Читать книгу Сказки ПРО… - Светлана Сологуб - Страница 7

Кто такая Луша

Если вы захотите познакомиться с Лушей, она непременно склонит головку к левому плечу, указательный палец правой руки засунет в рот и внима-а-а-тельно-внимательно рассмотрит вас с ног до головы. Если то, что Луша увидит, ей не понравится, она быстренько шмыгнет за маму, крепко-накрепко ухватится за мамину ногу и будет молчать, как бы вы ни пытались вытянуть из нее хоть словечко.

Луша очень хорошо умеет молчать. В свои пять с хвостиком она уже освоила: молчание выразительное, молчание многообещающее, молчание зловещее, молчание таинственное и даже просто-так-молчание-когда-просто-так-хочется-помолчать.

Нет, вы не думайте, говорить Луша тоже умеет хорошо. И если Луше захочется с вами поговорить – а это может произойти только в том случае, если вы ей понравитесь при знакомстве – вы можете смело рассчитывать на час, а то и два увлекательнейшей беседы обо всем на свете. Правда, логопед в детском саду считает, что Луша, беседуя обо всем на свете, не очень правильно выговаривает шипящие, но Луша думает, что шипят пусть змеи, а она – девочка, а не змея, а девочки не шипят.

Если вы понравитесь Луше, она отпустит мамину руку, сделает шажочек вперед, присядет в книксен – даже если при этом на ней будут надеты, например, шуба и валенки – и торжественно представится:

– Лукерья. Витольдовна. Иванова. Можно просто Луша.

И распахнет широко-широко невероятные карие глазищи, наблюдая за вашей реакцией.

В свои пять с хвостиком Луша уже умеет наслаждаться впечатлением, которое производит на незнакомцев ее полное имя. И фамилия. И отчество. А особенно имя-отчество-фамилия вместе.

Самый глупый вопрос, который вы можете задать Луше после того, как она вам представится:

– Твоего папу зовут Витольд?

В ответ вы услышите молчание зловещее.

Как мама и Луша ехали в Любимый Парк

Однажды весенним воскресеньем Луша и мама решили пойти погулять в Любимый Парк. Луша всегда сильно-сильно радовалась, когда мама вдруг хватала ее на руки, кружила по комнате и, смеясь, говорила:

– Ну что, Луша, найдем силы в единственный выходной сделать праздник для души?

В свои пять с хвостиком Луша уже хорошо понимала, что такое «единственный выходной», и почему он единственный, хотя, по правде говоря, по календарю выходных полагается два. Но как они с мамой ни старались, суббота ну никак не хотела становиться выходной. Суббота получалась спальной-до-обеда, закупочной-на-неделю, генерально-уборочной, бабушкиной, какой угодно, но не выходной. А вот воскресенье… Воскресенье было «праздником для души» – весёлым, ярким и потом еще обязательно вкусным.

Любимый Парк был дальше от их дома, чем Ближний Парк. Чтобы до него добраться, вам нужно сначала перейти дорогу, потом сесть на большой зеленый автобус, проехать две остановки и еще пройти немножко пешком. Но зато в Любимом Парке есть разноцветные горки, качели, на которых можно качаться одной, качели, на которых можно качаться еще с кем-нибудь, и огро-о-мная песочница, в которой можно играть втысячером.

– Нет такого слова – «втысячером», – сказала мама.

– Почему? – спросила Луша.

– Не знаю, – мама пожала плечами, – просто нет, и все.

– «Вдвоем» есть? – спросила Луша.

Мама кивнула.

– «Втроем» есть, и «вчетвером», и «впятером», и «вшестером», и «всемером»…

– Луш-ша, – прошипела мама, нервно оглядываясь на других пассажиров зеленого автобуса.

– Даже «вдесятером» есть, – сократила подсчет Луша, – почему же нет «втысячером»? Ему обидно.

– Кому?! – переспросила сбитая с толку мама.

– «Втысячеру».

Дяденька на соседнем сидении не выдержал и хмыкнул.

Мама вздохнула и взяла Лушу за руку.

– Нам выходить, смотри внимательно под ноги.

Дяденька с соседнего сидения встал и тоже собрался выходить. Луша рассматривала свое отражение в дяденьковом блестящем портфеле. Отражение было расплывчатое и какое-то чумазое. Портфель качнулся и поплыл вверх. Луша подняла голову вслед за портфелем и увидела, что дяденька лукаво ей улыбается. Глаза у него были зеленые и хитрые, как у Братца Лиса.

– Передай ему привет, – сказал дяденька и подмигнул.

– Кому? – спросила Луша. Дяденька ей понравился, пусть и с лисьими глазами.

– Втысячеру, – абсолютно серьезно сказал дяденька.

– Хорошо, я передам, – солидно кивнула Луша. – Только вы скажите, как вас зовут, я же не могу передать привет не знаю от кого.

– Луш-ша, – опять прошипела мама. Вот мама у Луши замечательно выговаривала все шипящие.

– Кирилл, – хихикнул дяденька, но посмотрел при этом почему-то на Лушину маму. А мама покраснела и вцепилась в Лушину руку, прямо как клещ.

– Что ты за ребенок? – горестно вопросила мама, когда они подходили к Любимому Парку. – Почему, скажи мне, ну почему в любом общественном месте, да хоть в автобусе, ты всегда оказываешься в центре внимания?

Луша решила в ответ промолчать многозначительно.

Про мамин волшебный глаз

Когда Луша покачалась на качелях, покаталась с горки и испекла целых восемь пирожков с мясом и один – из голубой формочки – с черничным вареньем, ей стало скучно. Она посмотрела на маму. Мама сидела на скамеечке и одним глазом читала толстую книгу.

Луша точно знала, что читает мама только одним глазом, потому что второй глаз у мамы был волшебный и всегда наблюдал за Лушей. Луша об этом узнала, когда захотела потихоньку от мамы вытащить из холодильника сгущенку и съесть одну ложечку, всего одну, честное слово. Но стоило ей приоткрыть холодильник и взять баночку, как мама крикнула из гостиной: «Луша, немедленно поставь сгущенку на место и закрой холодильник!» Луша так удивилась, что без споров поставила баночку обратно и холодильник тоже закрыла. «Мама, – спросила она, – ты что, видела меня?» – «Конечно, – ответила мама, – я всегда тебя вижу одним глазом. Он у меня волшебный». – «А какой? – спросила Луша. – Правый или левый?» – «Не скажу, – мама сурово сдвинула брови, – это тайна всех мам на свете. Если я тебе ее открою, другие мамы никогда не будут со мной разговаривать». Луша пошла к себе в комнату, посадила куклу Зою на кровать, сама села за свой столик и попыталась одним глазом смотреть на яркие цветы, нарисованные на столике, а другим следить за тем, что делает Зоя. Ничего-то у нее не получалось. Только голова закружилась. «Значит, – расстроилась Луша, – у меня никакой глаз не волшебный. А может быть, только у взрослых мам глаза волшебные?» Луша хотела спросить об этом маму, но тут Зоя раскапризничалась, Луша с ней совсем закрутилась и забыла, о чем хотела спросить маму.

Как Луша встретила в Любимом Парке настоящую колдунью

Теперь Луша смотрела на маму и пыталась угадать, какой же глаз у нее волшебный. Если правый – значит, мама сейчас очень хорошо видит, что делает Луша, потому что скамеечка стоит немного правым боком к песочнице. А если левый? Если левый, подумала Луша, то он никак не может видеть песочницу. Или волшебные глаза умеют вылезать на нос? Или они видят даже сквозь голову?

Луша встала. Мама продолжала читать. Луша огляделась.

Ряды скамеечек уходили от детской площадки во все стороны. Скамеечек было много-много, наверное, сто или даже целая тысяча. Почти на всех скамеечках кто-то сидел. Вон дяденька одной рукой что-то пытается сделать со своим мобильником, а другой туда-сюда возит розовую коляску. Вон тетенька и малыш кормят голубей и воробьев булочкой. Луша тоже любила кормить голубей и воробьев булочкой. Однажды им с мамой попались такие смелые голуби, что их можно было кормить прямо с руки. Большой белый голубь с коричневыми пятнышками осторожно склевывал крошки с лушиной ладошки и при этом смешно урчал, ну просто как котенок. А Луша совсем-совсем не боялась, потому что клюв у голубя оказался вовсе даже не острый, а только твердый, как карандаш. У малыша кончилась булочка, и он с визгом пробежал сквозь стаю. Воробьи бросились врассыпную, а голуби тяжело зашуршали крыльями и полетели низко над землей мимо детской площадки. Луша проводила их взглядом.

И тут она увидела волшебницу.

Волшебница была уже немножко старенькая. Она сидела на дальней скамеечке, подставив морщинистое личико под солнечные лучи, покачивала ногой в ярко-синем тапке с загнутым носом и улыбалась. На голове у нее была настоящая остроконечная шляпа, которую носят все настоящие волшебницы, а на плечах – шелковый плащ со смешными помпончиками.

Луша положила совок в ведро, вылезла из песочницы и решительно направилась к дальней скамеечке. Мама ничего ей не сказала, даже голову от книги не подняла. Луша хотела предупредить маму, что сходит к дальней скамеечке, но потом подумала, что можно не волноваться, ведь мамин волшебный глаз все видит.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Луша, примостившись на скамеечке рядом с волшебницей.

Та приоткрыла один глаз, скосила его на Лушу и ответила:

– Привет.

– Вы правда волшебница? – спросила Луша.

– Не-а.

Луша удивилась. Не могла же она ошибиться. Вот же – и шляпа, и плащ.

– Я не волшебница, – сказала старушка, переводя взгляд внимательных серых глаз на Лушу. – Я колдунья. Я была волшебницей в молодости. А сейчас я стала настоящей колдуньей. А ты кто?

– А я Лукерья, – Луша слезла со скамеечки, сделала книксен и забралась обратно, – Витольдовна. Иванова.

Колдунья расхохоталась. Луша заметила, что зубов у нее во рту почти нет, как у бабы Яги.

– А вы точно не баба Яга? – на всякий случай спросила Луша.

Старушка перестала смеяться.

– Абсолютно точно. Баба Яга живет в лесу. А я здесь, в городе. Ты не обиделась на меня? Просто у тебя очень необычное имя. И отчество.

– Нет, – прямо как мама, пожала плечами Луша, – многие смеются, когда я представляюсь. Я люблю, когда смеются. Не люблю, когда делают вот так.

Луша широко-широко разинула рот и выпучила глаза. Колдунья опять расхохоталась. Дяденька и тетенька, которые в это время проходили мимо скамеечки, почему-то шарахнулись в сторону и прибавили шагу. Луша тоже рассмеялась. Ей было хорошо рядом с колдуньей, ни капельки не страшно и очень интересно.

– А вы можете что-нибудь наколдовать? – спросила Луша. – Вот прямо сейчас взять и наколдовать.

– Запросто, – подмигнула старушка. – Чего бы тебе хотелось?

– А пусть дождь пойдет, – сказала Луша. – Я люблю, когда дождь.

– Пожалуйста!

Колдунья изо всех сил зажмурилась, сжала кулачки и быстро-быстро зашептала:

– Хочу, чтобы пошел дождь, хочу, чтобы пошел дождь, хочу, чтобы пошел дождь… И-и-и… Оп!

Она подпрыгнула на скамеечке и громко хлопнула в ладоши.

Луша с надеждой задрала голову. Ничего не произошло. Солнышко светило все так же задорно, на небе не было ни облачка.

– А где же дождь? – расстроилась Луша.

– Э-э-э, нет, милочка! – колдунья погрозила Луше пальцем. – Волшебство так сразу не случается! Сначала нужно придумать, что ты хочешь. Потом сильно-сильно захотеть, вот так, – она опять зажмурилась и сжала кулачки, – и много-много раз повторить, что ты хочешь, чтобы не забыть. Потом хлопнуть! И потом ждать. Если ты все сделаешь правильно, то волшебство случится через неделю. А если где-то напортачишь, то через месяц или через год. А может быть, вообще через сто лет.

– Да-а? – Луша очень удивилась. – А я читала в сказках, что нужно просто взмахнуть волшебной палочкой… и все… Как фея, которая помогла Золушке поехать на бал, помните?

– Фея, – фыркнула колдунья. – Запомни, милочка, все феи – дилетантки. Надолго ее волшебства-то хватило? Всего на шесть часов!

А мой дождь будет идти двенадцать дней, представляешь, целых двенадцать дней! Это ж почти две недели! И вообще. У тебя есть волшебная палочка? – строго спросила старушка.

– Нет, – Луша совсем растерялась. Неправильная какая-то колдунья ей встретилась. Это у колдуний должны быть волшебные палочки, а не у девочек.

– И у меня нет. Настоящие колдуньи обходятся без всякой ерунды вроде палочек, запомни это, милочка, хорошенько и на всю жизнь!

Запомнила?

– Запомнила, – кивнула Луша. – А что такое «диле-танки»?

Колдунья собралась было ответить, но тут…

…раздался отчаянный вопль мамы.

– ЛУКЕРЬЯ!!!

Мама бежала по тропинке так быстро, как будто ее нес вихрь, точно такой же как тот, который забросил Элли с Тотошкой в Волшебную Страну.

– Извините, – сказала Луша колдунье, – мне надо идти.

– Конечно, – улыбнулась старушка и весело ей подмигнула. – Из тебя получится отличная волшебница!

Луша хотела сказать, что вряд ли из нее получится волшебница, у нее даже волшебный глаз не работает, но тут вихрь, наконец, принес маму.

– Лукерья! – мама схватила ее за плечи и несколько раз встряхнула.

– Ты соображаешь, что делаешь?! Я сколько раз тебе говорила, что нельзя уходить от меня! Я сколько раз тебя просила, не разговаривай с незнакомыми людьми!

– Она знакомая, – Луша попыталась ответить спокойно, но мамины руки сами вытрясли из нее слезы, – она знакома-ая! Это моя знакомая колду-унья!!!

Мама уставилась на старушку, широко открыв рот и вытаращив глаза. Та ухмыльнулась, вальяжно откинулась на спинку скамейки и повелела:

– А ну, закрой-ка рот, милочка! Твоя дочь не любит, когда так делают.

Мама вздрогнула, закрыла рот, прижала к себе Лушу и повела ее прочь от колдуньи.

– Ты сведешь меня в могилу, – мрачно сказала мама.

Луша промолчала обиженно, глотая слезы.

Вдруг у них за спиной послышался еще один вопль, почти такой же громкий, как мамин.

– МАМА!!!

Луша вывернулась из-под маминой руки и оглянулась. Мама тоже остановилась. К скамеечке по другой тропинке бежала тетенька в разных туфлях на босу ногу и красном плаще, накинутом прямо на халат. Ее длинные темные волосы растрепались и торчали во все стороны. А может быть, именно так волосы встают дыбом, подумала Луша, от изумления перестав плакать. Без сомнения, это была дочка колдуньи. То есть волшебница. Луша теперь знала, что волшебницы – это молодые колдуньи. Волшебница подбежала к скамеечке, упала рядом с колдуньей и, держась за грудь, попыталась перевести дыхание.

– Ма-ма… – еле выговорила она, – сколько раз… я тебе говорила… не уходи из дома, не… не предупредив меня… сколько раз я тебя просила… не разговаривай ни с кем… Опять нацепила тоськину шапку… Зачем ты завернулась в покрывало?! Старушка фыркнула и отвернулась, промолчав с достоинством. Луша запомнила, как это делается.

– Пойдем, – растрепанная волшебница поднялась и взяла старушку под руку. – Ты сведешь меня в могилу.

Они сделали пару шагов по тропинке. Дочка колдуньи обернулась и посмотрела на Лушу с мамой.

– Извините, – пробормотала она, страшно смущаясь, – мама, наверное, напугала вашу дочку… Не беспокойтесь, она не агрессивная…

– Ничего, – ответила мама, тоже страшно смущаясь, – все бывает…

Колдунья подмигнула Луше. А Луша подмигнула колдунье.

Как Луша наколдовала мороженое

Пока они с мамой ждали автобуса, чтобы поехать домой, Луша решила проверить, получится ли у нее что-нибудь наколдовать. Она принялась озираться в поисках источника вдохновения. Источник обнаружился рядышком, буквально в двух шагах от автобусной остановки. Ларек с мороженым призывно поглядывал на Лушу открытым окошком, манил разноцветными картинками с эскимо, стаканчиками и брикетиками.

– Не вертись, – сказала мама, – стой спокойно.

Луша отвернулась от ларька. Она вспомнила все, что делала колдунья, крепко-крепко зажмурилась, сжала кулачки и быстро-быстро зашептала себе под нос, стараясь, чтобы мама не услышала:

– Хочу, чтобы мы купили мороженку, хочу, чтобы мы купили мороженку, хочу мороженку… Оп! – крикнула Луша и изо всех сил хлопнула в ладоши. Мама вздрогнула.

– Луша, ты что? – сказала она укоризненно. – Ты решила меня сегодня совсем довести? У меня и так чуть разрыв сердца не случился, когда ты из песочницы ушла…

Луша в ответ молчала сосредоточенно, повторяя про себя: «Хочу мороженку, хочу мороженку…»

Мама вздохнула, посмотрела вдаль, машины ехали и ехали, машин было очень много, а автобусов ни одного. И даже маршрутки, которые обычно суетились и бегали туда-сюда, как большие желтые муравьи, и те куда-то запропастились.

Мама еще раз вздохнула и присела перед Лушей на корточки.

– Горе ты мое Луковое, ты не находишь, что нам с тобой нужно срочно снять стресс?

Луша опять промолчала, боясь открыть рот, чтобы не напортачить в колдовстве.

– Врачи говорят, что для снятия стресса полезно ходить пешком и кушать сладкое. Как ты смотришь на то, чтобы купить мороженого и прогуляться до дома? Погода хоро…

– Ура-а-а!!! – завопила Луша во все горло. Мама пошатнулась и чуть не упала.

– Луша, – строго сказала мама, выпрямляясь, – если ты не прекратишь кричать, я отменю все мороженое на месяц!

– Сработало! – крикнула Луша чуточку потише.

– Что сработало? – переспросила мама, копаясь в сумочке в поисках кошелька.

– Колдунство сработало!

– Колдовство… – машинально поправила мама, доставая кошелек.

– Постой-ка.

Она с подозрением, даже с опаской посмотрела на Лушу.

– Какое колдовство, Луша, не морочь мне голову.

– Меня колдунья в парке научила, – Луша перевела дух и принялась торопливо объяснять, – если хочешь что-нибудь наколдовать, надо сначала закрыть глаза, вот так, потом быстро-быстро сказать, что хочешь, пото-ом ка-ак хлопнуть! И все!

– А-а-а! Значит, хлопнуть, и все? Ну-ну, – мама отвернулась и начала отсчитывать мелочь.

Луша поняла, что мама ей не поверила.

– Мама, – она скрестила руки на груди и упрямо выпятила нижнюю губу. – Ты, что, не веришь, что я тоже могу колдовать? У тебя есть волшебный глаз, а мне, что, нельзя?

– Да, конечно, можно, господи, я, что, запрещаю? – мама пожала плечами, разглядывая картинки с мороженым. – Ты какое будешь, эскимо или стаканчик?

– Мама, я серьезно, – Луша даже ногой топнула. – Вот скажи, чего ты больше всего хочешь? Больше-больше всего на свете? Скажи мне, я тебе обязательно-обязательно наколдую!

– Будьте добры, два вафельных стаканчика, один пломбир и один крем-брюле, – сказала мама в окошечко, забрала сдачу и мороженое, спрятала кошелек в сумку и повернулась к Луше. – Ты какое будешь, пломбир или…

– Мама! – Луша опять топнула ногой. Проходившая мимо старушка в очках, со строгим пучком на голове и маленькой пушистой собачкой на поводке неодобрительно поджала губы. Мама порозовела.

– Я не буду никакое мороженое, пока ты мне не скажешь свое самое заветное желание!

– Самое заветное? – мама, кажется, рассердилась. Когда мама сердится, глаза у нее становятся узенькие-узенькие, и губы сжимаются в тонюсенькую ниточку. – Самое-рассамое, да? Принц на белом Мерседесе! Ну? Чего молчишь? Сложновато для начинающих колдуний, правда, Лукерья? Бери свой пломбир и пошли.

Луша молчала растерянно. Ну и мама. Взрослая вроде бы женщина, а заветное желание, как у маленькой глупой девочки.

Как Луша придумывала Правдивую Историю

Луша очень любит, когда мама сама ее укладывает спать. Хотя чаще бывает так.

Мама с Лушей приходят с работы, снимают куртки и ботинки, моют руки, переодеваются в домашнюю одежду, Луша идет здороваться с игрушками, а мама на кухню. На кухне мама сразу включает плиту, микроволновку и компьютер. Потом они ужинают, втроем с компьютером или даже вчетвером, с компьютером и Зоей. Потом мама говорит: «Лушенька, солнышко, мне нужно еще немножко поработать, ты иди, поиграй или посмотри мультики, или почитай, хорошо?» Луша спрашивает: «Ты ко мне скоро придешь?» Мама отвечает: «Конечно, скоро, мне вот только две странички посмотреть, кое-что поправить, и все». Луша уходит в свою комнату, там она немножко учит Зою читать и писать, потом они решают, что вместо «Спокойной ночи, малыши» можно посмотреть две любимые серии «Тома и Джерри», и зовут маму тоже посмотреть. Мама кивает, продолжая стучать по клавиатуре: «Да-да, я сейчас, начинайте без меня, я скоро приду…» Потом Зоя начинает зевать, Луша укладывает ее в кроватку, поет колыбельную и, когда Зоя засыпает, идет чистить зубы и мыться. Потом Луша долго стоит в коридоре и смотрит в мамину спину. Ей нравится слушать, как мама стучит ноготками по кнопочкам, кажется, будто дождик барабанит по карнизу, или маленькие камешки катятся под горку. Иногда мама перестает стучать и над чем-то задумывается, смешно почесывая себя за ухом, или дергая прядку на затылке. В одну из таких пауз Луша тихонько подходит к маме, обнимает ее сзади за плечи и шепчет: «Маму-у-ус-с-с-ечка-а-а…» Мама гладит ее по рукам и говорит: «Чисти зубы, я сейчас приду, помогу тебе помыться». Луша отвечает: «Я уже почистила зубы. И даже помылась». Мама радостно всплескивает руками и говорит: «Какая ты у меня уже большая! Ты просто умница! Иди, ложись, открывай книжку там, где мы закончили читать, я сейчас приду». Луша аккуратно складывает покрывало, ложится, берет любимую книжку про зверят, читает историю о том, как собака Латка спасла двух девочек, заблудившихся зимой в лесу, и засыпает на предпоследнем абзаце. Ей снится, как дождик барабанит по карнизу, и как с горы катятся маленькие камушки, и как собака Латка ведет ее по узкой тропинке между заснеженными деревьями. Сквозь сон Луша чувствует, как мамины руки потихоньку забирают от нее книжку, поправляют одеяло, потом мамины мягкие губы нежно целуют ее в кончик носа и мамин ласковый голос шепчет: «Я тебя люблю, Лукошко счастья, все у нас будет хорошо».

По рабочим дням так бывает почти всегда. Больше всего Луша не любит, если так бывает по субботам или воскресеньям.

Но сегодня было не так. Сегодня мама сама научила Зою писать уж-жасно слож-жную букву Ж, похож-жую на большого черного ж-жука. Потом они вместе с Лушей громко смеялись над той серией, в которой Джерри спасал от Тома вечно голодного мышонка-подкидыша, но все равно в конце им стало жалко несчастного Тома. Потом мама напустила целую ванну земляничной пены и соорудила у Луши на голове корону, как у Снежной Королевы. Потом мама завернула Лушу в огромное пушистое полотенце, отнесла в кровать, помогла надеть пижамку, расчесала деревянным гребешком Лушины волосы и уютно подоткнула со всех сторон одеяло.

А потом у Луши случилось настоящее Счастье.

Мама не стала сразу целовать ее в нос и желать спокойной ночи, а погасила верхний свет, включила ночник и прилегла рядом. Это означало, что они сейчас будут сочинять Самую Правдивую Историю На Свете Номер Пятнадцать. Сказки они не сочиняли из принципа. Луша считала, что сказок и так много напридумано, а вот правдивые истории почему-то никто никогда не сочиняет. Они с мамой уже выдумали Историю Про Сбежавшую Кашу, Историю Про Заблудившийся Дождик, Историю Про Высокую Температуру, Историю Про Капризный Троллейбус, всего четырнадцать самых что ни на есть правдивых историй.

– Ну-с, юная барышня, – сказала мама тихонько, – про что же будет наша Правдивая История Номер Пятнадцать?

– Про маленькую волшебницу, – не моргнув глазом, ответила Луша.

– Ага, – мама поерзала, устраиваясь поудобнее. – Тогда ты первая начинай, я ведь уже не маленькая. Совсем даже не маленькая, ноги вон не знаю, куда деть…

– Все колдуньи рождаются волшебницами, – начала Луша, пока мама искала, куда пристроить ноги, – это они уже потом становятся колдуньями, когда вырастают.

– Да-а? – с интересом переспросила мама, перестав, наконец, ворочаться. – Забавно… Значит, они прямо с рождения умеют колдовать?

– Конечно, умеют, – уверенно заявила Луша, – только немножечко, по-простому.

– Как это, «по-простому»? – опять спросила мама. Иногда мама становилась ну совсем непонятливой, хуже, чем Зоя, честное слово.

– То есть они умеют колдовать только простые вещи, – терпеливо объяснила Луша, – например, мороженое.

– А-а, – поняла мама. – Так что же наша маленькая волшебница? Где она живет? Кто ее родители?

– Она живет в замке на вершине самой высокой горы, мама у нее королева, а папа рыцарь, – не колеблясь ни минуты, выпалила Луша. Мама хихикнула.

– Так уж прямо и в замке? А волшебницы не рождаются у простых мам и пап? Только у королев и рыцарей?

Луша помолчала озадаченно. Можно, конечно, волшебнице родиться и у обычных родителей, но ведь тогда это будет настоящая сказка, а не правдивая история. По правде маленькая волшебница может родиться только у королевы и рыцаря.

– Нет, – решительно помотала головой Луша, – не рождаются. А если ты, мама, знаешь лучше меня, тогда сама рассказывай.

– Пожалуйста, – мама откашлялась, – однажды, когда папа маленькой волшебницы уехал на очередной рыцарский турнир и все никак не возвращался, мама маленькой волшебницы решила развеять грусть-тоску и пройтись по магазинам…

– Мама, – укоризненно перебила Луша, – ты думаешь, что говоришь? Как может королева ходить по магазинам?! Сама?! У нее для этого прислуга есть!

– Все, я молчу, – мама сложила руки на груди и надулась, уставившись в потолок, – тебе, разумеется, куда лучше меня известно о жизни настоящих маленьких волшебниц. Рассказывай, я слушаю.

– Слушай, – Луша наставительно потрясла пальцем перед маминым носом, прямо как воспитательница Елена Игоревна, – папа маленькой волшебницы никогда не ездил на рыцарские турниры, потому что он очень любил королеву и маленькую волшебницу тоже любил и ни на минуточку не хотел оставлять их одних.

Мама как-то странно вздохнула и крепче стиснула руки.

– И еще недалеко от их замка жил ужасный великан, который хотел утащить маленькую волшебницу к себе в пещеру и заставить ее с утра до вечера колдовать ему мороженое. Рыцарь и королева ни капельки не боялись этого великана, но все-таки решили на всякий случай купить в замок дракончика, чтобы он охранял волшебницу, пока они на работе.

– Стоп, – сказала мама, – разве королевы и рыцари работают?

– А как же, – серьезно кивнула Луша, – ты, мама, даже не представляешь, какая у королев и рыцарей тяжелая работа. Королеве нужно всеми руководить, а рыцарю – всех спасать… Ну, слушай дальше.

И Луша еще долго-долго рассказывала маме о том, как королева, рыцарь и маленькая волшебница выбирали в магазине дракончика, как тот рос-рос и превратился в настоящего сторожевого дракона, и съел ужасного великана. И о том, как папа волшебницы устроил тогда пир на весь мир и пригласил всех-всех друзей маленькой волшебницы, а королева испекла семиэтажный пирог с вишневым вареньем. И о том, как в разгар праздника прилетела бабушка маленькой волшебницы – настоящая ведьма, и обиделась, что ее не пригласили, и превратила рыцаря в жабу и приказала ему жить в болоте до тех пор, пока королева и маленькая волшебница не найдут его среди тысячи таких же жаб и не поцелуют…

Сначала мама хихикала, потом она стала говорить только «угу», «ага» и «м-м-м?», а потом вообще перестала говорить и смешно засопела носом. Луша прервала правдивую историю на самом интересном месте, оперлась щекой на кулачок и принялась рассматривать маму.

Луша очень любила смотреть, как мама спит. Во сне мама была совсем не похожа на взрослую тетеньку, она будто бы превращалась в Лушину сестренку. Лицо у мамы становилось спокойным и чуточку беззащитным, со лба и от глаз убегали все морщинки. Иногда мама даже улыбалась во сне, и тогда Луше казалось, что это и не мама вовсе, а настоящая Спящая Красавица, и хотелось, чтобы мама спала вот так долго-долго и улыбалась, а Луша смотрела бы на нее, смотрела… А потом ладно, так уж и быть, пусть приезжает этот принц на белом Мерседесе. Он поцеловал бы маму, мама бы проснулась, познакомила бы принца с Лушей, и они жили бы втроем долго и счастливо… Как жили Одуванчик, Незабудка и Божья Коровка в их с мамой Самой Правдивой Истории Номер Восемь.

Вдруг мама нахмурилась во сне, беспокойно заворочалась и тихонечко застонала. Из уголка ее левого глаза выползла слезинка и медленно поползла по щеке. Луша вытерла слезинку и почему-то вспомнила, как мама сказала сегодня в парке: «Ты сведешь меня в могилу».

Луша попыталась представить, как это должно быть.

Вот – вырытая огромная, глубокая черная яма, и вокруг тоже черным-черно, потому что ночь, днем ведь в могилу никого не сведешь, и дует сильный холодный ветер, и страшные корявые деревья качаются, скрипят, тянут ветки, похожие на скрюченные пальцы… И Луша тащит маму за руку к этой огромной яме, а мама упирается, плачет и кричит: «Луша, не надо, не своди меня в могилу, я не хочу, пожалуйста…»

Луша так отчетливо увидела все это – и яму, и ночь, и деревья, и плачущую маму, что тут же разрыдалась в полный голос.

Мама резко села, чуть не упала с кровати, вскрикнула, спросонок вертя головой во все стороны:

– А?! Что?! Луша! Ты что?

Мамины руки лихорадочно ощупали Лушу с головы до ног.

– Что? Что ты плачешь? Где-то болит? Где болит? Что такое?

А Луша плакала и плакала, и слезы все лились и лились, и никак не хотели останавливаться, Луша даже не думала, что в ней скопилось столько слез.

– Ма-м-ма!.. – срывающимся от плача голосом проговорила она.

– Я не… не хочу… Я ни-когда… не буду сво… дить… тебя… в… в м-мо-ги-и-лу-у!..

Мама побежала на кухню, уронила там что-то, примчалась обратно со стаканом воды, дала Луше напиться, бережно придерживая за голову и бормоча что-то успокаивающее. Потом укутала ее в одеяло, сама легла рядышком, обняла и принялась баюкать, совсем как маленькую лялечку. Луша потихоньку успокоилась, перестала плакать и только глубоко вздыхала иногда.

– Мама, – пробормотала она, уже почти совсем засыпая, – ты не волнуйся, я обязательно наколдую тебе принца… на белом Мерседесе…

Про детский сад

Ровно через неделю пошел дождь. Казалось, что злой великан взял огромный молоток и намертво прибил мрачные серые тучи над Лушиным городом.

Удивительно, но дождь не прекращался ни на минуточку вот уже пятый день. Он то лил, как из ведра, то едва-едва моросил, то падал отдельными крупными каплями. То есть, это, конечно, для всех было удивительно, но только не для Луши.

В пятницу вечером Луша сидела на кухне у окна и смотрела на грустную мокрую улицу. За ее спиной мама быстро-быстро тарабанила по клавиатуре, а снаружи дождик наперегонки с мамой тарабанил по карнизу. Через полчаса упорного соревнования дождик выиграл. Мама потянулась, сладко зевнула и выключила компьютер.

– Ну, надо же, – вздохнула мама, взглянув в окно поверх Лушиной макушки, – ни единого просвета. Вот это погодка…

– Ага, – отозвалась Луша, расплющивая нос о стекло, – и так еще будет почти неделю.

– В смысле? – не поняла мама. – Ты, что, слышала прогноз?

– Не-а, – Луша пыталась рассмотреть, что происходит около соседнего подъезда, кажется, туда только что побежала какая-то собака бездомного вида, – колдунья сказала, что ее дождь будет идти двенадцать дней. Давай посчитаем.

Луша отлипла от окна и принялась загибать пальцы.

– Воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг, пятница – это шесть. Шесть плюс шесть – двенадцать. Значит, еще шесть дней дождя осталось.

Луша опять прижалась к стеклу.

– Вы, что, в садике уже дальше десяти считаете? – невпопад спросила мама.

– Ага, – устало вздохнула Луша.

Воспоминания о садике испортили ей все удовольствие от созерцания дождливой улицы.

– Мама, а может быть, мне в выходные босиком по лужам побегать? – произнесла Луша, задумчиво водя пальцем по подоконнику.

– Вдруг удастся заболеть и взять больничный?

– Луша, ну, что ты такое говоришь?! – возмутилась мама. – Тебе очень сильно хочется заболеть?

– Не-а, – ответила Луша и, вздохнув, слезла с табуретки. – Мне просто очень сильно не хочется в садик.

Мама села на Лушину табуретку, а Лушу усадила к себе на колени и крепко-крепко обняла.

– У нас впереди еще целая суббота и целое воскресенье, по крайней мере, на два дня о садике можно забыть. Это во-первых. А во-вторых, неужели тебе в садике плохо? У вас такие хорошие воспитательницы…

– Да, – покорно кивнула Луша, – хорошие… Но, во-первых, Елена Игоревна ни минуты нам не дает посидеть спокойно. То рисовать заставляет, то считать, то лепить, то хороводы водить… Что я, маленькая, хороводы водить? А лепить я вообще не люблю: пластилин везде липнет и от платья не оттирается… А во-вторых, Дарья Васильевна на нас все время орет. Так орет, что Миша даже один раз описался, когда она орала, а он уже взрослый мальчик, почти мужчина, так его папа говорит, я сама слышала. Но Дарью Васильевну-то как раз понять можно. У нее возраст. И климат…

– Что?! – переспросила мама, отстраняя от себя Лушу. – Что у нее?!

Луша опять вздохнула и серьезно объяснила:

– Виталик слышал, что Елена Игоревна жаловалась Юлии Петровне, что Дарья Васильевна на нее, то есть Елену Игоревну, понимаешь, да? – тоже орет. И на нас орет, а мы, говорит Елена Игоревна, самая хорошая группа во всем детском саду. А Юлия Петровна утешала Елену Игоревну и говорила, чтобы она терпела, ничего не поделаешь, у Дарьи Васильевны возраст и климат…

Мама молча затряслась, сдерживая смех. Луша этого не заметила, потому что опять смотрела в окно.

– Как ты думаешь, мама, может быть, Дарье Васильевне нужно уехать жить в Африку? Там климат лучше…

Мама сдавленно хрюкнула в ответ, ссадила Лушу с колен и взялась мыть посуду, хотя в мойке было-то всего две тарелки и блюдце.

– А мне все равно, какой климат, – сказала Луша, следя за явно бездомной собакой, которая медленно трусила по тропинке мимо их подъезда, – я и дождик люблю. Но в садике в дождик неинтересно. Гулять можно только на террасе, лужи трогать нельзя, в песок играть нельзя, бегать нельзя, мячиком стучать нельзя… Когда все в жизни нельзя, это же очень скучно, мама, правда?

– Правда, – кивнула мама, вытирая тарелку, – но представь на минуточку, что стало бы с вашим садиком, если бы всем сразу все разрешили?

Луша пожала плечами и промолчала печально. Как это мама не понимает, что если всем сразу все разрешить, то всем сразу станет уж-жасно весело.

Про Лушину бабушку

Иногда на выходные к ним приезжала бабушка Люся. То есть Люсей мама и Луша называли бабушку, когда ее не было рядом. А когда бабушка приезжала, обращаться к ней можно было только «Люсьена» и никак иначе.

Луше совсем не нравилось имя Люсьена, ей казалось, что так лучше было бы назвать собачку, а не бабушку. И еще Луше не нравилось, что мама почти всегда уходила куда-то, когда бабушка приезжала. Конечно, мама возвращалась часа через два, иногда через три, но выдержать три часа с бабушкой, это было как… почти как… как если бы Лушу заставляли бы три часа подряд полоскать горло самым горьким лекарством. Знаешь ведь, что надо, но все равно противно. Перед бабушкиным приездом полагалось навести Порядок. На весь пятничный вечер и субботнее утро мама и Луша облачались в тренировочные костюмы, передники, косынки и резиновые перчатки и терли, вытирали, оттирали, натирали до блеска все, до чего могли дотянуться. Тарелки в сушке нужно было непременно выстроить по размеру, шторы на окнах отдернуть симметрично, покрывала на кроватях расправить гладко, игрушки рассортировать по ящичкам. Потом можно было, тяжело дыша, повалиться на диван, взглянуть на часы, ойкнуть и броситься надевать парадную домашнюю одежду, подготовленную специально к бабушкиному визиту.

– Н-ну-с, – сказала бабушка, пальчик за пальчиком стягивая ажурные дымчато-серые перчатки, – как вы тут живете-можете, холостячки? Мама помогла бабушке снять коротенькую кожаную курточку с меховым воротником и осторожно повесила ее на плечики в шкаф.

– Хорошо живем, – бодро отрапортовала Луша, заглядываясь на ажурные перчатки, – а что такое «холостячки»?

– А вот замуж выйдешь, поймешь, – бабушка открыла шкаф, спрятала перчатки в карман курточки, сняла лакированные сапожки на высоком изящном каблучке и влезла в овчинные тапочки.

– Люсьена, – укоризненно сказала мама.

– А что такое? – бабушка удивленно вздернула четко очерченные брови. – Чем раньше девочка начнет думать о семье, – бабушка сделала ударение на слове «семье», – тем лучше. Одну секундочку. Мне надо позвонить.

Бабушка достала из крохотной сумочки ярко-красный мобильный телефон и прошествовала на кухню. Мама и Луша обменялись понимающими взглядами и тихонько вздохнули.

– Але, Вовик? – уже несся с кухни бабушкин уверенный голос. – Вовик, ты принял таблетку? Да? Молодец. Через полчаса после таблетки нужно покушать. Покушал? Молодец. Что ты покушал? Котлету с хлебом? Вовик, сколько раз я тебе говорила, мясо можно есть только с овощами, я же оставила тебе на столе томаты! Мало ли, что ты не любишь, томаты необходимы мужчинам в твоем возрасте! Обязательно съешь томат, ты меня понял? Все, молодец, отдыхай, еще позвоню.

– Н-ну-с, – бабушка выглянула в коридор, – давайте-ка попьем чайку, поболтаем, а потом ты, доченька, можешь катиться на все четыре стороны. Лишь бы толк от этого был.

Мама покраснела и пошла накрывать на стол. Бабушка села на Лушино любимое место у окна, расправила длиннющую юбку и с заговорщицким видом поманила к себе Лушу.

– А принеси-ка мне мою сумочку, там для тебя есть гостинчик от зайчика!

– Бабу… ой, то есть, Люсьена, – сказала Луша, – не разговаривай со мной как с маленькой, я уже не маленькая, мне почти шесть лет, я уже скоро в школу пойду, ты забыла?

– Во-первых, шесть тебе будет еще только в ноябре, во-вторых, не нужно мне лишний раз напоминать о моем возрасте, а в-третьих, иди за моей сумочкой, – отрезала бабушка.

Луша поплелась обратно в коридор.

– Вся в отца, – фыркнула бабушка, думая, что Луша не слышит, – ты ей слово, она тебе десять.

– Люсьена, не надо, – мягко попросила мама, расставляя чашки.

– Ну конечно, это же у нас табу, молчу, молчу, – ехидно сказала бабушка и опять засюсюкала. – Ой, принесла, Лушенька, молодец, девочка моя хорошая, а ну-ка, посмотрим, что тут у нас…

Бабушка торжественно извлекла из сумочки плитку шоколада и повертела ее перед Лушиным носом.

– Вот какой вкусный гостинчик зайчик Луше передал!

Луша тяжело вздохнула, скрестила руки на груди и медленно, почти по слогам произнесла:

– Люсьена, передай, пожалуйста, зайчику, что я не люблю шоколад.

Мама рассмеялась.

Бабушка бросила плитку на стол и сказала недовольно:

– Что за глупости! Все дети любят шоколад! Отнеси-ка сумочку на место, привереда.

– Давайте пить чай, – сказала мама, все еще улыбаясь, и достала из холодильника специально купленный к бабушкиному приезду торт.

Луша запрыгала и захлопала в ладоши.

– Подожди-ка, – бабушка не дала сразу открыть коробку, а повернула ее к себе этикеткой, – н-ну-с, что вы тут едите? А, йогуртовый, правильно, молодцы. Секундочку, мне надо позвонить.

Бабушка снова взялась за свой телефон, а мама с Лушей стали резать торт. Луша от нетерпения утащила из серединки виноградинку. Бабушка укоризненно покачала головой, не прерывая разговора.

– …давление измерял? Нет? Почему? Я же попросила тебя через полчаса после таблетки измерить давление! Вовик, это безответственно с твоей стороны! Измерь немедленно, я тебе через пять минут позвоню.

– Как поживает Владимир… э-э-э… извини, я забыла как его по отчеству, – сказала мама, наливая в бабушкину чашку заварку.

– Это абсолютно не имеет значения, – небрежно отмахнулась бабушка.

– Может быть, ты нас как-нибудь познакомишь? – поинтересовалась мама.

– Ой, не забивай себе голову подробностями моей личной жизни, – бабушка отправила в рот внушительный кусок торта. – Займись лучше своей.

«Разговаривать с набитым ртом некультурно», – подумала Луша, но промолчала предусмотрительно.

Про папины волосы

Когда попили чай, мама быстро переоделась, чмокнула Лушу, шепнула на ушко: «Постарайся слушаться бабушку, я скоро!» и ушла.

Бабушка прошлась по квартире, открыла шкаф в маминой комнате, несколько минут придирчиво разглядывала полки и вешалки, процедила сквозь зубы: «Н-ну-с…», закрыла шкаф и принялась так и эдак вертеться перед большим маминым зеркалом. Луша молча наблюдала за ней, сидя на маминой кровати. Бабушка подмигнула ей в зеркале и пропела:

– Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?

– Ты красивая, – признала Луша.

– А то, – бабушка гордо подбоченилась, – я же не старая кошелка какая-нибудь, с сумками по рынкам бегать, я жен-щи-на.