Читать книгу Я хочу, чтобы ты вспомнил… Часть 1 - Светлана Гончаренко, Светлана Вадимовна Гончаренко (Алкея) - Страница 7

Тиамат, Королевство Грандланд

С самого утра в поместье Золотая Орхидея всё вверх дном. Прислуга сбилась с ног, наводя порядки. Ещё накануне фамильный особняк Лоуренсов был тщательнейшим образом отмыт, начищен и сиял натёртыми до блеска витражами и мрамором огромных холлов и галерей, а прилегающий парк с тремя прудами и фруктовым садом не менее старательно доведён до лоска. Двадцать пять специально нанятых садовников неделю стригли-брили-мыли, как есть, наводили полный и безоговорочный марафет со сноровкой и выучкой цирюльников-брадобреев с Парк-Авеню, знающих своё дело, и, наконец, привели заброшенный некогда ландшафтный ансамбль в надлежащий вид.

Центральная парковая ротонда и семь беседок сияли белизной, как маячки, среди изумрудной зелени, величественных топиари и привезённых господами много лет назад из разных уголков мира многоцветных пионов, роз, лилий, пассифлор, люпинов, мальв, цинний и прочих великолепных и благоуханных цветов. В эту пору года – в самом начале лета – все они разом, как по команде, принялись с особой страстностью и жаждой жизни цвести, источая волшебную симфонию ароматов, которая будто облачком накрыла поместье, превратив его в невероятно притягательное райское место.

Поместье это на окраине городишка Лоуренсвилля, основанного ещё Виго Лоуренсом Бесстрашным почти полтысячи лет назад, давно служило излюбленным местом обитания и процветания родовитого семейства вдали от столичной суеты. Лоуренсы основательно осели в здешних краях, и флаг их развевается над ратушей, и фамильный их герб с пирамидальной горой, ветвистым древом наверху и свитком с древними письменами украшает ворота и венчает центральный вход городского храма. В городишке до сих пор ещё, словно витает дух Виго Бесстрашного, и матери пугают непослушных детей присказками «быть тебе варваром бессмертным» или «не то Виго заберёт». И по ночам, особенно в непогоду, слышны страшные беснующиеся звуки, будто призраки варваров с севера несутся на конях, сопревших от яростной погони и охоты, гулко цокают, гудят, орут и свистят среди каменных улиц.

С беспримерным почтением жители городка и окрестностей относятся к хозяевам поместья, именуемого не иначе, как «жемчужиной королевства». Поговаривают, что Лоуренсы не короновано царствуют не только на много миль вокруг, но и при дворе Её Величества играют первую скрипку, без которой вся политическая музыка отнюдь не состоялась бы, и без труда могли пошатнуться и величие, и власть Короны столь прочные ныне.

С тех пор, как могущественный воитель обосновался среди заливных лугов, непаханых полей и непроходимых лесов, в этих краях правили не одни только воины. В роду Лоуренсов издревле водились личности особенных дарований, почитавшие науки и искусства во всём их многообразии и полноте. Они собрали самую грандиозную в королевстве библиотеку. В её хранилищах по сей день можно найти все самые загадочные манускрипты древности, образчики первобытного письма на глиняных и каменных табличках, папирусы, свитки с церковными преданиями и гримуары, научные труды великих Асы и Герклидота, Деметрия и Астральта, а также многочисленные печатные издания со времён изобретения печатного станка. Галереи фамильного особняка хранят полотна знаменитейших художников Да Ладжио и Пинчетти, а холлы и фасад украшены творениями великих скульпторов Старого и Нового Времени. И потому поместье всегда являло собой пример изящества и высокого искусства в архитектуре и внутреннем убранстве, в самой сути своего царственного пребывания на этой земле.

«Всё по высшему разряду!» – чеканила миловидная сорокалетняя экономка миссис Эбботт, а её муж, солидный управляющий мистер Эбботт, высокий и довольно упитанный, подхватывал фразу и сурово, но доходчиво растолковывал нанятому дополнительно персоналу, как всё должно быть в этом доме: «…Где вам, недотёпы и разгильдяи, довелось послужить! Так будьте любезны…».

По коридорам и галереям то и дело сновали охранники и оголтелая толпа телевизионщиков. Это из-за них, приспешников медиа-индустрий, привычный уклад жизни поместья напоминал первобытный хаос. В банкетном зале команда операторов и техников устанавливала аппаратуру. По стенам то и дело бегали солнечные зайчики от многочисленных зеркал, ноги снующей туда-сюда прислуги путались в шнурах, проложенных в зале и прилегающих галереях.

Здесь, в обстановке ослепительной роскоши, должны были состояться съёмки ожидаемого миллионами телезрителей интервью с хозяевами поместья – лордом и леди Лоуренс. На основе этой беседы знаменитый режиссёр Ланс Вачовски собирался создать свой новый фильм «Зеркальный лабиринт». В кулуарах киностудий, начавших гонку за право выпустить грядущий блокбастер, поговаривали, что Вачовски принялся строчить сценарий на ходу, прямо в баре, где чуть не грохнулся со стула, когда из телевизора в мир хлынула волна сенсации: «Чета Лоуренсов вернулась с того света!». Это уже потом на первые полосы всех мировых изданий посыпались, как горох из надорванного пакета, кричащие заголовки, один безумнее другого: «Медитация длиною в жизнь!», «Тысяча жизней леди Лоуренс!», «Двадцать лет, не приходя в сознание», «Империя Лоуренс во власти машины: знаменитый сэр Джейсон Гордон Лоуренс – андроид!» и прочее, прочее, прочее…

Лора, а для всех прочих миссис Лоуренс, ещё не покидала свои покои на втором этаже. Парикмахер и визажист только что ушли, сделав ей, как и подобает леди, лёгкий дневной макияж и, уложив золотистые длинные волосы в не слишком замысловатую причёску, спустив к лицу несколько сияющих шелковистых прядей (хотя оба, уходя, думали об одном и том же: «Зачем этому лицу крема и помады, оно и так сияет молодостью, здоровьем и красотой?»). Новая молоденькая горничная помогла хозяйке облачиться в изящное платье цвета утренней зари и надеть жемчужное колье и серьги.

Лора прохаживалась между спальней и гардеробом босиком по напольным гобеленам работы мастеров позапрошлого века и даже не думала обуваться. Ей вовсе не хотелось выходить сегодня в холл и, тем более, показываться перед камерами.

«Ах, Гордон, Гордон, как он мог согласиться на это интервью? Что можно и чего нельзя рассказывать этому проныре Вачовски, который, не успев ступить на порог, за пару минут обшарил все углы. Не удивлюсь, если и в подвал заглянул мимоходом и уже испробовал всё новое и старое фамильное вино».

Наконец, она снова подсела к трюмо и позвонила в колокольчик. На зов тут же пришла миссис Эбботт и почтительно поклонилась.

– Да, госпожа, что пожелаете?

– Элис… – начала нерешительно Лора. – Как там приготовления?

– Всё готово, Ваша светлость. Прикажете подавать завтрак для Вас и сэра Лоуренса?

– Да, пожалуй, стоит подкрепиться, – наконец, улыбнулась госпожа, мечтательно проводя рукой по волосам. – А что сэр Лоуренс, уже готов? Не могла бы ты пригласить его ко мне.

– Сию минуту. Господин, конечно, давно на ногах и одет к завтраку, – поправляя тяжёлые портьеры на окнах, отвечала рассудительная экономка.

Затем она протянула хозяйке какой-то плоский гладкий предмет:

– Вот, господин просил передать Вам это. Полагаю, мне следует объяснить, как этим пользоваться, – начала она почтительно.

– Что это?

– Новый телефон. Технология мобильной связи была разработана в компании сэра Лоуренса ещё до того, как Вы… эээ… ну, Вы понимаете. Так вот, технология прошла тестирования, быстро обрела популярность и пошла прямиком в народ, – улыбнулась миссис Эбботт и как бы виновато пожала плечами. – Вот, смотрите, проводите пальцем по монитору…

– Хорошо, – мягко прервала объяснения Лора. – Спасибо, Элис, ты очень любезна. Но мне кажется…

Она ласково улыбнулась и протянула руки, чтобы взять телефон. Повертела его, погладила глянцевую поверхность монитора, который мгновенно вспыхнул, озарил её лицо голубоватым свечением, и она увидела на небольшом экране их с Гордоном свадебное фото. Златовласка оперлась одной рукой о подбородок, поправила прядь волос, упавшую на лицо, задумалась. Серо-голубые глаза её тихо светились.

«Двадцать лет… Мир изменился, все вокруг изменились. Кого-то уже и нет с нами. Элис вот округлилась, стала похожа на прежнюю миссис Эбботт, надутую и ворчливую, а ведь была совсем девчонкой, как я, тогда…».

– Что-нибудь ещё, госпожа? – сделав шаг к двери, перебила её мысли Элис.

– Нет, нет. Спасибо. Пусть придёт Гордон. Мне нужно сказать ему пару слов перед завтраком, – мечтательно ответила Лора и отложила на столик возле трюмо диковинку, которая была ей хорошо знакома, ведь ещё совсем недавно ей приходилось пользоваться и более сложными устройствами.

Через несколько минут она предстала перед лордом Лоуренсом во всей красе. Уже надела изящные лакированные туфельки на высоких тонких каблучках и приветствовала мужа с сияющей улыбкой, распахнув объятия:

– Гордон, дорогой, как ты хорош в этом необычном костюме!

Цвета слоновой кости новый костюм со слегка приталенным пиджаком и невероятно узкий по новой моде галстук, красовавшийся на белоснежной крахмальной рубашке, придавали мужу нотку новизны и очарования. Этот высокий, плечистый, осанистый брюнет выглядел так же молодо и свежо, как в день их первого знакомства, на одном из великосветских раутов во дворце Её Величества. У него были жгуче карие глаза с золотым ободком на радужке. Таких глаз Лора никогда и ни у кого не видела.

Супруги нежно обнялись и не могли налюбоваться друг другом. Наконец, Гордон прервал таинственную тишину, в которой было слышно не только, как поют дрозды за окнами, и колышутся розовые кусты, но и то, как бьются их горячие, не знающие меры в обожании друг друга, сердца.

– Дорогая, что ты хотела мне сказать?

Лора опомнилась:

– Ах, да, конечно… сказать, – начала она. – Давай договоримся, дорогой… Мы не будем во всех подробностях описывать всё то, что с нами произошло… В особенности, что я… Точнее, мы оба, конечно, догадывались о том, что наше «путешествие в страну грёз» продлится дольше обычного. Понимаешь, о чём я?

Она посмотрела на мужа с надеждой.

– Я понимаю, Лора… И никому не скажу… что ты… – он подхватил её на руки и начал кружить по комнате, смеясь и поддразнивая. – Что ты, проказница, волшебница, чаровница… свела меня с ума!

– Прекрати, Гордон! – вырывалась Лора и тоже звонко смеялась.

Через несколько минут почти детского восторга они, наконец, отдышались от эмоций, обо всём условились, оправились и спустились к завтраку, приказав миссис Эбботт накормить так же всех присутствующих в доме телевизионщиков в специально отведённой для них столовой. Благо помещений в поместье было сто девяносто шесть, поэтому там можно было разместить несколько десятков таких же съёмочных групп.

Ровно через час миссис Эбботт включила у себя в комнате телевизор и позвала мужа смотреть интервью, которое шло в прямом эфире. Эбботты не хотели мешать, да и сами они чрезвычайно волновались, потому удалились к себе и обратились в слух и зрение.

На экране возникла привычная пёстрая заставка утренней программы выходного дня. Заставка сменилась препротивнейшей физиономией гладко зализанного ведущего в щегольском лиловом костюме и зачем-то с полудохлой розочкой в петлице, физиономия портила всё настроение, а писклявый голосок уже во всю тараторил свою обычную тарабарщину:

– Это двадцатичетырёхчасовой канал Королевского Телевидения и я, ведущий утренней программы «Взбодрись с Биллом», Билл Киллтаун. Мне выпала честь представить вашему вниманию самое ожидаемое этим воскресным утром событие! Невероятное возвращение лорда и леди Лоуренс с необитаемого острова Сент-Симон, где они провели двадцать лет в уникальном трансе. Двадцать лет чета спала мертвецким сном! Вот, наверное, люди выспались-то по-настоящему! Прямо завидую по-чёрному. И уже предвкушаю интереснейшую историю. У нас прямое включение из поместья Золотая Орхидея. Всемирно известный кинорежиссёр Ланс Вачовски сейчас в прямом эфире нашего канала возьмёт интервью у мистера и миссис Лоуренс. Ланс, Вы в эфире!

– Спасибо, Билл! Привет всем! Эммм… Начнём, пожалуй… – отозвался режиссёр слегка скрипучим голосом за кадром. Очевидно, он тоже волновался не меньше всех.

На экране появилось изображение банкетного зала поместья. Такое привычное и хорошо знакомое место вдруг обрело новые очарования и шарм под действием всех этих ламп и специального фильтра камеры, дающего ощущение мягкой голубоватой дымки. Столовое серебро, фарфор, хрусталь, шёлк скатерти, атлас обивки мебели, красное дерево, мрамор отделки, витражные окна и старинная мозаика во всю стену с фамильным гербом и символами семьи с многовековой историей завораживали и манили оставаться во власти этой роскоши и неги до бесконечности.

Режиссёр – вихрастый и молодящийся, хотя было ему уже за сорок, и в складках мешковатой светло-синей рубашки над узким поясом помятых светлых брюк отчётливо выделялся выпятившийся большой живот. Он сидел напротив хозяйки и выглядел несколько нелепо в этой обстановке. Блистающая чистотой кожи и золотом волос леди Лоуренс – справа от сэра Лоуренса, который, как и подобает хозяину, восседал в огромном кресле во главе стола. Перед собеседниками стояли бокалы и графины с водой и свежевыжатым соком, причудливо нарезанные фрукты, канапе и тарталетки с икрой и сырным соусом. Два вытянувшихся в струнку лакея в алых парадных мундирах стояли поодаль у входа, готовые по первому мановению хозяев выполнить любое их желание. «Слава Богу, всё и все на месте», – подумала миссис Эбботт.

Конечно, леди хотела, чтобы интервью проходило не в этом огромном зале с гулким эхо, а в каминной комнате с чашками ароматного ассийского чая на столе, в камерной обстановке. Но телевизионщикам была нужна мозаика за спинами говорящих, как помпезный фон для заставки, игра разноцветных бликов солнца сквозь решётки витражей и этот гулкий звук для придания атмосферы старинного замка с привидениями. Картинка была яркая, сочная, дорогая. Многомиллионная аудитория канала прилипла к экранам, затаив дыхание.

– Друзья мои, вы не против, если я буду без церемоний, – обратился Вачовски к своим собеседникам, а затем пояснил в камеру, что они с Гордоном давно и близко знакомы.

Хозяин слегка кивнул.

– Отлично! Тогда начнём с того, что поговорим о вас с прекрасной леди Лоуренс. Как так получилось, что вам захотелось провести время в трансе?

Хозяйка с господином быстро переглянулись, её ресницы слегка дрогнули, и лорд спокойно ответил:

– Ты же знаешь, Ланс, что мы оба всегда отличались стремлением к новизне, к чему-то неведомому и захватывающему. Наверное, поэтому, – он расслабился и ослепительно широко улыбнулся.

Его крупное гладко выбритое лицо озарилось и стало ещё приятнее и светлей. Глаза златокудрой красавицы стали насыщенно голубого оттенка и засияли восхищением, чего не упустил ведущий оператор и взял крупный план.

– Что вы знали об этих опытах до встречи друг с другом? Почему именно транс, летаргия, сон? Что в этом такого? – расходился Вачовски, взяв тарталетку и бесцеремонно отправив в рот хрустящую корзиночку с красной икрой (звукооператору, должно быть, пришлось мгновенно поколдовать над идущим в эфир сигналом, чтобы зрители не слышали, как прославленный постановщик жуёт).

– Сон – это всегда что-то особенное. Тем более, если это похоже на путешествие в неведомый новый мир, – откликнулась леди Лоуренс, опустив глаза и затем умоляюще переведя взгляд на мужа.

Ей было неприятно смотреть, как их непричёсанный визави уплетает угощение, рассыпая мелкие крошечки по белоснежной фамильной скатерти. Никто из Лоуренсов никогда не был ханжой, но в поместье все прекрасно помнили, как этот самый университетский приятель господина на их свадьбе умудрился перепачкаться так, что пришлось в спешке искать этому бедолаге новый костюм. Похоже, за эти годы ничто не изменилось в его привычках и манерах. Да какие там манеры… Желая намекнуть ему о том, что руки можно вытирать и не о края скатерти, хозяйка поместья лёгким небрежным, едва уловимым движением взяла со стола салфетку и привычно положила её себе на колени, посмотрев прямо в глаза этому невеже и выскочке. Но тот, словно и не желал замечать тонкости этикета.

– На самом деле, всё просто, – начал сэр Лоуренс, поправив галстук и положив руку на подлокотник кресла.

Он сел поудобнее и, глядя на жену, продолжал:

– Мы оба интересовались возможностями осознанных сновидений ещё в юности, но попробовать на практике смогли только, когда встретились и поженились. Однажды у нас получилось весь сон, правда, довольно непродолжительный, гулять, держась за руки в диковинном саду с гигантскими растениями и разговаривать так, будто мы и не спим вовсе, а просто прогуливаемся у себя в парке. Но это точно был сон. У нас был маркер, который показывал нам, что мы спим.

– Интересно, интересно, – подхватил киношник. – Продолжай. Какой маркер? Что-то вроде волчка, как в фильме «Начало»?

– Извини, дружище, я не видел такого фильма…

– Точно, это было уже после того, как вы… – спохватился Вачовски. – Ладно, продолжай.

– Во-первых, мы настроили будильник, чтобы проснуться от звонка. А чтобы понять, что мы спим, Лора, – он запнулся, – извините, леди Лоуренс взяла в руку брошь.

Госпожа протянула левую руку над столом – на маленькой розоватой ладони красовалась букашка с золотистым брюшком и лапками, покрытая сверху красной эмалью, у неё была чёрная головка и крапинки на спинке.

Божья коровка. Крупный план. Многомиллионная аудитория у экранов зашлась умилительными стонами восхищения и восторга: «Какая прелесть…».

– Когда мы гуляли там, во сне, мы отметили, что брошь была прикреплена к платью супруги, но уже через мгновение её не стало. И, вообще, всё вокруг нас менялось довольно быстро, как будто мир был гуттаперчевым и крайне нестабильным. После резкого звонка мы проснулись. Брошка, по-прежнему, была зажата в руке леди Лоуренс. И мы оба помнили наш диалог слово в слово и все детали сна – будто мы просто переместились куда-то вместе и увидели, и услышали, и пережили равно одинаковые события.

– И после этих опытов вы решили попробовать нечто большее, верно? – лукаво поглядывая в камеру, подгонял Вачовски.

– Да.

– А как вы входили в это состояние? С помощью медитации?

– Совершенно верно. Особую медитативную практику, я обнаружил, занимаясь переводом древнего языка ниллитов на пергаментных свитках, которые мой отец привёз из Великого Похода.

– Почему ты не обнародовал своё открытие, если тебе удалось расшифровать эти свитки? Это же похоже на утаивание ценной информации от человечества, тебе не кажется?

– Я передал переводы в Королевский музей истории и археологии сразу же, как мне удалось найти основные ключи к пониманию. Но, к сожалению, я разобрал не более одной трети текста, остальными исследованиями заняты специалисты. Очевидно, работа настолько трудоёмкая, что до сих пор нет новых сведений.

– Тогда каким же образом вам удалось открыть для себя это новое состояние? – не понимал режиссёр.

Сэр Лоуренс с гордостью взглянул на жену и пояснил:

– Вот тут мне и помогла необычайная интуиция леди Лоуренс. Она смогла довести ритуал до полного совершенства, что и дало нам шанс испробовать нечто невероятное.

– Отлично, – режиссёр потёр руки и продолжил тему по намеченному плану. – Так, теперь мы попросим прокомментировать семейного доктора состояние мистера и миссис Лоуренс. Всем телезрителям, наверняка, интересно, не повлиял ли этот необычайно долгий сон на ваше общее здоровье, простите господа, но и на психику тоже.

К лоснящемуся и сияющему ведущему в студии присоединился семейный врач четы Лоуренс, доктор Адамс.

– Что скажете, доктор, – пропищал ведущий, по обыкновению кривляясь. – Как себя чувствуют Ваши пациенты? Насколько мы можем судить по хроникам двадцатилетней давности, они совершенно не изменились внешне. И это ли не восхитительно! – шоу-попугай захлопал в ладоши, как дитя.

Строгий морщинистый человечек в маленьких круглых очках и старомодном коричневом костюме потёр суховатые руки с сильно выделяющимися тёмными венами и хрипловатым голосом отметил, что господа чувствуют себя вполне здоровыми, и на их физическое и психическое состояние сей феномен не повлиял отрицательно. Если не сказать вернее, – он омолодим их и укрепил иммунитет. Все показатели даже более чем в норме. При таком здоровье чета Лоуренс могла бы спокойно отправиться на рандеву в космос.

Эфир моментально заполнил крупный план того, как господа за столом многозначительно переглянулись.

Доктор Адамс с самого первого дня транса следил за состоянием своих доверителей. Он, пара островитян и семейство Эбботт, служившее в поместье Золотая Орхидея с незапамятных времён, – вот список тех немногих посвящённых, кто знали о том, что чета Лоуренс не «путешествует по миру», а спит чуть ли не летаргическим сном на необитаемом острове в океане.

Киношник не на шутку подготовился к интервью. Для фильма потребуется научно обоснованный материал, пояснял он перед эфиром, поэтому в качестве консультантов он пригласил учёных, которые проявили живейший интерес к «феномену Лоуренс» и могли дать страстно охочему до всяких сенсаций режиссёру какие-то зацепки по научно-фантастической канве будущего блокбастера. Поэтому-то на прямом включении со студией были специалисты по нейрологии и физиологии мозга доктор Барнем и профессор Эдельман из Королевского университета мозга и сознания, а также популяризатор науки доктор физико-математических наук профессор Минковский.

Доктор Барнем, тучный, улыбчивый, со смешинками в уголках глаз сидел у себя в рабочем кабинете, откинувшись на спинку стула и сложив руки на большом выпуклом животе, обтянутом местами потёртым вязаным свитером. Рядом с ним за столом расположился тощий и бледный профессор Эдельман, всё время сильно раздувавший ноздри. Он постоянно поправлял сползающие с носа громоздкие очки, одёргивал рукава рубашки и откашливался, чем сильно раздражал звукорежиссёра в импровизированной операторской, которой служило помещение за большим банкетным залом в поместье.

Профессор Минковский сидел спокойно, скрестив руки на плотной груди в окружении книг в университетской библиотеке. Его круглое лицо с выцветшей рыжеватой бородкой, окаймлявшей выпуклые щёки и подбородок, выражало уверенность и интерес. На нём была белая рубашка и элегантный тёмно-синий вельветовый костюм. Когда он надел очки, чтобы взглянуть в записи лежащего перед ним листа бумаги, очевидно, со сценарием беседы, он стал невероятно похож на знаменитого композитора и музыканта сэра Джона, магистра Голубой Подвязки. Его манеры и жесты были так похожи, что создали весьма колоритную картинку на экране, и всё это не могло не привлечь дополнительное внимание публики.

Вачовски следил за всеми поступающими в эфир кадрами на специальном планшете. Он остался доволен картинкой и пошёл в атаку.

– Леди Лоуренс, а это правда, что вы с Гордоном прожили тысячу жизней во время транса?

Златовласка в этот момент рассматривала свою любимую крохотную брошь и от неожиданно обращённого лично к ней вопроса слегка вздрогнула. Но тут же собралась с мыслями и спокойно ответила:

– Не совсем так, Ланс. Видите ли, мы ощутили себя, словно живущими в каких-то иных мирах и, таким образом, будто прожили некоторое время другими людьми. Но это была не тысяча жизней, как пишут везде, а всего лишь семь. И я не целиком всю жизнь другого человека проживала, а лишь на некоторые эпизоды моё сознание переносилось в другую личность, если можно так выразиться. И мой супруг так же, – она взглянула на мужа, и тот одобрительно кивнул. – Это очень сложно объяснить. Всё-таки это только сон, полагаю. Хотя… истории этих людей весьма поучительны…

– О, это же то, что нужно! – возбудился киношник, предвкушая сенсацию. – Сейчас как раз это «перенесение сознания» нам попробуют объяснить господа учёные из Королевского университета мозга и сознания. Профессор Эдельман и доктор Барнем у нас на прямом включении. Профессор…

Эдельман в который раз натужно откашлялся и сипло, монотонно растягивая слова, отвечал:

– Что такое сознание? Mano, muta, meltia? Одна из фундаментальных проблем философии и психологии. Сегодня это наиболее перспективная ветвь исследований нашего университета, – профессор снова поправил очки и откашлялся. – С позволения господина и госпожи Лоуренс несколько лабораторий Центра исследований высшей нервной деятельности нашего университета, в частности Лаборатории исследований взаимодействия психики с материей мозга, а также мозговой активности и анализа структурных компонентов центральной нервной системы провели тщательное изучение четы Лоуренс. Мы пришли к потрясающим заключениям, которые отчасти поставили нас в тупик…

Эдельман умоляюще зыркнул на коллегу, тот, понял, что профессору нужно глотнуть водички, и включился в беседу, со страстностью увлечённого своей работой учёного и добродушием, очевидно, свойственным его характеру:

– На самом деле, не всё так страшно, – широко расплываясь, поползли в стороны уголки тонких губ на маленькой круглой физиономии доктора Барнема. – Анализ исследований нашего Центра Мозга, как мы его называем, показал, что в случае с мистером и миссис Лоуренс мы имеем дело с возможно новейшим проявлением эволюции мозга человека.

Вачовски ликовал – это точно сенсация – «эволюция мозга»! Он не удержался от реплики:

– А в чём проявилась эта самая эволюция? Не хотите ли Вы сказать, что мои друзья стали суперлюдьми или что-то в этом роде? На вид они такие же, как и были двадцать лет назад, что, безусловно, удивительно. Но ведь такое явление известно и подробно описано в исследованиях летаргического сна.

Барнем тоже радовался возможности пожать некоторые лавры вместо простуженного в конец профессора. Без сомнения, они заранее договорились, что Эдельман, едва сдерживающий «кашлевый лай», будет только намечать контуры научного дискурса, а всю остальную работу выполнит он, Барнем, всё-таки это его монография на эту тему через пару недель выйдет в университетском издательстве, разумеется под редакцией профессора А. Эдельмана. Об этом уже говорили в новостях.

– Видите ли, Ланс, мы имеем дело не совсем с летаргией, точнее совсем не с ней. Наши исследуемые… простите господа… – Барнем слегка склонил голову перед камерой, обращаясь к чете Лоуренс. – Наши исследуемые провели эти долгие годы не просто в обыкновенном сне, в который люди входят помимо своей воли, по велению их мозга, ибо во сне совершается огромная работа по обработке, поступившей во время бодрствования информации, перевод событий из кратковременной памяти в долгосрочную и т.д. Наши испытуемые сознательно вошли в состояние транс-сна, полностью контролируя когнитивные события, происходящие внутри него. Это уже совершенно другой сон, отличный от медленно-волнового и парадоксального. Осмелюсь предположить, что это ещё одно, пока неизвестное науке, состояние сознания.

– Это сенсация! – вырвалось у мало что понимающего ведущего в студии.

Всё это время Киллтаун сидел с полуоткрытым ртом от изумления, потому шеф-редактор программы больше не показывал публике это малоэстетичное зрелище. Но, кажется, звукооператор забылся – всё происходящее в поместье так захватывало воображение, что все будто провалились в историю, которая разыгрывалась на экране. Микрофон у ведущего студии никто не приглушил, и вот, пожалуйста, – эфир прорезал писклявый срывающийся возглас.

Вачовски встрепенулся и многозначительно посмотрел на Лоуренса: киношник явно не был в курсе подобных новостей и хотел показать, что слегка обижен на друга, ведь тот не посвятил его в такие уникальные подробности. На самом деле, его мало интересовали научные теории, гораздо важнее было задать самый неудобный, но самый будоражащий воображение вопрос:

– Так что же всё-таки вы там пережили во время этого удивительного состояния?