Читать книгу Только представьте… - Сьюзен Элизабет Филлипс - Страница 4

Не успел Кейн открыть массивную дверь красного дерева, как владелец адвокатской конторы Гамильтон Вудуард учтиво поднялся, не скрывая своего любопытства. Так это и есть герой Мишинери-Ридж, он же игрок, опустошавший карманы самых богатых нью-йоркских финансистов! Красив и одет безупречно – хотя бы это говорит в его пользу. Жилет в тонкую полоску и темно-бордовый галстук не бросаются в глаза, хотя явно стоят немало, а жемчужно-серый сюртук прекрасно сшит. И все же этого человека трудно было назвать респектабельным. Дело не только в репутации, хотя она порядком подпорчена. Главное – как он держится, как смотрит, как ходит… словно эта комната принадлежит ему!

Отбросив неприятные мысли, поверенный обошел стол и протянул руку.

– Как поживаете, мистер Кейн? Я – Гамильтон Вудуард.

– Рад знакомству, мистер Вудуард.

Пожимая адвокату руку, Кейн, в свою очередь, мысленно его оценивал. Дородный мужчина средних лет. Неглуп. Компетентен. Тщеславен. Возможно, никудышный игрок в покер.

Вудуард показал на кожаное кресло напротив стола.

– Прошу прощения, что попросил о встрече в последнюю минуту, но наше свидание и так слишком долго откладывалось, хотя, должен добавить, не по моей вине. Я узнал обо всем только вчера и заверяю вас: никто из лиц, служащих в нашей конторе, не допустил бы такой оплошности в столь важном вопросе, касающемся человека, перед которым мы и без того в большом долгу. Ваша отвага во время…

– В письме говорится только, что вы хотели видеть меня по неотложному делу, – бесцеремонно перебил Кейн. Он ненавидел, когда люди принимались превозносить его боевые заслуги. Что такого особенного он сделал? Просто выполнял воинский долг.

Вудуард старательно заправил за уши металлические дужки очков.

– Вы – сын Розмари Симпсон Кейн… во втором замужестве Розмари Уэстон?

Одним из неоценимых свойств Кейна как удачливого игрока в покер было умение скрывать владевшие им чувства, но в этот момент он едва сумел сдержать горечь и злобу.

– Не знал, что она выходила замуж, – процедил он, – но да, так зовут мою мать.

– Хотите сказать – звали, – поправил поверенный, заглянув в лежавшую перед ним бумагу.

– Значит, она мертва? – равнодушно спросил Кейн. Он и в самом деле ничего не ощутил.

Толстые щеки Вудуарда затряслись от огорчения.

– Извините, я предполагал, что вы уже знаете. Она скончалась почти четыре месяца назад. Простите, что опечалил вас известием.

– Не трудитесь извиняться. Я не видел мать с тех пор, как мне исполнилось десять. Ее смерть ничего для меня не значит.

Вудуард принялся деловито листать документы, чтобы скрыть смущение. Очевидно, он и в самом деле не знал, как отнестись к человеку, который явно не собирается скорбеть о матери.

– У меня… гм… тут письмо от чарлстонского адвоката У.Д. Риттера, представляющего интересы вашей матушки, – объявил поверенный, неловко откашлявшись. – Мистер Риттер просил меня связаться с вами и сообщить об условиях завещания миссис Уэстон.

– Меня это не интересует.

– Я на вашем месте не стал бы утверждать это с такой уверенностью. Десять лет назад ваша мать вышла замуж за человека по имени Гаррет Уэстон. Уэстон владел плантацией «Райзен глори», находящейся недалеко от Чарлстона. Когда его убили при Шило, выяснилось, что плантация перешла к вашей матери. Четыре месяца назад она умерла от инфлюэнцы, завещав «Райзен глори» вам.

На этот раз Кейну удалось не выказать удивления.

– Я не видел мать шестнадцать лет. Почему вдруг такое великодушие?

– Мистер Риттер переслал мне письмо, которое она написала перед самой смертью. Может, в нем она объясняет свои мотивы.

Вудуард вынул запечатанный конверт и протянул Кейну. Тот, не глядя, сунул письмо в карман.

– Что вы знаете о плантации?

– Когда-то она процветала, но война, как вам известно, нанесла Югу тяжелый урон. Думаю, что труд и терпение помогут восстановить хозяйство. К сожалению, в завещании ничего не сказано о деньгах. Кроме того, есть еще одно обстоятельство. Речь идет о дочери Уэстона, Катарине Луизе.

Последнее известие так потрясло Кейна, что он ошеломленно уставился на адвоката.

– Хотите сказать, что у меня есть единоутробная сестра?

– Сводная, сэр. Ее мать умерла родами. Однако вам придется позаботиться о девушке.

– Не пойму, какое мне до нее дело.

– Бабка оставила ей довольно много денег, догадавшись положить их в банк одного из северных штатов. Пятнадцать тысяч долларов в трастовом фонде, которые она может получить по достижении двадцати трех лет или если выйдет замуж – в зависимости от того, что случится раньше. Вы назначаетесь распорядителем фонда и опекуном девушки.

– Опекуном? – взревел Кейн, вскакивая с кресла.

Вудуард боязливо поежился.

– Но у вашей матери просто не было выхода. Девушке едва исполнилось восемнадцать, и при таком большом наследстве у нее нет ни единого родственника.

Кейн налег грудью на сверкающую столешницу красного дерева и угрожающе прошипел:

– Я не собираюсь брать на себя ответственность за восемнадцатилетнюю девчонку или разоренную хлопковую плантацию!

– Дело ваше, – почти взвизгнул поверенный, – хотя признаю, что назначить опекуном молодой девушки человека столь… светского по меньшей мере необычно. Все же решение остается за вами. Когда отправитесь в Чарлстон взглянуть на плантацию, можете поговорить с мистером Риттером и сообщить о вашем решении.

– Никакого решения, – резко бросил Кейн. – Я не напрашивался на это наследство и не желаю ничего о нем слышать. Передайте мистеру Риттеру: пусть поищет другого простофилю.

Кейн вернулся домой в самом мрачном настроении, которое отнюдь не улучшило отсутствие Кита, не потрудившегося выйти и увести лошадей.

– Кит! Где ты шляешься? Какого черта…

Ему пришлось повысить голос, прежде чем мальчишка пулей выскочил из конюшни.

– Дьявол! Если хочешь работать на меня, должен по крайней мере появляться вовремя и когда требуется! Попробуй только еще раз заставить меня ждать!

– И вам доброго денечка, – проворчала Кит.

Проигнорировав дерзость, майор спрыгнул на землю и устремился к дому. Едва за ним закрылась дверь библиотеки, как он налил себе виски, осушил стакан одним глотком и, вынув из кармана письмо, сломал печать красного воска. В конверте оказался единственный листок бумаги, исписанный мелким, почти неразборчивым почерком.

6 марта 1865 года

Дорогой Бэрон!

Могу представить, как ты будешь удивлен, получив от меня письмо после стольких лет, тем более что писавшей его уже не будет в живых. Мрачная мысль, не правда ли? Я так и не смирилась со своей участью, однако жар не спадает и я боюсь худшего. Пока у меня остались силы, я решила заняться теми немногими обязанностями, которые еще лежат на мне.

Не ожидай раскаяния и просьб о прощении. Жизнь с твоим отцом была невыносимо скучна. Кроме того, я не гожусь на роль матери, а ты уродился крайне назойливым и неуправляемым ребенком. Все это было так утомительно! Несмотря на это, должна признать, что с интересом просматривала газеты, в которых сообщалось о твоих военных подвигах, и с радостью узнала, что тебя считают красивым мужчиной.

Однако все это лишь предисловие и не относится к сути дела. Я была очень привязана ко второму мужу, Гаррету Уэстону, который всячески стремился мне угодить, и пишу это письмо только ради него. Хотя я терпеть не могла Катарину, его вульгарную дочку, более похожую на мальчишку-сорванца, чем на воспитанную молодую леди, все же понимаю, что кто-то должен присмотреть за ней до ее совершеннолетия. Поэтому и оставляю «Райзен глори» тебе в надежде, что ты согласишься стать ее опекуном. Возможно, ты откажешься. Хотя плантация когда-то была лучшей в округе, война причинила нам немало бед.

Каково бы ни было твое решение, свой долг я исполнила.

Твоя мать Розмари Уэстон.

И все. Единственная весточка за шестнадцать лет.

Кит услышала, как часы методистской церкви пробили два. Мерные звуки далеко разносились в тяжелом, неподвижном воздухе. Девушка сползла с кровати и, встав на колени у открытого окна, всмотрелась в темный дом. Бэрон Кейн не доживет до утра.

Стояла невыносимая духота, предвестница бури, и хотя в комнате было довольно тепло, девушка вздрогнула. Она ненавидела грозы, особенно ночные. Может, если бы ей было к кому побежать за лаской и утешением, страхи давно бы прошли. Но она не могла забыть, как ребенком жалась в углу хижины, одинокая и перепуганная, в полной уверенности, что земля вот-вот разверзнется и поглотит ее.

Кейн пришел домой всего с полчаса назад. Миссис Симмонс, горничные и Магнус не ночевали дома, так что, кроме него, там никого нет и, как только он заснет, у Кит будут развязаны руки.

Отдаленный раскат грома ударил по натянутым нервам. Девушка попыталась убедить себя, что погода облегчит ей работу: скроет шум, который она наверняка наделает, когда будет лезть в окно кладовой, предусмотрительно оставленное незапертым. Но эта мысль почему-то ее не утешила: наоборот, она представила, как всего через час будет мчаться по мрачным улицам сквозь ливень и бушующую стихию.

И земля разверзнется и поглотит ее.

Молния расколола небо, и Кит невольно подскочила. Нет, нужно как-то отвлечься. Сосредоточиться на своем плане.

Чтобы не потерять храбрости, она вычистила и смазала отцовский револьвер и перечитала эссе мистера Эмерсона «Вера в себя». Потом уложила пожитки в узел и спрятала в каретном сарае, чтобы схватить на ходу.

Убив Кейна, она проберется в доки неподалеку от Кортландт-стрит, где сядет на первый паром до Джерси. Там отыщет вокзал и начнет долгое путешествие в Чарлстон с сознанием того, что непрерывный кошмар, начавшийся с приездом чарлстонского адвоката, наконец рассеялся. Со смертью Кейна завещание Розмари потеряет силу и плантация перейдет к Кит. Все, что требуется для этого, – найти его спальню, хорошенько прицелиться и спустить курок.

Ее снова передернуло. Она никогда еще не целилась в человека. Бэрон Кейн будет первым.

К этому времени он, должно быть, спит. Пора!

Девушка взяла заряженный револьвер и на цыпочках спустилась вниз, стараясь не потревожить Мерлина. Удар грома заставил ее прижаться к двери. Кит напомнила себе, что она уже не ребенок, но все-таки пулей метнулась через двор к дому и спряталась в кустах, чтобы потом влезть в окно кладовой.

Сунув револьвер за пояс штанов, девушка попыталась распахнуть раму, но она не поддавалась. Кит снова толкнула, на этот раз сильнее, но безуспешно. Окно закрыто!

Кит бессильно прислонилась к стене. Да, она знала, что ее план ненадежен, но не до такой же степени, чтобы провалиться на первом же этапе! Миссис Симмонс, должно быть, увидела незапертое окно и перед уходом опустила защелку.

На щеку упала первая капля. Кит смертельно хотелось удрать к себе и забраться под одеяло, пока не пройдет гроза, но она набралась мужества и обошла дом в поисках другого входа. Дождь полил с такой силой, что рубашка мгновенно промокла. Ветви клена трепетали на ветру под открытым окном второго этажа.

Сердце девушки затрепыхалось, как у пойманной птички. Буря выла и ревела, и от страха воздух вырывался из груди Кит короткими паническими толчками. Но она заставила себя схватиться за нижнюю ветку и подтянуться. Очередной слепящий зигзаг ударил в землю. Девушка вцепилась в ветку, проклиная себя за трусость. Стиснув зубы, она заставляла себя взбираться все выше, пока не оказалась рядом с веткой, глядевшей прямо в окно.

Гром прогремел так оглушительно, что Кит жалобно вскрикнула. Запахло серой.

«Только не поглоти меня!»

Собрав остатки воли, она проползла к самому краю ветки, согнувшейся под ее весом.

Небо снова осветила молния, и только сейчас девушка заметила, что между веткой и окном остается довольно большое пространство. Отчаяние охватило ее. Она моргнула, вытерла нос рукавом и стала спускаться.

Едва она оказалась у подножия дерева, как молния ударила с такой силой, что в ушах зазвенело. Трепеща, она вжалась спиной в ствол. Одежда липла к коже, а поля шляпы обвисли уродливым блином. Слезы, которым она отказывалась дать волю, жгли веки. Неужели этим все и кончится? «Райзен глори» отнимут, потому что она оказалась слишком слаба, слишком малодушна, слишком изнеженна, чтобы пробраться в дом?!

Что-то задело за ногу, и Кит подпрыгнула. На нее смотрел Мерлин, вопросительно склонив голову набок. Она опустилась на колени и спрятала лицо в мокрой, пахнувшей псиной шерсти.

– Ах ты, никчемная тварь… – Дрожащими руками она притянула к себе животное. – Я такая же никудышная, как ты…

Он лизнул ей щеку шершавым языком. Снова вспыхнула молния, и пес жалобно взвыл. Кит вскочила. Страх подогрел ее решимость. «Райзен глори» принадлежит ей! Если она не сумеет проникнуть в дом через окно, значит, войдет в дверь!

Почти обезумев от ужаса и отчаяния, сквозь дождь и ветер девушка бросилась к черному ходу. Горечь разочарования мешала ей прислушаться к тоненькому внутреннему голосу, твердившему, что время еще есть, что стоит подождать и попытаться в другой день…

Она ударила в дверь плечом и, когда замок не поддался, пустила в ход кулаки. Слезы ярости, боли, крушения надежд душили ее.

– Впусти меня! Немедленно впусти, сукин ты сын!

Никакого отклика. Она продолжала стучать, лягая дверь ногой и осыпая хозяина проклятиями.

Изломанная стрела молнии ударила в тот клен, на который она недавно взбиралась. Кит истошно вскрикнула, бросилась на дверь и… провалилась внутрь.

Прямо в объятия Бэрона Кейна.

– Какого дьявола…

Жар, исходивший от его голой, нагретой теплым одеялом груди, проникал через холодную мокрую ткань рубахи, и ей вдруг захотелось, чтобы этот миг длился вечно. Вот так стоять и прижиматься к нему, пока озноб не уймется.

– Кит, что случилось? – удивился он, хватая ее за плечи. – Что-то неладно?

Девушка отпрянула, но, к несчастью, не заметила улегшегося за ней Мерлина и, перелетев через него, растянулась на полу кухни. Кейн с интересом разглядывал бесформенную фигуру у своих ног. Рот его смешливо дернулся.

– Похоже, гроза худо на тебя действует.

Кит попыталась послать его ко всем чертям, но зубы стучали так сильно, что говорить она не могла. Кроме всего прочего, она приземлилась прямо на спрятанный в кармане револьвер, и резкая боль пронзила бедро.

Кейн переступил через них, чтобы захлопнуть дверь. Мерлин выбрал именно этот момент, чтобы отряхнуться.

– Неблагодарная дворняга, – проворчал Кейн, хватая полотенце с крючка и принимаясь вытираться. Кит сообразила, что, если она встанет, майор ясно увидит очертания револьвера сквозь влажную ткань, и, едва Кейн отвернулся, спрятала оружие за корзиной с яблоками, стоявшей у черного хода.

– Не знаю, кто из вас больше трусит, – хмыкнул Кейн, наблюдая, как Мерлин несется по коридору, ведущему в комнату Магнуса.

– Я уж точно не боюсь какого-то проклятого дождичка! – огрызнулась Кит. Но тут, на беду, в небе снова громыхнуло, и девушка, смертельно побледнев, вскочила с пола.

– Да неужели я ошибся? – издевательски протянул Кейн.

– Только потому, что я…

Она осеклась и судорожно сглотнула, случайно задержав на Кейне взгляд. Из одежды на нем были лишь брюки, да и то в спешке плохо застегнутые. В свое время она повидала немало полуодетых мужчин, работавших на полях или лесопилке, но разве они могли с ним сравниться?!

Широкая мускулистая грудь, слегка поросшая светлыми волосами. Плечо рассекает бугристый шрам, еще один тянется от расстегнутого пояса брюк через плоский живот, разделенный надвое тонкой линией рыжеватых завитков. Ее взгляд скользнул ниже, к тому месту, где сходились брючины, и увиденное потрясло ее.

– Вытрись!

Кит подняла голову и встретилась с ним глазами. Недоуменно подняв брови, он протягивал ей полотенце. Кит выхватила полотенце и принялась старательно промокать щеки.

– Будет куда проще, если снимешь шляпу, – посоветовал он.

– А если я не хочу? – фыркнула девушка. – Мне моя шляпа нравится!

Что-то неразборчиво прорычав, Кейн исчез в коридоре, чтобы появиться уже с одеялом.

– Скидывай свои лохмотья.

Кит посмотрела сначала на одеяло, потом на него.

– Не дождешься!

Кейн нахмурился:

– Но ты замерз!

– Вовсе нет!

– Отсюда слышно, как зубы стучат!

– Вранье!

– Черт возьми, парень, сейчас три часа ночи! Я проигрался в покер и устал как последняя собака! Раздевайся побыстрее и дай мне поспать. Сегодня можешь лечь в комнате Магнуса, и чтобы я больше от тебя ни звука не слышал до самого рассвета!

– Ты что, янки, оглох? Я сказал, что не стану раздеваться!

Кейн, не привыкший к возражениям, так полоснул ее взглядом, что она поняла: пора действовать. Едва он шагнул к ней, она рванулась к корзине с яблоками, где спрятала револьвер, но он успел схватить ее за руку.

– Ну нет, от меня не уйдешь!

– Отпусти меня, сукин сын!

Она попыталась вырваться, но Кейн не ослабил хватку.

– Я приказал тебе избавиться от твоих обносков, и ты сделаешь как велено, чтобы я смог наконец выспаться! Или мне так и не дадут покоя?!

– Пропади ты пропадом, янки! – прошипела она, замахнувшись на него, но кулак лишь беспомощно скользнул по плечу.

– Прекрати! – зарычал он, как следует тряхнув ее.

– Пошел в задницу! – яростно выпалила она.

В этот же миг ее ноги оторвались от пола, шляпа слетела и куда-то покатилась. С новым ударом грома Кейн плюхнулся на кухонную табуретку и перекинул ее через колено.

– Думаю, что окажу тебе большую услугу.

Его ладонь с треском опустилась на ее попку.

– Ой!

– Я собираюсь преподать тебе урок, который ты не удосужился получить от своего папаши.

Он снова шлепнул ее, и девушка вскрикнула – скорее от негодования, чем от боли.

– Отстань от меня, поганый ублюдок!

– Никогда не обзывай людей, которые больше тебя… – На этот раз удар был гораздо крепче. – …или сильнее тебя…

Ягодицы Кит горели, как обожженные.

– И самое главное… – продолжал Кейн, глядя, как слезы обиды выступают на глазах у Кит, – никогда не смей орать на меня! – С этими словами он грубо столкнул ее с колен. – Ну как, мы поняли друг друга?

Кит ударилась об пол и со свистом втянула в себя воздух. Бешенство и боль застилали глаза красной пеленой, туманили голову, и она не успела увидеть, как Кейн потянулся к ней.

– Я все-таки вытряхну тебя из одежды.

Крепкие пальцы вцепились в ее рубашку, и девушка с воплем ярости вскочила на ноги. Старая выношенная ткань угрожающе затрещала и порвалась.

С этого момента события стали сменять друг друга с невероятной быстротой. Прохладный воздух коснулся ее кожи. Она услышала легкую дробь рассыпавшихся по деревянным половицам пуговиц, опустила глаза и увидела свои обнаженные грудки.

– Какого…

Она не знала, куда деваться от стыда. Кейн опустил руки и медленно отступил. Кит безуспешно пыталась стянуть края порванной рубахи.

Глаза цвета замерзшего олова впились в нее.

– Вот как. Мой помощник конюха, оказывается, вовсе не мальчик?

Кит низко опустила голову, пытаясь за злостью скрыть унижение.

– Какая тебе разница? Мне была нужна работа.

– И ты ее получила, выдавая себя за мальчишку.

– По-моему, я никогда ничего подобного не говорила. Ты сам принял меня за мальчишку – кто же теперь виноват?

– Да, но ты почему-то не призналась в обратном, – справедливо заметил Кейн, швырнув ей одеяло. – Обсохни, пока я налью себе выпить. – Он шагнул к двери, но тут же обернулся. – По возвращении надеюсь услышать правдивые ответы. И даже не думай сбежать, потому что это станет твоей величайшей ошибкой.

Как только за ним закрылась дверь, Кит отбросила одеяло и ринулась к корзине. Выхватив револьвер, она уселась за стол и положила оружие на колени. Только после этого она завязала полы рубашки огромным неуклюжим узлом на талии.

Кейн вошел на кухню как раз в ту минуту, когда она поняла всю тщетность своих усилий. Он разорвал и нижнюю рубашку, и дыра тянулась до самого пояса.

Кейн глотнул виски и пристально уставился на девушку. Она сидела за столом, сложив руки на коленях. Под мягкой тканью ясно вырисовывались маленькие холмики. Как он мог хотя бы на миг поверить, что перед ним мальчик? Эти тонкие косточки должны были сразу же выдать ее, не говоря уже о ресницах, таких густых, что ими впору пол подметать!

Это грязь сбила его с толку. Грязь и цветистые ругательства, не говоря уже о дерзости и неуживчивости.

Интересно, сколько ей лет? Четырнадцать или меньше? Он знал о женщинах почти все, о девочках – почти ничего. Когда у них появляются груди?

Одно понятно: она слишком молода, чтобы вести бродячую жизнь.

Он раздраженно отставил стакан.

– Где твой дом? Родители?

– Мертвы. Я уже говорила.

– И никаких родственников?

– Ни одного.

Такая неестественная сдержанность явно его раздражала.

– Послушай, ребенок твоего возраста не может в одиночку слоняться по Нью-Йорку. Это небезопасно.

– Единственный, кто постоянно меня донимает с самого моего появления, – это вы.

В ее словах была некая правота, но сейчас ему было не до того.

– Не важно. Завтра я отвезу тебя к людям, которые присмотрят за тобой, пока не станешь старше. И найдут, где тебе жить.

– Насколько я поняла, вы толкуете о приюте, майор?

Похоже, она посмеивается над ним. Кейн еще больше обозлился.

– Совершенно верно, именно о приюте. Будь я проклят, если позволю тебе здесь остаться! Побудешь в таком месте, где тебя научат заботиться о себе.

– Не припомню, чтобы меня это когда-либо затрудняло. Кроме того, вряд ли меня можно считать ребенком. Сомневаюсь, что в подобные заведения принимают восемнадцатилетних девушек.

– Восемнадцатилетних?!

– У вас не все в порядке со слухом?

Она снова ухитрилась ошарашить его.

Кейн вытаращился на сидящего перед ним сорванца: донельзя истрепанная мальчишечья одежда, серые от грязи лицо и шея, короткие черные, слипшиеся от грязи волосы. Он всегда считал, что в восемнадцать лет девушки уже становятся взрослыми, носят платья и регулярно принимают ванну. Но это чучело так же сложно принять за девушку, как его самого!

– Простите, что испортила ваши блестящие планы относительно приюта, майор.

Она еще имеет наглость злорадствовать! Нет, неплохо, что он задал ей трепку!

– Послушай, Кит… или имя тоже фальшивое?

– Нет, настоящее. По крайней мере почти все так меня зовут.

Ее веселость вдруг испарилась, и он ощутил знакомое покалывание в позвоночнике, точно такое же, как всегда перед боем. Странно. Это ощущение ни с чем не спутаешь.

Девушка упрямо выдвинула вперед подбородок.

– А вот фамилия моя – не Финни, – добавила она. – Уэстон. Катарина Луиза Уэстон.

Это оказалось последним сюрпризом. Не успел Кейн опомниться, как она вскочила и в лицо ему уставился черный зрачок револьверного дула.

– Иисусе… – пробормотал он.

Не отрывая от него глаз, девушка обошла вокруг стола. Рука, державшая оружие, не дрожала. Наконец части головоломки сошлись, и все встало на свои места.

– Мне почему-то не кажется, что вы так уж осторожны в выборе оппонента, когда в голову приходит кого-то обругать, – заметила она.

Он шагнул к ней и немедленно пожалел о своей опрометчивости: пуля прожужжала рядом с головой, едва не задев висок.

Кит никогда не стреляла в помещении, и теперь в ушах звенело. Колени неприятно тряслись, так что пришлось сильнее сжать пальцы.

– Не двигайся, пока не разрешу, янки, – велела она с деланной бравадой. – В следующий раз лишишься уха.

– Может, объяснишь, в чем дело?

– По-моему, все вполне очевидно.

– Сделай одолжение!

До чего же ей ненавистны эти едва уловимые издевательские нотки в его голосе!

– Речь идет о «Райзен глори», ты, подлый сукин сын! Плантация моя! У тебя нет на нее прав.

– А закон говорит обратное.

– Плевать мне на закон, а заодно на все суды и завещания! По совести «Райзен глори» моя, и никакому янки ее не отнять!

– Будь это так, твой отец оставил бы плантацию тебе, а не Розмари.

– Эта женщина не только превратила его в глухого и слепого, но и отняла разум.

– Неужели?

Ее трясло под оценивающим холодным взглядом его глаз. Хотелось так же больно ранить его, как ранили когда-то ее.

– Говоря по правде, мне стоит поблагодарить ее, – прошипела Кит. – Не тащи она в постель каждого встречного, хоть южанина, хоть янки, дом и урожай наверняка бы сожгли. Всем известно, что ваша мать не скупилась на милости и охотно дарила благосклонность всякому, кто носит штаны.

– Она была потаскухой, – бесстрастно подтвердил Кейн.

– И это истинная правда, янки. Но хоть Розмари и лежит в могиле, я не позволю ей себя ограбить.

– И поэтому задумала прикончить меня, – скучающе протянул Бэрон, и ладони Кит мгновенно вспотели.

– Вернее, убрать с дороги. Тогда «Райзен глори» станет моей, как и должно было быть с самого начала.

– Что ж, по-своему ты права, – кивнул он. – Хорошо, я готов. И как собираешься действовать?

– Что?!

– Убивать меня. Каким именно образом? Хочешь, чтобы я повернулся спиной? Так тебе не придется смотреть мне в лицо, когда спустишь курок.

Кит, мигом забыв о тоскливо-тянущем чувстве, сгустившемся где-то в животе, побагровела от возмущения.

– Что за бред ты несешь? Думаешь, я смогу уважать себя, после того как выстрелю человеку в спину?

– Прости, это всего лишь предложение.

– И чертовски глупое. – Струйка пота скользнула у нее по шее за воротник.

– Я пытаюсь облегчить тебе задачу, вот и все.

– За меня не волнуйся, янки. Побеспокойся о своей бессмертной душе.

– Хорошо. Приступай.

Кит зажмурилась.

– Я так и собиралась.

Глубоко вздохнув, она подняла руку и прицелилась. Свинцовая тяжесть оттягивала ладонь с такой силой, словно вместо револьвера она держала пушку.

– Ты когда-нибудь стреляла в человека, Кит?

– Замолчи!

Колени подгибались, а рука вдруг стала ходить ходуном. Кейн же, наоборот, выглядел спокойным, даже расслабленным, словно только что встал с постели.

– Бей сюда, между глаз, – тихо посоветовал он.

– Заткнись!

– Так быстрее и надежнее. Правда, мозги разлетятся по всей кухне, но тебе это нипочем, верно, Кит?

К горлу подступила тошнота.

– Заткнись! Сейчас же заткнись!

– Ну же, давай, и покончим с этим.

– Заткнись!!!

Револьвер взорвался оглушительным грохотом. Раз, другой, третий… еще…

И щелканье пустой обоймы.

При первом же выстреле Кейн бросился на пол. Только когда все стихло, он поднял голову. На стене, возле которой он только что стоял, пять круглых дырок обрисовали силуэт человеческой головы. Он перевел взгляд на Кит. Плечи опущены, руки бессильно повисли, в пальцах болтается бесполезный револьвер.

Он осторожно встал, подошел к стене, принявшей предназначенный для него свинец, провел пальцем по идеальной дуге и медленно отступил.

– Ничего не скажешь, малыш. Ты чертовски хороший стрелок.

Для Кит окружающий мир погас. Она потеряла «Райзен глори», и за это некого винить, кроме себя самой.

– Трусиха, – прошептала она. – Проклятая, малодушная, жалкая девчонка!