Читать книгу Смерть пациента. Детективное агентство «Максимум» - Светлана Розова - Страница 9

Макс выехал на своем внедорожнике встречать Лену на Ленинградском вокзале. Включил Billy Idol «Speed», прибавил громкость и скорость, и уже начал подпевать, покачивая в такт головой, как в начале второго припева встал в пробку. Нет ничего противнее, чем слушать забойный гитарный рифф, разгоняя в такт собственный ритм сердца, и при этом ползти как улитка. Он скривился, поневоле пришлось сменить музыку. Выбрал на диске «Simply Red».

«Хорошо, что заранее выехал, пятничная пробка в самом апофеозе», – думал Макс, слушая лиричного Мика Хакнелла, вздыхая и буквально сантиметр за сантиметром пробираясь к нужному повороту.

Он ехал и размышлял о том, что еще три месяца назад не задумывался о своей возможной женитьбе никоим образом, так как давно оценил прелести свободной жизни. Иногда велся на непродолжительные романы. А теперь настроен совершенно серьезно и конкретно на их брак с Леной. И не страшно совсем. «Наверно так и бывает у всех, когда приходит настоящее чувство. Надо будет Серегу спросить. Правда, у друга это было давно, совсем в молодости, тогда все по-другому было, в девяностых. Надо же, не виделись с ней три дня, а как будто месяц прошел. Скоро, наконец, обниму». Макс снова подивился своему состоянию и мыслям. Он давно считал себя прожженным циником и вполне сносным ловеласом, когда припрет. Но чтобы так влюбиться? Нет, не правильное это слово – влюбиться. Полюбить, да, именно полюбить. И ведь, кажется, дело не только в ее внешности, наконец ему приятно и хочется общаться, а не только заниматься сексом. Удивительно, но он уже живо и с удовольствием представлял, как маленький юркий ребенок, неважно какого пола, носится по его квартире, осваивая пространство, а они с Леной ласково журят и балуют чадо.

На Рижской вагон почти опустел, через пять минут она увидит Макса. Лена достала с багажной полки пакет с валенками и прочими тверскими покупками и подготовилась к выходу, хотя, куда торопиться? Конечная, вокзал. Но все же она поспешила к любимому мужчине.

Максима она увидела, как только вышла на платформу, он стоял неподалеку и вертел головой словно Терминатор, быстро сканируя лица в толпе в поисках Лены. Увидел, обрадованно заулыбался, подбежал и выхватил пакет и дорожную сумку, потом поцеловал, обнимая ее рукой вместе с пакетом с валенками.

Лена ощутила радость от встречи с такой силой, как будто не видела Макса уже давно, она с облегчением выдохнула и тут же начала расспрашивать его о планах на выходные:

– Чем завтра займемся?

– Погоди, еще ведь сегодня. Что хочешь на ужин?

– Я совершенно сыта, но не откажусь от хорошего вина и не менее хорошего сыра.

– А почему это ты сыта? Кто тебя кормил?

– Лариса.

– Понятно. В благодарность, что вы ее оставили?

– Ты думаешь, что она знала о том, что мы могли ее уволить?

– Даже не догадывалась? – со смехом снова спросил Максим.

– Надеюсь, что нет, а впрочем, может быть, – ответила Лена.

На улице было сыро и неуютно из-за весенней слякоти вперемешку с вечерней гололедицей. Но им двоим было хорошо. Они двинулись на выход по платформе, улыбаясь.

Утром Лена проснулась на удивление рано, несмотря на субботу. Она потихоньку выбралась из кровати, чтобы не разбудить сладко сопящего Макса. Потом поправила одеяло и уже занесла руку, чтобы погладить его волосы, но остановила себя – пусть выспится. Включила зажигательную танцевальную музыку в своих наушниках и направилась в ванную. Ей захотелось сделать легкую зарядку, хотя по утрам она обычно ленилась. Но не сегодня. Сегодня после трехдневного отсутствия у них с Максом была сумасшедшая ночь. Сначала страстная, потом нежная, а затем под утро очень приятная. Легли они рано, заснули поздно, потом проснулись под утро и снова заснули. Лена делала разминку на ковре в гостиной под ритмичные песни Nelly Furtado и Sophie Ellis-Bextor и была поймана в объятия Максом на песне Say it right…

Макс приготовил омлет, пока Лена принимала душ, и они неспешно завтракали, разговаривая под аккомпанемент Мурки, урчащей на коленях Лены. Кошка соскучилась по хозяйке не меньше Максима и при любой ее статичной позе пристраивалась у нее на теле, требуя ласки разом за все дни отсутствия.

Максим ознакомился у адвоката с материалами дела.

Вика была родом из Балашихи, но с родителями не жила, снимала квартиру в Москве, недалеко от университета. Из протокола допроса хозяйки московской квартиры следовало, что Вика снимала жилье одна, платила исправно, без задержек. Однокомнатная квартира в хрущевке на пятом этаже, обставлена скромно. И все равно, откуда у нее деньги на аренду? Родители были ограничены в средствах и денег на квартиру не давали. Вообще денег не давали, если верить протоколу допроса. У нее были младшие братья – близнецы, учились в пятом классе. Все трудовые доходы родителей уходили на них. В больницу Вика попала с подозрением на аппендицит, где у нее и обнаружили беременность сроком в пять недель.

Беседа с арестованным прошла нервно. В начале их беседы Миша держался стойко и сдержанно, хотел казаться взрослее своих лет, ему ведь только исполнилось восемнадцать в январе. Но уже через десять минут юноша был взвинчен, когда Макс задал, казалось бы, безобидный вопрос об отношениях с родителями и о наркотиках. А к концу их недолгой беседы юноша даже расплакался, когда речь зашла о смерти Виктории и ее беременности. Максим не смог сделать однозначного вывода, виновен тот или нет. Уж больно закрытый мальчишка и весь с надрывом, характер беспокойный, импульсивный, такой мог все, что угодно сотворить. Максим подождал, когда Михаил успокоится и задал напоследок еще несколько вопросов.

– Михаил, а как вы познакомились с Викторией?

– В столовке универа, случайно. Разговорились. Еще в январе.

– А когда ваши отношения стали совсем близкими?

– Ну это я точно помню, пятого февраля.

– Скажите, она была вашей первой девушкой?

– Что? Да нет конечно.

– Странно, а мне ваш отец сказал, что вы все время у компьютера проводите.

– Слушайте, предки никогда ничего не замечают.

– Да? Может быть. И сколько у вас до Вики было романов?

– Это вам для статистики или зачем? Я не считал, но немного, – Михаил был смущен и отвечал нарочито бодро.

– Скажи, а Виктория тебя любила? И ты как к ней относился? Серьезно или так, время провести?

Михаил вздохнул и нахмурился:

– Не знаю, мне казалось, что все серьезно. А в больнице в тот последний день она мне заявила, что нам надо расстаться. Что и почему – не объяснила, сказала только, что я слишком мал для нее и не пойму ее.

– А можно подробнее этот разговор последний рассказать?

– Ну что там рассказывать? Она заявила, что ее выписывают, и за ней родители завтра утром приедут, и чтобы я больше не приходил. Я злился, не знал что делать. Говорил, что люблю ее. В конце она пообещала, что в выходные напишет мне. Но, видимо, просто, чтобы успокоить и выгнать. И потом я ушел. И все.

– А ты сам не стал ей звонить в субботу, в воскресенье, почему?

– Решил проявить силу воли. Обиделся на ее вранье: вот зачем она мне говорила, что любит?

«А следователь решил, что раз ты не звонил больше, то знал, что она умерла», – подумал Макс.

Макс приехал в подмосковную больницу, где произошло это убийство. Разыскал медсестру и врача, дежурившего в тот день. Беседа с ними по отдельности не дала никакого нового результата, хоть сколько-нибудь отличного от официального следствия. Вику привезли по скорой в среду вечером. В день убийства медперсонал ничего особенного не видел, ничего не слышал, кроме прихода в тот день задержанного по обвинению парня. Видела его только дежурная медсестра на этаже, которая и обнаружила чуть позже, раздавая градусники около пяти вечера, что Виктория мертва.

Убийство произошло в субботу, а в пятницу почти всех остальных пациенток шестиместной палаты выписали.

Максим вышел из ординаторской от врача и решил поподробнее побеседовать с разговорчивой медсестрой Любой, которая обнаружила мертвую Вику, и как раз дежурила сегодня.

Приближаясь по коридору отделения к медицинскому посту Максим увидел такую картину: медсестра сидела за столом, раскладывая по ячейкам таблетниц пациентов лекарства, а около нее в спортивном мешковатом костюме стоял невысокий худой старик с аккуратной седой бородкой и что-то рассказывал девушке, часто переходя на шепот и наклоняясь через весь стол к ее уху. Люба раскраснелась и хихикала, но увидев приближающегося Максима, выпрямилась на стуле, стала серьезной и сказала:

– Захар Петрович, идите к себе, готовьтесь к выписке, я попозже к вам зайду.

Мужчина оглянулся, и поняв, что они теперь не одни, оценивающе посмотрел на Максима снизу вверх, прищурив глаз.

– Ты не гляди, что он молодой, у него анекдот с бородой…, – бойко начал дед Захар новую присказку, а Люба слегка покраснела и снова улыбнулась, но тут же с легкой укоризной и все-таки смеющимися глазами прервала его:

– Захар Петрович, идите уже…

– Слушаюсь и повинуюсь, Любовь моя, я буду ждать! – подмигнув Максиму, он смешно откозырялся под воображаемую фуражку и довольно резво зашагал по коридору, слегка припадая на одну ногу.

Максима эта сцена позабавила, он проводил дедушку Захара взглядом, улыбнулся, и переключился на разговор с Любой:

– Люба, мне нужно с вами еще поговорить. Скажите, а в субботу много посетителей?

– Когда как, я бы не сказала, что больше, чем обычно. Только у тяжелых посетители, а так пациентов стараются в пятницу выписать. Плановые операции в основном по вторникам, средам идут. А по Скорой уж как получится. Вот после праздников, тогда – да, и особенно после великого поста. Работы в разы прибавится, в коридорах будут лежать, скоро уже. У нас народ меры не знает, поститься не умеет, а модно сейчас, вот и пробуют. Потом в Пасху нажираются сразу без меры, и все наше отделение полно народа с желчными коликами, панкреатитами, непроходимостью и прочими прелестями гастроэнтерологии. Все Пасху ждут с радостью, а мы – с ужасом.

– Понятно, а скажите, Любовь, уколы Виктории делали внутривенно?

– Да бог с вами, Но-шпу в попу колют и витаминки тоже внутримышечно, и таблеточки. Господи, ну почему ее в пятницу в гинекологию не забрали? Может жива бы была девчонка, красивая такая, да еще и беременная.

– А действительно, почему ее не перевели в пятницу?

– Да почем я знаю? Но наверно кто-то не успел бумажки оформить, или поленился. А может врач какой в отпуск уходил и решил на понедельник оставить другой смене.

– Ясно. Люба, вспомните, может, вы кого-то необычного в ту субботу встретили здесь или, быть может, около больницы?

– Нет, никого необычного не помню. Парня того помню, ну я уже говорила всем. Как я дежурила, я его всегда видела, он каждый день приходил.

– Хорошо, тогда, пожалуйста, припомните всех посетителей того дня.

– Ого, всех? Да я работала с обеда. Утром Инга была с ночи. Мы в одиннадцать менялись.

– Значит, всех, кто после одиннадцати приходил.

Она стала не спеша вспоминать, бросив раскладывать лекарства и листая журнал медицинского поста, а Макс приготовился записывать информацию в блокнот.

В ту злополучную субботу девушка находилась в палате одна, не считая старушки, которая постоянно спала, была глуха и вряд ли могла что-то заметить. Вику планировали в понедельник перевести в гинекологию на сохранение. А пока ей кололи витамины и Но-шпу. Но эти уколы внутримышечные. Значит, убийца должен был разговаривать с жертвой, объяснять, что назначен такой-то новый внутривенный укол. Обычно это лечащий врач делает, или хотя бы дежурный, но девица молодая, неопытная. Повелась и не заподозрила ничего.

«Поэтому когда кто-то пришел сделать смертельную инъекцию, это не вызвало у Вики никаких подозрений. Но тогда этот человек должен быть в медицинской форме», – подумал Максим.

Врачи в ординаторской рассказали, что когда милиция пыталась допросить старушку в палате, та отмахнулась от них и ничего не сказала. В протоколе записали «старческая деменция» и на этом попытки что-то узнать от нее закончились. Максим взял адрес у врачей и направился в подмосковную Балашиху искать старушку. Надежды на нее как на свидетеля мало, но лучше самому перепроверить.

Погода выдалась хорошая, мартовское солнце пригревало остатки снега – последние, словно парящие, сугробы на газонах сейчас казались бело-серыми шапками или крышками кастрюль, где томилось весеннее тепло и из-под них на асфальт вытекала тонкими ручейками талая вода. Дневная пробка в Балашиху была небольшой, и вскоре Максим уже звонил в старенький дверной звонок с черной кнопкой на круглом деревянном основании, выкрашенным в цвет стен любимой зеленой краской коммунальных служб. Бабушка жила с внучкой и правнучкой в старой пятиэтажке в двухкомнатной квартирке. Максим приехал днем, и дверь ему никто не открыл. Местные бабушки пригрелись на мартовском солнышке, расположившись на лавочках, стоящих друг напротив друга прямо у подъезда, и были не прочь поговорить после того, как Максим показал им свое удостоверение частного детектива.

– Таня уже плохая, плоховато слышит, да и сама почти не ходит, она вам не откроет, – сказала одна, деловито сложив руки на груди.

– Ждите внучку, она из садика дочку заберет часов в шесть, может пораньше, и придет, – посоветовала другая.

– А как внучку зовут? – спросил Макс.

– Маргаритка, она в Москве работает, на хлебобулочном комбинате. Рано уезжает, но в четыре заканчивает. Оттуда на маршрутке по пробкам ездит, приезжает – как повезет, иногда в пять, а чаще к шести сразу в садик бежит за дочкой.

– Спасибо вам, – Макс посмотрел на часы, было четыре.

Придется подождать. Он сходил в ближайший магазин, купил связку бананов и бутылку воды. Потом Максим сел в машину, включил любимую музыку и стал обдумывать другие варианты расследования, посматривая на дорожку, ведущую к подъезду.

Нужно отработать окружение – работа, коллеги и друзья. Пообщаться с родителями убитой Вики тоже придется, никуда не денешься. Нужно еще постараться, чтобы они захотели с ним поговорить.

Молодая женщина с ребенком появились около дома в половине шестого. Максим заметил их еще издалека. Девочка шла отчего-то насупившись и держа маму за руку, но вот мама что-то сказала девочке и та улыбнулась, просияла. Невысокая блондинка с эффектными выпуклостями женственной фигуры несла в другой руке большую черную тканевую сумку, аккуратно прикрытую сверху пакетом. Лицо блондинки дышало здоровьем и сверкало серо-голубыми глазами. Максим подумал, что ее образ идеально подходит для рекламы изделий хлебобулочного комбината. Можно прямо без грима ролики снимать в советском стиле – «Покупайте наши сушки и калачи!». Макс вышел из машины и направился к ним, справедливо предположив, что это и есть Маргарита.

– Добрый вечер, Маргарита, извините, что беспокою вас после работы и без предупреждения, но мне необходимо поговорить с вами.

– Здравствуйте, а откуда вы меня знаете? – удивилась она и остановилась.

Максим кивнул в сторону лавочек, где народное представительство было почти в том же составе, что и полтора часа назад:

– У вас тут дом небольшой, так что все на виду.

– А-а, ясно, – она беззлобно усмехнулась и стали видны красивые ямочки на щеках.

– Я детектив из Москвы, Максим Волков, расследую дело об убийстве в больнице, где недавно лежала ваша бабушка, – пояснил Максим, показывая удостоверение.

– Понятно, странно, но милиция ко мне не приезжала. Я подумала, что бабушка совсем «ку-ку», когда она мне сказала, что у нее в палате кого-то убили, – удивилась молодая женщина.

– Вот поэтому я и прошу вас уделить мне немного времени, я попробую поговорить с Татьяной Семеновной, – вдохновился Максим услышанным. Значит бабушка все же помнит про убийство.

Маленькая девочка нетерпеливо затормошила мамину руку, ковыряя сапожком остатки снежного сугроба и потянула домой, одновременно с интересом разглядывая незнакомого дядю.

– Ну хорошо, пойдемте.

– Давайте вашу сумку, я донесу, – предложил Максим и она с готовностью отдала.

– Только она в последнее время заговариваться стала, забывает все на ходу, я не уверена, что она что-то нужное вспомнит, – сказала Маргарита, заходя в подъезд.

Они поднялись на второй этаж старой пятиэтажки и зашли в квартиру. С порога отчетливо пахнуло лекарствами, застарелой мочой и старостью. Квартира была обветшавшая, но, несмотря на запахи, вполне убранная. Сразу из коридора виднелась кухонька, очень тесная, шесть кошмарных нормативных советских метров.

Маргарита сняла плащ и прошла на кухню, пристроила сумку на стул. Вымыла руки и прошла в комнату к бабушке. Старушка дремала в своей кровати, но увидев правнучку и внучку, проснулась и выразила готовность «покушать».

– Вы извините, мне нужно бабушку покормить, а то она целый день почти ничего не ест, меня ждет, – и Маргарита снова вернулась на кухню что-то подогреть для старушки.

Максим мялся в коридоре, сняв куртку, а девчонка, прибежав на кухню, залезла в мамину сумку и начала доставать оттуда сушки, хлебные палочки и что-то еще, наверняка добытое мамой на хлебобулочном комбинате.

– Проходите сюда на кухню, присядьте. Сейчас я и бабушку сюда приведу, – сказала Маргарита.

– Как тебя зовут? – спросил Максим у дочки Маргариты, присаживаясь на табурет.

– Таня, – ответила та, она сидела на крохотном угловом диванчике и что-то пила из чашки.

– В честь прабабушки, – пояснила Маргарита.

– Вы не возражаете, если я запишу нашу беседу с Татьяной Семеновной на диктофон? – спросил Макс у Маргариты.

– Нет, пожалуйста. Если она вообще что-то станет говорить.

Минут через десять старушка была извлечена из цепких объятий постели и приковыляла под руку с внучкой на кухню. Глаза ее были потухшими и безразличными, но увидев Максима, она вдруг вся оживилась, приосанилась, стала поправлять волосы и поясок на своем байковом халате.

– Добрый вечер, – сказал Максим.

– Здравствуй, – произнесла она вполне бодро, затем остановилась на полпути и стала внимательно изучать незнакомца, держась за спинку стула.

– Бабуль, это следователь из Москвы, ему надо с тобой поговорить, – громко сказала Маргарита.

Максим не стал поправлять сказанное, он не горел желанием объяснять старушке кто такой частный детектив. Маргарита усадила бабушку на соседний табурет с Максимом, который сидел в торце стола, чтобы не занимать весь проход на тесной кухне. Макс положил диктофон между ними на стол и громко спросил:

– Татьяна Семеновна, как вы себя чувствуете?

– Хорошо, милок, спасибо, для моих восьмидесяти восьми вполне неплохо.

– А в больнице вы долго лежали?

– Нет, недолго, сказали иди домой помирай, – ответила она.

– Бабушка лежала неделю с животом, у нее хронический панкреатит обострился, – ответила Маргарита, удивленно поглядывая на разговорившуюся бабушку и наливая ей суп в небольшую тарелку. – Вам чай налить?

– Нет, спасибо, не беспокойтесь, – ответил Макс.

– Скажите, Татьяна Семеновна, а когда с вами та девушка в палате лежала, Вика, кто-то приходил ее навещать, вы видели?

– Да, к ней всё парень ходил.

– Один и тот же?

– Да.

Старушка не начинала есть, она беседовала. Смотрела на Максима своими выцветшими красками когда-то голубых глаз с неподдельным интересом. Моргала и часто вытирала сами собой неизвестно отчего вытекающие на морщинистые щеки слезы скомканным платочком, который убирала в рукав халата. «Интересно», – подумал Максим, – «почему она не стала разговаривать с милицией?».

– А как он выглядел, парень тот, сможете описать?

– Да как обычно сейчас вся молодежь выглядит. Худой, патлатый, в рваных штанах.

– А в тот день, когда ее убили, кто приходил?

– Ее убили? Когда? Вот несчастье, – теперь ее взгляд выражал задумчивость и неподдельный ужас.

«О, Альцгеймер, похоже, действительно присутствует», – подумал Максим.

– Бабуль, ты же мне сама рассказывала, ты забыла? – спросила Маргарита.

– А может и говорила, но все равно ужас. Там мне что-то кололи, капельницы, я спала много.

– Значит, тот день не помните совсем?

– Какой день?

– Ну когда милиция приезжала.

– Почему не помню? Я еще не в маразме. Помню, там целая толпа набежала. Шуму от них много было.

– А кто в тот день к соседке приходил, не помните? – Максим задавал следующий вопрос только тогда, когда бабушка замолкала надолго. Поэтому беседа шла неспешно.

– Помню, тот патлатый парень ее и приходил.

– А разговор их слышали? – уточнил Максим.

– Что-то они говорили, я не слышала почти. Только он все время повторял: «Не говори глупости» и еще что-то, да не помню что. А, вспомнила, все говорил, что любит ее.

– А больше никого в палате не видели?

– Вроде нет. Потом вскоре и милиция набежала. Не, сначала медичка зашла, а потом другая зашла, халаты у них красивые, белые, не то что наши в войну. А вскорости все и забегали, зашумели.

– А вы в войну врачом работали? – спросил Макс.

– Санитаркой, потом медсестрой, а иногда и за врача приходилось руки-ноги резать.

– Может, вы еще что-то вспомните?

– Конечно, вспомню, руки ноги резать это не забудешь. А ты кто?

– Я Максим Волков, расследую дело об убийстве в больнице, где вы недавно лежали, – терпеливо напомнил Макс.

– Красивый ты, у меня в молодости мужик был похож на тебя, только волос кучерявей был, а так похож, – заулыбалась Татьяна Семеновна, обнажая зубные протезы.

– А когда милиция набежала, вы не спали?

– Да ты что, милок, они своими сапожищами застучали туда-сюда, разве уснешь? И еще ко мне все приставали, дескать, кто тут заходил. Все на этого патлатого говорили, что, мол, он убил девку-то свою. Только не он это, когда он ушел, она жива была.

– А после парня этого патлатого никто не заходил, может вспомните? – продолжил Макс.

– Да почем я знаю, может и вспомню, а может и нет. – Бабушка замолчала и стала есть уже остывший суп, не обращая теперь никакого внимания на Макса.

Максим терпеливо ждал, когда она справится с едой. Маргарита налила ей слабый чай и выдала печенье. Татьяна Семеновна взглянула на Максима и снова оживилась, спросила:

– А ты чего ничего не ешь? Маргаритка, ты чего Володьке ничего не поставила?

– Бабуля, это не Володька, это Максим Волков из Москвы.

– Да? Вылитый Володька мой.

– Владимир – это муж ваш?

Бабушка занялась печеньем, макая его в чашку и молча запивая чаем, а Маргарита ответила:

– Нет, дедушку Дмитрием звали.

– Маргарита, а вы, когда бабушку навещали, видели кого-то у соседки?

– Да я была всего два раза, дочка, сами понимаете. Видела того парня патлатого, как бабушка говорит, один раз мельком, он уже из палаты выходил.

– А когда забирали ее, медперсонал вам никаких сплетен про происшествие не рассказывал?

– Не я ее забирала, я работала в Москве. Я дядю своего попросила, он днем ее забрал на своей машине.

– Понятно. Маргарита, я вас попрошу позвонить мне, если бабушка еще что-то вспомнит, вот моя визитка, – Максим положил карточку на стол и встал, собираясь уходить. – И мне или моим сотрудникам будет нужно еще раз побеседовать с Татьяной Семеновной попозже, когда у меня новые вопросы появятся. Можно мне ваш телефон для связи?

– Конечно, записывайте, – и она продиктовала ему номер.

– Володя, ты куда? – спросила старушка с видимым беспокойством на лице.

– Бабуль, это не Володя, это Максим.

Услышав в очередной раз, что это не Володя, она достала из рукава скомканный носовой платочек и снова стала вытирать свои старческие слезы, текущие без видимой причины. Но на этот раз было понятно, что слезы эти другие, настоящие. Максиму стало неловко от этой сцены, старушка явно приняла его за какого-то человека из своей жизни, из давних воспоминаний. Он еще раз поблагодарил Маргариту, выключил диктофон, оделся, попрощался и вышел.