Читать книгу Следы чужих колёс - Таисий Черный - Страница 4

Глава

3

Должен признаться, что меня немного… как бы это сказать… удивляла, что ли, скорость развития наших с Зейнаб отношений. Дело даже не в том, что в постели мы оказались через несколько часов после знакомства. Странным было, например, и то, что это не выглядело вульгарно или же как какая-то пошловатая мыльная опера. Нет! В том-то и дело, что все это казалось более чем естественным. Это выглядело так, как будто мы были знакомы тысячу лет и расстались лишь на пару дней по каким-то неотложным делам. Сама она, похоже, вообще об этом не думала. И вот еще одна странность: несмотря на прежнее, так сказать, «тысячелетнее знакомство», она не вела себя как «жена». В ней не было никакой назидательности, ожидания каких-то «ответных ходов» с моей стороны, продиктованных приличием или же общественным договором. В ее лексиконе даже не было слова «должен» по отношению ко мне.

Нечто отдаленно похожее со мной случилось много лет назад в Каунасе в музее Чюрлениса. Я бродил по залам, когда вдруг увидел девушку. Она не была сказочно красива, и вообще в ней не было ничего, на первый взгляд, особенного, но я при всей своей нелюбви к случайным знакомствам вдруг почувствовал, что должен непременно завязать с ней беседу. И тогда я, ломая себя, решился. На удивление, это оказалось очень просто, казалось, что она только и ждала, когда я с ней заговорю. Все произошло именно с той простотой, как произошло и с Зейнаб. Я имею в виду, что тогда сразу, как по волшебству, возникло ощущение, будто мы просто прервали разговор несколько минут назад, хотя были знакомы прежде не одну тысячу лет.

Мы ходили от зала к залу и мне казалось, что я опутываюсь какими-то удивительно мягкими и теплыми «лианами» ее голоса, ее улыбкой, ее невероятно тонким запахом…

Но, к сожалению, нам не суждено было продолжить это знакомство. Уже через пару часов она собиралась убыть на вокзал, откуда поезд увез ее в неведомый город навсегда.

В общем, мы встречались с Зейнаб почти каждый день и каждый такой день приносил много радости и, кроме того, я чувствовал, что один за другим проясняются важные для меня вопросы, на которые прежде я почему-то ответа не находил. В тот день, вернувшись с Лысой горы, мы еще долго болтали, ужинали, пили чай на балконе, когда около десяти вечера Зейнаб глянула на часы и сообщила, что настал час Сатурна и что она должна сварить травы, которые принесла с горы.

Зейнаб ушла на кухню. Она рыскала какое-то время по шкафчикам в поисках чего-то, о чем она не говорила. Наконец, она выбрала небольшую чашку черной керамики с какими-то иероглифами на боку. Кажется, кто-то привез ее маме из Японии. Она процедила настой и снова глянула на часы.

– Так… время есть еще… – сообщила она, и затем вдруг потребовала: «Раздевайся!»

– Зачем это? – не понял я.

– Что значит?.. Ты хочешь понять, что с тобой происходило? – искренне удивилась Зейнаб.

– Ну да… – я был немного сбит с толку.

– Так делай тогда, что тебе говорят! – спокойно потребовала она.

Я повиновался. К моему удивлению, она тоже за секунду сбросила с себя всю одежду, и мы ушли в комнату. Зейнаб усадила меня на диван и потребовала, чтобы я выпил настой. Сопротивляться было явно бессмысленно.

– Теперь, – сказала она почему-то шепотом и при этом поглаживая меня, – через несколько минут ты почувствуешь некую легкость, а потом, будет ощущение падения вниз. Ничего не бойся. Когда будешь падать, возможно, увидишь меня… Это было бы очень хорошо. Но если нет – тоже ничего страшного. Просто, обращаясь к Высшему существу, которое ты должен будешь встретить, пообещай, что ты готов принять любой ответ. Каким бы странным он ни показался. Понял?

Я кивнул.

– Хорошо. Еще… как тебе сказать… короче, мы вроде как будем заниматься любовью, но это только видимость. Ты не должен двигаться и вообще полностью погрузись в процесс получения ответа на свой вопрос. А я сделаю все, что нужно. Договорились?

Я снова кивнул, и вдруг почувствовал эту самую «легкость». Я закрыл глаза и почувствовал, что падаю с бешеной скоростью вниз. Затем я почувствовал, что Зейнаб села на меня сверху, и падение словно бы немного затормозилось. Еще мгновение, я, словно бы во сне увидел, что мы уже стоим в пещере с очень высоким, почти невидимым в темноте сводом. Зейнаб протянула руку, и мы словно бы оторвались от земли. Это напоминало ту легкость, с какой мягкий вечерний бриз подхватывает и уносит пушинку.

– Расскажи мне, что с тобой происходило тогда? – сказала она. Лицо ее словно бы светилось каким-то прохладным лунным светом.

– Я вытащил из тяжелой депрессии одну женщину, – говорить мне было трудно. Мысли словно бы расползались, и язык тоже ворочался с трудом, – Для того, чтобы понять причины депрессии, мне пришлось долго медитировать, я увидел ее на лобном месте и зачем-то вмешался… вот… а потом я чем-то заболел. Это была сплошная непрекращающаяся боль и такая же, как у нее, депрессия.

– Вы были любовниками? – спросила она.

– Вообще-то да. Но, по-моему, не стоило, – ответил я. Говорить вдруг стало намного легче, – Короче говоря, все было плохо… Однако, я как-то сразу понял, что пошло что-то не так, и что если немедленно что-то не предпринять, то можно и не выжить… В общем, хорошо, что мне не мешали, и я смог уйти в одиночество и скитания с тем, чтобы, сравнявшись с землей, излить в нее всю накопившуюся боль. Знаешь, временами мне было так страшно, что и не передать. И, что хуже всего – я ничего не мог понять. Словно бы сплошная стена: хоть вой хоть кричи… Я сидел в молитве часами и не чувствовал в душе никакого отзвука. Я уходил настолько глубоко, что временами не замечал, что начался дождь или же, что спустилась ночь.

А однажды я забрел в какую-то чащу. Я просто шел себе и шел, тяжело поднимая ноги, опираясь на какую-то дубину, и даже не думая о том, как выберусь после. В конце концов, я оказался на какой-то крохотной полянке, окруженной темным влажным почти непроходимым лесом. Собственно, это была даже и не поляна, а некоторое пространство, проломанное упавшим деревом, с чудовищными торчащими вверх корнями. Таким образом, упавшее дерево создало нечто вроде воронки и грота, в котором можно было лежать свернувшись. Я вырыл небольшое углубление, в котором и прожил, словно бы зверь, довольно долгое время, по целым дням, не вставая с охапки листьев и веток. Боль постепенно начала проходить, и я даже стал есть понемногу. А потом вновь что-то случилось – какое-то помрачение – и тогда я не выдержал, и слезы хлынули из меня, будто что-то прорвалось. Я совсем не стыдился себя, я чувствовал какую-то легкость и воодушевление, за которыми легко складывалась молитва. На этот раз мир ответил и я, даже не успев опомниться, ощутил что-то вроде полета. Однако, все же, мир, пока еще не желал говорить со мной.

Вот, собственно, и все…

– Понимаю… скоро тебе покажут, что это было…

«Ветер» принес нас с Зейнаб в некое странное сооружение. Более всего оно походило на заброшенный завод или же склад. Мы остановились и далее я стоял словно вкопанный. Все вокруг казалось ветхим и полуразрушенным, кругом валялись обрывки кабелей, бумаги, куски жести, шифера и прочего строительного мусора. Стены были облуплены и поцарапаны, и во многих местах сквозь отбитую штукатурку проглядывала кирпичная кладка. И такие же следы разгрома были видны везде и по всем этажам, коих я насчитал не менее четырёх.

Я попытался сойти с места и не смог, и это казалось неприятным, а может даже и пугало. Оглянувшись по сторонам, я увидел вдалеке двух странных, совершенно безликих людей, почему-то полупрозрачных. Они стояли неподвижно словно статуи, и, несмотря на холод, исходящий от них, я все же был уверен, что это люди. Потом уже, несколько позже, когда до меня стал понемногу доходить смысл происходящего, я понял, что они, как и я не могут сойти с места, и что они, наверное, здесь давно, и потому смирились, окончательно утвердившись в бессмысленности любых движений, стали сливаться с этим миром, и наверное, через какое-то время растворятся в нем полностью.

И вдруг пришло понимание. Это было как легкий удар по затылку, а затем это понимание стало разворачиваться наподобие какой-то ленты с письменами.

В общем, я вдруг понял, что каждый появляется на свет со своим законом, точнее – предназначением. Можно называть это даже предопределенностью, роком или, как угодно. Однако, я бы называл это «печатью Сатурна». Печать определяет место человека в этом мире – нравится оно тебе или нет. Именно потому я и не мог в том путешествии сойти со своего места. Тем не менее, я вдруг понял, что не в состоянии сдвинуться только по горизонтали, но по вертикали это совсем не сложно: как вверх, так и вниз. Мне даже показалось, что кто-то подталкивает меня:

– Давай, попробуй!

Я промолчал.

– Попробуй, попробуй! – это уже было даже похоже на какой-то тихий голос.

Я попытался подпрыгнуть – и полетел вверх, минуя этажи, а затем и крышу. Потом движение стало замедляться, и я стал возвращаться на то место, откуда стартовал.

– Вот так, – резюмировал тот самый голос внутри, – Ты можешь принять обстоятельства такими какие они есть и найти способ не только сосуществовать, но и использовать их. Чем меньше драматизируешь обстоятельства, тем разумнее поступаешь. Если попытаешься вновь обойти закон, или будешь помогать сделать это кому-то другому, то есть захочешь сдвинуться по горизонтали – вновь придешь к тому положению, которое прогнало тебя в лес…

Я очнулся. Зейнаб сидела рядом и обнимала меня за шею.

– Ну как? Понял, что там к чему?

– Не знаю… надо подумать… А ты видела это?

– Что «это»?

– Ну все… Пещеру, потом завод какой-то… Я тебя видел, кстати… а ты меня?

– Конечно. Я ведь была твоим проводником. Остальное – нет. Это ведь было не для посторонних глаз, даже проводника это не касается… я тебя, к слову, уже полтора часа тут дожидаюсь…

– Как полтора часа? Я там был минут десять от силы…

– Да, время на земле и в других мирах течет по-разному, ты привыкнешь, – она улыбалась, словно кот, отобедавший миской сметаны.

Было жарко. Я включил вентилятор и поставил диск Pink Floyd. Мы выпили по бокалу вина, и затем нас накрыла ночь…

***

Помню в тут ночь мне снился Бар Сунуф, весь мрачный такой… Он вроде как сидел на камне, а я словно бы беседовал с ним по поводу фрагмента текста, который как раз недавно и переводил.

– Значит ты тоже настаиваешь, что «печать Сатурна» обойти нельзя? – спрашивал я.

– Что значит «тоже»? – он поднял голову и посмотрел на меня со странным прищуром. – Ты меня спрашиваешь, или всех сразу?

– Нет, я к тому, что это все так-то уж очень твердокаменно… По всему выходит, что никаких шансов что-либо изменить нет? А тогда, в сущности, и говорить не о чем.

– Это ты сказал! – заметил он, – Я такого не говорил.

– Как это? – спросил я, – А кто сказал, что путь человека неизменяем, и он его не выбирает? И что путь тот просто прописан в звёздах и планетах… Так или нет?

– Так, и что? – возразил он, – Дорогу и правда не выбирают, но вполне можно выбрать одежду, обувь и даже попутчиков. Можно идти молча, а можно распевать песни… Ты не согласен?

– Согласен, конечно, – ответил я, – вопрос лишь в том, как понять, где именно проходит эта самая дорога. Иначе ведь, можно опять попасть не туда, а еще раз оказаться в том лесу мне уже будет точно не под силу.

– Так в этом же все и дело… Человек для того и приходит на эту землю. Был бы рецепт для всех один, все потеряло бы смысл. Ты не находишь?

А дальше я словно бы провалился, и больше мне уже ничего не снилось.

***

Утром я проснулся довольно рано. Зейнаб еще спала. Было уже светло, но солнце над крышами соседних многоэтажек еще не показалось. Я вышел на балкон вдохнуть неповторимую, почти звенящую кристальной чистотой прохладу, а затем пошел варить кофе. Закрывая балконную дверь, я вдруг почувствовал, что со мной что-то происходит. Не знаю, как это лучше объяснить, но я словно бы отчетливо понял, что со мной происходило тогда, несколько лет назад, еще до того, как я оказался в лесу, и главное, стало совершенно ясно, чего именно не нужно было делать. Более того, я вдруг перестал понимать, почему мне все это было непонятно еще несколько дней назад: вот же ж оно все! Прямо перед глазами.

Зейнаб заворочалась, и протирая глаза, сонным голосом спросила:

– Который час?

– Так, – сказал я, прикидывая, – сегодня вторник… Не менее часа после восхода… То есть, скорее всего, сейчас час Меркурия… Пора ртуть варить!

– Иди к черту! – огрызнулась она.

– Тебе кофе делать, соня?

– Да, давай… – сказала она, переворачиваясь на другой бок.

– Понятно… – сказал я, и с тем ушел на кухню.

Сегодня я собирался поехать в библиотеку поработать немного с переводом книги этого Варсонофия. Каковы были планы на сегодня у Зейнаб, я пока не знал. Она явилась на кухню, словно взлохмаченная сомнамбула, когда я уже доедал свой завтрак.

– Мне уже бежать пора, – вдруг заявила она.

– Давай я тебе приготовлю что-нибудь по-быстрому! – предложил я.

– Некогда, – отрезала она, – сейчас умоюсь – и убегаю. Ты вечером занят?

– Да разве что с тобой… А что, есть какие-то идеи?

– Посмотрим, – она зевнула и ушла в ванную.

Было слышно, как шумит душ, а через минут пять Зейнаб вышла уже причесанная и посвежевшая, но все в том же халатике. Еще через минуту она была уже одета, чмокнула меня в щеку и шепнув: «До вечера!», скрылась за дверью, негромко ее прикрыв.