Читать книгу Магия крови. Инкуб – I - Светлана Сафо - Страница 4

«Ну, вот! Гол как сокол, но не сказать, что свободен как ветер», – с иронией подумал юноша, когда со всеми формальностями у ворот было покончено. Утренняя прохлада и тянущая пустота в желудке заставили его поежиться, и он бросился вперёд, обгоняя крестьян и торговцев с караванами, бредущих с восточной неторопливостью.

Спешка оказала ему дурную услугу, он чуть было не угодил под копыта несущихся всадников в богатых одеждах. Причём никто из них даже не обернулся, чтобы посмотреть, что сталось с бродягой, которого они сбили.

Покряхтывая, юноша поднялся и похромал в переулок, где было не так много народу.

Оценив свои убытки от столкновения с лошадью, он тяжело вздохнул. На своё счастье он отделался лишь ушибами. А вот его одежде, украсившейся новыми прорехами, повезло гораздо меньше. Но хуже всего было с обувью – кроссовки юноши, как говорится, уже дышали на ладан, грозя вот-вот развалиться.

«Ладно, это ещё одна причина, по которой нужно поспешить на ярмарку невест», – утешил он себя и, чтобы понять где находится, огляделся по сторонам.

К его разочарованию город с изнанки утратил своё сказочное великолепие. Достаток, как водится, прятался за высокими каменными заборами, а нищета, наоборот, выставляла себя напоказ. Но он уже привык к средневековой скверне. Тем более что Адис был далеко не худшим из городов, которые ему довелось увидеть, в этом и других мирах. К тому же за порядком в халифате Перси следили строго, потому даже самые убогие мазанки были побелены и утопали в зелени и цветах.

Заметив аккуратно одетую, моложавую женщину, которая во дворе такого же ухоженного дома занималась стряпнёй, юноша решил спросить у неё дорогу. Он подошёл поближе, и на него пахнуло древесным дымом и свежеиспечённым хлебом. Желудок громко заурчал, и он чуть было не подавился мгновенно набежавшей слюной.

Видя, что женщина выпрямилась и насторожённо глядит в его сторону, он снял шляпу и, улыбнувшись, облокотился на невысокий забор, слепленный из глины и камней. Судя по множеству посуды, расставленной по всему двору, это был дом горшечника.

– Уважаемая ханум, не подскажете, где мне найти ярмарку невест? – спросил юноша.

После столь явно корыстного вопроса женщина было нахмурилась, но разглядев незнакомца, заулыбалась в ответ.

– Это недалеко. Свернёте направо, пройдёте квартал медников, и от мечети снова свернёте направо, – охотно сообщила она, а затем вытерла передником руки, испачканные в муке, и протянула ему свежеиспечённый пирожок. – Хотите?

– Хочу, но заплатить мне нечем, – сознался юноша.

Женщина засмеялась и, взяв за руку, положила пирожок на его ладонь.

– Спасибо будет достаточно, – сказала она, не сводя глаз с прекрасного лица. – Как жаль, что такая красота достанется не приличной девушке, а какой-то ярмарочной невесте! – вырвалось у неё. – Мой господин, не женитесь по корысти, а выбирайте жену себе по сердцу. Иначе не видать вам счастья. Потом пожалеете, да поздно будет, – сказала жена горшечника, и в её голосе прозвучала неподдельная печаль.

Она хотела ещё что-то добавить, но тут распахнулось окно, и раздался раздражённый мужской голос. Не оборачиваясь, она легонько толкнула юношу в грудь.

– Уходите, а то и вам достанется! – Видя, что он колеблется, женщина криво улыбнулась. – Ничего, я справлюсь, мой господин! Он больше лает, чем кусает. Ступайте, ступайте! И пусть Всемогущий Аллах дарует вам счастье, соизмеримое с вашей красотой!

Прикрыв лицо краем платка, жена горшечника бросилась к дому. Как только она скрылась внутри дома, раздался глухой удар и сдавленный женский вскрик.

С ощущением что поступает подло юноша попятился и, резко развернувшись, бросился прочь от дома, в котором был достаток, но не было счастья. Он расстроился настолько, что даже не почувствовал вкуса съеденного пирожка. Ему было страшно жаль жену горшечника, которой не повезло в замужестве. «Разве такая добросердечная женщина заслуживает, чтобы её били как собаку? – подумал он с негодованием и в сердцах добавил: – Вот урод! Чтоб ему было пусто!»

* * *

И надо же было такому случиться! Горшечник занёс руку для удара, но жена вдруг перестала плакать и, глядя ему в глаза, твёрдо произнесла: «талак!»

Услышав начало грозной формулы мусульманского развода, тот опешил, а затем, отступившись, забормотал что погорячился и что она сама виновата. Мол, зачем кокетничала с сопляком?

Женщина тепло улыбнулась, вспомнив прекрасного юношу. «Талак! Талак!» докончила она развод и, подбоченившись, добавила, что сейчас же уходит к родителям, да не просто так, а забирает с собой своё приданое. И пусть только он попробует его не отдать, она пожалуется братьям и тогда ему придётся несладко.

Пришлось горшечнику, чтобы не потерять всё, унижаться и чуть ли не на коленях вымаливать прощение у жены. Но больше всего его покоробило не это, а равнодушие, с которым она глядела на его муки. А тут ещё вдруг выяснилось, что он уже привык к её любви и заботе, и без этого ему как-то неуютно. Причём настолько, что он готов на всё, лишь бы вернуть прежний свет в глазах жены.

В общем-то, горшечник был неплохой мужик и сумел понять свою ошибку.

Правда, потом он ещё долгое время разыскивал юношу, – с намерением хорошенечко намять ему бока.

«Чтобы этот смазливый сопляк даже походя не смел совращать порядочных женщин», – ворчал он в компании приятелей, удивлённых его резкой переменой по отношению к жене.

Но сколько его не подначивали, горшечник больше ни разу не поднял на неё руку. И нисколько об этом не жалел. Как только пренебрежение и колотушки остались в прошлом, его жена сразу же расцвела. На зависть соседкам она сияла так, будто снова стала той девкой, которая без памяти любила соседского парня и мечтала лишь об одном, выйти за него замуж.

Вот такая сказочка о горшечнике и его жене и о том, какой поворот в судьбе могут произвести капелька понимания и сочувствия.

* * *

Как было сказано, после квартала медников юноша направился к мечети, а затем повернул направо и вышел туда, куда стремился – к ярмарке невест.

Пёстрые краски осени и праздничная суета на базарной площади, кишащей народом, отвлекли его от грустных мыслей. Вокруг происходило так много интересного, что неприятная сцена с женой горшечника постепенно сгладилась и отступила на задний план. Со временем эта встреча стала бы одной из многих, но слова женщины о том, что корысть и счастье не идут рука об руку, крепко засели в его памяти.

Озабоченный поисками ярмарки невест юноша вертел головой, соображая, куда ему идти. Чужаку было сложно сориентироваться в базарной круговерти Адиса, хотя со всех сторон неслись пронзительные вопли, призывающие взглянуть на самые лучшие товары. Вот только от зазывал не было никакого толку: они перекрикивали друг друга и в результате их голоса сливались в единый невнятный хор. Но тут запело предчувствие удачи и юноша, расталкивая встречных, двинулся туда, куда его вёл внутренний компас. Правда, он зря торопился, нужный ему товар запаздывал к месту своей распродажи.

* * *

Тринадцать ярмарочных невест вышли ещё затемно. Выстроившись гуськом, девушки следовали за свахой – высокой полнотелой женщиной неопределённого возраста. В зависимости от настроения и времени суток ей можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Нарядная одежда из дорогих тканей и обилие золотых украшений на руках и шее говорили о том, что она не последний человек в Адисе.

В ответ на поклоны и заискивающие улыбки горожан – наверняка это были родители, имеющие дочерей на выданье – сваха с важностью кивала и шла дальше, ведя за собой выводок ярмарочных невест.

Тётка Гашиха не зря задирала нос: её услуги пользовались спросом не только в Адисе, но и широко окрест. Правда, самый жирный кус всё же доставался не ей, а конкуренткам, и виновата в этом была её собственная жадность.

Дело в том, что самые знаменитые свахи упорно воротили нос от ярмарочных невест, заявляя во всеуслышание, что это ниже их достоинства. Но тётка Гашиха была не настолько глупа и, главное, не настолько богата, чтобы отказываться от денег, что сами плывут в руки. И хотя её дела улучшались с каждым днём, – ведь осень это время, которое традиционно считается временем свадеб – она по-прежнему держала дом у Западных ворот, где давала приют несчастным девушкам, от которых по тем или иным причинам отказывались родственники. Как правило, это был порченый товар, и у себя дома их никто не взял бы замуж.

Конечно, тётка Гашиха не уставала повторять, что возится с ярмарочными невестами исключительно по доброте душевной, но, когда доходило до дела, была весьма и весьма разборчива. Не желая портить репутацию удачливой свахи, она соглашалась взять на попечение только самых красивых девушек, которых чужестранцы охотно брали замуж даже при тех небольших деньгах, что давали за ними. А вот дурнушек она привечала только тогда, когда за ними давали по-настоящему богатое приданое, часть которого, разумеется, оседала в её карманах.

Несмотря на ранний час, на улицах Адиса было видимо-невидимо народу, но сваха шла как мощный флагман, ведя за собой остальную флотилию. Она решительно отодвигала зевак со своего пути, и при нужде не лезла в карман за острым словцом. Крикливая и развязанная она была в своей стихии. А опаздывали они оттого, что тётка Гашиха то и дело цеплялась языком, встречаясь со своими хорошими знакомыми. После радостных объятий и бурных приветствий – со стороны это выглядело так, будто они не виделись целую вечность – начинался оживлённый обмен сплетнями.

Скромно потупившись, девушки терпеливо ожидали, пока сваха наговорится, а затем снова шли за ней. Все они были хорошенькими и, за исключением одной, светлокожими и светловолосыми.

Самой последней в цепочке ярмарочных невест шла невысокая худенькая девушка со смуглой кожей и огромными цыганскими глазами на треугольном личике. Буйная копна кудрявых иссиня-чёрных волос то и дело норовила выбиться из-под головного убора, состоявшего из круглой шапочки и цветастого платка. То и дело замирая на месте, девушка с восторгом глазела по сторонам, а затем, заслышав грозный окрик свахи, поспешно догоняла остальных, но при этом не переставала без устали вертеть головой.

Да и как тут удержаться, если Цветанка впервые оказалась в таком большом городе и всё что она видела, поражало её до глубины души. И никогда не виданные высокие каменные дома в целых четыре этажа, которые нависали над узкими мощёными улочками; и нарядные паланкины на центральных проспектах, в сопровождении важно подбоченившихся верховых; и множество людей в необычных одеждах, которые болтали на непонятном языке и смеялись так громко, что становилось неловко за них.

А тут ещё появились странствующие комедианты, которые ехали в расписной кибитке и на ходу давали кукольное представление. Грубоватый юмор героев разыгрываемого спектакля заставил девушку покраснеть, но куклы были такими забавными, что она не удержалась и захлопала в ладоши.

Поймав весёлый взгляд чужестранца в широкополой шляпе, Цветанка сконфузилась и спряталась за платком. Но они быстро разминулись и девушка, позабыв о смущении, открыла рот при виде совершенно чёрных полуголых мужчин, которые вели невиданных животных, огромных как горы. Задрав длинные носы, они трубно ревели – на радость ребятне, визжащей от радостного испуга.

Такое столпотворение в Адисе случалось не часто, но сегодня был особый случай. Гости из далёких мест, и жители окрестных сёл и деревенек стекались на Осенний Сабантуй[5], посвящённый богине цветов Деве Санбель. В её честь в столице ежегодно устраивали шумное празднество, с богослужениями и весёлой ярмаркой на огромной городской площади.

Возбуждённая увиденным, Цветанка не обращала внимания на ругань свахи, когда та в очередной раз обнаруживала что она, зазевавшись, снова отстала.

Но пьянящая радость, вызванная праздничным настроением окружающих, резко пошла на убыль, когда они прибыли на место.

Тётка Гашиха усадила питомиц в кружок на невысоком помосте, а сама, тяжело отдуваясь, опустилась на табурет за их спинами. Но она тут же поднялась и зорко глянула в толпу. Отыскав зазывалу, невысокого вихрастого паренька, который уже приплясывал от нетерпения в ожидании её сигнала, она кивнула, и тот пронзительно завопил, расхваливая достоинства ярмарочных невест.

Цветанку передёрнуло, когда она заметила, что их расписывают в тех же красочных выражениях, что и коров, находящихся поблизости. Краснея от стыда, она опустила голову, а когда решилась её поднять, облегчённо перевела дух. Вопреки её опасениям, смеяться было некому – на них никто не обращал внимания. Вокруг шла обычная базарная суета: нараспев кричали торговцы, завлекая покупателей; мычал скот; заполошно кричали куры и гуси. В общем, никому не было дела до ярмарочных невест. Люди запасались провизией на долгую зиму, готовясь без потерь пережить суровое время.

Но зазывалу не зря называли Удильщиком. Мальчишка, не ограничиваясь словами, то и дело нырял в толпу и тащил за собой покупателей, которые не слишком сильно сопротивлялись его усилиям.

Постепенно у помоста с ярмарочными невестами образовалась небольшая толпа мужчин и подростков. Они критически поглядывали на девушек и, не стесняясь, вслух обсуждали их достоинства. Особенно старались подростки.

«Товар есть товар, как его не назови», – тоскливо подумала Цветанка, запасаясь терпением.

Как пойманная птица девушка замерла на неудобном стуле. От хорошего настроения не осталось и следа. Зябко кутаясь в нарядную накидку, она щурилась от утреннего солнышка, бьющего прямо в глаза и изо всех сил старалась не обращать внимания на гнусности, говоримые о ней – мол, и черна как галка, и худа как палка; а раз тощая, то не работница, взять такую в жёны, только зря хлеб переводить. И это были ещё приличные выражения.

Заметив, что горожане, проходящие мимо помоста с ярмарочными невестами, делают знаки, отвращающие сглаз, Цветанка совсем поникла. «О Всемогущий Аллах! Ещё и ведьмой ославили!» Несмотря на звание столицы, в Адисе проживало не так уж много народу и, как водится, все друг друга знали. А уж такая одиозная личность как тётка Гашиха со своими питомицами и вовсе была у всех на виду.

Девушка сглотнула горький комок. Как она ни крепилась, от обиды на несправедливость окружающих у неё сдавило сердечко и от еле сдерживаемых слёз задрожали губы. Ведь она никому не сделала ничего плохого, так за что же её так ненавидят? А тут ещё желудок воспользовался случаем, чтобы напомнить о себе. Сваха, подняв их спозаранок, оставила без завтрака. На робкую просьбу одной из девушек дать им хоть по чашке чая она громогласно заявила, что на пустой желудок невесты выглядят послушными скромницами – как им и положено – а не сытыми коровами. При этом сама она не забыла плотно позавтракать, нисколько не смущаясь завистливыми взглядами ожидающих девушек.

От многочисленных чайных, расположенных на открытых помостах, умопомрачительно пахло выпечкой и жареным мясом со специями, и у Цветанки от переживаний и голода закружилась голова. Она пошатнулась, но услышав очередную гадость в свой адрес, выпрямилась на стуле и сердито посмотрела на обидчика. Тут же пальцы свахи, унизанные кольцами, с силой впились в её плечо.

– Ну-ка, опусти глаза, бесстыжая! – приказала тетка Гашиха и видя, что девушка не смирилась, исподтишка ущипнула её за бок. – Я кому сказала?.. Ах ты, задавака! Не забывай, что ты никому не нужный перестарок, и я взяла тебя исключительно из милости.

– Из милости? Это при плате в пятьсот золотых монет?! – возмутилась Цветанка, за что тут же схлопотала полновесный тычок в спину.

У свахи оказалась тяжёлая рука, и девушка ласточкой спорхнула с возвышения. Вытоптанная земля не блистала чистотой и она, упав, угодила ладонями в свежую коровью лепёшку. Это оказалось последней каплей и Цветанка, не удержавшись, всхлипнула. «Бурдюк с салом! Змеища подколодная! Только и знает, что издеваться!» Действительно, тетка Гашиха держала своих подопечных в большой строгости. Чуть что не так и она тут же пускала в ход хворостину, а уж шустрой Цветанке и подавно доставалось больше всех.

Глотая слёзы, девушка кое-как оттёрла руки о землю. Но запах, конечно же, никуда не делся. Она выпрямилась и гневно посмотрела на группку мальчишек-подростков. Хохоча, они показывали на неё пальцами и с издёвкой выкрикивали:

– Дерьмовая невеста!

– Смотри-смотри, как глазищами зыркает! Того и гляди, что съест! У, черномазая ведьма!

– Уродина! Уродина!..

Цветанка не удержалась и с кулаками набросилась на мальчишек.

– Ах вы, окаянные!.. Ну, погодите у меня! Сейчас я покажу вам дерьмовую невесту!

Поддразнивая девушку, хохочущие подростки ловко уклонялись от её ударов и даже успели сбить шапочку, а затем стащили платок с её головы. Она гневно вскрикнула и, желая отомстить за это новое оскорбление, снова набросилась на обидчиков. Но сваха не дала ей разойтись и отвести душу. Как только тётка Гашиха заметила, что мужчины с восхищением посматривают на мечущийся разноцветный вихрь в ореоле распущенных тёмных кудрей, она сползла с помоста и, влепив смутьянке полновесную пощечину, водворила её на место.

Прищурив заплывшие глазки, сваха склонилась к уху девушки и злобно прорычала:

– Ну, погоди у меня, черномазая кошка! Если к концу вечера не найдётся на тебя желающего, Аллахом клянусь, что отдам тебя замуж за раба. Давно бы так уже сделала, не будь за тобой хорошего приданого. Ведь сплошная головная боль с тобой! Того и гляди, что вместо прибытку останешься внакладе!

Пухлая блондиночка, сидящая по соседству с Цветанкой, зажала нос и с брезгливой миной на симпатичном личике отодвинулась подальше от растрёпанной насупившейся девушки, от которой за версту благоухало свежим навозом.

– Вот-вот! На такую уродину только раб может польститься, – ехидно прогундосила она. – Будут на пару убирать дерьмо за скотиной. Правда, лично я ни за что бы не доверила хозяйство этой порченой. От её рожи у коров молоко свернётся.

Рассерженная Цветанка злобно зыркнула на соседку.

– Заткнись, пышка! Уж кто порченая так это ты! Всем известно, что дома только ленивый не валял тебя на сеновале! – выпалила девушка, доведённая унизительными смотринами до белого каления.

Повернувшись к свахе, она мстительно добавила:

– Не имеете права, ханум! Отец под расписку заплатил вам сто золотых алтын, чтобы я вышла замуж только за свободного. Посмеете нарушить договор, и я подам жалобу кади, а нужно будет и до халифа дойду!

– Фу ты, порченая! – буркнула недовольная тётка Гашиха. – Гляди ж, какие беды от ума! Не иначе твоего уважаемого батюшку сглазила эдайновская ведьма. Иначе с чего он вздумал девку грамоте учить?

Сваха призадумалась, и в её заплывших глазках промелькнул недюжинный ум. Найдя выход, она победно улыбнулась.

– Так то ж, мой пеклеванчик, если тебя возьмут замуж в течение месяца, а уже второй пошел, – елейно пропела она. – Так что хошь обижайся, хошь нет, а теперь я имею полное право отдать тебя за любого, будь то свободный или раб.

– Так нечестно, ханум! – с отчаянием выкрикнула Цветанка, повернувшись к свахе. – Вы выставляли меня на смотрины только три раза, да и то ненадолго! За такое время и писаная красавица не найдёт себе жениха!

– Эх, деточка! – сваха тяжело вздохнула. – Поверь, я и рада бы чаще тебя выставлять, но даже приезжие знают, что ты порченая. Сама же видишь, когда ты сидишь на помосте, мужчины не хотят подходить к другим невестам. Эти дураки боятся твоего сглаза.

– Тетёнька Гашиха, это неправда! Никакая я не порченая! Наше хозяйство процветало, когда я вела дела в отсутствие отца!

Спрятавшись за шалью, наброшенной на плечи, девушка горько заплакала. Со свахи разом слетела недоброжелательность, и на одутловатом лице появилось неподдельное участие. Хоть она нещадно гоняла непоседу, но в душе привечала больше остальных питомиц, ценя за острый ум и прилежание. Цветанка не бездельничала, как другие девушки, прихорашиваясь в ожидании жениха, а всячески помогала ей по дому, хотя никто её об этом не просил. Нахальная сваха сразу же свалила на неё большую часть своих забот и ни разу не сказала доброго слова. На то были веские причины, ей не хотелось, чтобы пошли гулять слухи, что она пользуется не только деньгами, но и трудом своих подопечных. Это плохо сказалось бы на её репутации.

– Нехорошо быть на людях простоволосой, деточка, а то ещё подумают, что ты гулящая, – сказала тётка Гашиха с мягкой укоризной в голосе. Она заботливо прикрыла платком голову девушки. – Что поделаешь, если мужики боятся умных жен, почитая их за распущенных ведьм Эдайна, – она снова тяжко вздохнула. – Всё я знаю, мой пеклеванчик. Пока мы уговаривались с твоим батюшкой, он все уши мне прожужжал, рассказывая какая ты умница-разумница, добрейшая душа и работница. И то верно, не чета некоторым давалкам, – сваха покосилась на блондинку и та, фыркнув, тут же отвернулась.

Подобревшая тётка Гашиха снова поправила сбившийся платок на голове девушки и успокоительно похлопала по спине.

– Не бойся, Цветанка, будет и на нашей улице праздник. Кровь из носу, но я сыщу тебе принца и не хуже, чем у остальных. Клянусь Аллахом, Всевидящим и Справедливым!

* * *

«Верно говорят, язык до Киева доведёт», – ухмыльнулся юноша. Расспросы подтвердили, что он не сбился с пути и идёт в нужном направлении.

Поскольку ему было с чем сравнить, вскоре он пришёл к выводу, что ярмарка в Адисе мало чем отличается от восточных базаров на Земле – если только своеобразным местным колоритом. Всё также под ритмичный стук барабанов и жалобное пение славянской сопелки по еле заметной на фоне неба верёвке расхаживали канатоходцы, демонстрируя собравшимся чудеса ловкости и храбрости. Внизу их товарищи в пёстрых трико крутили сальто; а полные таинственности, местные последователи Кио удивляли наивный средневековый люд совсем простенькими фокусами.

И всё равно весёлая ярмарочная круговерть завораживала юношу не меньше, чем ту темноглазую, цыганского типа девчонку, что с таким восторгом глазела по сторонам. Его позабавило, как она сконфузилась и спряталась за свой платок, заметив, что за ней наблюдают. «Совсем как любопытная устрица, которая чуть что сразу же прячется в свою раковину», – насмешливо подумал он.

Оказавшись у развилки в торговых рядах, юноша заколебался и свернул туда, где впритык друг к другу стояли полосатые шатры и у гостеприимно откинутых низких пологов дымились многочисленные плошки. Он сразу же пожалел о своём решении. Как только он оказался среди шатров, к нему начали приставать подозрительные личности с ненормально блестящими глазами. Они теребили его со всех сторон, предлагая всё что угодно – от напитков и расшитых золотом шелков, до опиума и прочих запретных удовольствий. Причём их совершенно не смущал его потрёпанный вид. Когда несколько слащавых личностей с вкрадчивыми повадками стали уж слишком приставучими, обещая отвести туда, где его красоту оценят по достоинству, он надвинул широкополую шляпу на глаза и рванул прочь.

Неожиданно из толпы выступил мужчина и схватил его за рукав. Вырваться не удалось, и недовольный юноша поднял глаза. Несмотря на красоту, черноволосый незнакомец с тёмно-зелёными глазами очень ему не понравился. Одетый во всё чёрное он резко выделялся на фоне светловолосого местного народа и выглядел настоящим чёрным колдуном из арабских сказок.

– Чего тебе, любезнейший? – сердито спросил юноша. – Тоже будешь предлагать всякую ерунду? Можешь не стараться, у меня нет ни гроша.

Незнакомец осклабился, сверкнув белейшими зубами с чрезмерно выдающими острыми клыками, и вложил в его ладонь небольшой кожаный мешочек. Затем, не сказав ни слова, он змеиным движением скользнул обратно в толпу.

– Эй! Постой, чёртов магрибинец! Это ещё что за шутки? – воскликнул юноша. Наученный горьким опытом он собрался уже выбросить подозрительное подношение, но тут его пальцы нащупали округлые бока двух увесистых монет. «Ёпрст!..» Он заглянул внутрь мешочка и, уловив золотой блеск, потуже затянул шёлковый шнурок.

«Вот это да! Что называется, не было ни гроша, да вдруг алтын! Надо же, даже здесь встречаются чудаки-меценаты!» – ликующе подумал юноша, пряча за пазуху неожиданно свалившееся богатство. Решив, что ему уже достаточно подфартило и можно позабыть об афере с фиктивной женитьбой, он двинулся к ближайшей чайхане, как вдруг услышал пронзительный мальчишеский голос:

– Добрые люди, а вот наши дорогие невесты! Кто ещё не женился, смелей подходите! Смотрите, какие нежные персики! – невидимый в толпе ярмарочный зазывала смачно причмокнул и снова звонко заголосил: – Знайте же, правоверные, что каждая из них жемчужина из жемчужин! С кровью от сердца отрываю и отдаю другим таких писаных красавиц! Совсем уж ни к чему их почтенные отцы дают за ними немалое приданое. Подходите и сами убедитесь в моих словах! Смелей, правоверные! Чтобы разбогатеть и обзавестись послушной красавицей-женой, всё что вам нужно это подойти и сказать да… Господин, идёмте я вас отведу! Ну, что вам стоит посмотреть и прицениться? А вдруг это ваша судьба?.. Уже есть жена? Так Аллах всемилостив и разрешает правоверным… уже четыре? – расстроился зазывала, но тут же нашёлся: – Так разведитесь! Зачем вам старшая жена? Ведь старая кошёлка уже не согреет постель. Всего-то дел сказать ей, что твоя спина для меня как спина моей матери… ой-ой! Биби-ханум, я пошутил!

Удильщик сыпал льстивыми комплиментами старшей жене, которая на его несчастье оказалась поблизости от мужа, а удивлённый юноша покачал головой. «Правду говорят, если уж везёт, то везёт во всём». Он немного подумал и расплылся в широченной улыбке. «Раз уж фортуна сменила ракурс и благосклонна ко мне, то просто грех не воспользоваться её милостями. Если помимо меценатского пожертвования удастся разжиться приданым ярмарочной невесты, то можно больше не думать о хлебе насущном и не переживать за сохранность конечностей. Пожалуй, даже куплю себе лошадь… нет! Найму самый красивый паланкин с самыми мускулистыми носильщиками и как самый наикитайский мандарин пропутешествую до самого Ночного королевства!»

В глазах юноши, размечтавшегося об удобствах, сопутствующих богатству, вспыхнул хищный огонёк и он, не колеблясь, двинулся на голос зазывалы.

И тут на его пути встретилось неожиданное препятствие – молодой человек, совершенно неотразимый для женского сердца. Белокурый и синеглазый он выглядел необычайно мужественно в своём средневековом наряде. Облегающие брюки и куртка, длинный дорожный плащ и высокие сапоги с отворотами, а в довершение романтического облика несколько готических драгоценностей и устрашающий набор холодного оружия на широком кожаном поясе, плотно охватывающем гибкую талию.

Молодой человек сидел на породистом вороном коне и с надменным видом посматривал по сторонам, не обращая внимания на свиту из четырёх всадников, которые неотступно следовали за ним.

«Вот это да! Просто вылитый киношный викинг! – застигнутый врасплох юноша с чисто женским благоговением уставился на харизматичного незнакомца. – Ах, какой красавец! Настоящая белокурая бестия! Если бы не подлянка Светозара, обязательно познакомилась бы с этим чудным самцом», – подумал он с восхищением, меняясь буквально на глазах. Его мужская суть стремительно ускользала, уступая место девушке в маскарадном наряде, и это сразу же привлекло внимание окружающих. С проницательностью, заложенной на уровне генов, мужчины пытались заглянуть в его лицо, прикрытое широкополой шляпой, а женщины отворачивались и с презрением плевались.

Молодой человек, поразивший воображение юноши и послуживший причиной его метаморфозы, спешился с коня и, похлопав его по шее, повернулся к своему сопровождению. В отличие от своего предводителя они были смуглыми и темноволосыми, тем не менее, несмотря на иную масть, все они походили друг на друга, как щенки одной породы.

– Возвращайтесь, и передайте отцу, что я не нуждаюсь в няньках, – не сразу пробился к сознанию очарованного юноши резкий голос «викинга», который говорил на странном, но, несомненно, испанском языке.

На горбоносых тонко вылепленных лицах, правда, не столь эффектных, как у их белокурого родственника, появилась одинаковое выражение, говорящее о такой фамильной черте характера как упрямство.

Несмотря на ругань и уговоры, четвёрка не трогалась с места. Чувствовалось, что они не хотят уезжать не столько по приказу, сколько по велению души. Самый старший из четвёрки тоже спешился и, бурно жестикулируя, начал уговаривать упрямца – мол, ему обязательно понадобится защита, когда он окажется на проклятых землях королевства Эдайн, населённых ведьмами, – ведь кто-то должен его охранять, чтобы порождения тьмы не украли его бессмертную душу, соблазнив нечистой красотой. Но тщетно. «Викинг» был не менее упрям, чем его смуглые родичи. Он не соглашался взять их с собой, мотивируя свой отказ тем, что они увязались за ним по доброй воле – мол, если они боятся ведьм, то сейчас самое время одуматься и повернуть домой.

Спустя некоторое время «викинг» заметил, что пока он препирается со старшим, остальной его эскорт как-то неадекватно ведёт себя. Молодые люди многозначительно переглядывались и, периодически прыская, давились от еле сдерживаемого смеха. Он стремительно развернулся и, найдя причину их веселья, скрипнул зубами. Окинув хохочущих родственников негодующим взглядом, он неторопливо двинулся к юноше, который по-прежнему взирал на него с неприкрытым восхищением. Судя по решительному воодушевлению, появившемуся на его лице, «викинг» был совсем не против отвлечься от бессмысленного спора и дать выход долго сдерживаемому гневу.

Беспокойная жизнь выработала в нём повышенную чувствительность к опасности, но юноша не сразу выпал из созерцательно-восторженного состояния. «Стоп, мой мальчик! Хватит глазеть на красавчика! – наконец спохватился он, и бросил оценивающий взгляд на приближающегося «викинга». – Блин! Как-то он недобро пялится на меня. Интересно с чего бы это? Ага, понятно! Его товарищи ржут как лошади и тычут в меня пальцами. Вот уроды!.. Эй, придурок, за каким … ты сюда прёшься?.. Э, нет! С таким зверским выражением на физии, ты совсем не в моём вкусе!» – подмигнув молодому человеку, который произвёл на него такое сильное впечатление и который был уже на расстоянии вытянутой руки, он ловко ввинтился в самую гущу народа. «Викинг» рванулся за ним, но было уже поздно.

С привычной сноровкой юноша оторвался от погони и, ощутив себя в безопасности, обернулся. Из чистого озорства он поднял руку и помахал своему преследователю. Встретив гневный взгляд синих глаз, он снял шляпу и с умильной миной приложил её к сердцу. После краткой пантомимы с закатыванием глаз и воздушными поцелуями, он не удержался и, хихикнув, показал язык опешившему «викингу», а затем снова бросился бежать, бесцеремонно расталкивая народ на своём пути.

«Викинг» вытащил метательный нож и примерился к шляпе, мелькающей в толпе, но передумал и, усмехнувшись, убрал оружие на прежнее место – за голенище сапога. Как только он это сделал, рядом с ним возник плотный, жуликоватого вида коротышка, до самых глаз заросший буйной бородой.

– Простите за беспокойство, сеньор, но меня прислал ваш батюшка. Я ваш новый слуга, Жоло Вагабундо, – представился он и, немного подумав, стащил с головы засаленную шляпу.

«Викинг» смерил подошедшего внимательным взглядом, и на его лице появилась неприязнь.

– Пошёл вон, жульё! Я тебя не знаю…

– Не горячитесь, граф! Подумайте хорошенько, ведь мы с вами уже встречались… на собраниях ордена, – уточнил коротышка многозначительным тоном и, воровато оглянувшись, сделал своеобразный жест рукой.

При виде условного знака, известного только братьям ордена, молодой человек скривился так, будто выпил уксусу вместо вина.

– Следуй за мной! – приказал он слуге-самозванцу.

В пустынном переулке он ухватил его за шкирку и прижал к стене.

– Ах ты, скотина! Живо отвечай, кто ты такой, или я перережу тебе горло!

– Извольте обращаться вежливо с тем, кто выше вас по званию!.. Вот! Читайте! – прохрипел коротышка.

Заранее приготовленный пергаментный свиток с печатью спас ему жизнь. Граф де Фокс не слишком жаловал собратьев по ордену, но убийство приора могло ему дорого обойтись. На себя ему было наплевать, но он был очень привязан к родителям и к своим многочисленным родственникам. Да и набожность не позволяла ему взять грех на душу. Наглый плут из простонародья ещё ничем перед ним не провинился. Конечно, кроме того что смел командовать им, благородным потомком де Фоксов. В общем-то, это само по себе уже являлось немалым оскорблением, но к великому сожалению не в глазах генерала ордена, фанатично преданного идее равенства и братства.