Читать книгу Дети дельфинов - Тамара Михеева - Страница 6

На наш Лысый остров часто приезжают разные делегации, потому что Степанов любит проводить научные конференции. Все взрослые в такие дни ужасно заняты и просят меня провести экскурсию – показать гостям поселок, Научный центр, бассейны и вольеры. Таких экскурсий я провел тысячу и сейчас начал рассказывать Осташкиным как по писаному:

– С высоты птичьего полета очертания Лысого острова напоминают силуэт дельфина. На условно называемом «дельфиньем брюхе» находится Поселок. Всего в Поселке восемнадцать домов. Все жители – сотрудники Научного центра, Пристани или Маяка…

– А что за Маяк? – быстро спросил Максим.

Я сбился, а потом вздохнул с облегчением: ведь им можно показать НАСТОЯЩИЙ МОЙ ОСТРОВ!!! То на острове, что я люблю!

– Потрясающий Маяк! – заторопился я. – Бежим на берег, я покажу! Это и маяк, и метеостанция. Для нас погода знаете как важна? А Маяк знаете какой? По нему все корабли ориентируются, он во всех лоциях есть!

Когда мы подошли к Маяку вплотную, Роська выдохнула:

– Ух ты…

Огромная круглая башня из ноздреватого камня уходила ввысь, в небо, наверху был стеклянный купол со шпилем и флюгером в виде штурвала.

– Он был построен больше тысячи лет назад, представляете? Только купол уже сейчас сделали и шпиль…

– Разве на острове есть местные жители? – удивилась Роська.

– В том-то и загадка, что нет. Неизвестно, кто построил, когда и зачем. Понимаете? Археологи приезжали, искусствоведы. Спорили, искали, но ни к чему не пришли.

– А внутрь не пускают? – спросил серьезный Максим.

– Вообще-то пускают, дядя Фаддей добрый… Сходим как-нибудь, это лучше вечером, когда включают Маяк. Пойдемте лучше я вам нашу гордость покажу, памятник природы.

Мы опять поднялись в Поселок. Маяк стоял на мысу Плавник, и к Поселку от него вели четыре каменные лестницы. Мы прошли по Невскому проспекту и вышли к Чуду-Юду. Так у нас ласково называли огромный кедр. Он был такой высокий, что приходилось отходить к самому Центру, чтобы увидеть его макушку, а обхватить его не мог никто, даже Иван Петушков. Корни у кедра были выворочены наружу так, что я мог спокойно под ними пройти. Казалось, что это великан, у которого много узловатых покореженных ног. Иногда мне представляется, что ночью Чудо-Юдо вылезает из земли и бродит по Поселку, в окна заглядывает, с дельфинами разговаривает, а утром возвращается на свое место. Расправляет зеленые мохнатые ветки как ни в чем не бывало: никуда, мол, я не ходил, стою как стоял.

– Как в пещере, – прошептала Роська, когда мы забрались под корни.

– Я, когда маленький был, всегда здесь прятался, – сказал я.

– От кого?

– Ну, так… просто играл.

Максим понимающе кивнул, а Роська погладила могучие корни.

Я показал Осташкиным площадь Памяти. Площадь была вымощена черными плитами, на ней стоял камень-валун, на котором были высечены слова: «Памятники не заменят людей, но пусть этот камень, поднятый со дна моря, напоминает нам, что жизнь погибших товарищей и близких продолжается в наших делах и совместных начинаниях, в наших жизнях и нашей памяти…»

Мы молча стояли рядом с камнем. Роськины глаза намокли, она смотрела под ноги. Максим сказал строго:

– Хорошо написано. Так и надо.

Я был согласен с Максимом, поэтому и привел их сюда. Я хотел как-то показать, что понимаю их горе. Но как сказать это словами, я не знал.

Мы еще походили по Поселку, посмотрели на огромное здание Центра, а потом пошли к дельфинам. По дороге я рассказывал:

– Все улицы у нас с названиями, чтобы интереснее было, чтобы как будто настоящий город. Целое заседание собирали! На повестке дня – названия улиц в Поселке. И знаете, что Степанов придумал? Люди-то съехались из разных городов, вот и взяли из каждого по улице: есть Арбат из Москвы, Невский проспект из Санкт-Петербурга, Приморский бульвар из Одессы, еще есть Байкальская, потому что Силин из Иркутска; а Пристань называется Графской, как в Севастополе… Просто так, конечно, тоже придумывали. Вот, например, улицы Первого Дельфина ни в одном городе нет, только у нас. Это Мераб Романович Чолария так назвал, у него теория своя. Он доказывает, что китообразные – первые жители планеты, что у них своя цивилизация, своя история, даже фольклор свой, что они раз в сто умнее нас.

– Правда? – распахнула глаза Роська.

Я пожал плечами:

– С ним почти никто не соглашается, если честно.

– А ты? – спросил Максим.

Я растерялся, потому что никогда об этом всерьез не думал. Мне нравился Чолария, хоть все в Поселке над ним посмеивались, считали его чудаком и дилетантом (несмотря на то что он единственный друг Степанова). Я вырос рядом с дельфинами, знал их повадки, иногда мне кажется, что я даже понимаю их язык. Я очень люблю дельфинов, они самые лучшие, самые умные звери на свете! Но принять чолариевскую теорию мне что-то мешало. Может быть, скептическое отношение к ней моего отца. И я сказал Осташкиным честно:

– Я не знаю.

– А я верю, – еле слышно прошептала Роська, стрельнула глазами на Максима и перевела разговор: – А почему названия улиц прямо на асфальте написаны? Все ходят, топчут…

– А где еще писать? Домов мало, а указатели ставить глупо, здесь и так не заблудишься.

– А лестница, по которой мы от маяка поднимались, там тоже что-то написано. Название?

– Это Первый Маячный спуск. Их всего четыре.

– А я думала, просто лестница…

– Да конечно, просто! Это Леша Смелый название придумал и написал, самовольно.

– Потому и Смелый?

Я рассмеялся:

– Это фамилия! У Вероники – Невозможная, а у Леши – Смелый. Весь Поселок мечтает их поженить, чтобы Вероника из Невозможной стала Смелой, хотя она, конечно, и так…

Роська сбила шаг и как-то по-особенному тронула меня за рукав.

– Сережа, скажи, неужели она действительно такая уж невозможная?

Тут я понял, что значит выражение: «Готов был сквозь землю провалиться». Ведь Вероника их двоюродная сестра! «Какая бестактность!» – сказала бы мама. И я сказал запинаясь:

– Да нет, она хорошая, просто… очень непохожа на других. Мама говорит, что она… м-м-м… неординарная личность.

– Неординарная личность легка на помине, – сказал Максим. К нам приближалась Вероника.

– А, вот вы где! Племянники – за мной, вас хочет видеть начальство. Листик – свободен!

Конечно, она невозможная! Невыносимая, непереносимая, даже слов нет! И чего это она Осташкиных племянниками называет, если она им всего-то сестра?! Конечно, для солидности! Тетушка!

Уводя Максима и Роську, Вероника улыбнулась:

– Спасибо, Листик. Приходи к нам сегодня чай пить.