Читать книгу Война и Библия - Святитель Николай Сербский (Велимирович) - Страница 2

Солнце клонилось к закату, когда мы оказались на палубе судна «Бостон», осуществлявшего морское сообщение между Нью-Йорком и Бостоном. Грязная и маслянистая вода Нью-Йоркского залива, днем под жаркими солнечными лучами блиставшая, подобно серебру, в вечернем мареве переливалась, точно расплавленное золото. Пароход плыл от Нижнего к Верхнему городу, между Нью-Йорком и Бруклином, а наше общество сидело, обернувшись лицами к Нью-Йорку.

Перед нами лежал самый крупный на земном шаре город, самый торопливый, наиболее освещенный и предельно разобщенный. Взоры всех пассажиров – как иностранцев, так и местных уроженцев – были невольно прикованы к многочисленным башням, гордо и неуклюже нареченных небоскребами.

– Взгляните на наши вавилонские башни! – сказал мне министр Юстон.

– Смотрю на них, – ответил я, – но неужто и Вы на них взираете? Ведь Вы уже столько раз здесь путешествовали и обращали на них свой взгляд?

– Это привлекает всегда и везде… Да и естественно чему-то великому неизменно пленять людские души – как в прошлом, так и в будущем.

– Да, да, Вы хорошо сказали, – поддержал [его] генерал Кларк. – Невольники великих свершений, [когда] писали и хроники бытия народов на самом деле – вплоть до сего дня – обрисовывали только биографии выдающихся личностей, этих своеобразных «небоскребов» [общества].

– Значит, генерал, демократия здесь ничего не меняет? – поинтересовался я.

– Ничего, [ровным счетом] ничего. Теоретически демократия пыталась славу великого человека разделить на множество его сподвижников, но на практике достигла лишь того, что более тщательно высчитала и измерила вклад людей, лишенных славы, в известность корифея. Однако при этом не умалила славы последнего и не увеличила славу первых. Дворцы остались дворцами, а хижины хижинами.

Г-н Крен, молча и сосредоточенно внимавший нашей беседе, обратился ко мне по имени и сказал:

– Посмотрите на эту группу новых башен – там, в Верхнем городе. Шесть лет тому назад, когда Вы были в Нью-Йорке, здесь не было даже их следа. А теперь! Выросло около сотни нововозведенных.

– В самом деле, – ответил я, – в самом деле, г-н Крен. Мне даже кажется, что они красивее и стройнее тех, что в Нижнем городе, не так ли?

– О, безусловно! В этих новых высотных зданиях мы, американцы, достигли своего оригинального стиля зодчества. Этого больше нет нигде на свете! А те старые башни, как-то: Вулворт, Сингер, Мьюнисипал – просто коробят взоры современного поколения.

Так говорил г-н Крен, наш отменный и любезный устроитель всего мероприятия. Благодаря ему мы и оказались в тот вечер на пароходе, плывущем в Бостон. Пригласил он нас к себе в гости, на «уикэнд», чтобы у него на ранчо провели мы воскресенье. Среди приглашенных был и г-н Юстон, бывший член кабинета министров Великого Президента, [а также] генерал Кларк, [затем] какой-то русский, знаменитый музыкант; [и] чех, г-н Писек, археолог, исследователь арабской старины; и еще, помимо меня, некий выходец с Балкан, и множество других лиц.

В этот момент, в последних лучах солнца, появилась стайка аэропланов, высоко кружащая над величественным Нью-Йорком.

– Вот, вот, вон они! Вон! Три, пять, десять! – слышались восклицания со всех сторон.

Министр Юстон, вздохнув, молвил вполголоса:

– Да, вот и опасность для нашего американского Вавилона!

– Подумать только, от этих громадных стальных черных «птиц» будет зависеть грядущая война! – громко заключил генерал.

– Да не поминайте Вы эту войну! – парировал миролюбивый г-н Крен, объехавший все пять континентов и вдесятеро большее количество островов. Повсюду видел он много добрых людей, способных жить в мире, и приобрел немало друзей.

Генерал ответил так:

– О войне упоминаю я, г-н Крен, не оттого, что ее люблю, а оттого, что она еще грянет.

Тогда спросил я:

– А разве Вы, генерал, не видите никакой другой цели и предназначения аэропланов, кроме как творить злодеяния?

– Да почти и не вижу. Аэропланы, правда способны выполнять и некоторые мелкие задачи мирного времени, но их главная и самая высокая цель – это война.

При этом опять-таки министр Юстон тихо и задумчиво молвил, как бы про себя:

– Оттуда, оттуда с воздуха грозит опасность этим нашим вавилонским башням![1]

– Почему же только нашим башням? – рявкнул генерал. – Не касается ли то же самое и европейского Вавилона, или – лучше сказать – вавилонской Европы?

– Касается, еще как касается, дорогой мой Кларк, – ответил министр. – Европа даже более созрела для войны, чем мы. Впрочем, сие можно отнести и ко всему мiру. Неужто не замечаете, что весь мiр вновь стал вавилонской башней?

– Снова и снова говорю вам: не верю я в войну! – бросил им свою реплику г-н Крен.

– Не верим и мы, г-н Крен, – сказал чешский профессор, – однако война [часто] приходит и наперекор нашей вере или неверию в нее: приблизительно так, как наступает эпидемия гриппа.

– Как же так? – недоумевал г-н Крен. – Не думаете ли Вы, что [разгорается] она именно так… Совсем случайно.

– Не думаю, что совсем случайно, но полагаю, что вспыхнуть она может и без нашего на то изволения.

Г-н Крен повернулся ко мне и попросил высказать мое мнение, на что я ему ответствовал:

– Действительно, мне кажется, что война может разгореться и без человеческой воли, но никак не без человеческой вины. Ведь по чистой случайности не происходят в мiрe и гораздо менее значительные события, а не то что война.

Пока углублялись мы в беседу на данную тему, живо интересовавшую всех присутствующих, на землю спустилась тьма, а аэропланы начали огненными следами в воздухе изображать рекламные лозунги крупных торговых домов Нью-Йорка, оповещая нас, в какой фирме что и за сколько можно купить.

– Вот, теперь посмотрите, – сказал мне генерал Кларк, – вот вам одно из мелких предназначений аэроплана. Писать на воздухе рекламы магазинов и фабрик, ха-ха-ха! Но [ведь] это лишь незначительная и побочная их функция! А главное для них – война, как я [уже] сказал. Война!

Трубы возвестили время ужина, и пассажиры спустились с верхней палубы корабля в столовую.