Читать книгу Дневник пани Ганки - Тадеуш Доленга-Мостович - Страница 8

Расскажу все по порядку. Когда я вчера поднималась по лестнице его дома, у меня тряслись поджилки. На дверях не было никакой таблички. Я перекрестилась и нажала на кнопку звонка. И даже перепугалась, когда дверь почти сразу распахнулась. Передо мной стоял высокий плечистый брюнет с серыми пронзительными глазами. На нем был темно-синий костюм и черный галстук. (Он что, в трауре?) Выглядел он совершенно нормально. Даже пристойно.

Смерил меня внимательным взглядом и сказал:

– Прошу. Я вас ждал.

Голос у него был низкий и, скорее, приятный. Подумать только, такого вот человека можно повстречать на улице или в кафе и совершенно не знать, что перед тобой опасный шантажист.

– Я займу у вас не более нескольких минут, – сказала я, желая пройти дальше. Ведь не могла же я сама снимать шубу.

Но он с какой-то нахальной решительностью просто взял меня за воротник, сказав:

– Однако же прошу вас снять шубу, поскольку у меня тепло, а после вы можете простыть.

Что же мне, драться было с ним? Ужасный человек. Квартирка у него небольшая, но обставленная вполне прилично. Указал мне на кресло и, сев напротив, спросил:

– Чем могу служить?

– Я подруга Гальшки Корниловской, – начала я не слишком уверенно.

Он слегка приподнял бровь и произнес:

– Очень рад…

– Не хочу быть неверно истолкованной. Я пришла сюда, чтобы кое-что вам объяснить.

– Объяснить? И что же?

– Это очень личное. Но поверьте, я умею хранить тайну. Так вот, хотя вам и может показаться, что Гальшка вас сторонится, уверяю, все совсем иначе. Она все еще вас любит.

Я постаралась вложить в эти свои слова как можно больше глубокой уверенности. Однако он взглянул на меня несколько странно и проговорил:

– Может быть, и так. Но это, скажу прямо, для меня не столь уж большая новость.

Я подумала, что наглости ему не занимать. Лишь потому, что он настолько симпатичен и с таким холодным взглядом, полагает, будто женщины должны в него влюбляться. Я бы с удовольствием бросила ему в лицо, что Гальшка его ненавидит. Но следовало оставаться дипломатичной.

– Тем лучше, что вы об этом знаете, – сказала я. – И у меня насчет этого нет никаких сомнений. Я ее близкая подруга. Но, видите ли, есть некоторые подробности, которые отравляют ваши чувства. Признайтесь, что угроза постоянной опасности отнюдь не способствует счастью.

– И о какой опасности вы говорите? – спросил он почти иронично. – Я не слишком-то пуглив.

– Ах, дело вовсе не в вас. Дело в Гальшке. У вас… у вас есть ее письма. Я знаю, они представляют для вас ценное воспоминание с тех времен, когда зарождалось ваше чувство. Кто бы этого не понял? Я сама неохотно бы рассталась с такого рода посланиями. Неохотно рассталась бы с ними, даже когда чувство мое полностью угасло бы. Ведь это так мило: иметь запечатленное на бумаге доказательство чьей-то приязни, чьего-то любовного признания. Но, видите ли, как вам, несомненно, известно, Гальшка замужем. А потому мысль, что письма эти каким-то образом могут попасть в руки ее мужа, переполняет ее отчаянием. Нет, не прерывайте меня, прошу. Я, конечно же, знаю, что вы никогда ничего такого не сделаете, но ведь, боже мой, что, если кто-то выкрадет их у вас. Или вы можете их потерять. С вами может произойти несчастный случай. Это следует принимать во внимание. Тогда письма окажутся в руках людей чужих, а это способно разрушить жизнь женщины, которая вас любит.

Он улыбнулся и, закурив, уселся поудобнее в кресле. Я видела, что вся моя речь не произвела на него значительного впечатления. Неужели у него каменное сердце?

Он же совершенно спокойно спросил:

– Если я правильно понимаю, речь о том, чтобы я вернул Гальшке письма.

– Да, молю вас: не отказывайте! Понимаю, я не в том положении, чтобы взывать к особому вашему добросердечию. – Тут я состроила такое умильное лицо, на какое только оказалась способна, – если бы он того не почувствовал, был бы форменным чурбаном). – Однако – прошу вас исполнить мою просьбу.

Он взглянул на меня из-под прикрытых век и улыбнулся:

– Наоборот. Я нахожу ваше положение даже слишком уместным с определенной точки зрения. Только не возьму в толк, почему Гальшка обращается ко мне через вас. Но, по крайней мере, я не виню ее за это. Я очень рад, что сумел познакомиться с вами. Однако отчего же она сама не обратилась ко мне?

– Ах, вы себе не представляете, насколько она впечатлительна. Возможно, даже слегка истерична, – добавила я, подумав.

– О, только слегка?

– Ну да. Но вы должны понять, что в таких-то обстоятельствах непросто сохранять нервы спокойными.

– Боже милостивый, при каких же таких обстоятельствах?! – нахмурился он, словно теряя терпение.

– Ну, когда в любой миг тебе угрожает несчастье.

– Это весьма забавно, – сказал он. – Вы можете сообщить своей подруге, что я верну ей письма.

Я не верила собственным ушам, но уже в следующий миг мне пришло в голову, что тут какая-то хитрость: обещает, что отдаст, а едва Гальшка к нему обратится, наверняка ее высмеет.

– Нет, молю вас, – сказала я настойчиво. – Моя подруга просила меня, чтобы я сама забрала эти письма.

Он не ответил. Встал, подошел к бюро, некоторое время рылся между кипами бумаг. Когда повернулся ко мне, в руках его оказалась толстая пачка листов.

– Прошу, – сказал.

Я была почти ошеломлена. К тому же не могла понять, отчего посланий так много. Господин Тоннор с ироничной улыбкой добавил:

– Кроме того, я хотел бы, чтобы вы попросили свою подругу перестать писать мне эти письма. У меня куча дел и для такого рода литературы времени совершенно нет.

– Как это?

– А вы в них загляните. Там хватает всего, вплоть до описаний природы. Пани Гальшка зря вас ангажировала. Зачем она это сделала, я абсолютно не понимаю.

Я взяла письма в руки. Несомненно, почерк был Гальшки. Я чувствовала себя так, словно совершаю огромную глупость. Просто не могла найти слов. И пока стояла смущенная, господин этот, совершенно неожиданно и так, что я не успела даже отступить, взял меня за голову и поцеловал в губы.

– Как вы смеете?! – крикнула я, грозно глядя на него.

Вот ведь наглый тип. Не только не смутился, но и сказал с улыбкой:

– Прошу прощения. Это было с моей стороны злоупотреблением. Но я должен констатировать, что не могу заставить себя раскаиваться. Впрочем, это и ваша вина.

Я была искренне возмущена:

– Вы… Вы… Это неслыханно! Моя вина!

– Верно, – сказал он очень спокойно. – Не только вина, но и провокация. Подумайте сами. Под совершенно пустячным предлогом вы приходите к молодому мужчине, а сами вы к тому же очень симпатичны. Таких вещей нельзя делать безнаказанно.

Я почти онемела, а он продолжил:

– С моей стороны было бы абсолютно невежливо делать вид, будто я не понял ваших намерений. А если я за что и благодарен Гальшке, так за то, что она направила вас ко мне.

Я просто места себе не находила от возмущения. В первый момент хотела немедленно выйти, но не могла же я оставить этого человека в уверенности, будто его подозрения имеют под собой почву. Я, я! Мне что, нужно прибегать к таким методам, чтобы познакомиться с очередным мужчиной?

Автор дневника, полагаю, ошибается в оценке своих побуждений. Сознательным мотивом ее поступков, тем, что склонило ее к визиту к г-ну Тоннору, было желание спасти подругу. Однако в ее подсознании наверняка было и желание познакомиться с человеком – а точнее сказать, с мужчиной – того типа, что зовется «опасным мужчиной» или «небесной пташкой». Я нисколько не ставлю это в упрек пани Реновицкой и прошу ее не считать, будто данный комментарий ставит под сомнение ее слова. (Примеч. Т. Д.-М.)

Когда я заметила, что уверения мои не сумели его убедить, то решила как можно подробнее пересказать ему мой разговор с Гальшкой. Он выслушал меня с изрядным интересом и, кажется, в конце концов поверил. При этом много смеялся и уверял, что он уж точно не является неким таинственным и коварным сердцеедом, что Гальшку он не любит и не может понять причин всей этой интриги.

Он также попросил у меня прощения за свои подозрения и делал это так мило, что я постепенно перестала на него сердиться. Я узнала от него несколько фактов, которые помогли мне понять, что, скорее, именно Гальшка преследует его. (Кстати, Гальшка – отвратительная врунья. Допускаю, что она рассказала мне обо всем этом деле, только чтобы произвести на меня впечатление. А может, Павел просто-напросто устроил ей сцену ревности. Не понимаю, как можно интересоваться кем-то таким, как Павел. Но для нее и он слишком хорош.)

Потом он рассказывал о себе. Оказалось, никакой он не авантюрист, а представитель нескольких заграничных фирм, у него есть своя контора, и он часто выезжает во Францию, Англию и Германию, имеет собственную машину. Эта сумасшедшая наверняка знала обо всем, и я не могу понять, отчего она напридумывала о нем столько глупостей. Он же оказался весьма остроумным и милым собеседником. Одно только Гальшка рассказала о нем верно: этот человек и вправду беспощаден. Например, разговаривая со мной, он несколько раз брал мою руку и держал в своей. Освободиться было бы чрезвычайно невежливо. А он держал и не отпускал. Казалось, совершенно не замечает, что я пытаюсь высвободить ладонь. И вот мы щебетали так беспечно, что я и не заметила, как пробило десять. К счастью, он обратил на это внимание, встал и сказал: как раз в десять у него важное дело. Подавая мне шубу, он спросил:

– И когда я снова вас увижу?

Я, естественно, ответила, что никогда, и добавила, что у него весьма милая квартира. И тогда он сказал:

– Чаще всего в шесть я дома. Буду ждать вашего звонка.

– Прощайте, – кивнула я и вышла.

На ступенях я разминулась с одной весьма симпатичной дамой. Не обратила бы на нее внимания, когда бы не ее прекрасный наряд. Жакет труа-кварт^[11] из шиншиллы и очень симпатичная черная шляпка с ярко-красным пером. Были у нее рыжие волосы (естественно, крашеные), а худощавой фигурой своей она сильно напоминала Клару Боу^[12].

Я не ошиблась: она шла к нему. Должно быть, он страшный бабник. Хуже всего, что я забыла забрать письма Гальшки.

Проблема, придется еще раз прийти к нему. Бог весть, что он обо мне подумает, но другого способа нет.

Нынче днем мы пошли с Тото на показ новых коллекций шуб. Одно исключительное пальто из норки безумно мне понравилось. Я даже спросила о цене. Занебесная: тридцать две тысячи. Я сомневаюсь, удастся ли мне уговорить отца. Тото был бы счастлив купить мне тех норок, но я не могу принимать от него такие подарки.

Зато я очень ловко устроила то, о чем просил дядя Альбин. Я начинаю верить, будто и вправду достаточно ловка. И что же я сделала: дала ему пятьсот злотых и попросила, чтобы он за мой счет сыграл в покер, потому что мне приснилось, как он выигрывает для меня. Честняга Тото не учуял никакого коварства и с энтузиазмом согласился. Обещал в тот же вечер сходить в игровой притон. Надеюсь, дяде пятисот злотых будет достаточно. Он звонил около трех часов, сообщил, что новостей нет. Я искренне огорчилась. Послезавтра возвращается Яцек, а до этого времени я бы уже хотела знать хоть что-нибудь. Хоть как-то ориентироваться в ситуации. Гальшке я даже звонить не стала, потому что на нее обижена. Впрочем, я ведь знала, что вечером мы встретимся на обеде у Гавроньских. Мне ужасно интересно, как там дела у Топневских после того скандала с отъездом Лолы в поместье к Франю Радзивиллу. Жорж тогда стал посмешищем, и все говорили о разводе.

Я подумывала, что мне сказать Гальшке. Дать ли ей понять: сейчас мне абсолютно ясно, что она меня обманула? На ее месте я бы со стыда сгорела. Как она будет смотреть мне в глаза! С другой стороны, я ведь не могу сказать ей правду, поскольку это испортило бы наши отношения, а рвать с ней я не хочу. На самом-то деле я ее люблю и знаю, что она старается быть ко мне доброжелательной.

На обеде присутствовало человек двадцать. Еду, как обычно, подали превосходную, а к тому же – прекрасные вина. Я сидела vis a vis^[13] Жоржа. Казалось, он огорчен. Зато Лола с большим оживлением флиртовала с хозяином дома. Я заметила, что Гальшка, несмотря на сладкие улыбочки, поглядывает на меня явно обеспокоенно. Убогая лицемерка! А к тому же у нее новое кольцо с сапфиром. От кого бы она могла его получить?

Едва лишь мы поднялись из-за стола и оказались на минутку наедине, она произнесла шепотом:

– Ты ничего мне не рассказываешь. А я умираю от любопытства. Ты не была у него?

Она внимательно посмотрела мне в глаза, а я скорчила довольно равнодушное лицо.

– Отчего же, была.

– И что? Прошу, скажи!

– Он обещал вернуть тебе твои письма.

– И полагаешь, выполнит обещание?

– Полагаю, да. И я не разделяю твоего мнения насчет этого пана. Он не кажется мне «небесной пташкой». Он очень культурный и ведет себя как джентльмен.

В глазах Гальшки блеснуло беспокойство.

– И долго ты у него была?

– Несколько минут.

Это ее словно бы успокоило.

– О, моя дорогая. Потому-то ты и не разделяешь моего мнения. Если бы узнала его так, как знаю я…

Я пожала плечами:

– О, уверяю тебя, это лишнее. Он и правда симпатичный, но тебе самой прекрасно известно, что я верна Яцеку.

Я специально подчеркнула это, чтобы подразнить ее. Ведь то, что в последнее время я показывалась в обществе Тото, не может быть доказательством моей неверности. Тото всем громко рассказывает, что любит меня, не упускает и случая, чтобы сказать это Яцеку. Однажды я подговорила его, дабы просил Гальшку замолвить передо мной словечко о себе. Потом – пересказал мне весь разговор. Уверял ее, будто умрет от отчаяния, если не получит моих прелестей. Гальшка сперва не хотела верить, а после рассердилась. И до сегодняшнего дня не сказала мне о том разговоре и слова. И доныне ее пожирает любопытство, связывает ли меня с Тото что-то или нет. Так ей и надо.

– И каким же образом он вернет те письма?

– Не беспокойся об этом, – сказала я. – Способ не имеет значения. Могу послать к нему Юзефа или простого посыльного. – Сделав паузу, я добавила: – А может, схожу к нему и сама.

Гальшка ухмыльнулась саркастично:

– Ох, вижу, эта миссия не доставила тебе неприятностей…

– Ты прекрасно знаешь, что для тебя я готова на многое. А этот пан показался мне довольно озабоченным, но ведь ты, полагаю, будешь рада, что больше не увидишь его?

– И отчего же я его не увижу? – удивилась Гальшка.

Ах, насколько же она не владеет собой и как же наивна. Если бы я даже и не знала того, что услышала от Тоннора, этими несколькими словами она бы развеяла все мои сомнения.

– Как это «почему»? – спросила я. – Ведь тут все понятно. Вернув письма, он больше не сможет принуждать тебя к встречам.

– Ах, и правда, – спохватилась Гальшка. – Естественно. В любом случае, Ганечка, я тебе безгранично благодарна.

Мы поговорили еще минутку о пустяшных вещах (кстати: колечко она получила от своей бабки). Потом все сели за бридж. Я не в такой мере, как раньше, увлечена этой игрой, поэтому после трех роберов заявила, что слишком устала. Мы вышли вместе с Вацеком Гебетнером, и он отвез меня домой.

Поскольку я приказала слугам как можно более подробно записывать все телефонные звонки, то прежде всего взглянула на листок: было там несколько не имеющих важности сообщений, но среди них слова:

«Звонили из отеля “Бристоль”».

Несмотря на поздний час, мне пришлось разбудить Юзефа. От него я узнала, что из «Бристоля» звонил портье и спрашивал, когда возвращается пан Реновицкий.

Наконец-то явный след! Значит, живет она в «Бристоле». Естественно, портье звонил по ее поручению. Ну а теперь поиски дяди Альбина очень облегчатся. Я сразу заявила, что завтра не буду дома ни на обеде, ни на ужине. Я должна быть в «Бристоле».

Мне пришло в голову, что Яцек мог выехать за границу в связи с этим делом. Вскоре это придется выяснить.