Читать книгу Авторская весна. Стихи и проза - Тамара Сальникова - Страница 5

Одинаковых волн не бывает, это он знал точно. Его волны – они всегда были разными… Тысячи переливов и оттенков… Бирюза, бутылочно-зелёный, плавящийся янтарь, отливающая синью чернота… Длиной в часть вдоха – или целый вдох, или даже на выдох… Звук воды – шум, грохот, шорох, тише шороха. И там, в конце трубы, в которую сворачивается волна – картинки немого берега, фигурки людей, собаки. Или слепящий песок, и камни, и небесный провал. Сюжеты всегда разные – и одинаково далёкие, как дверь в чужой, неправильный и не особо нужный ему мир. Он просто есть. И пусть. Пока это просто картинка. Его мир, его жизнь помещалась в эти, наполненные мощью, движением и грохотом, мгновения. Ритм волн, тяжёлое и могучее движение масс воздуха, постоянство в изменчивости. Он ощущал малейшие перемены – не осознавая, не вдумываясь, не понятно, каким образом. Предугадывал. Был его частью. Частью своенравного чудесного древнего мира. Только на волне растворялось и разлеталось каплями плотное, беспросветное, такое привычное, одиночество… на воде он не был одинок. Сёрферы – люди суеверные. Полно у каждого своих примет и маленьких ритуалов. И у него тоже был свой. Входя в океан и ложась на доску, чтоб начать выгребать, на мгновение опускал ладонь в воду, пропуская плотные струи меж растопыренных пальцев, зажмуривался, чтоб не видеть своё отражение, затем вглядывался и начинал различать «сегодняшний цвет». Почему-то это было важно, разглядеть воду, и не было потом для него сомнений или тайн в её сегодняшнем настроении. Что-то переключалось внутри – и он становился пазлом этой большой картинки. Маленькой частью огромного целого. Ту волну он ждал уже несколько дней. Не он один – десятки сёрферов до рассвета подтягивались и сейчас выходили на лайнап. Уже скоро. Так всегда. Сейчас!

Движение толщи воды, почти такое же, как предыдущее – но нет, вся мощь и сила только собирается, копится – вот она, вторая волна! Вырастает из ниоткуда вместе с грохотом, который, кажется, и внутри и снаружи! Безумный восторг, к которому нельзя быть готовым, и весь мир закручивается и концентрируется в тебе! Он знал, чувствовал, что волна будет идеальной. Не обманулся! Каждый раз, вставая на доску и поднимаясь вместе с волной, ощущал этот жар в груди, этот жар рос вместе с гулом воды, заполнял его всего, растекался в крови, держал его в невесомом равновесии – вниз, с выдохом, и стена воды вслед, давит сверху, изгибается струящейся аркой, чуть повернуть доску – вдоль… нагнуться слегка… доска под ногами – продолжение тела, и водная пыль в этой отливающей солнцем уже трубе, и воздух сжимается вокруг и движется плотным вихрем… кончиками пальцев – коснуться вертикальной глади… прохлада струйками по горячей коже… Уйти от обрушающегося сверху гребня – за мгновение. Ненадолго ослепнуть от плотной, окружившей тебя туманным облаком, водной взвеси. Опередив и вырвавшись – вдохнуть полнеба – оказаться за пределами волны, всем телом ощутив, как она разлетелась в пену. Пена ещё догонит и, не желая отпускать, закипит вокруг, с затихающим шорохом потом схлынет и уползёт навстречу следующей волне. Только на берегу, сев на камень, ощутить, как потихоньку начинаешь остывать. Солнце и ветер выжаривают каждую из капель, задержавшуюся на коже, которая согревается – но внутри жар спадает, как сломавшаяся волна, оседает, теряет инерцию.

Его больше не было. Рассветы, закаты, приливы, дожди. Люди – разные, но не он. Он был единственным, в чьих глазах она отражалась. Когда отражаешься – существуешь… Он перестал вглядываться в воду – если б это произошло, где бы он ни был, она б об этом знала. Значит, нужно его найти. Даже в рамках законов твоего существования путь может быть разным. Вода есть везде… Вперёд. Больше не волна – осела каплями на доске девчонки – сёрфингистки. Испариться. Облаком – здравствуй, ветер. Дождями-каплями, моросью… Зарыться в землю, просочиться к потоку – и с ним, вперёд! Частью озера, тучею, снегом… Десятки, сотни, тысячи людей. Не он. Разлита в бутылки. Люди… Не он, не он, не он… Убежать под землю, снова стать чистой, обрести цвет. Влиться в море, перебрать прибрежную гальку… Почувствовать силу… Наполнить ветер, снова морось, дождь, снег, лёд. Замереть. Растаять, мурлыкать и журчать – вперёд! Тащить щепки и листья, гладить камешки – мимоходом. Снова просочиться глубоко, лишиться воли, оказаться запечатанной в пластик. Снова люди, люди, люди – живущие с неимоверной тяжестью, нет в них ни ветра, ни жара, ни движения. Стекать в их вены по капле, и ощущать их безысходность и свою бесполезность. Еще один. Почти неживой. В бесцветных глазах отражается капельница. Нет, не капельница… Капля… ещё одна… Искрится, переливается, отражает. Он смотрит. На воду. Точно не видел никогда. Или узнал. Узнал. Нашла. Нашла!

Смешаться с кровью, раствориться. Найти следы огня и ветра – почти невозможно в этой обездвиженности. Но они есть, потому что это – он! Просто отыскать их среди этого вороха тяжести и безнадёжности. Только и всего. А для чего ещё нужна вода?

Он закрыл глаза. Это невозможно. Невозможно услышать, как с тонким звоном падает капля внутри пластиковой трубки капельницы. Невозможно разглядеть своё отражение в маленьком неустойчивом шарике жидкости, лёжа на кровати. Невозможно знать настроение воды, вытекающей в твои вены из пластикового мешка. Невозможно ей обрадоваться. Чушь и бред. Ночью ему впервые за много лет снились волны. Маленькие фигурки сёрферов появлялись словно из ниоткуда, с лёгкостью взлетали на волну, словно танцевали с ней в паре. Он стоял на берегу, и чувствовал, как сильно пересохло в горле. Даже вдох и выдох получались со свистом. Пена дотягивалась до его босых ног, мягко тёрлась о щиколотки, и убегала прочь. На него наваливалась слабость. Проснулся и лежал в темноте. Через полжизни наступило утро. «Просыпайтесь, сони! Всё, как всегда! Таблеточки – выпьем, кого проводить за дверь – помогу, и устраиваемся поудобнее!»

Хрупкая немолодая медсестра в голубом костюмчике прошла, прихрамывая, к соседу, потом повернулась к нему. Поправила сползшую подушку, всмотрелась в его лицо. – «Как Вы спали сегодня? Были боли? Почему не позвали?»

Как обычно, ответа не последовало. От этого пациента за всё время этого курса лечения – как и за два предыдущих – она не услышала ни слова. Ну что ж…

Всё по расписанию. Градусники. Игла туго входит в уставшее иссохшее тело. Сперва внутримышечные. Потом система, катетер под ключицей. «Что там?»

Она испугалась. Так привыкла к его беспрекословному подчинению, к безразличию, что испугалась его вопроса. И взгляда выцветших, бывших когда-то голубыми, глаз. И неожиданной силе его пальцев, стиснувших её запястье.

– Где? В капельнице? Раствор, всё назначено врачом…

– Раствор? То есть ВОДА?

– Не совсем, там лекарства, и не вода, а физраствор…

Он не отпускал, ждал объяснений.

– Ну… то есть да, вода, в ней соль растворена в специальной пропорции, приближенной к…

– Вода и соль? ВОДА И СОЛЬ?

Он отвёл наконец взгляд, разжал хватку. Лицо его странно изменилось, и женщина решила было, что у него начались снова его бесконечные боли. Он снова перестал замечать её и всё, что его окружало. И стоявшая всё ещё рядом медсестра вдруг с удивлением поняла, что он улыбается.

Ему не показалось. Вчера в тех каплях, размеренно падающих в гибкой трубочке и стекающих к его вене, он почувствовал то, что уже много лет забывал. Последний раз выходил на воду ещё мальчишкой. Чувство воды… равновесие и невесомость… Его отражение… Странно, куда подевалась вся жизнь? Они переехали семьёй, потом учёба, работа, семья, сложности, развод. Его сыну сейчас столько же, сколько было ему самому тогда. Когда тот малышом осваивал скейтборд- это было невыносимо. Купил ему велосипед, а скейт «неслучайно» потерялся… Казалось, что всё, что связано с «его большой водой», навсегда растворилось в хорошенько забытом прошлом, и больше не будет всплывать и маячить, всегда выигрывая в шкале счастья первые места. А сейчас было стойкое ощущение, что он на доске, и там, в конце трубы, в которую уже свернулась волна, немые картинки из его жизни. Маленькое круглое окно, в котором больничная палата, пара кроватей, и два похожих друг на друга человека. Восковая бледность, трубочки под ключицами, на тумбочках книжки. Те, что никто не читает. Потому что всё, что связано с жизнью, уже пугает своей недоступностью. Как завороженный, смотрел на падающие капли. Как жил всё это время без неё? Не заметно… Наверно, поэтому сейчас тут. Последняя капелька повисла, налилась и упала. Словно карауля за дверью, вошла медсестра. Отключила капельницу соседа. Повернулась. Он её ждал. Сверлил взглядом. Не дал ничего сказать.

– Сколько мне осталось?

– Ещё два дня, потом контроль, а там врач все расскажет. Он сел в кровати, голова кружилась.

– Сколько мне ОСТАЛОСЬ? Неделя? Месяц? Два? Год? Пять?

Она смотрела на него, как кролик на удава. Помотала головой, пытаясь стряхнуть оцепенение.

– Сколько? Врач не знает, но Вы! Перед Вами, год за годом, проходят одни и те же – уже научились ведь видеть, кому пора на тот свет? Мне нужно знать!

– Я не знаю… не могу сказать, только Господь…

– Говорите!

– Месяца три, максимум полгода…

Он откинулся на подушки, обессилено закрыл глаза, улыбнулся, когда она наклонилась отсоединить капельницу. С облегчением проговорил: «Целых три месяца… Отлично…»

И уснул. Не слышал, как она заходила, делала обезболивающее его соседу. Как тот стонал, его рвало. Не чувствовал взгляда медсестры, пытающейся понять, что же произошло. Не видел снов. Проснулся глубокой ночью. Казалось, внутри всё спеклось монолитом – ужасно хотелось пить. Вода в стакане, на тумбочке в изголовье. Осторожно сел. Комната закружилась. Зажмурился. Открыл глаза. Нормально. Дотянулся до тумбочки. До стакана. За мгновенье до того, как глотнуть, вспомнил. Поднял стакан на уровень глаз. Сквозь стекло и воду расплывался контур окна, и жёлтое пятно фонаря за ним. Вода была тёплой и безвкусной. Спала, наверное. Утро принесло жгучую, нестерпимую боль и столь же нестерпимое желание двигаться. Сел, спустил ноги с кровати. Боль накатывала волнами, кружила голову, баламутила тошноту. Придерживаясь за стену, побрел в коридор. На посту никого не было – наверное, медсестра уже на процедурах. Хуже не становилось. Можно пройти ещё несколько шагов. Оторваться от стены. Вернуться в палату. Какая она, оказывается маленькая и тёмная. И душная. Несмотря на то, что всё время проветривается… На кровати почувствовал, как бесконечно устал. После процедур были часы посещений – он их ненавидел. К нему уже давно никто не приходил – друзей в природе не существовало, приятели пришли пару раз, семья и знать не знала, где он и что с ним… Посетители были в основном у соседа по палате. Выходные превращались в медленную пытку – его толстая говорливая жена с бесконечными пирогами, которые вечером отправлялись в помойку, его взрослая дочь со странным острым личиком, начинающая плакать или сдерживать всхлипы ещё с порога. Его бесил деловитый великовозрастный соседский сын, по сто раз переспрашивающий о каких-то мелочах, разношёрстные внуки, звонко чмокающие деда и тут же теряющие к нему интерес. Сегодня все пришли разом и галдели, выясняя отношения; было тесно, и на кровать, не спросив, умостился мальчишка лет десяти. Сел на краю, уткнулся в планшет. Сперва накатило раздражение, а потом… потом взгляд упал на экран. Там был ад. Вода бесновалась вокруг круглой башни маяка, и не было видно ни острова, на котором он высился, ни построек вокруг. Огромной высоты волны через раз легко захлёстывали верхнюю смотровую площадку, накрывали башню вместе с крышей. Обрушивались, отступали, затем вокруг вновь закручивалась тугая воронка из бушующей пены. Каждый раз казалось, что эта волна – последняя, она опадёт – и не окажется там никакой башни, схлопнется огромная пасть. Но раз за разом маяк выдерживал могучие удары, вода стекала вниз по невредимым стенам.

– Где это?

Мальчишка, казалось, не слышал. Закрыл ролик, что-то стал разыскивать.

– Это было кино?

Пацан отрицательно покачал головой. Оглянулся на него. – Это настоящий маяк. И шторм. Маяк Маре, во Франции.

– Можно глянуть ещё раз?

Мальчик насупился, помолчал. Потом пожал плечами, протянул ему гаджет.

– Поможешь?

Недовольно вздохнул, помедлил. Потом сел поближе, включил, нашёл. Уже виденное им безумство воды. Бешеный водоворот. Ветер… Он почувствовал, как ударит следующая волна, и понял, что где-то внутри разливается чудесное тепло. Вернул планшет, не досмотрев. Откинул одеяло. Осторожно встал, аккуратно налил в стакан воды, полюбовался через неё на свет. Свет собрался внутри у стенок маленькими отрывками радуг. Выпил длинными глотками. Улыбнулся, представив, как радуги вытягиваются внутри длиной цветной полосой. Растворяются в его давно бесцветном теле. Наполняют его жизнью. Отлично. Как хорошо, что вода есть везде!

Собрал вещи. Переждал головокружение и новый приступ боли. Вышел в коридор. Посмотрел на часы. Посчитал в уме. До ближайшего побережья максимум полсуток – такси, самолёт.

Значит, впереди ещё примерно две с половиной тысячи часов жизни.

Бездна времени.

Ирина Кульджанова