Читать книгу Миф о боли (слабонервным не читать) - Светлана Силантьева - Страница 4

Мужские ладони с длинными нервными пальцами заскользили по девичьей ноге от тонкой щиколотки до самого верха, туда, где под пеной пышных белых коротких юбок скрывалась ажурная резинка чулка. Коснувшись горячего обнажённого тела чуть выше края, мужчина замер, не решившись продолжить движение. Жарко задышал. Лицо его покраснело.

От долгого сидения на корточках ноги постепенно начинали неметь. «Потом будет больно, когда встану». Альберт преувеличенно аккуратно расправил складки на юбке и сложил руки у себя на коленях.

– Ну вот, теперь ты совершенна. – Голубые водянистые глаза оценивающим взглядом ощупали дрожащую фигурку сидящей перед ним на стуле девушки. Он взял пленницу за подбородок и покрутил её голову в разные стороны резкими движениями, внимательно всматриваясь в черты лица.

«Очень хорошенькая!» – резюмировал, наконец, Альберт про себя. «А сходство с Ней просто невероятное! Нужно было сразу искать такую девушку, а не терять время даром! Впрочем, те дурнушки пригодились как учебные пособия. Нет, всё-таки недаром я так долго искал и выжидал! Кожа у девушки такая же нежная и бархатистая, как и у Неё! И глаза, и губы!»

Альберт осторожно провёл кончиками пальцев по горячей влажной щеке пленницы – красный капроновый чулок, удерживающий кляп, глубоко врезался в кожу жуткой кровавой ухмылкой.

Девушка протестующе замычала и отчаянно завертела головой в попытке избавиться от прикосновения этого жуткого человека. Сквозь кляп послышался сдавленный стон, из глаз с новой силой хлынули слёзы, оставляя на щеках чёрные разводы. Туго связанные за спиной руки побелели и потеряли чувствительность, тело содрогалось в непроизвольных конвульсиях.

Альберт убрал руку. Ну и пусть! Пока можно и уступить этой недотроге. У них ещё полно времени впереди! Он сложил руки на коленях, как складывают их послушные дети, и внимательно всмотрелся снизу вверх в заплаканное лицо девушки.

Хотелось поймать её взгляд и понять, что там прячется в глубине, за голубой радужкой её глаз. На несколько мгновений показалось, что это ему удалось, но он не выдержал и тут же отвёл глаза. Его вдруг охватил стыд. До этой минуты он и представить себе не мог, насколько может быль сильным и испепеляющим это чувство. Даже когда он в детстве задушил противного соседского кота и кинул мёртвое тельце в подвал, не было так стыдно! Даже когда хозяйка котика, маленькая девочка, с плачем звала своего любимца, чтобы он вернулся домой.

А дрожащая перепуганная пленница имела непонятную власть над его совестью. Если бы только он предусмотрительно не заткнул ей рот кляпом и пленница могла говорить!

Сейчас ей стоило бы только приказать, нет, даже не приказать, а просто попросить – он бы отпустил её на все четыре стороны, пожертвовав всеми своими замыслами и желаниями. А ведь он так долго планировал этот праздничный обед! Кляп во рту пленницы – всегда хорошая идея. Даже в таком уединённом месте. Иначе вот такая даже незначительная мелочь может испортить всё веселье. Альберт, кряхтя, поднялся с корточек – по затёкшим ногам снова побежала кровь, распространяя волны колючей боли. Хорошо!

Потоптался на месте, разминая колени с довольным хрюканьем. Огляделся – всё было готово к торжеству. Под столовую была отведена самая большая комната с огромным праздничным столом во всю длину. За окнами виднелся лес – дом находился на окраине заброшенного дачного посёлка.

При советской власти это место облюбовали под застройку партийные боссы и чиновники от УВД. Тогда всем выделялось по шесть соток под садово-огородные участки. Чтобы получить вожделенные сотки в хорошем месте, а не на глине, приходилось записываться в очереди и обивать пороги.

Слуги народа, конечно же, подмяли под себя довольно приличные наделы жирной от чернозёма земли. И размерами они были никак не по шесть соток! А больше, много больше! Слугам народа требовался приятный отдых от дел праведных на большой и удобной территории. Дома на участках возводились с особым размахом – двух– и трёхэтажные, с вычурными балконами и мансардами. С подземными гаражами и летними кухнями.

Строили кто во что горазд – похвастать перед соседями достатком и фантазией. Даже равнение по улице не соблюдалось – хоромы стояли сикось-накось относительно центральной дороги. Так что никто особо не удивился, когда у самой кромки леса появилось очередное бревенчатое строение с внешней винтовой лестницей, упрятанной в бетонную башню. Да ещё и с разномастными пристройками.

Очевидно, при строительстве были произведены неправильные расчёты. Со временем башня стала медленно отрываться от дома, наклоняясь всё сильнее и сильнее вбок. Хозяева вызвали бригаду строителей, и те, как могли, закрепили башню, но наклон исправить так и не удалось, и шустрые на язык дачники быстро назвали дом Пизанской башней.

Летом, ничего не скажешь, в дачном посёлке было очень красиво. Кругом цветы, фруктовые деревья, ровные грядки с овощами и зеленью, над верандами сплошь и рядом вился виноград. К пряному запаху разогретой солнцем земли и растений то и дело примешивался аромат жарящегося мяса, приправленный громкими разговорами и песнями изрядно подвыпивших дачников. Со сменой власти бывшие слуги народа постепенно исчезли, и вместо них никто так и не пришёл. Первое время посёлок ещё охранялся от мародёров и пришлых. Но и этого со временем не стало.

В очередную суровую зиму бродяги окончательно разграбили дома, побив стёкла и изуродовав внутреннюю обстановку. Словно всеми этими бесчинствами они пытались вытравить саму память о прошлом и людях, которые так счастливо и беззаботно проводили здесь своё свободное время.

Об этом посёлке Альберт знал с самого детства. Как-то раз его вместе с матерью пригласили на выходные в гости в Пизанскую башню. Альберт уже не помнил подробностей того посещения. В памяти остались только необычный дом и запах спелой малины, которой его угощал гостеприимный дедок. Да ещё лестница в бетонной трубе.

И упоительное чувство печали.

В то время, пока дорогая мамочка развлекалась с гостями, Альберт поднимался на самый верх лестницы, усаживался на ступеньках и начинал наблюдать, как по бетонной стене степенно шествуют солнечные блики. Сидел, пока в животе не начинало урчать от голода. Никто не тревожил его и не искал – этой лестницей хозяин дома не пользовался, а построил другую, внутри дома.

Несмотря на голод, вставать и идти за едой не хотелось. Хотелось просто сидеть и наслаждаться покоем, тишиной и своими мыслями. Он представлял, что умер тут, прямо на лестнице, от голода и никто, никто не ищет его. Что в этом мире он один-одинёшенек! И что прилетят только вороны, сядут прямо на холодную грудь и начнут клевать его мёртвое тело.

А потом его всё-таки найдут, и мать будет плакать и кричать над растерзанным сыном. Вот тогда она пожалеет о том, что бросила его тут одного и даже покормить забыла!

Так и осталось в памяти у Альберта – лестница в бетонной трубе, синяки на руках (он так и не вспомнил, как они у него появились) и необыкновенная тишина. И лес. И смутные видения, приносящие сладкую боль и успокоение.

Когда Альберт учился в восьмом классе, во время новогодних праздников один из маминых ухажёров принёс в подарок книгу «Сделай сам». Альберт перелистнул несколько страниц, посмотрел на картинки деревянных поделок и закинул её подальше за диван.

Но потом от нечего делать попробовал кое-что смастерить. Потом ещё и ещё. Во время работы руками в душу снисходило успокоение, в голове светлело, и мысли приходили в порядок. Как будто стук молотка и запах клея открывали проход в параллельный мир, в котором можно было спрятаться от криков, побоев и лиц, искажённых криком и алкоголем.

Когда все поделки из книги были изготовлены и опробованы, он начал просить мать купить ещё подобную книгу. Но у неё не было ни времени, ни желания заниматься сыном, а уж тем более потакать его увлечениям. Поэтому пришлось стать изобретателем поневоле. В ход пошли деревяшки, найденные на улице, сломанная мебель.

Руки у парнишки оказались золотыми. Он мог часами колдовать над старой деревянной вешалкой с ножом, а потом оставить получившуюся красивую фигурку на подоконнике в подъезде. Постепенно к нему стали обращаться соседи, и Альберт брался практически за любую работу. Но любви окружающих он так и не снискал, распугивая заказчиков угрюмым взглядом и крайней степенью неразговорчивости. Да и чересчур ловкое обращение с ножом пугало.

Выйдя первый раз из психушки, ему стало так одиноко, что Альберт снова уединился в компании ножей и деревяшек. Находиться в городе среди людей теперь ему было невыносимо. Звуки человеческой речи жутко раздражали, а уличный шум вызывал дикую головную боль и ломоту во всём теле.

Тогда, ради смеха, он решил проверить, на месте ли тот посёлок с Пизанской башней? Час езды на автобусе, потом ещё столько же пешком по заброшенной грунтовке через весь посёлок, до леса. Потом ещё немного, и вот он – дом с башней. Овощных грядок, конечно, уже нет, фруктовые деревья беспорядочно разрослись, их стволы обглодали зайцы. Немного работы, и деревья вновь будут плодоносить.

Альберт очень обрадовался, когда обнаружил среди одичавших садовых зарослей дом на прежнем месте, хотя и стоял он заброшенным уже несколько лет. Деревянный сруб потемнел, а башня ещё больше наклонилась в сторону леса. Внутри царили пауки и мыши, но в целом дом был ничего. После ремонта, уборки и небольшой перестройки он стал вполне пригоден для жизни.

Перепланировка, очищенные от плесени стены, мебель, пристройка во дворе – всё в этом доме было сделано собственными руками. Даже обои свежие в комнатах поклеил! Альберт прямо-таки с маниакальным упорством трудился, благоустраивая жилище. Даже заброшенная лестница в бетонной башне приобрела ухоженный вид.

Можно было гордиться собой! Он безостановочно что-то пилил, строгал, стучал молотком, потом ехал на строительный рынок. Научился разбираться в стройматериалах и торговаться с продавцами. А ещё он не утерпел и вместе с другими инструментами приобрёл несколько наборов ножей. Хороший нож – как живое существо.

Холодное и расчётливое. Сталь клинка то весело поёт, вонзаясь в дерево, то с грозным шорохом отсекает ненужные фрагменты. Одно неосторожное движение – лезвие с хищным удовольствием впивается в податливую человеческую плоть и с наслаждением купается в крови. Кровь и блестящая сталь – какое удивительное и прекрасное сочетание!

Альберт во время ремонта иногда нарочно надрезал себе предплечье и наблюдал, как капли крови тягуче стекают на землю. Наблюдал, пока не отключалось сознание. Проведя несколько минут в беспамятстве, очнувшись, перебинтовывал руку и, умиротворённый пульсирующей болью в ране, снова с упоением предавался работе.

Чувствовать боль – значит жить, получать удовольствие, сладострастное и яркое, на грани оргазма. Вот как он это понимал.

К приезду этой особенной девушки стены внутри самой большой комнаты Альберт украсил пышными красно-белыми бумажными цветами на чёрных стеблях, которые он так долго и старательно изготавливал. Как в детстве. Полы тщательно вымыл и натёр полировочным средством. Получилось красиво и пахуче. Правда, вдоль столов вместо стульев пришлось положить доски, укрытые покрывалами, – гостей ожидалось много, и нужно всех разместить. Но это ничего. Один стул с высокой спинкой, украшенной узорами собственной работы, он всё же приготовил для главного гостя. На нем, спиной к столу, и сидела пойманная девушка. Она всё продолжала всхлипывать и вздрагивать. Мужчина ласково погладил её по щеке.

– Смотри, какой праздник я для тебя устроил. А какая еда! – Он нагнулся к столу прямо через голову пленницы и преувеличенно шумно втянул воздух. Лицо девушки оказалось прижато к чёрному пиджаку. Её обдало смесью одеколона и давно не мытого тела, пуговица больно царапнула лоб между бровей. Мужчина выпрямился и устремил тяжёлый взгляд на пленницу. У той на лбу в царапине набухала капля крови. Наконец, она набрала критическую массу и медленно скатилась на кончик носа. Зависла, покачиваясь, на мгновение и сорвалась на кипенно-белую блузку.

– Какая же ты неаккуратная! – нежно проговорил Альберт, доставая накрахмаленный голубой платок и промакивая сначала нос, потом пятно на груди. От каждого прикосновения шершавой ткани пленница вздрагивала всем телом.

Альберт медленно поднес окровавленный платок к глазам, долго на него смотрел, нюхал. Ноздри хищно раздулись, уловив сладкий запах крови. В глазах промелькнула животная радость. Как же здорово всё-таки пахнет человеческая кровь! Ни одно животное не способно подарить столько радости и наслаждения человеку, как сам человек! Только человек, и то не каждый, равен человеку.

Жаль, что блузка оказалась испорченной раньше времени. Это заставило нахмуриться Альберта – он не любил, когда хоть что-то нарушало его планы. Даже такая мелочь, как поцарапанный лоб и пятно на блузке. Хотелось, чтобы всё было безупречно на его празднике.

– Ну вот, будешь теперь некрасивая. Слышишь? – Он несколько раз грубо тряхнул пленницу за плечи. Девушка закивала, судорожно всхлипывая сквозь красную улыбку. Наконец он отпустил её.

– Я для тебя тут праздник устраиваю, а ты пачкаешься, – пробурчал недовольно Альберт, пряча платок во внутренний карман пиджака. Потом вышел в холл к большому, во весь рост, зеркалу, оглядел себя со всех сторон, огладил, проверяя безупречность одежды, подёргал полы пиджака. Всё было просто идеально.

Средний рост удачно компенсировался специальными вкладками в башмаки, чтобы казаться выше. Костюм сидел как влитой на тренированном теле, причёска – волосок к волоску. Альберт ещё раз довольно отметил, что сочетание голубых глаз и темных бровей и волос смотрится просто неотразимо.

Мужественный подбородок тщательно выбрит и умащён самыми лучшими кремами и средствами после бритья. Тут он немного зарделся. Мужская косметика была недавним его приобретением. Пользоваться ей было очень необычно и волнующе приятно. Сексуально даже как-то. Он подвигал нижней челюстью взад-вперёд, нахмурил брови, стараясь придать своему лицу выражение точь-в-точь как у любимого актёра. Повернулся боком, полюбовался на свой профиль. Очень хорошо сделали пластику носа! А подбородок мог бы быть и ещё помужественней. Ну да ладно, пусть уж так остаётся.