Читать книгу Адриан Моул: Дикие годы - Сью Таунсенд - Страница 2

Пятница, 1 февраля

Только что вернулся из Ньюпорт-Пагнелла. Нервы мои раздерганы в клочья. Браун вел машину как одержимый. Он ни разу не превысил скорость, но заехал на обочину, задел кустарник, а на скоростном участке оставил зазор лишь в шесть дюймов между нашим хрупким «фордом-эскортом» и монолитным «Джаггернаутом» впереди.

– Если держаться в зоне пониженного давления за грузовиком, можно сэкономить драгоценное топливо, – попытался объяснить он. Этот человек – фанатик защиты окружающей среды. Последнее Рождество он провел в Данджнессе за классификацией водорослей. Я отзываю свой иск. Слава богу, впереди выходные. Или «ле уик-энд» как выражаются наши собратья-европейцы.

Суббота, 2 февраля

Виконт Олторпский брат принцессы Дианы признался своей худосочной жене и всему остальному миру, что у него в Париже случился адюльтер. Принц Чарлз и принцесса Диана, должно быть, пришли в ужас, узнав, что в семье завелся прелюбодей. Его следует лишить титула немедленно. Королевская семья и ее ближайшее окружение должны быть выше таких грубых инстинктов. Вся страна ожидает, что Семья установит моральный стандарт для своих подданных.

Принял ванну, вымыл шампунем бороду, подстриг ногти на руках и ногах. Смазал волосы разогретым маслом, чтобы подкормить их и заставить блестеть, производя наружное впечатление здоровья.

11.45 вечера. Только что позвонил Берт Бакстер. Голос его звучал жалко. Пандоры дома не было, и в минуту слабости я согласился съездить завтра в Лестер и навестить Берта. Написал записку Пандоре, оставил на ее подушке.

Пандора,

В значительном расстройстве позвонил Бакстер, что-то насчет самоубийства, – завтра намереваюсь нанести ему визит. Он дал мне понять, что хотел бы видеть и тебя тоже. Я планирую подняться в 8.30 утра, чтобы успеть на поезд, но ежели ты захочешь сопровождать меня, альтернативный modus operandi[18] – встать в девять и быть доставленным тобой в твоем автомобиле, таким образом прибыв в Лестер к 11 утра. Не затрудным ли тебя проинформировать меня о своем решении путем подсовывания под мою дверь записки? Просьба также не беспокоить меня сегодня ночью звуками своих диких любовных утех. Стены моей кладовой очень тонки, и мне уже надоело спать со включенным плеером «Сони».

Адриан.

Воскресенье, 3 февраля

В 2.10 ночи в мою кладовку ворвалась Пандора и принялась меня оскорблять. Швырнула записку мне в лицо и заорала:

– Напыщенный болван, жалкий лох! «Модус операнди»! «Быть доставленным тобой в твоем автомобиле»! Убирайся из этой кладовки и из моей жизни завтра же!

В кладовку протиснулся Синяя Борода и увел Пандору а я лежал в постели и прислушивался к тому как они перешептываются в кухне. Что же вызвало этот неспровоцированный приступ?

В 3.30 они удалились в спальню Пандоры. В 3.45 я вставил в свой «Сони» кассету с «Дайр Стрэйтс» и включил на полную громкость.

Проснулся только в полдень. Позвонил Берту и сказал, что навестить его не смогу, поскольку всю ночь промаялся болями в кишечнике. По голосу было слышно, что Берт мне не поверил.

– Вот чертов врун, – проскрипел он. – Я только что говорил с моей девчонкой Пандорой. Она мне прямо из машины позвонила. Перед тем как в Лестер рвануть, она к тебе заглянула и говорит, ты дрых как новорожденный.

– Почему же она в таком случае меня не разбудила? – спросил я.

– Потому что она тебя на дух не переносит, – дипломатично ответил Берт.

Понедельник, 4 февраля

Необъяснимо опоздал на работу на двадцать три минуты. У Брауна чуть ли не пена ртом шла. К тому же он обвинил меня в краже почтовых марок.

– ДООС нуждается в каждом пенни, если мы хотим сохранить нашу дикую природу.

Как же! Можно подумать, что все барсуки, лисицы, головастики и паршивые вонючие тритоны сразу сыграют в ящик от того, что я, Адриан Моул, воспользовался двумя почтовыми марками второго класса, оплаченными, если уж на то пошло, моими же налогами. Нет, Браун. Я так не думаю.

Вторник, 5 февраля

Пандора до сих пор в Лестере. Подровнял бороду возле рта. Обрезки проглотил. Один пристал к задней стенке горла; раздражает.

Среда, 6 февраля

Сегодня ко мне в каморку зашел Браун и потребовал показать аттестат повышенного уровня! Он, видите ли, услышал по конторскому сарафанному радио, что я провалил биологию три раза. Единственный человек в Оксфорде – если не считать Пандоры, – который знает о моем тройном провале, – это Меган Харрис, секретарша Брауна. Я признался ей в этом, находясь в нетрезвом и возбужденном состоянии на рождественской вечеринке ДООС в прошлом году. Только Меган знала, что должность научного сотрудника первой категории я получил мошенническим путем. Неужели проболталась? Я должен это выяснить.

Сегодня вечером рассказал Леоноре Де Витт историю своей семьи. Трагическая повесть об отторжении и отчуждении – Леонора же просто сидела и собирала катышки пуха со своего свитера, что приковало мое внимание к форме ее привлекательных грудей. Было очевидно, что бюстгальтера на ней нет. Мне хотелось покинуть стул и зарыться головой в ее грудь. Я пустился в какие-то подробности отклонений в поведении моих родителей, но Леонора проявила интерес всего один раз: когда я упомянул о смерти дедушки, Альберта Моула, которого должен благодарить за свое второе имя.

– Вы видели труп? – спросила она.

– Нет, – ответил я. – Гробовщик из кооператива привинтил крышку гроба шурупами, а в доме у бабушки никто не мог найти отвертку, поэтому…

– Продолжайте, – скомандовала Леонора.

И я продолжил. Заливаясь обильными горячими слезами, я рассказал ей о своих ощущениях выключенности из нормальной жизни; о том, как стремился быть рядом со своими человеческими собратьями, делить их печали, петь с ними хором в пабах.

Леонора заметила:

– В пабах распевают ужасные песни. Почему вы испытываете потребность петь с ними эти слезливые стихи на банальные мелодии?

– Ребенком я стоял у этих пабов, – ответил я. – Там все казались такими счастливыми.

Тут зазвенел будильник – пришла пора раскошеливаться на тридцатку и отваливать.

По пути домой зашел в паб и взял выпить. Завязал с каким-то стариком разговор о погоде. Хором в пабе никто не пел, поэтому я пошел домой.

Четверг, 7 февраля

Сегодня утром прямо спросил Меган. Подошел к ней в коридоре, когда она как раз обжигалась об «Автовент», торгующий чаем/кофе/ супом из бычьих хвостов. Она призналась, что «сболтнула» о том, что я совершенно не квалифицирован для своей должности. А потом взяла с меня клятву молчать и по секрету шепнула, что у них с Брауном роман аж с 1977 года! Браун и красотка Меган! Ну почему женщины бросаются на таких выжатых жизнью мерзавцев, как Браун или Кавендиш, а юных, полных сил, бородатых мужчин вроде меня игнорируют? Это недоступно логике.

Меган очень хотелось поговорить о своем романе. Очевидно, Браун поклялся ей уйти от миссис Браун в 1980 году, но до сих пор этого не сделал. Мне становится жаль миссис Браун всякий раз, когда она приходит в контору. Она же не виновата в том, что выглядит так, как выглядит. У некоторых женщин есть чувство стиля в одежде, у некоторых – нет. Миссис Браун, по-видимому, не знает, что гольфы следует носить только под брюками или длинными юбками. Кроме этого, кто-то должен ей сообщить, что бородавки сейчас излечиваются.

Пятница, 8 февраля

Пандора вернулась в Оксфорд, но со мной не разговаривает – лишь сообщила, что Берт больше не настроен на самоубийство. Она купила ему котенка и вмонтировала маленькую створку в дверь черного хода. Браун еще раз потребовал у меня аттестат. Я загадочно посмотрел на него и ответил:

– Думаю, вы обнаружите искомую инфор-мацию у Меган.

Господи, шантаж – некрасивое слово. Надеюсь, Браун не вынудит меня прибегнуть к нему.

Выбросил презерватив. У него истек срок хранения.

Понедельник, 11 февраля

Сегодня ко мне в каморку, всхлипывая, пришла Меган. Браун забыл о ее дне рождения, который случился вчера. Увы, увы! Похоже, мне досталась роль ее единственного наперсника. Я обнял Меган и поцеловал. На ощупь она очень милая, мягкая и податливая. Тем не менее довольно скоро она отстранилась и сказала:

– У тебя кошмарно колючая борода.

Но в бороде ли все дело?

Может быть, у меня воняет изо рта? Может быть, от меня вообще воняет?

Кто же скажет мне всю правду?

Для меня совершенно очевидно, чем Брауна привлекает Меган, но и за миллиард лет мне не понять, что она нашла в нем. Ему сорок два, худой, носит жуткую одежду из отдела мужского готового платья в «К-энд-А».[19] Меган утверждает, что он хорош в постели. Кого она пытается надуть? Хорош в постели в чем? Головоломки разгадывает? Качественно спит? Наверное, Меган имеет в виду, что он делится с нею пуховым одеялом. Если Браун хорош в постели, то я – колесо от трактора.

Вторник, 12 февраля

Пробовал съездить в Нортгемптоншир навестить среду обитания тритонов, но от «неправильного снега» электродвигатель не завелся. Вынужден был сидеть в вымерзшем вагоне, пока бармен из ресторана безостановочно делал объявления противным аденоидным голосом. Обрадовался, когда в вагоне-ресторане кончились все припасы и он закрылся. Вернулся в Оксфорд в 10.30 вечера и нашел записку от Меган. Позвонил ей – она сказала, что они с Брауном поссорились; их роману конец. Я в смятении. Это означает, что я больше не смогу держать Брауна в руках. Неужели моя карьера в ДООС завершена?

Среда, 13 февраля

Роман Браун/Меган возобновлен. Браун примчался к ней на велосипеде посреди ночи, сказав миссис Браун, что едет наблюдать за летучими мышами. Примирение вышло очень страстным.

Не могу вообразить ничего омерзительнее, чем Браун в состоянии оргазмического удовольствия. Если, конечно, не считать того, чтобы находиться с Брауном в состоянии оргазмического удовольствия.

Купил новый презерватив – с мятным ароматом.

Еще купил гроздь бананов. Меган говорит, они очень полезны для тех, кто, подобно мне, страдает от желудочных расстройств.

Четверг, 14 февраля

Как обычно – «валентинка» от матери. Меган опять в слезах. Браун забыл. В обеденный перерыв купил коробку хозяйственных салфеток исключительно для Меган. Не могу позволить себе тратить на нее «клинексы». Синяя Борода прислал Пандоре отвратительно дорогой букет (это гадко – в то время как люди голодают), а в семь часов вечера появился сам – с шампанским, брошкой в стиле «ар нуво» и атласной пижамой. Затем, как будто всего этого недостаточно, повез ее ужинать в арендованном лимузине с ливрейным шофером! Весьма неакадемическое поведение.

Кавендиш ведет себя скорее как удачливый игрок в бильярд, чем как профессор лингвистики из древней цитадели знания.

Оставшись в одиночестве, я безыскусно отужинал хлебом, тунцом и огурчиком и лег пораньше. Сейчас я читаю «Английскую любовную лирику» под редакцией Джона Бетчемана.[20] День святого Валентина – абсурдный фарс: компании, выпускающие поздравительные открытки, манипулируют невежественными массами, а те выкладывают миллионы – и за что? За иллюзию того, что вас любят.

Пятница, 15 февраля

«Валентинка»! Подпись: «Тайная поклонница»! Я пел в ванне. Я летел на работу, не касаясь мостовой! Кто она? Подпись подсказывала, что она образованна и пишет фломастером – как и я.

Леонора сегодня подобрала и заколола волосы; на ней – серебряные серьги, такие длинные, что касаются изящных плеч. Одета в черный топ с круглым вырезом. Выглядывала бретелька от лифчика. Черная, с кружевом. То и дело Леонора заталкивала ее обратно. И всякий раз ее блестящий браслет скользил по руке до самого локтя. Я не влюблен в Леонору Де Витт, но одержим ею. Она вторгается в мои сновидения. Она заставила меня разговаривать со стулом и притворяться, что он – моя мать. Я сообщил стулу, что он слишком много пьет и носит чересчур короткие юбки.

Суббота, 16 февраля

Наконец вернул сегодня все библиотечные книги: «Одинокого мужчину» Кристофера Ишервуда, «Английскую любовную лирику» Джона Бетчемана, «Сцены провинциальной жизни»

Уильяма Купера и «Записки из подполья» Достоевского. Набежал штраф в семь фунтов восемьдесят пенсов. Дежурила моя наименее любимая библиотекарша. Не знаю, как ее зовут, но она из Уэльса, и у нее экстравертные очки.

После того как я выписал и вручил ей чек, она спросила:

– А банковская карточка у вас есть?

– Да, – ответил я. – Только она дома.

– Тогда, боюсь, я не смогу принять у вас этот чек.

– Но вы же меня знаете. Я сюда раз в неделю прихожу вот уже полтора года.

– Боюсь, я вас совершенно не узнаю, – ответила она и вернула мне чек.

– Борода у меня недавно, – холодно промолвил я. – Возможно, вам имеет смысл попытаться меня визуализовать без оной.

– У меня нет времени на визуализацию, – сказала библиотекарша. – Особенно после сокращений.

Я показал ей свой маленький снимок, который ношу в бумажнике. Еще с добородных времен.

– Нет, – упорствовала она, скользнув по нему взглядом. – Я не узнаю этого человека.

– Но этот человек – я! – заорал я. За мной уже выстроилась целая очередь, и все жадно прислушивались к нашему диалогу.

Очки библиотекарши гневно блеснули.

– С тех пор как начались сокращения, я здесь работаю за троих. А вы мне работу только усложняете. Пожалуйста, ступайте домой и найдите свою банковскую карточку.

– На часах уже 5.25, библиотека закрывается через пять минут, – сказал я. – Даже Супермен не успел бы за это время слетать туда и обратно, заплатить штраф, выбрать четыре книги и выйти до закрытия.

Кто-то из очереди пробормотал у меня за спиной:

– Шевели мослами, Супермен.

Поэтому я сказал очкастой:

– Я приду завтра.

– Не придете, – ответила она с легкой улыбкой. – Ввиду сокращений библиотека будет закрыта до среды.

Всю дорогу домой я внутренне митинговал против правительства, лишающего меня новой пищи для ума. Пандора запретила мне прикасаться к своим книгам после того, как я забыл в ее коллекционном томе «Николаса Никльби»[21] галету; все книги Джулиана – на китайском; а последнюю сотню страниц «Войны и мира» читать довольно тяжело. Покупку новой книги я позволить себе никак не могу. Даже томик в мягкой обложке стоит по меньшей мере пятерку.

На Леонору приходится выкладывать тридцать фунтов в неделю. Вынужден сократить даже потребление бананов. Дошел до одного в сутки.

Осталось читать свои старые дневники. Некоторые записи невероятно проницательны. А стихи и вообще выдержали испытание временем.

Воскресенье, 17 февраля

Сегодня Пандора заговорила со мной:

– Я хочу, чтобы ты уехал. Ты делаешь из меня посмешище. В детстве у нас был роман, но теперь мы оба взрослые. Мы развиваемся в совершенно разных направлениях, и нам пора расстаться. – И добавила, как я считаю, довольно жестоко: – А эта куцая бороденка совершенно нелепа. Бога ради, сбрей ее.

Лег в постель уничтоженным. Читал 977-ю страницу «Войны и мира», потом лежал без сна, смотрел в темноту.

Понедельник, 18 февраля

По дороге на работу заглянул в газетный киоск. Увидел объявление – написано на открытке «Завоеватель» почерком сравнительно образованного человека:

Сдается большая солнечная комната – в семейном доме. Предпочтителен знак огня. Пользование стир. машинкой-сушилкой. 75 ф. в н. вкл. налог некур. работ. муж. Звонить миссис Хедж.

Я позвонил миссис Хедж, как только добрался до своей каморки. Первым делом она спросила, когда я родился. 2 апреля, ответил я, что вызвало ее положительную реакцию:

– Овен, это хорошо. Я Стрелец.

В семь часов вечера отправился к ней смотреть комнату.

– Не очень-то она и солнечная, – заметил я.

– Ну да, а чего вы хотели февральским вечером? – ответила она.

На вид миссис Хедж ничего. Старовата (от 35 до 37, я бы сказал), но фигурка недурна, хотя с такой одеждой, которую в наши дни носят женщины, наверняка сказать трудно. Волосы у нее славные: цвета патоки, как у Пандоры, пока та еще не начала пачкать их разными красками. Косметики довольно много, тушь размазана. Надеюсь, это не признак распутства. Она недавно развелась и вынуждена сдавать комнаты, чтобы наскрести на взносы за дом. Очевидно, у Строительного кооператива (к которому, по случаю, принадлежу и я) испортился характер.

Она пригласила меня испробовать кровать. Я сел, и меня внезапно посетило видение: мы с миссис Хедж слились в энергичном сексуальном совокуплении. Вслух я сказал:

– Простите.

Естественно, миссис Хедж совершенно не поняла, за что я извиняюсь, и переспросила:

– «Простите»? Это значит, кровать вам не нравится?

– Нет-нет, – залепетал я, – я вас люблю; то есть я люблю кровать.

Меня обеспокоило, что я мог произвести на миссис Хедж неблагоприятное впечатление, поэтому я перезвонил ей из дому (пытаясь поразить ее воображение) и поставил в известность, что я – писатель; а посему не будет ли ее беспокоить глубокой ночью шорох моего пера?

– Отнюдь, – ответила она. – Меня тоже иногда по ночам Муза посещает.

По тротуарам Оксфорда невозможно пройти, чтобы не столкнуться с признанным или непризнанным писателем. Неудивительно поэтому, что хозяин канцелярской лавки, где я покупаю свои принадлежности, дважды в год ездит на Канарские острова и раскатывает на «мерседесе». (Раскатывает на «мерседесе» он в Оксфорде, а не на Канарских островах, хотя, разумеется, вполне возможно, что и на Канарских островах он пользуется «мерседесом», – наверное, его там можно брать напрокат.) Даже не знаю, чего это мне пришло в голову уделять столько внимания Канарским островам и «мерседесам». Наверное, еще один пример того, что Леонора называет моим «детским педантизмом».

Вторник, 19 февраля

В 11 часов вечера позвонила в панике моя мамочка и спросила, не появлялся ли у меня Мартин Маффет, мой юный отчим. Я довольно откровенно расхохотался вслух. Чего ради Маффету ходить ко мне в гости? Он же знает, что я не одобряю мамочкиного второго безрассудного брака. Помимо разницы в возрасте (огромной, как устье Амазонки), они физически и ментально несовместимы.

Маффет – мешок с костями шести футов шести дюймов росту – уверен, что королева очень трудолюбива, а Пэдди Эшдаун[22] не способен соврать. В мамочке пять футов и пять дюймов, она втискивается в одежду на два размера меньше и считает, что Британия должна быть республикой, а первым президентом – Кен Ливингстон,[23] известный любитель тритонов. В свой последний визит к ним я обратил внимание, что юный мистер Маффет к мамочке менее внимателен, чем раньше. Судя по всему, он уже сожалеет, что в безумном порыве связал себя матримониальными узами.

Мама сказала:

– Сегодня утром он уехал в Лондон на свои курсы по инженерному делу в здании Ллойда.

Мамины представления о географическом расположении Британских островов всегда были минимальны. Я сообщил ей, какое расстояние отделяет здание Ллойда в лондонском Сити от моей кладовки в Оксфорде.

Она печально ответила:

– Я просто подумала, что он мог к тебе заскочить на пути в Лестер.

Мама перезвонила в 2 часа ночи. Маффет просидел шесть часов в застрявшем поезде подземки, – по крайней мере, он ей так сказал.

Четверг, 21 февраля

На этот раз Леонора попросила меня вообразить, что стул – мой отец. Дала мне африканскую палку, и я выбивал стул, пока не рухнул от изнеможения, не в состоянии и рукой шевельнуть.

– Да он, в общем, не такой уж плохой парняга, мой папочка, – сказал я. – Даже не знаю, что это на меня нашло.

– Не разговаривайте со мной, говорите с ним, – приказала Леонора. – Разговаривайте со стулом. Стул – ваш отец.

Обращаясь к пустому стулу, я чувствовал себя очень глупо, но мне хотелось сделать Леоноре приятное, поэтому я посмотрел обивке прямо в глаза и вопросил:

– Почему ты не купил мне лампу на шарнире, когда я готовился к выпускным экзаменам?

Леонора похвалила:

– Хорошо, хорошо, ведите дальше, Адриан.

– Терпеть не могу твои кассеты с кантри-вестернами.

– Нет, – прошептала Леонора. – Глубже, мрачнее, самые ранние воспоминания.

– Помню, когда мне было три года, – сказал я, – ты вошел ко мне в спальню, выдернул у меня изо рта соску и сказал: «Настоящим мальчишкам соски не нужны».

После чего я снова схватил с пола палку и принялся колошматить стул. Полетела пыль.

Леонора проговорила:

– Хорошо, хорошо. Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя ужасно. Я вывихнул плечо.

– Нет-нет, – раздраженно произнесла она. – Как вы себя чувствуете внутри?

Я все понял.

– О, я примирился с собой, – соврал я. Встал, вручил терапевтической доминатрисе тридцатку и ушел. Нужно еще купить нурофен, пока ночная аптека не закрылась. Боль в плече сводит меня с ума.

Пятница, 22 февраля

Среди тритонов Ньюпорт-Пагнелла новый раскол. Теперь у нас – три раздельных ареала. В тритоновом мире какая-то катавасия. Браун названивает экспертам по тритонам по всему миру и гундит об этом феномене.

Миссис Хедж провела собеседования с другими потенциальными жильцами, но выбрала меня! Всю ночь меня терзали эротические сновидения – они касались меня, Брауна, Меган и миссис Хедж. Стыдно, но что поделаешь? Я ведь не могу контролировать свое подсознание, правда? Пришлось сходить в прачечную-автомат, хотя сегодня вовсе не мой обычный день.

Суббота, 23 февраля

Вечером по телевизору видел Нормана Шварцкопфа[24] – он тыкал палкой в невнятную карту. Почему он одет в военную маскировочную форму – для меня загадка. Ведь:

а) в пустыне нет деревьев;

б) в зале для пресс-конференций тоже нет деревьев;

в) Норман – слишком важная шишка, чтобы приближаться к противнику, так что мог бы спокойно разгуливать в костюме клоуна Коко – в него все равно никто не стал бы целиться.

Вторник, 26 февраля

Навестил сегодня миссис Хедж – окончательно договориться и обсудить соглашение о найме. У нее на холодильнике под магнитом с Микки-Маусом – фотография обугленной головы иракского солдата, которого нашли мертвым в машине. Я отвел взгляд и попросил воды.

Среда, 27 февраля

Вчера вечером поставил в известность Пандору, что на выходных съезжаю с квартиры. Надеялся, что она бросится мне на шею и станет умолять, чтобы я остался, но она не бросилась. В час ночи меня разбудил хлопок пробки от шампанского, звон бокалов и дикий безудержный хохот Пандоры, Кавендиша и Джулиана. Инфернальный треугольник.

Четверг, 28 февраля

Сегодня говорила главным образом Леонора. Сказала, что я слишком многого от себя ожидаю, что у меня невозможно высокие стандарты. Посоветовала мне быть к себе добрее и заставила составить список десяти вещей, которые мне нравится делать. Всякий раз, когда я отказываюсь от плохой мысли о себе самом, мне позволяется себя порадовать.

Леонора спросила, есть ли у меня возможность время от времени себя баловать. Я признался, что какие-то сбережения в Строительном кооперативе Маркет-Харборо у меня имеются. Тогда она дала мне листок бумаги и детский цветной карандаш и велела записать десять моих радостей.

Радости

1) Читать романы.

2) Писать романы.

3) Половой акт.

4) Смотреть на женщин.

5) Покупать канцелярские принадлежности.

6) Есть бананы.

7) Сандвичи с крабовой пастой.

8) Смотреть бокс по телевизору.

9) Слушать Чайковского.

10) Гулять по сельской местности.

Я спросил у Леоноры, каковы радости у нее.

Она хрипло ответила:

– Мы здесь не обо мне говорим. – Потом улыбнулась, показав изумительно белые зубы, и сказала: – У нас есть кое-что общее, Адриан.

Я почувствовал, как меня пронзило разрядом сексуального желания.

– Мне тоже нравится смотреть по телевизору бокс, – продолжала она. – Я поклонница Бруно.