Читать книгу Когда киты пели - Светлана Сергеевна Шемена - Страница 4

Хлеб снова стали брать нарасхват. Может, подействовал мужской разговор, а может, люди просто поняли, что более вкусного и ароматного хлеба на острове им не найти. Натан до сих пор не знал, что же отец такого сказал дачникам, но ещё раз пообещал себе стать таким же, когда вырастет. Смелым, отважным, бесстрашным. Настоящим мужчиной, как папа! Отец отлично ладил со всеми, кого встречал, а уж он-то повидал на своем веку предостаточно людей.

Ной родился в семье рыбаков – его отец проводил на море больше времени, чем на суше, поговаривали, что ему впору отращивать жабры да плавники, а мать оставалась на берегу и плела сети. Наверное, такой же судьбы они хотели и для сына, отсюда и имя – Ной, человек, которому по плечу построить ковчег голыми руками и пережить небывалый великий потоп. Ноя действительно завораживали корабли, он обожал наблюдать за тем, как мужчины сколачивали лодки. Их натруженные мозолистые руки казались грубыми и неуклюжими, однако же первое впечатление было обманчивым – они поднимали брёвна, словно пушинки, ловко вытесывали из них доски, скрепляли вместе и украшали тончайшей затейливой резьбой. Ни одна лодка не спускалась на воду без своего особого узора – подписи хозяина.

Однажды еще в школе Ной спрашивал отца, зачем тратить так много времени на красоту, если она никак не влияет на скорость, маневренность и прочность судна. Тогда он ответил: «Лодки как люди, у каждой своё лицо, своя личность; а каждый человек сотворён по образу и подобию Бога, а уж Бог Своё дело знает – ничего лишнего, все работает совершенно, не бывает, чтобы человек родился с ошибкой». Слова отца накрепко засели Ною в память, и он повторял их уже своему сыну много лет спустя: «У Бога не случается ошибок, и какое-нибудь чудо ещё обязательно произойдёт, просто нужно подождать».

Дед Ноя погиб на море, когда неожиданно разыгрался шторм, подобная участь постигла и отца. Тогда мама с бабушкой решили перебираться на Большую землю, собрали все пожитки в узел, а домишко так и бросили, покупателей не нашлось, а ждать не хотелось, слишком уж он тяготил воспоминаниями – повесили амбарный замок на дверь да заколотили окна. Назад они не оборачивались.

И Ной позабыл о море почти на десять с лишним лет, слишком суровой оказалась жизнь в городе. Море больше никого не забирало, но и не кормило, за еду приходилось бороться. Но вот учеба далась Ною на удивление легко, никто не ждал многого от парнишки с окраины мира, разгружавшего вечерами баржи, но чтобы показать еще и лучший результат в классе! Где такое видано? Мама очень гордилась, они с бабушкой твёрдо решили, что хотя бы один человек в их семье получит высшее образование и выбьется в важные люди. Так и вышло.

Он получил диплом инженера и стал строить большие машины для метеостанции, его руки были белее и тоньше, чем у рыбаков из детских воспоминаний, но, ввинчивая каждый болтик, он верил, что они вместе делают одно общее дело. Чем точнее прогноз – тем меньше моряков погибнет от лап стихии. А когда пошёл слух, что на его родном острове решили строить свою собственную станцию и подыскивают специалистов, которые могли бы ещё и за маяком смотреть, Ной согласился не глядя.

– У этого парня ветер в голове воет да соленая вода вместе крови по венам течёт, – горько вздохнула тогда бабушка, – но ты теперь сам себе хозяин, важный человек, сам выбирай, где дальше расти.

Мама долго плакала, но удерживать не стала. Ной сыграл свадьбу, и уже на следующий день молодая семья отплыла на пароме в сторону крошечного клочка земли в бушующих волнах.

Эту историю Натан слышал уже бессчетное количество раз и просил отца рассказывать снова и снова. Вообще даже самую простую историю он мог превратить в приключение, Натан следил за его движениями с широко открытым ртом и старался не моргать, чтобы ничего не упустить. И даже старые-престарые рассказы, которые он «слышал» уже тысячу раз, вновь звучали по-новому. И в конце каждого обязательно была мораль: не сдавайся и иди к своей мечте! Он-то уж точно никогда не сдастся, Натан это твёрдо решил, но пока на самом деле особо и не было повода.

Если бы жизнь мальчика была книгой, то читатель уснул бы уже на первой странице. Кому захочется слушать про рыбалку, кур и рисование бабочек? Правильно, никому! Всем нравятся истории про приключения с неожиданными поворотами сюжета. Натан и сам очень много читал, особенно он любил книги про пиратов и поиск сокровищ. Там клады зарывали обязательно на островах, а все погони и сражения непременно велись на море. А еще маяки с привидениями! Натан жил там, где чисто технически могло произойти любое приключение, вот вам и остров, и море, и маяк, но все, как одно, обходило его стороной. Но на самом деле они всего лишь ждали свой черед…

До происшествия с Натаном никто на острове и знать не знал ни про язык жестов, ни про глухонемых вообще. Все здесь были мускулистые и рослые как на подбор, проблемы со слухом встречались разве что у стариков, у которых ушные перепонки уже износились от соленых брызг и ледяного ветра, но никакого особого языка для них не требовалось – крикни погромче, и все. Точно такой же крик раздавался в ответ. Первое время соседи и знакомые Ноя тоже пробовали кричать, громкость нарастала и нарастала, а Натан и бровью не вёл, сидел со своими игрушками или бегал за птицами по двору. Тогда мальчишку за глаза и прозвали «блаженным», на местном говоре так называли всех не от мира сего, тех, кто не мог работать наравне с прочими. Родителей Натана жалели, порой над ними слегка посмеивались. Ходили даже слухи и о родовом проклятье, мол, такая кара постигла их семью за то, что в свое время струсили и сбежали с острова, с родной земли, вот теперь и маются. Но так больше судачили старушки на скамейках, развлекая себя новыми толками. В деревне же просто никто особо не верил, что из Натана в жизни выйдет толк.

Но однажды из очередной командировки на материк Ной привёз очень странную книгу – в ней были нарисованы одни только руки, будто инструкция для театра теней. Когда натягивают простынь, зажигают яркую лампу и складывают из ладоней собак, крокодилов и летучих мышей, а те оживают и пляшут темными кляксами.

– Выменял в центральной библиотеке, – гордо заявил он жене, – специальная энциклопедия по языку для глухих. Представляешь, как нам повезло? Пришлось купить им взамен большой комплект мореходных карт, но за такое сокровище ничего не жалко!

Энциклопедия и правда была хорошей, яркой, наглядной. Там объяснялось, как сложить пальцы, чтобы обозначить каждую букву алфавита, как поворачивать ладони, чтобы разрозненные движения превращались в слова и целые предложения. Единственным минусом было то, что в книге не хватало страниц – она пострадала при затоплении, когда у южного корпуса библиотеки потекла крыша. Но в каждом деле главное ведь начать, верно?

Аврора и Ной быстро усвоили новую грамоту, Натан сперва воспринял все как игру и был так счастлив, когда его наконец-то начали понимать. Больше не нужно было бежать в другую комнату и тыкать в предмет пальцем – достаточно было сложить из жестов слово! Кровать. Яблоко. Кошка.

Постепенно статус блаженного с Натана сняли, народ на острове вовсе не был жестоким, напротив, рыбаки даже стали привлекать мальчика к мелкой работенке – принеси, унеси, подай. Постепенно, благодаря Ною, жесты стали такой же неотъемлемой частью деревни, как ранний подъем, закидывание сетей и празднование фестиваля огней. Всех книжных слов мужики не знали, поэтому показывали порой кто во что горазд. Натан знал с дюжину способов показать «улов», «клев», «наживка» и с легкостью изобретал свои собственные движения.

– Не нравится мне все это. – Аврора задумчиво поглядывала в окно, а ложечка гоняла листья заварки, глухо позвякивая о стенки чашки.

– Хорошие они мужики, не переживай, в обиду никому не дадут, а что посмеиваются иногда, так это любя.

– Я не про то. – Она перевела взгляд с сына, который задорно нарезал круги по полю, на мужа. – Здесь – одно дело, а в городе, думаешь, его поймут? Там наверняка в книгах хватает страниц.

– Он не пропадет, ты погляди на него! Сколько бы в их толстенных книгах ни было страниц, он сумеет прочесть каждую до последней закорючки, уж будь уверена. Порой мне кажется, что сможет он намного больше, чем мы с тобой.

На самом деле родители толком и не поняли, как же это произошло; произошло и все тут, как по щелчку пальцев. Однажды утром Аврора как обычно застала сына перед телевизором: он сидел, собрав под себя ноги, и увлеченно следил за происходящим на маленьком выпуклом экране. Мультики показывали ровно в восемь перед выпуском свежих новостей. Натану только исполнилось шесть, и он страстно обожал все, хоть мало-мальски связанное с гномами и другими сказочными лесными обитателями, – его ночник был в форме ежика с грибом на спине, а все пижамы должны были быть непременно с гномами, иначе спать не ложился. Вот и сейчас мальчик наблюдал за тем, как гномы с цветными бородами пели песню в мультфильме, а потом вдруг почему-то начали драться.

– Милый, – мама ласково похлопала Натана по плечу, – тебе помочь? Подсказать, о чем они говорят? – В ответ он лишь замотал головой.

– Мама, я могу сам. Там написано – вон, видишь? – Он ткнул пальчиком во всплывшее слово. – Если они говорят – я читаю. Сейчас там пузатый гном злится, потому что другие не выучили слова песни и спели очень плохо.

Субтитры. Лишь один из трех мультиков по каналу шел с субтитрами, как выяснилось позже, именно поэтому Натан и полюбил гномов – только там он и понимал, что происходит!

Когда любопытные соседи спрашивали, какой же метод Ной с Авророй использовали, чтобы научить глухого ребёнка читать, те лишь пожимали плечами. Они и сами точно не понимали, а был ли метод. Ной всегда читал взахлеб и при любой удобной возможности привозил с Большой земли книги, увесистые энциклопедии, справочники, детективы, а когда врачи окончательно подтвердили диагноз сына, то все полки в доме стали занимать детские книжки с картинками. Каждый вечер перед сном они поудобнее устраивались в кровати и вместе читали «вслух», показывали слова жестами, а Натан изо всех сил вертел головой и поглядывал то на раскрытую страницу, то на мелькающие в воздухе руки.

Когда мальчику исполнилось семь лет, родители отвели его в школу или в то, что от нее осталось. Двухэтажный деревянный домишко хмуро поглядывал на прохожих темными квадратами окон, большая часть классов уже много лет пустовала, а если еще точнее, то заняты были лишь две комнаты справа от входа. Так проще топить. На тот момент на острове началась новая волна эмиграции, так ее прозвали местные. Зима выдалась суровой и голодной, а лето и того хуже, земля будто бы сговорилась с морем и решила не выпустить наружу ни единого зеленого росточка. Во всем винили засуху, смену климата и новый вид паразитов, перебравшийся к ним с материка. Винили всех и вся, но вот только одними лишь обвинениями никак не накормишь несколько десятков голодных ртов. Люди стали уезжать, многие давненько уже собирались переселяться в город, но все не могли решиться – не хватало стимула, а желание выжить оказалось как раз-таки самым сильным из стимулов. Деревня потихоньку пустела, и к октябрю в ней осталось всего двенадцать ребятишек, некоторые ровесники Натана, а остальные постарше, почти подростки. Тетушке Марте было за восемьдесят, и вся школа держалась лишь на ее хрупких плечах, обернутых пуховой шалью. Ной помнил ее еще с тех пор, как сам был мальчуганом в коротких штанишках, в его детстве она преподавала литературу, правописание и природоведение. Ее историями можно было заслушаться, казалось, она знала все на свете! Высокая, статная, с городскими замашками, она приехала на остров в молодости, на практику сразу после института, и за более чем полвека ее ноги ни разу не покинули этой земли.

– Я-то возьму его, с радостью возьму, но тут понимать надо, дорогой мой, что я, может быть, и звалась однажды профессором наук, а сейчас всего лишь ветхая старушка, которая пашет и за себя, и за того парня. – Тетушка Марта подцепила с блюдечка кусочек лимона и, не поморщившись, прожевала его без сахара.

– Только и парня-то никакого нет, – ухмыльнулся Ной.

– Вот именно! Все сама, все сама. Я тебе и директор, и завуч, и весь педагогический состав. Что-нибудь придумаю, но ничего не обещаю.

– Может, пришлют кого с Большой земли?

– Новостей, гляжу, не читаешь? Закон есть теперь, что в сельские школы, где меньше ста ребятишек, уже никого давно не распределяют, только если кто сам решит приехать. С ума сойдет и решит, как я в своё время, когда юность в голову ударила.

– Но вы же еще…

– Я еще хоть куда, дорогуша, но годы, как ни банально, берут свое. Никто еще не был замечен за тем, чтобы жить вечно. Своего сорванца веди, поглядим, я ведь тоже с возрастом слегка оглохла, найдем с ним общий язык.

В первый учебный день мама одела Натана во все самое лучшее – белую накрахмаленную рубашку, при каждом движении похрустывавшую, словно корочка наста под ногами, и черные брюки со стрелками. В то самое утро ударил такой сильный мороз, что на рубашку пришлось нацепить толстый вязаный свитер, а поверх брюк – дутые ватные штаны. Для Натана школа была совсем отдельной историей, чем-то загадочным и неясным. Он понимал, что ходить в нее необходимо, но не до конца понимал, почему. Ему нравилось собирать тетради в портфель и надевать особенную форму, которую мама гладила и каждое утро вывешивала на спинку стула. Он чувствовал себя взрослым, потому что если ты взрослый, то ходишь в школу, а не играешь весь день дома с игрушками, так ведь? Вроде бы мир был устроен именно так. Еще в школе Натан чувствовал себя немного более нормальным, он сидел за партой наравне с прочими деревенскими детьми, никаких специальных условий. Учительница всегда разделяла ребят по комнатам. Младшие оставались в той, что служила и кабинетом, и гардеробом, хотя большую часть года школа протапливалась плохо и сидеть приходилось в куртках, чтобы совсем не околеть. Старшие занимались за стенкой, в библиотеке, с ними мисс Марта проводила куда больше времени. Она лишь изредка забегала к младшим, что-то говорила, размахивая руками, писала несколько строк задания на доске и снова убегала. Сложно было сказать, учился Натан чему-то новому или нет, возможно. Он уже знал названия всех животных и растений на острове и довольно неплохо считал, но мисс Марта все равно была им недовольна. Стабильно раз в неделю она вызывала родителей к себе на беседу.

– Опять? – Ной тяжело вздохнул и отложил записку в сторону. – Что не так в этот раз? – Натан лишь пожал плечами, он и сам хотел бы это знать. – Чем ты занимаешься на уроке?

– Учусь, наверное.

– Наверное? – Натан кивнул.

– Мисс Марта дает мне разные вопросы и говорит ответить, как я думаю. Я делаю, но ей все равно не нравится. Никогда не нравится. Других детей она иногда хвалит.

– Покажи задание. – Натан расстегнул переднее отделение рюкзака и достал лист бумаги. – Это рисунок, – Ной в недоумении уставился на сына.

– Да, рисунок, это то, что я думаю о жизни на острове. Мне нравится здесь. Смотри, – мальчик заметно оживился и ткнул пальцем в центр, – вот я нарисовал лес, тут много ягод, грибов и животных. Вот солнце сверху. Я люблю, когда солнечно.

– А что за руки сбоку?

– Это кулаки, это слово «холодно», потому что мне нравится больше, когда холодно, а не жарко. И поэтому вот на этих деревьях нет листьев, потому что холодно, а на елках есть, они всегда зелёные. Не листья то есть, а хвоя.

– Я думаю, сынок, мисс Марта недовольна, потому что она просила тебя написать свои мысли словами, понимаешь? Как пишут в книгах. Не рисовать.

– Но она сказала совсем не так. – Натан замер, а потом недоверчиво прищурился. – Она сказала ответить, как думаешь, а я думаю так – я представляю что-то, а потом вижу картинки. Я не вижу слов, разве кто-то думает словами?

Ной улыбнулся и обнял сына.

– Все думают по-разному, мой хороший, все по-разному. Ты вот так, а я все чаще словами, представляешь? Думаю о чем-то и слышу слово у себя в голове.

– Слышишь? А кто его тебе говорит?

– Никто не говорит, я сам. Так просто разговариваешь сам с собой. Понимаешь?

– Нет… Но с картинками интереснее.

– В следующий раз, когда мисс Марта попросит тебя ответить, что думаешь, ты попробуй словами, ладно? Буквами, будто пишешь историю.

– Будет скучно.

– Просто попробуй, школа ведь, чтобы учиться. – Ной аккуратно сложил рисунок пополам и убрал в карман.

Аргумент отца показался Натану достаточно логичным. Он старательно выводил буквы под нужным наклоном и соединял слова в предложения, учительница даже начала его хвалить. Но хватало Натана ненадолго, мальчику становилось так невыносимо тоскливо, что он снова возвращался к рисованию. Как и любой приличной старушке в крайне преклонных летах, мисс Марте было бы проще поворчать, что, мол, в наше время детишки были посмекалистей и схватывали все куда быстрее, чем нынешнее поколение, но в ней сохранилась редкая острота ума. Она решила пойти иным путем и использовать последнюю в своем арсенале уловку. Письма.

Ребятишек в первом классе было, слава богу, всего четверо, не пришлось долго думать, как же разбить их на пары.

– Письмо – задание очень ответственное, – заговорщицки произнесла мисс Марта, – вам придется побыть и исследователями, и писателями. Представьте, что вы все ученые и составляете большую энциклопедию про наш остров. Раз в месяц вы должны записать все, что узнали, и отправить самое интересное в письме своему другу.

Натан поглядывал то на учительницу, говорившую у доски, то на листок бумаги с заданием.

– Кто хочет быть в паре с Ригом?

Все, кроме Натана, подняли руки. Такие моменты мальчик особенно сильно ненавидел. Он наверняка знал ответ на вопрос, но очень сложно ответить, если совсем не понимаешь, что спрашивают.

– Томас был первым. Анна, ты с Натаном. Задержись, я вам сейчас все подробно объясню, а мальчишки могут идти.

Семья Анны тоже жила на острове поколениями и владела небольшим овцеводческим хозяйством. Девочка была далеко не робкого десятка, да и как может быть иначе, когда растешь с тремя братьями?

«Я не расстроилась, что мы в паре», – написала Анна большими печатными буквами и придвинула к Натану.

«Не люблю писать».

«Я тоже. Но я еще и читать не люблю, – девочка рассмеялась. – Можешь рисовать мне карты. Я не против».

Натан улыбнулся: может, учиться в школе все-таки будет не так уж и скучно?

Они стали писать друг другу каждую неделю, для тренировки, чтобы в конце месяца не ударить в грязь лицом, как поговаривал отец Анны. Еще он говорил, что для того, чтобы чему-то научиться, нужно на этом собаку съесть. Не по-настоящему, конечно. Он вообще часто разговаривал поговорками. Ребята сворачивали свои письма в трубочки и оставляли под крыльцом в специальной коробке из-под обуви. Сначала Натан только рисовал, но Анна его не всегда понимала, бывало, что все ее письмо состояло из одних только вопросов. А что за зеленая стрелка? Что значит ладонь? Почему трава синяя? Натан тогда решил сменить метод и подойти к делу серьезнее, они ведь все-таки были учеными, хоть и понарошку, а у ученых всегда все должно быть точно. Так к каждому своему рисунку мальчик стал добавлять «легенду», пояснительную записку, которая с каждым разом становилась все длиннее и длиннее.

В конце учебного года тетушка Марта обещала подвести итоги и наградить самую находчивую команду исследователей особым призом. Вот только большое сердце тетушки Марты остановилось ровно в ее восемьдесят четвертый день рождения, и уже в апреле школу закрыли. Весь остров собрался, чтобы проводить Марту в последний путь. Может, она и не родилась на его берегах, но прикипела и сроднилась с ним всей душой. Земля в тот год еще не оттаяла, и похороны было решено проводить на материке. Гроб торжественно погрузили на паром, украсили цветами и лентами и отправили в последний путь со всеми почестями. Может, потому что жизнь на острове всегда была непростой – то шторма, то мор, то морозы, – у местных жителей сохранилось великое множество прощальных и поминальных традиций. Одни для рыбаков, погибших на воде, другие для стариков, проживших достойную долгую жизнь. Смерти здесь не боялись. На центральную улицу при любой погоде выносили длинный деревянный стол и накрывали вышитой скатертью. На него люди ставили все, что могло напоминать об ушедшем, все, что он любил. В память о Марте приносили книги и картины, которые она на досуге рисовала маслом, лимоны и ее любимые пироги с грушей и корицей. О ней говорили, плакали и смеялись. А через неделю на двери школы водрузили замок: не то чтобы кто-то опасался мародеров, скорее, для жителей острова замок стал символом, что еще одна глава неизбежно подошла к концу.