Читать книгу Семейная тайна - Т. Дж. Браун - Страница 6

Пруденс следовала по темному лабиринту коридоров за костлявой недовольной спиной миссис Харпер.

– Справа зал для слуг. – Экономка указала на длинное узкое помещение, куда просачивался лишь свет из маленьких окон под потолком. – Кухня с другой стороны, но тебе не придется там часто бывать, разве что юным госпожам захочется чая в неурочное время.

Из кухни доносились звон посуды и громкие голоса.

– Кухню я покажу позже. Сейчас там заняты обедом. Тут комната для шитья.

Экономка приоткрыла очередную дверь справа. В середине лишенной окон комнаты стоял длинный стол, дальше – швейная машинка и стеллаж с толстыми рулонами ткани.

– Здесь есть все необходимое для починки платьев и нижнего белья твоих барышень.

Пруденс так удивилась, что не задумываясь выпалила:

– Я не умею шить.

Миссис Харпер неодобрительно сморщила свой длинный нос:

– Тогда тебе лучше научиться. Гортензия слишком занята с леди Саммерсет и леди Элейн, чтобы выполнять и твою работу.

Должным образом пристыженная, Пруденс последовала за миссис Харпер наверх по крутой лестнице. Тесный колодец освещался газовыми лампами. Ступеньки просели по центру, вытертые бесчисленным количеством ног. Сколько же слуг так и прожили жизнь в беготне по этой лестнице?

После показавшегося бесконечным подъема на несколько этажей женщины вышли в узкий темный коридор, по обе стороны которого тянулись двери. Здесь пахло плесенью, потом и, как ни странно, ванилью.

– Мы называем это место юбочным коридором. Здесь находятся комнаты для прислуги. Мужчины живут на другой половине крыла, и сюда им доступ заказан. Если тебя поймают за вольностями с противоположным полом – уволят без предупреждения. Жалованье тридцать два фунта в год, на руки будешь получать ежемесячно.

Миссис Харпер остановилась перед одной из дверей и достала из вместительного кармана внушительную связку ключей на медном кольце. После долгих переборов она отыскала нужный, отворила дверь и посторонилась, приглашая Пруденс войти.

Сглотнув комок, та вошла в каморку восемь на восемь футов. После милого дома, который она покинула, убогая обстановка комнаты подействовала на Пруденс так, словно ее ударили. Железная кровать в середине шелушилась старой зеленой краской, матрас прятался под тощим лоскутным одеялом. Единственное окно было завешано грубой желтой мешковиной. Под ним стоял шаткий комод без ручек. На умывальном столике возле кровати приютились белая, со сколами, чаша и кувшин. Над столом висело маленькое зеркало в трещинах. Шкафа для одежды не было.

На кровати лежали две ситцевые блузы в черно-белую полоску и две простые черные юбки из бомбазина.

– Разумеется, стоимость форменной одежды вычтут из жалованья. Я дам тебе список правил. Будь добра ознакомиться с ними как можно скорее. Мы с мистером Кэрнсом гордимся тем, что дела в этом доме идут гладко, а новички всегда вносят некоторый беспорядок.

По спине Пруденс пробежали мурашки, и вызваны они были не сквозняком. Что она делает в этой конуре на пару с брюзгливой, придирчивой женщиной? Это не ее жизнь. Ее жизнью были Вик, Ро и сэр Филип в теплом, гостеприимном доме, наполненном музыкой и весельем. Но сэра Филипа не стало, и Пруденс с новой остротой осознала, что прошлого не вернуть.

Миссис Харпер снова порылась в кармане и протянула ей лист бумаги и ключ на длинной цепочке:

– Это ключ от комнаты. Носи его на шее. А правила повесь над умывальным столиком, пока не выучишь наизусть. Я всегда так советую юным девушкам, вы же любите постоянно вертеться перед зеркалом.

Пруденс безмолвно взяла ключ и бумагу. Из коридора донеслись приглушенные проклятия и топот. Миссис Харпер выглянула за дверь:

– Это что, ее вещи?

Пруденс уже смирилась с мыслью, что не услышит в голосе экономки ничего, кроме неодобрения, но сейчас в нем звучало явное удивление.

Обеим пришлось прижаться к стене, пока четверо мужчин – двое в ярких бархатных ливреях, двое в грубой рабочей одежде – вносили в каморку сундуки. Пруденс признала в одном лакее симпатичного молодого человека, который был так шокирован ее изгнанием из экипажа. У парня было простое, но приятное лицо и дружелюбные зеленые глаза.

Лакированные дубовые сундуки вмиг сделались самыми привлекательными предметами обстановки. Мужчины с ухмылками взирали на них, пока миссис Харпер не выставила слуг из комнаты. Перед выходом лакей тепло улыбнулся Пруденс.

Девушка какое-то время выждала, но затем поняла, что миссис Харпер никуда не уйдет, пока не заглянет в сундуки. Пруденс нехотя присела и под критическим взором экономки отомкнула первый. Поскольку ей было известно, что в Саммерсет они едут надолго, она захватила с собой дорогие ее сердцу вещи. Детские книги, бросить которые не поднималась рука, сверкающую шкатулку для драгоценностей – подарок сэра Филипа на двадцатилетие – и серебряные щетку и расческу, оставшиеся от матери. Она почти обоняла неодобрение миссис Харпер, пока расставляла на комоде книги, шкатулку и укладывала расческу и щетку на столик для умывания. В спартанской обстановке комнаты эти вещи выглядели неуместно яркими, как орхидеи среди чертополоха. Последней Пруденс достала фотографию матери в изысканно украшенной серебряной рамке. Снимок сделали, когда мать была чуть моложе, чем она теперь. Ноздри миссис Харпер раздулись, она взяла снимок в руки.

– Кто эта женщина?

– Моя мать.

Экономка бросила на девушку острый взгляд и поджала губы.

Пруденс оглядела привезенную с собой одежду. Ей, как и Ровене с Викторией, сшили несколько траурных нарядов, но даже простые черные платья выглядели неуместными для служанки благодаря дорогим тканям и модному фасону. Пруденс перешла к нижнему белью. Комбинация покроя «принцесса» из тонкого льна с валансьенскими кружевами на груди, несколько сорочек с продетыми по вороту голубыми шелковыми лентами и мягкая батистовая ночная рубашка с вышитыми фестонами.

– В жизни не видела подобной нелепицы, – фыркнула миссис Харпер. – Не знаю, чем ты занималась до приезда в Саммерсет, но здесь таких подарков не жди. – С этими словами экономка вылетела из комнаты.

Пруденс готова была сгореть от стыда. Судя по всему, ее приняли за избалованную содержанку. Миссис Харпер с ее вечно поджатыми губами понятия не имела, что несколько часов назад к Пруденс относились так же, как к Ровене и Виктории. Пруденс захлопнула дверь и на миг почувствовала себя лучше. Но следом накатила волна глубокого, полнейшего одиночества.

Она тяжело опустилась на кровать, комкая листок с правилами. Затем разгладила бумагу и прочла:

Леди и джентльмены не должны слышать вашего голоса.

Если к вам обращаются, отвечайте вежливо, но не заговаривайте, если вас не спрашивают.

При встрече на лестнице с господами или их гостями опустите глаза и посторонитесь.

Никогда не разговаривайте с другими слугами в присутствии госпожи.

Не подзывайте никого из другой комнаты криком.

На звук колокольчика отвечает только дворецкий.

Слуги сами следят за тем, чтобы в положенное время не пропустить прием пищи. Повар не будет готовить еду для вас лично.

Слугам ни под каким предлогом не разрешается выносить ножи, вилки и другие приборы из Большого зала, а также забирать оттуда еду.

Женщинам запрещается курить.

Слугам запрещено приглашать гостей.

Сумма любого ущерба, причиненного хозяйству, вычитается из жалованья.

С каждым прочитанным правилом Пруденс, казалось, слышала, как наглухо захлопываются двери, связывавшие ее с прошлым. Какое отношение имеют к ней эти жуткие распоряжения? Она оглядела голую комнату, и глаза наполнились слезами. Что она тут делает? Ей хотелось найти утешение у Ро и Вик, но Пруденс не могла рассказать им, в какую пучину отчаяния она низверглась. Им было достаточно горя, чтобы переживать еще и за нее. Пруденс обхватила себя руками, мысленно твердя, что она вовсе не одинока, даже если правила выглядят так, будто писались специально для того, чтобы разлучить ее с сестрами.

В дверь робко постучали. Пруденс наспех вытерла глаза, отворила и чуть не упала под напором Виктории, заключившей ее в объятия. Чуть дальше, не решаясь войти, стояла молодая женщина в красивом платье.

– Пруденс, какой кошмар, прости! Я точно знаю, что Ровена этого не хотела.

Пруденс расслышала надсадные хрипы, скрывавшиеся за слезами Виктории. Она прижалась щекой к блестящим волосам девушки:

– Все хорошо. Не надо так убиваться, Вик. И не приходи сюда больше. Эта лестница тебя убьет!

Виктория сердито высвободилась из объятий и оглядела комнату:

– Так вот куда они тебя поселили? Наша ванная в Лондоне и то просторнее!

Давняя привычка успокаивать младшую дочь сэра Филипа утвердила Пруденс в намерении не жаловаться на собственную судьбу.

– Ну а сколько, по-твоему, мне нужно места? Я покрупнее тебя, но все равно прекрасно устроюсь.

Пруденс перевела взгляд на стоявшую в дверях девушку.

– А вы, должно быть, Элейн, – догадалась она и сразу прикусила губу.

Она пробыла здесь совсем недолго, а уже нарушила правило миссис Харпер.

Не заговаривайте, если вас не спрашивают.

Элейн смотрела на Викторию, и на лице ее отражалась борьба между воспитанием и хорошими манерами. Неловкое молчание затянулось; Виктория упрямо поджала губы и с терпеливостью Иова ждала, когда кузина примет ее новомодные понятия. Элейн помешкала еще секунду и наконец протянула руку с ослепительной улыбкой, отточенной за многие поколения безупречной родословной Бакстонов.

Стоило Элейн сдаться, как Виктория изящно вмешалась:

– Элейн, это моя обожаемая названая сестра Пруденс. Пруденс, это моя кузина Элейн.

Хотя Пруденс годами выслушивала рассказы сестер о саммерсетской родне, их отзывы часто бывали смешанными. Похоже было, что вдали от матери Элейн становилась милейшей девушкой, однако в ее присутствии превращалась в легкомысленную пустышку.

Тем не менее Пруденс улыбнулась в ответ. Не ее дело судить людей. Особенно теперь.

– Это никуда не годится. – Виктория повернулась к ней. – Ты не можешь здесь оставаться. Тут даже скотину нельзя держать, не то что мою сестру.

Пруденс заметила через ее плечо, как поморщилась Элейн. Та не осмеливалась согласиться и тем оскорбить хозяйку дома, да и что могла сделать Виктория?

Пруденс потрепала Викторию по плечу:

– Отличное временное пристанище. Это же не навсегда. К тому же я вряд ли буду проводить здесь много времени.

– Это верно, – согласилась Элейн. – Большую часть дня она будет с тобой и Ровеной. Мамина камеристка так занята, что почти не появляется в своей комнате.

Виктория прищурилась и мрачно зыркнула на кузину. Элейн не обратила на нее внимания и прошлась по комнате, как будто видела ее впервые в жизни. «А почему бы и нет», – внутренне усмехнулась Пруденс. Элейн остановилась перед туалетным столиком.

– Это твоя мать? – спросила она, рассматривая фотографию и озадаченно хмурясь. – Она очень красивая.

– Да, это она, спасибо. Мама умерла несколько лет назад.

– О, мне очень жаль. – Элейн поставила снимок на место.

Что-то неуловимое в ее тоне навело Пруденс на мысль, что Элейн прекрасно знала, чья это фотография.

– Нам пора. – Кузина обернулась к Виктории. – Пора переодеться к обеду, да и мама будет в ярости, если узнает, что мы сюда заходили.

У Виктории задрожали губы, но Пруденс легонько подтолкнула ее к выходу.

– Ступай. Я переоденусь, умоюсь и спущусь к вам.

– Обещаешь?

– Обещаю. Только объясни, как добраться до твоей комнаты.

Когда девушки ушли, Пруденс быстро переоделась и причесалась. Все, что угодно, лишь бы не думать об одиночестве. Она не знала судьбы страшнее, чем оказаться одной в целом мире. Пруденс не чувствовала себя потерянной после смерти матери, потому что ее окружала семья; пусть в их жилах текла другая кровь, она знала, что всегда может на нее положиться. Теперь, когда не стало сэра Филипа, у нее остались только Виктория и Ровена. Виктория была почти ребенок и мучилась приступами, а Ровена отличалась непостоянством и нерешительностью. Опереться на Ровену мог разве что глупец, и Пруденс, осознав эту правду, испытала легкий озноб.

Но разве у нее был выбор?

Отогнав тревожные думы, она взглянула на материнское фото и после – на свое отражение в зеркале. В ней было мало сходства с милой миниатюрной женщиной на снимке. У матери, как она помнила, были светло-каштановые волосы и небесно-голубые глаза, тогда как локоны Пруденс отливали красным деревом, а глаза были зелеными, как трава. Нос, подбородок и скулы были тонко заострены и разительно отличались от круглого и славного лица мамы.

Оглядевшись, Пруденс вдруг поняла, что мать могла остаться в этих холодных казематах. Могла работать под командованием миссис Харпер, сновать по служебной лестнице и мечтать о дне, когда покинет Саммерсет.

Конечно же, мать знала и графа, и сэра Филипа, когда все были молоды. Пруденс нахмурилась, в очередной раз задавшись вопросом: с какой такой стати сэр Филип возвел простую горничную в гувернантки? Конечно, мать отличалась умом и начитанностью, но не могла сравниться образованностью с большинством гувернанток.

Пруденс охватила тоска по матери. Возможно, здесь она хотя бы узнает больше о той, кого беззаветно любила, но чье прошлое было покрыто тайной. Быть может, она даже отыщет своих родных.

Потому что сейчас ей, как никогда, нужна поддержка семьи.