Читать книгу Листик неприкаянный. Криминальная драма - Тамара Владимировна Злобина - Страница 4

Верунька Ивлева на суде сказала, что сама была не против с Генкой Бовиным покувыркаться.

Она глуповато улыбалась и хихикала, отворачивая лицо от, задававших ей вопросы. адвокатов.

– С Виктором Смагиным и Иваном Вяткиным тоже была не против? – настаивал адвокат обвиняемых.

– Это они были не против, – хихикнув, ответила Ивлева, – потому и очередь устроили.

Со всех сторон посыпались реплики: кто осуждал поведение распутной девахи, кто подшучивал и над ней, и над пацанами, кто проклинал и её, и их, и судей заодно.

Генке в ту пору едва пятнадцать стукнуло, а двум его дружкам было слегка за восемнадцать. Поэтом Бовину дали меньше остальных и сначала отправили в колонию для несовершеннолетних, а когда исполнилось шестнадцать – перевели в обычную.

За год пребывания в колонии Генка уже неплохо адаптировался в уголовной среде, и обитатели колонии с ним считались, признав за своего пацана в доску. На зоне пришлось всё доказывать заново, когда один из зоновских завсегдатаев, узнав по какой статье был осуждён вновь прибывший, захотел сделать его петухом.

– Ты всё-равно ни мужик ни баба – так Полукастрат! – заявил он во всеуслышание. – Быть тебе петушком среди мужиков!

Попытка, говорят не пытка, но мужик едва не лишился своего хозяйства: Генка так вцепился в него, как бульдог в кусок мяса, что Сенька Шапошник заверещал похлеще кастрируемого борова. Визг стоял до тех пор, пока не набежала охрана и не вырубила Бовина ударом приклада по голове.

Сеньку отправили в больничку, а Генку в изолятор – пока не покается в содеянном. Генка промолчал неделю, но так и не покаялся. Для пущей острастки его продержали в карцере ещё три дня и, наконец, выпустили, наградив на прощание пинком.

Больше Бовина никто не хотел опетушить, потому как он заявил:

– Даже не думайте на этот счёт! Отгрызу любому!

Откуда на зоне узнали, что его в деревне нарекли Полукастратом, Бовин так и не понял. Видно слухи о каждом из сидельцев распространяются в тех местах с голубиной почтой.

Ещё в розовом детстве, когда ему едва исполнилось четыре года, любил Геночка по деревне голышом прогуливаться. Говорил ещё плохо, но звонить своими колокольцами уже научился: бегал по деревне и звонил:

– Тилибом! Тилибом!

До тех пор бегал пока не сорвался с цепи соседский кобель и не отхватил у мальца один колоколец. Кровищи было! А крику! Сбежалось чуть ли не пол села.

Думали, что помрёт малец. Если бы не ветеринар Леонид Сергеевич, наверное, так и случилось, но тот сразу сообразил что к чему – остановил кровь и на своей тарантайке увёз мальца в районную больницу.

Бовин старший тут же кобеля пристрелил из своего охотничьего ружья. Попытался покончить и с его хозяином, но вовремя кто-то подоспел и выбил из его рук ружьё. Пуля прошла в нескольких сантиметрах над головой Никиты Петрова. Тот даже поседел от страха в единый миг.

Бовина трое мужичков уволокли домой, но он успел пригрозить Петрову:

– Не жить тебе, урод, так и знай! Сейчас не получилось… Завтра-послезавтра жди расплаты.

В этот же вечер Никитины из села уехали, зная нрав соседа и то, что тот никогда слов на ветер не бросает.

Второй колоколец пацанёнку спасли. После этого он уже не бегал по деревни нагишом, однако, с тех пор прозвище Полукастрат приклеилось к Геннадию, как банный лист к пятой точке.

Широк всё-таки наш народ во всех своих проявлениях: помогать – так помогать, жалеть – так жалеть, ненавидеть – так ненавидеть, потешаться – так потешаться. Всё от души, всё до самозабвения.

Мать Геннадия – Катерина, была уверена: в том, что её сын стал уголовником, немалая вина односельчан. Для них всё шуточки-прибауточки, а сыну – смертельная обида. Вот он и озлобился парнишка на весь Свет Божий.

Конечно, она понимала, что большая часть вины, лежит всё же на муже – Егоре Николаевиче.

Один вид Бовина-старшего чего стоит: нелюдимый, взгляд тяжёлый, колючий из под нахмуренных бровей. Ни друзей, ни приятелей – либо нужные люди, либо собутыльники, либо случайные попутчики от которых Егор хочет что-то поиметь.

Доброты и жалости у мужика – на грош, а уж презрения и ненависти ко всем хоть лопатой отгребай. Разве может научить такой чему-нибудь доброму своего единственного «наследника»? Каково наследство – таков и наследник: недаром говорят, что яблоко от яблони падает недалече.

Отбыл своё наказание Генка и вернулся домой, а там почти полный раззор: отец два года назад замёрз по пьянке прямо у родного крыльца, мать из болячек не вылезает. Была баба, как баба, а теперь – тонкая, звонкая и прозрачная. Ни тебе в хозяйстве работница, ни по дому хозяйка. Жрать дома и то не всегда есть что. Вот и зачастил Генка в дом Редькиных: там полная чаша – и выпить что есть и закусить чем от пуза, всегда тепло, светло и вкусно пахнет.