Читать книгу Пройти по исчезнувшим мирам - Светлана Семеновна Осипова, Светлана Семёновна Осипова - Страница 24

Лето 1951 года. Деревня, куда мы едем, расположена хоть и в Тульской, но на границе с Орловской областью.

Поезд Москва – Орёл, станция Чернь. Отсюда около 50 км по просёлочной дороге. Станция Чернь оказалась малюсеньким полустанком, мы едва успели спрыгнуть с поезда со своими вещами и продуктами-подарками. Мы – я, моя мама, моя школьная подруга Люся и ёе мама, Таня. Это их родина.

Нас встретил один из многочисленных братьев тёти Тани на телеге, в которую впряжена тройка красивейших, неспокойных, рвущихся в разные стороны лошадей. Мы с Люсей залюбовались ими, а наши мамы забеспокоились. Оказалось, что для пополнения разорённого войной хозяйства в деревню завезли из Средней Азии полудиких, почему-то забракованных для верховой езды лошадей. Их ещё не очень укротили, они ещё не привыкли ходить в упряжи (они так и не привыкли, почти все побились).

Возница заверил нас, что здесь недалеко, домчим с ветерком. Таня предусмотрительно обвязала нас платками, оставив лишь узкие щели. И мы помчали, с ветерком! На беду, навстречу попался грузовик, обдал нас пылью и запахом солярки. Кони взвились и . . . понесли. В ушах свистело, пыль забивала глаза и нос. Телега стала покряхтывать, переваливаться с боку на бок. Переднее правое колесо запрыгало отдельно от нас, телега накренилась, запахала осью по пыльной дороге. Кони совершенно обезумили, брызгая пеной и стремясь разбежаться в разные стороны, не слушая ни вожжей, ни кнута, ни, тем более, криков возницы.

Татьяна кричит сквозь грохот разваливающейся телеги и пылевую завесу:

– Впереди, в овраге, узкий мостик через речку. Надо прыгать, а то пропадём.

Какие-то доли секунды. Она командует нам с Люськой, свернуться клубочком, выталкивает нас с телеги, за нами прыгает мама, потом тётя Таня и, наконец, возница.

Телега совсем разваливается. Кони волокут её остатки прямо на горбатый, узенький мостик. Копыта одной из лошадей пробивают полусгнившие доски мостка, лошадь проваливается. Тройка, полностью потеряв возможность передвижения, молотит ногами, хрипит, брызжет пеной, останавливается.

Мы долго сидим в придорожной пыли, отходим от шока, осознаём, что живы. Несколько ушибов. У тёти Тани вывихнута лодыжка, которую мама, памятуя госпитальную службу, быстро вправляет. Таня только кратко вскрикивает. Возница, прыгнувший в другую сторону, подходит, прихрамывая. Сидим. Решаем, что придётся дождаться попутки, на которой мы поедем. А он, выпряжет утихомирившихся лошадей и поведёт их к деревне. Тётя Таня пошлёт из деревни кого-нибудь навстречу, собрать остатки телеги.

На счастье, попутная машина появилась довольно скоро. Водитель, увидев разрушенный мост, долго ругался, что ему придётся ехать в объезд до следующего моста, но нас взял и до места довез.

Переночевали мы в доме тёти Тани. Дом перенаселён её братьями с семьями. Нас решили поселить у Люсиной бабушки, мамы её отца, в соседней деревне.

Забытая богом русская деревня. Обычный деревенский дом, где живёт одна Люсина бабушка. Бабушка нам обрадовалась, как родным. Она светилась добротой и мудростью.

В горнице было душно, бабушка была стара, окна не открывались: зябко. Мама выбрала нам для ночлега сени, где сквозь щели гулял свежий ветерок. Мы основательно их вычистили, смастерили из сундука и досок широкую лежанку и включились в деревенский быт. Бабушка, конечно, худо–бедно управлялась с хозяйством, но помощь ей совсем была не лишняя. Первым делом мы с мамой взялись за капитальную уборку избы, где слишком удобное правило не выносить сор из избы, уже почти не оставляло свободного пространства в большой горнице. Мы уверили бабушку, что берём этот грех на себя. Она с сомнением, но согласилась. А когда мы всё вымели, вычистили, вымыли, постирали занавески и солнечные лучики весело запрыгали по комнате, бабушка засияла от радости. Мы сели пить чай из вычищенного же самовара и сверкающих белизной кружек, на белой скатерти стола поблескивал белизной привезённый нами сахар, конфеты и печенье, почти забытая для бабушки роскошь!

Бабушка очень радовалась привезённым крупам.

– Вот, не чаяла, что на старости лет такое счастье придёт ко мне в дом! – приговаривала бабушка.

В её хозяйстве были куры и коза. Все они живут в крытом дворе, отделённом от наших сеней невысокой дверцей. Мы учимся простому деревенскому быту, помогаем бабушке.

Белый, с редкими чёрными и рыжими перьями в хвосте, красавец, но одноглазый и коварный петух рано утром просовывает голову в большую щель двери на улицу и задиристо кричит свое: ″Ку-Ка-Ре-Ку-У!″. Это явно предназначается нам, городским лежебокам, бабушка давно уже не спит и пытается его прогнать. Тогда он обегает дом, забегает на крытый двор, просовывает голову сквозь дверцу в сени со стороны насестов, и во всё горло: ″Ку-Ка-Ре-Ку-У!″. Так продолжается до тех пор, пока мы не встаём. Козу надо кормить, чистить и доить. И мы этому научились.

Во дворе, прямо напротив входа в дом, – глубокий погреб. Погреб просторный, лестница заросла мхом, по бокам располагаются широкие уступы для хранения продуктов. По мере углубления температура снижается, обеспечивая разную степень охлаждения.

За погребом огород и большой сад. В саду много яблонь, усыпанных пока маленькими, с грецкий орех яблоками. Несколько вишен, слив и груш, кусты смородины.

Наша основная еда – козье молоко, простокваша, творог, картошка и каша. Творог делаем из простокваши трёхдневной давности. На обед мама варит картошку, желтоватую, душистую, рассыпчатую. Бабушка посылает меня в погреб за простоквашей:

– Светушка, возьми там кринку с приступочки четвёртой ступеньки, справа.

Это она распределяет простоквашу по готовности к еде или для творога.

– А теперь Светушка сбегай в огород за духовитой травкой

– это она об укропе. Никогда не ела я более вкусной картошки и вкуснейшей простокваши из козьего молока!

За деревней, у нашего края, пруд. Лето выдалось жаркое. Мы бегаем на пруд купаться, с нами часто купается и мама. В пруду обычно купается детвора, а бабы только стирают бельё. Деревенские удивляются, косятся, но сказать гостям бабушки, которую уважает вся деревня, ничего не смеют. В какой-то из очень жарких дней, кто-то из них тоже решился искупаться, и вскоре они стали часто приходить купаться (купались они в рубашках, как, впрочем, и девочки нашего возраста, о купальниках они, если и знают, то не имеют).

Однажды, когда мы были у пруда, незаметно набежали тучи, разразилась страшная гроза. Мама погнала нас с Люсей домой при первых каплях, крупных, как шарики, застучавших по листьям прибрежной ивы. Другие дети тоже побежали. Но одна девочка, лет 8-ми несла на руках своего младшего братика. Она запыхалась, спряталась передохнуть под могучим дубом, росшим на полпути между нашим домом и прудом. Молния прошла между ними. Они упали. Мама и другие женщины, бывшие поблизости бросились к ним. Нам подходить запретили. Оказалось, что девочка почти не пострадала, а мальчику обожгло грудь. Его положили обожжённой грудью на землю, кто-то побежал в сельсовет вызывать скорую помощь. В больнице он пролежал долго. Уже в Москве мы узнали, что его удалось спасти.

В деревне оказалась очень приличная библиотека. В период полевых работ библиотека пустует. Библиотекарша тоже в поле, она просто отдала мне ключ. Очень интересно разбирать книжные завалы в полутемном помещении. Я думаю, и сама библиотекарша далеко не про все книги знала. Несколько книг я привезла с собой.

Выбрав книгу, я иду в сад, набираю в корзиночку зеленущих яблок, устраиваюсь под любимой яблоней. С удовольствием грызу кислейшую твердость, и погружаюсь в неизвестные мне миры и времена. И, как здорово, смотреть в переменчивое небо, мечтать о будущем. И уплывать вместе кружевом облаков в неведомые дали!

Из этого мира меня извлекает мамин голос, призывающий вернуться к прозаическим делам и, заодно, чтобы пригрозить желудочными неприятностями от незрелых яблок. Яблоки я поедаю в несметном количестве, но молодой организм всё переваривает.

Место вечерних развлечений в деревне – ″пятачок″. Так называется площадка перед клубом, где по вечерам собирается местная молодёжь. Клуб открывается редко, когда привозят какое-нибудь кино. А здесь, на ″пятачке″, устраиваются посиделки, танцы. Я здесь ″чужая″, туда не хожу. Когда Люся приходит к нам и остаётся на несколько дней, мы отправляемся на эти деревенские танцы. Молодёжь, в основном, старше нас. Играет гармонист. Поют частушки, хороводные наигрыши, почти современные ″танги″, вальсы. Парни и девчонки довольно откровенно и грубовато (по моим, городским, меркам) заигрывают друг с другом. У Люси здесь много родственников, они стараются и нас вовлечь в их веселье. Но и Люся уже не очень своя в их среде. Кино за 2 месяца так и не приехало.