Читать книгу Голодные игры - Сьюзен Коллинз - Страница 7

Одна из высоток Тренировочного центра предназначена для трибутов и тех, кто их готовит. Там мы будем жить, пока не начнутся сами Игры. Каждому дистрикту отведен целый этаж. Заходишь в лифт и нажимаешь кнопку с номером своего дистрикта. Не запутаешься.

Дома я всего дважды ездила на лифте, в Доме правосудия. Первый раз когда получала медаль за смерть отца, и вчера после Жатвы. Но то была вонючая темная кабинка, ползущая, как черепаха. Здесь стены сделаны из стекла, и, несясь стрелой вверх, ты видишь, как люди на первом этаже превращаются в букашек. Здорово. Мне хочется спросить Эффи Бряк, можно ли прокатиться еще, да боюсь, это покажется ребячеством.

Очевидно, обязанности Эффи не ограничиваются нашей доставкой в Капитолий, она будет опекать нас до самой арены. Пожалуй, так даже лучше; хотя бы скажет, куда и когда мы должны идти. Хеймитч будто сквозь землю провалился. С тех пор как пообещал нам свою помощь тогда в поезде, мы его не видели. Небось упился так, что и на ногах стоять не может. Эффи Бряк, напротив, как на крыльях летает. Еще бы, впервые ее трибуты стали фаворитами на церемонии открытия. Она в восторге от того, как мы выглядели и как себя вели. Послушать Эффи, так она знает всех важных шишек в Капитолии и весь день бегала и расхваливала нас, подбивая стать нашими спонсорами.

– Я старалась как могла, – говорит она, сощурив глаза, – хотя этот Хеймитч не счел нужным посвятить меня в ваши планы. Рассказывала, как Китнисс пожертвовала собой ради сестры, как вы оба возвысились над варварством своего дистрикта.

Варварство? Звучит как злая насмешка из уст того, кто ведет нас на бойню. И что значит «возвысились»? Умеем вести себя за столом?

– Мне пришлось воевать с предубеждениями. Вы ведь из угольного дистрикта. Но я им сказала – и очень удачно, заметьте: «Что ж, если как следует надавить на уголь, он превращается в жемчуг!»

Эффи так довольна собой, и нам ничего не остается, как восхититься ее находчивостью, даром что она мелет полную чушь. Уголь никогда не превращается в жемчуг. Жемчужины вырастают в раковинах. Наверное, она имела в виду алмазы. Хотя это тоже неправда. Я слышала, в Дистрикте-1 есть машина, делающая алмазы из графита. У нас графит не добывают. Этим занимался Дистрикт-13, пока его не разрушили.

Интересно, люди, которым она нас рекламировала, тоже так считают? Или им без разницы?

– К сожалению, я не могу подписывать за вас договоры со спонсорами. Тут без Хеймитча не обойтись, – продолжает она с досадой. – Не беспокойтесь! Будет надо, я его под дулом пистолета приведу.

Пусть Эффи Бряк не блещет умом и тактом, зато решимости ей не занимать.

Номер, в котором меня поселили, больше всего нашего дома в Дистрикте-12. Кругом бархат, как в поезде; а еще здесь столько всяких автоматических штуковин натыкано, что я вряд ли успею все их испробовать. В одном только душе около сотни регуляторов и кнопочек: можно задавать температуру и напор воды, выбирать сорта мыла и шампуней, ароматы и масла, включать массажные губки. Едва ступаешь на коврик, тут же включаются сушилки, обдающие тело теплым воздухом. Я касаюсь ящичка, посылающего импульсы к моей голове, и волосы, моментально распутавшись и высохнув, спадают на плечи ровными, блестящими прядями.

Шкаф по команде выдает нужную одежду. Окна могут увеличивать или уменьшать отдельные части панорамы города. Стоит произнести в микрофон название блюда из гигантского списка, и меньше чем через минуту оно появляется перед тобой, дымящееся и аппетитное. Я хожу по комнате и жую бутерброды из пышного хлеба с гусиной печенью, пока не раздается стук в дверь – Эффи зовет к обеду.

Самое время. Я как раз проголодалась.

Когда я вхожу в столовую, Пит, Цинна и Порция стоят на балконе, выходящем на город. Я рада стилистам, особенно когда узнаю, что к нам присоединится Хеймитч. Если за столом верховодят Эффи и Хеймитч, это катастрофа. К тому же еда сейчас не главное, главное – обсудить нашу будущую стратегию, а Цинна и Порция уже показали себя отменными мастерами.

Молодой человек в белой тунике молча подносит фужеры с вином. Я хотела отказаться, но передумала – вдруг больше не придется попробовать? Раньше я пила только мамино вино от кашля. Делаю глоток терпкой, кисловатой жидкости и втайне думаю, что от пары ложек меда она стала бы получше.

Хеймитч появляется, когда подают первое блюдо. Он такой чистый и ухоженный, что кажется, с ним тоже поработал стилист. А еще он трезв как стеклышко. Никогда не видела его таким. Хеймитч выпивает предложенное вино и принимается за еду. Раньше он только пил, впервые вижу, как он ест. Может, он и в самом деле сдержит свое обещание?

Цинна и Порция, похоже, благоприятно влияют на наших кураторов. Во всяком случае, они вежливы друг с другом. И наперебой поздравляют стилистов с успешным стартом. Пока идет светская беседа, я сосредотачиваюсь на еде. Грибной суп, зелень с крохотными помидорчиками, жареное мясо с кровью, нарезанное тонюсенькими лепестками, макароны в зеленом соусе, нежный сыр, подаваемый со сладким черным виноградом. Официанты – молодые люди в белых туниках – безмолвно снуют вокруг стола, наполняя бокалы и меняя блюда.

Когда мой бокал с вином наполовину пустеет, я чувствую легкое головокружение и перехожу на воду. Это состояние мне совсем не нравится, надеюсь, оно скоро пройдет. Как только Хеймитч выдерживает так целыми днями?

Я пытаюсь вникнуть в разговор – он как раз коснулся наших костюмов для интервью, – но тут официантка ставит на стол роскошный торт и ловко поджигает его. На мгновение он ярко вспыхивает, языки пламени плещутся по краям и гаснут.

– Ничего себе! Это спирт? – спрашиваю я, поднимая глаза на девушку. – Сейчас мне как-то не до… О, я тебя знаю!

Не помню, где и когда я ее видела. Но видела точно. Темно-рыжие волосы, яркие черты лица, белая как фарфор кожа. Еще не договорив, я чувствую, как все сжалось у меня внутри от вины и страха. С ней связано что-то нехорошее, только я никак не могу вспомнить что. Лицо девушки искажается от ужаса, отчего мне еще больше становится не по себе. Она отрицательно качает головой и убегает.

Я поворачиваюсь к столу и вижу, что взрослые смотрят на меня, широко раскрыв глаза.

– Не мели чепуху, Китнисс. Откуда ты можешь знать безгласую? – резко говорит Эффи. – Как тебе такое взбрело в голову?

– Что значит «безгласая»? – ошарашенно спрашиваю я.

– Преступница. Ей отрезали язык в наказание, – поясняет Хеймитч. – Скорее всего, за измену. Ты не можешь ее знать.

– А если бы и знала, не должна обращаться к ней иначе как с приказом, – добавляет Эффи. – Разумеется, ты ее не знаешь.

Дело в том, что они ошибаются. Теперь, когда Хеймитч произнес слово «измена», я вспомнила. Признаваться в этом, конечно, нельзя, да я и не собираюсь.

– Да-да, я, наверное, обозналась. Просто… – бормочу я, не зная, как выкрутиться. Видно, от вина туго соображать стала.

Пит щелкает пальцами.

– Делли Картрайт. Вот на кого она похожа! Точная копия.

Делли Картрайт, толстушка с бледным лицом и светлыми волосами, похожа на нашу официантку не больше, чем улитка на бабочку. А еще Делли самая приветливая девочка в школе, она всех встречает улыбкой, даже меня. Как улыбается та темноволосая девушка, я никогда не видела… Я с радостью хватаюсь за спасительную соломинку, брошенную Питом:

– Да, правда. С ней я и спутала. Наверное, из-за волос.

– И глаза похожи, – поддерживает Пит.

Атмосфера за столом разряжается.

– Вот и ладно. Разобрались, – говорит Цинна. – Да, это был спирт, но он весь сгорел. Я специально заказал такой торт в честь вашего огненного дебюта.

Покончив с обедом, мы идем в гостиную смотреть повтор церемонии открытия. Несколько пар выглядят неплохо, хотя до нас им далеко. Мы сами ахаем, когда видим себя выезжающими из ворот.

– Кто подал идею держаться за руки? – интересуется Хеймитч.

– Цинна, – отвечает Порция.

– Здорово придумано. Есть что-то бунтарское, но в меру.

Бунтарское? Мне это не приходило в голову. Потом я вспоминаю других трибутов, как они стояли каждый сам по себе, не касаясь и не желая замечать друг друга, будто Игры уже начались, и понимаю, что хотел сказать Хеймитч. Наши дружески соединенные руки выделяли нас не меньше чем горящие одежды.

– Завтра утром первая тренировка. Встретимся за завтраком, и я вам скажу, как действовать дальше, – обращается Хеймитч к Питу и мне. – Теперь поспите немного, пока взрослые разговаривают.

Мы идем к своим комнатам. Когда подходим к моей двери, Пит прислоняется к косяку, задерживая меня.

– Значит, у Делли Картрайт объявился двойник?

Он ждет объяснений, и я почти готова их дать. Мы оба понимаем, что он меня прикрыл. И вот я снова в должниках. Если я расскажу правду о той девушке, то, возможно, мы станем квиты. Да и чем мне это повредит? Ну выдаст он меня, так что с того? Я всего лишь свидетель. К тому же про Делли Картрайт придумал сам Пит.

Если подумать, мне самой хочется поговорить с кем-то об этой истории. С кем-то, кто сможет меня понять. Больше всего подошел бы Гейл, но увижу ли я его еще? Вряд ли мои откровения дадут Питу какое-то преимущество. Напротив, он решит, что я ему полностью доверяю и считаю своим другом.

Кроме того, мне стало жутко. Девушка с отрезанным языком вернула меня к действительности. Я здесь не для того, чтобы красоваться в шикарной одежде и набивать живот деликатесами, а для того, чтобы умереть кровавой смертью под гиканье зрителей, приветствующих моего убийцу.

Рассказать или нет? Голова все еще затуманена вином. Я таращусь в пустой коридор, как будто надеюсь найти там ответ.

Пит видит мое замешательство.

– Ты не была на крыше?

Я качаю головой.

– Цинна меня водил. Оттуда виден почти весь город. Правда, шумновато из-за ветра.

Наверное, намекает, что там нас никто не подслушает. У меня тоже такое чувство, будто за нами следят.

– Туда можно вот так запросто подняться? – спрашиваю я.

– Конечно. Пойдем.

Я иду за Питом по лестнице, ведущей на крышу. Мы оказываемся в маленькой куполообразной комнатке, откуда есть выход наружу. Когда мы ступаем в вечернюю прохладу, у меня захватывает дух. Капитолий светится огнями, как огромное поле светлячков. В Дистрикте-12 вечера частенько приходится проводить со свечкой, электричество бывает редко. Наверняка, только если по телевизору показывают Игры или какое-нибудь важное правительственное заявление. Но тут не экономят. Ни на чем.

Мы подходим к ограждению у края крыши. Я смотрю вниз на улицу, кишащую людьми. Гудят машины, что-то звякает, иногда доносится чей-нибудь голос. В Дистрикте-12 в это время уже все спят.

– Я спрашивал Цинну, почему нас сюда пускают. Кому-то из трибутов может прийти в голову броситься вниз.

– И что он ответил?

– Что не выйдет. – Пит вытягивает руку за перила, раздается сухой треск, и руку отбрасывает назад. – Здесь какое-то электрическое поле. Оно швыряет тебя обратно на крышу.

– Как о нас заботятся! – говорю я. Хотя Цинна сам приводил сюда Пита, я не уверена, можно ли нам находиться здесь одним так поздно. Никогда не видела трибутов на крыше Тренировочного центра. Из чего вовсе не следует, что тут нет камер. – Думаешь, за нами наблюдают?

– Возможно, – признает Пит. – Давай посмотрим сад.

С другой стороны купола разбиты клумбы с цветами, и растут деревья в кадках. С веток свисают сотни музыкальных подвесок. Вот откуда раздавался звон. При таком ветре нас точно не услышат. Пит смотрит на меня вопросительно. Я притворяюсь, что разглядываю цветок.

– Однажды, когда мы охотились в лесу и сидели в засаде, – начинаю я шепотом.

– Ты с отцом? – шепчет Пит.

– Нет, с моим другом Гейлом. Вдруг все птицы разом умолкли. Кроме одной, которая будто предупреждала нас о чем-то. И тут я увидела девушку. Это точно та девушка. С ней был парень. У обоих одежда изодрана в клочья, черные круги под глазами. Они бежали так, словно от этого зависела их жизнь.

На минуту я замолчала, вспомнив, как вид этой странной пары, явно не из нашего дистрикта, заставил нас замереть. Позже я часто спрашивала себя, могли ли мы им помочь. Наверное. Могли спрятать их. Если бы действовали быстро. Да, нас с Гейлом застигли врасплох, но мы ведь охотники и знаем, как выглядит загнанная дичь. Мы с первого взгляда поняли, что эти молодые люди в опасности. Тем не менее мы только смотрели.

– Потом, словно ниоткуда, появился планолет, – продолжаю я. – Только что небо было чистым, и вот он уже над ними. Он летел почти бесшумно, но они его заметили. На девушку сбросили сеть и, подхватив, утащили вверх. Быстро, как на лифте. Парню повезло меньше. Его пронзили копьем, привязанным к тросу, и тоже подняли в планолет. Мы услышали, как кричит девушка. Какое-то имя. Наверное, того парня. Планолет исчез. Просто растворился в воздухе. И птицы стали петь снова, будто ничего не случилось.

– Они вас видели? – спросил Пит.

– Не знаю. Мы сидели под выступом скалы, – отвечаю я.

Я лукавлю. Как раз после птичьего крика, когда еще не появился планолет, глаза девушки на мгновение встретились с моими, и в них была мольба. Но ни я, ни Гейл даже пальцем не пошевелили, чтобы ей помочь.

– Ты вся дрожишь, – говорит Пит.

Я и правда заледенела. Ветер обдает меня холодом снаружи, а воспоминания – изнутри. Крик девушки и сейчас звучит у меня в ушах. Возможно, то имя было последним словом, какое она произнесла.

Пит снимает пиджак и набрасывает мне на плечи. Я хотела отстраниться, а потом решила: почему бы и нет? Пусть думает, что я все принимаю за чистую монету.

– Они отсюда? – спрашивает Пит, застегивая пиджак у меня под подбородком.

Я киваю. В них точно было что-то капитолийское.

– Как думаешь, куда они направлялись?

– Не знаю, – признаюсь я. Дистрикт-12 и так на отшибе. Дальше – сплошь лес, дикие места, если не считать источающих яд развалин, что остались от Дистрикта-13 после химических атак. Иногда их показывают по телевизору, чтобы мы не забывали. – Не представляю, почему они убежали отсюда.

Хеймитч сказал, что безгласые наказаны за измену. Измену чему? Получается, Капитолию… Тут ведь есть все, что душе угодно. Живи и радуйся. Против чего бунтовать?

– Я бы отсюда тоже убежал, – выпаливает Пит и нервно оглядывается вокруг. Он произнес это так громко, что даже музыкальные подвески не смогли заглушить. – Я бы тут же убежал домой, если бы мне только позволили. Хотя надо признать, кормят здесь отменно, – смеется он.

Снова выкрутился. Теперь тот возглас – обычная реплика испуганного трибута, а вовсе не сомнение в безупречности Капитолия.

– Похолодало. Может, войдем внутрь? – предлагает Пит, и когда мы заходим под теплый, залитый светом купол, непринужденно продолжает разговор: – Твой друг Гейл это тот самый парень, который забрал от тебя сестру на Жатве?

– Да. Ты его знаешь?

– Не так чтобы… Слышал, как девчонки по нему вздыхали. Я думал, он твой двоюродный брат или вроде того. Вы очень похожи.

– Нет, мы не родственники.

Пит кивает с тем же непроницаемым видом.

– Приходил с тобой попрощаться? – спрашивает он опять.

– Приходил, – отвечаю я и внимательно смотрю ему в лицо. – А еще твой отец приходил. С печеньем.

Пит поднимает брови, будто впервые слышит. Ну врать-то и притворяться он мастер. Видела сегодня.

– Правда? Вообще-то он всегда вас любил, тебя и твою сестру. Наверное, он предпочел бы иметь дочь вместо своры мальчишек.

Мысль о том, что в доме Пита когда-то заходила речь обо мне, за столом, а может, у пекарской печи, совершенно меня огорошила. Во всяком случае, это явно случалось не при матери.

– В детстве он был знаком с твоей мамой.

Вот так раз! Еще одна новость. Похоже на правду.

– А… да. Она выросла в городе, – отвечаю я.

Не могу же я сказать, что мама никогда не упоминала об отце Пита иначе как о пекаре, когда хвалила его хлеб.

Мы подходим к моей двери, и я возвращаю Питу пиджак.

– Пока. Утром увидимся.

– До завтра, – отвечает он и идет дальше по коридору.

Когда я открываю дверь, рыжеволосая девушка подбирает с пола мои ботинки и трико, где я их бросила перед душем. Я хочу извиниться за то, что, возможно, навлекла на нее неприятности, потом вспоминаю, что могу обращаться к ней только с приказом.

– О, прости, – говорю я. – Их следовало отнести Цинне. Прошу прощения, ты не могла бы сделать это за меня?

Избегая моего взгляда, девушка коротко кивает и направляется к двери.

Я старалась, чтобы в моих словах прозвучало сожаление о том, как глупо повела себя во время обеда, но понимаю, что сожалею о гораздо большем. Мне стыдно, что я даже не пыталась помочь ей в лесу, позволив Капитолию искалечить ее и убить парня.

Точно смотрела Игры по телевизору.

Я сбрасываю туфли и забираюсь в кровать прямо в одежде. Дрожь не проходит. Возможно, она меня и не помнит. Нет, зачем себя обманывать. Нельзя забыть того, кто был твоей последней надеждой. Я натягиваю одеяло на голову, надеясь спрятаться от взгляда рыжеволосой немой девушки, взгляда, проникающего сквозь двери и стены.

Будет ли она рада видеть, как я умираю?