просторном зале замерли люди. Я шла по деревянному полу, чувствуя каждую дощечку.

Я хотела увидеть ее, но медлила. Шла, не поднимая головы, видя лишь ноги окружающих меня людей. Вспоминала наш последний разговор.

****

Мы учились на одном потоке в университете. Между нами было мало общего, разве что обе держались от других особняком. Только я была, скорее, суровой каменной крепостью, не готовой идти на контакт. А она – воздушным замком, парящим надо всем: выше студенческих вечеринок, обсуждений личной жизни преподавателей, сплетен и интриг. А еще наши фамилии шли следом в учебном журнале. Потому мы и оказались неожиданно связаны учебником по диалектологии, который выдавался строже, чем товар в советском магазине. Один на двоих.

Вечерело, она приехала ко мне забрать книгу. Был славный теплый вечер, я захотела выйти из дома и пошла проводить ее до остановки. Слово за слово, и вот мы бредем по дворам и говорим. Я не любитель откровений, да и она не пыталась что-то узнать, но как-то так вышло, что слова сами полились из меня.

Я будто говорила сама с собой, не останавливаясь, не думая, не взвешивая, не пытаясь казаться кем-то.

Меня воспитала бабушка. Мамы рано не стало. А отец предпочел свою свободную, легкую жизнь, не отягощенную бессонными ночами и днями, которые, как правило, приносят с собой маленькие дети. Он появлялся в моей жизни лишь трижды.

Первый раз – телефонным звонком. Проговариваю вслух, вспоминая, чтобы дать себе возможность забыть. Мне десять. Бабушка хлопочет на кухне, я помогаю ей, рассыпая муку на большую деревянную доску, чтобы не прилипало тесто. Скоро мы будем пить душистый чай со смородиновыми листьями и есть сдобный пирог со сладкими, медового цвета яблоками. У меня каникулы, завтра пойдем купаться на реку, и я счастливо улыбаюсь, почти ощущая в руках мелкий прибрежный песок. Услышав из прихожей звон, я слезаю со стула и бегу туда, схватив трубку прямо белыми мучными руками.

– Доченька, привет, – слышу я низкий баритон и открываю от удивления рот. – Как ты там? Совсем большая стала?

Мне тут же становится как-то неловко. Скомканный разговор с односложными ответами длится недолго. Он обещает приехать на мой день рождения. Я не знаю отца. Но все равно жду.

Второй раз. Возле университета меня ловит за руку женщина. Ей около сорока. Она хорошо одета, но выглядит все равно неважно. Красный нос, глаза тоже будто очерчены красным. Мне 19, я первокурсница филологического факультета, и моя бабушка, окончившая лишь три класса в деревенской школе, гордится мной невозможно.

– Юлечка! – театрально вскидывает руки незнакомка, и я понимаю, что она не обозналась. – Игорь в больнице!

Все встает на места. Это тетя Тая, отцовская сестра. Так и есть – незнакомый мне человек. Я хочу пройти вперед, но тонкие холодные пальцы цепко держат меня. Я молчу.

– Твой отец очень… Поедем со мной, поговорите. Он только тебя и зовет. Поехали, Юля…

Воспитание не позволяет мне быть резкой, поэтому я аккуратно разжимаю ее пальцы и сажусь в автобус, не оглядываясь, не смотря на маршрутный номер. Я чувствую тяжесть в груди и дышу мелко-мелко, успокаивая себя, прогоняя чувство неясной обязанности, необходимости поехать. Решаю – нет. Чувство вины остается со мной.

Третий раз, когда я слышу о нем, наступает удивительно скоро.

– Тебя сегодня искали из нотариальной конторы, – скрывая волнение, говорит бабушка, наливая мне суп в тарелку. Поварешка звякает о фарфор, и я удивленно поднимаю глаза. Бабушка заправляет выбившуюся прядь из тугой прически за ухо и поспешно продолжает:

– Отца не стало полгода назад. Оставил тебе квартиру. Надо съездить, документы какие-то, ключи…

Я ждала своей реакции, будто разделившись надвое: выжидательно и немного настороженно. Ничего не происходило. Наверное, он так же отреагировал на новость о моем рождении. Печальная, но справедливая закономерность жизни.

Только один вопрос не давал мне покоя. Быть может, стоило? Приехать, поговорить тогда. Просто попробовать понять. Я не хотела быть как он. Не хотела заставлять кого-то в надежде смотреть на дверь. Не хотела лишать человека даже права на место в своей жизни.

Я рассказывала ей то, о чем никогда не говорила никому, даже самой себе. С каждым словом мне становилось легче, свободнее. Осмысляя прошлое, я принимала себя. Она не говорила о себе в этот вечер. Но я знала: понимает, не жалеет, не осуждает.

– Конец жизни – не заслуга, – говорит мне. – Он не обнуляет того, как человек ее прожил. И мы не обязаны никого прощать лишь потому, что его не стало. Но твоя обида – это только твой камень, разве легко его нести?

Я возвращалась домой и чувствовала, как небывало легко у меня внутри. Так случается, лишь когда кто-то произносит вслух именно то, что тебе хочется услышать больше всего.

****

Я думала, что так завязалась наша неожиданная дружба. Спустя пару дней ее положили в больницу на плановое удаление кисты. Я сообщала ей университетские новости, подбадривала веселыми историями, а потом она пропала. Не отвечала на звонки, не появлялась в соцсетях. Позже, я узнала почему.

Что-то пошло не так. Такие маленькие слова для большой беды. Большая потеря крови, срочное переливание, воздушная эмболия, кома. Все были ошарашены. Когда староста строго спросила, кто поедет от нашей группы, я молча подняла руку.

У мусульман есть традиция – хоронят ушедших мужчины. Женщины не едут на кладбище, а остаются дома. Когда к дому подъехал большой «ЗИЛ» и встал у ворот, один из мужчин махнул водителю: мол, езжай подальше. Ее несли на руках до самого конца дороги, до самого горизонта. Небо было похоже на нарисованное – с объемными белыми облаками и тонкими лучами солнца, проникающими сквозь них. Из-за подступавших у меня слез эта картина вокруг задрожала и разбилась на кусочки. Слезы матери, без сил опустившейся на крыльцо, запах плова, который поставили вариться во дворе, и мой платок, падающий с головы на плечи и мешающий мне сделать вдох. Вереница того дня.

Мужчины сели за стол, а мы выстроились шеренгой, чтобы передавать им еду с кухни в зал. Мулла стал читать молитву. Он говорил о том, что после смерти от нас ничего не останется, кроме двух метров земли и той доброты, что мы успели сделать. Я хотела заплакать, но стыдилась своих слез.

****

Я продала отцовскую квартиру вместе со всем, что в ней было. Не стала залезать на антресоли, выискивая старые фотографии и письма, которые становятся бесценны, когда уходят близкие люди. Я не хотела знать этих книг, этих снимков, запахов, стопок одежды, музыкальных пластинок. Это был чужой дом чужого человека. Я не знала его.

У меня была мать, которая дала мне жизнь. И бабушка, благодаря которой я росла счастливым ребенком. Отец же не оставил мне ничего, разве что загадочный генетический код – низкий голос, длинные пальцы, родинку на щеке. И шесть десятков квадратных метров в бетоне. Квартиру одинокого человека, по ошибке считавшего себя свободным.

То, что мы видим. Сборник рассказов

Подняться наверх