Читать книгу Хищник. Детектив - Тамара Злобина - Страница 2

Он крался, как хищник в ночи: мягко, неслышно ступая на опавшую листву. Осенняя ночь была темна и неприветлива: порывы ветра срывали последнюю листву с деревьев и бросали в лицо человеку-хищнику. Но, несмотря на непогоду, тёмная фигура упорно двигалась навстречу ветру, словно не ощущая его остужающего дыхания.

Чуткий слух ловил каждый шорох, каждое постороннее движение. Зоркий взгляд хищника буравчиком ввинчивался в ночную тьму, выхватывая из неё, как из тёмной, больной памяти, будоражащие нервы картины.

Но тщетно он бродил сегодня по городу, пугая своим внезапным появлением бродячих собак и кошек: улицы были пустынны. Это раздражало его, вызывая неприятное ощущение бессилия и злобы. Охота срывалась.

Хищник, кружа по улицам, не чувствуя холода и усталости, повторял про себя:

– Ну, где же ты, дорогая? Где ты?.. Иди ко мне… Я жду тебя… Иди ко мне…

Этими словами он подбадривал себя, рисуя в воображении картины очередной желанной встречи с Его Женщиной.

Кутаясь в мешковатое чёрное пальто, скорее в целях маскировки, чем для того, чтобы укрыться от пронизывающего ветра, он чутким ухом вслушивался в дыхание ночного города.

Вот где-то в двух-трёх кварталах от него проехала патрульная машина с мигалкой и характерным сигналом. Человек-хищник машинально прижался к стене, стремясь слиться с ней воедино.

Во дворе дурным голосом взвыли коты: не то, пугая соперников, не то, готовясь к любовным играм. Эти щемящие, будоражащие звуки подстегнули его животное желание обладать кем-то, и как можно скорее. Мужчина ускорил шаг, всё так же пристально всматриваясь в темноту, готовый в любую минуту броситься на выбранную жертву.

Ближе к центру начали попадаться запоздалые прохожие. Мимо него прошла группа молодых людей, смеясь о чём-то своём, подтрунивая друг над другом. Их было человек пять, и они не обратили никакого внимания на идущего им навстречу человека в длинном чёрном балахоне.

Хищник упорно двигался к центру города, выхватывая из темноты цепким взором, одиноко идущие фигуры. Вот возник пожилой мужчина, бредущий куда-то тяжёлой, неторопливой поступью. Появилась супружеская пара, шествующая под ручку. Молодой человек быстрым шагом проскочил мимо, спеша, видимо, к своей возлюбленной.

Такие наблюдения всегда добавляли хищнику агрессивности, возбуждая его желания до неприличного состояния. Но сегодня всё нервировало его больше обычного: он был зол и на этих супругов, которые явно торопились в постель, чтобы получить, причитающуюся им ежедневную порцию любви; и на этого парня, спешащего к возлюбленной с единственной целью: заняться с ней любовью.

Он был зол на них за то, что природа, наградив их способностью любить, дала им это право лишь потому, что они хотят, могут, способны и за то, что лишила его, своё создание, этого права.

Бесполезные шатания привели хищника на небольшую тихую улочку, и он, вдруг, каким-то шестым чувством, ощутил присутствие самки. Ускорив шаг, через несколько минут увидел женский силуэт, двигающийся параллельно многоэтажному дому. Женщина, видимо, надеясь под его прикрытием избежать нежелательных встреч, изредка кидала беспокойные взгляды по сторонам, желая убедиться, что её не преследуют, и вновь двигалась дальше.

Что она молода, хищник уже не сомневался: лёгкость походки, стройность фигурки говорили сами за себя. И мужчина напрягся, играя сухожилиями и нервами, как струнами: походка его стала почти летящей, движения совершенны и целенаправленны.

Он уже чувствовал запах своей жертвы, её тонкие духи, запах волос, нежной кожи, роскошного тела, представляя, что через несколько мгновений всё это восхитительное великолепие будет его – только его.

Мускулы на теле инстинктивно напряглись, причиняя боль своим резким сокращением, но хищнику уже было всё равно: он как зверь, выследивший добычу, устремился вперёд за своей жертвой.

Инстинкт охотника победил всё: и вспыхнувшее с новой силой возбуждение, и болезненный напряг мышц. Все эти явления происходили как бы отдельно от его охотничьего порыва, а точнее: параллельно с ним.

Он двигался по-кошачьи мягко, прижимаясь к домам, чтобы не обнаружить себя раньше времени, и не вспугнуть жертву: регулярные охоты научили его быть осторожным, хитрым, ловким.

Женщина повернула направо и остановилась, внимательно всматриваясь и вслушиваясь в темноту, словно что-то услышав или почувствовав. И хищник затаился, сливаясь с домом в единое целое, присматриваясь к поведению своей очередной жертвы. А та, постояв несколько секунд, и, не усмотрев ничего подозрительного, двинулась дальше, ускоряя шаг.

Мужчина последовал за ней, не выпуская из поля зрения, понимая, что конечный пункт жертвы, возможно, недалёк. Он решил действовать, и после очередного поворота ринулся на женщину так неожиданно и с такой силой, что женщина упала лицом вниз, не успев даже вскрикнуть.

Падая, она успела за что-то уцепиться, и это что-то упало на спину хищника и ударило его. Но он не чувствовал боли: дикая, яростная похоть охватила каждую частичку, каждую клеточку, затуманивая сознание.

Перевернув женщину лицом вверх, хищник рванул застёжки на её груди, освобождая её от одежды.

– О, непорочная, чистая дева Мария! – шептали в исступлении его губы, лаская лицо, шею, грудь женщины.

В этих словах, в этом шёпоте было столько страсти, нежности и вместе с тем столько боли и ненависти, что могло показаться: произносивший их мужчина напрочь лишён нормального человеческого рассудка.

Мужчина отстранился от обнажённого тела, любуясь его чётко проступающим белым контуром.

– Богиня! – шептали его губы, искусанные в кровь от нечеловеческой силы желания. – Моя богиня! Ты так прекрасна в своём первозданном виде!

Руки хищника ласкали тело жертвы грубо, жадно, стараясь поднять желание на ещё более высокую черту. Его жёсткие ладони, видимо, причиняли боль женщине, и она застонала.

Хищник лишь на мгновение прекратил свои действия, желая удостовериться в том, не послышалось ли ему это, но вокруг стояла глухая тишина, укрывая, лежащих на земле, своим чёрным саваном.

Осознание этого понравилось хищнику: он оскалил зубы в довольной ухмылке, и вновь ринулся на распростёртое на земле тело. Лишь только его руки коснулись женщины, она вновь застонала. Тогда хищник впился своими кровоточащими губами в её нежные, дрожащие губы, стараясь заглушить стоны.

Его левая рука лихорадочно шарила вокруг, отыскивая что-нибудь тяжёлое. Тем временем женщина, окончательно придя в себя, постаралась освободиться от мерзкого создания, придавившего её к земле всей своей тяжестью. Она царапала его, рвала волосы, пытаясь вырваться из ненавистных объятий, но силы были явно не равны, поэтому её попытки не увенчались успехом.

Хищник, шепча что-то малопонятное, нащупал рукой осколок кирпича и со всей силой страха, желания, ненависти и любви, обрушил его на голову своей жертвы. Женщина охнула и вновь потеряла сознание, а он для верности ударил её ещё раз, разбивая голову жертвы в кровь, которая брызнула ему на лицо и на одежду.

Теперь он нервничал ещё больше: торопился, расстёгивая пуговицы на своей одежде. Хищник терзал тело жертвы губами, руками, призывая ответить на его любовь так же страстно, так же отчаянно, как это делал он, но ничего не получал в ответ – этот нежный сосуд любви был к нему холоден и безразличен.

Равнодушие к проявлениям его безграничной любви, делало хищника безжалостным мстителем за то, что в очередной раз нелюбим, в очередной раз отвергнут. Его меч возмездия, с горячей страстью входя внутрь поверженной жертвы, извергал в неё всю его боль, всю обиду, всю досаду на эту половину человечества под названием женщина.

В этот момент он чувствовал себя победителем, Наполеоном. Его глаза сверкали, как раскалённые угли. Румянец на худощавых скулах делал лицо молодыми и ужасным одновременно, словно это был вовсе не человек, а демон мщения.

Совершив обряд покорения, он положил руку на глаза любимой, прижался со всей силой страсти и любви своими дрожащими губами к её безжизненному рту и прошептал:

– Ты моя… Ты навсегда теперь моя…

Затем он поднялся, обрывая все связи, соединившие его в одно целое с Его Женщиной, глядя ей в лицо с такой любовью и нежностью, словно расставание с ней было невыносимым испытанием, наказанием.

Его голос срывался:

– Прощай, любовь моя… Прощай навсегда…

Хищник нагнулся над своей жертвой, с нежностью взял её руки и, поцеловав обе ладони, крест-накрест прикрыл ими грудь женщины. Затем какой-то одеждой прикрыл нижнюю часть её тела.

Он не ушёл с места любви до тех пор, пока не привёл себя в порядок. Почему он вёл себя каждый раз именно так – он не знал. Может быть это стало своеобразным ритуалом, а, может, он просто хотел таким образом сохранить хоть частицу тепла, частицу любви, полученную от этого странного, неумного создания – женщины, отвергающей его при свете дня и, отдающей ему свою жизнь ночью.

Потом он ушёл от неё прочь, заново переживая, смакуя все подробности этой короткой любви. Он шёл и шёл, не чувствуя ног, не ощущая холода, не опасаясь редких прохожих, косо посматривающих на странного человека, бредущего посередине улице. Его не остановил никто, хотя весь вид этого странного создания внушал подозрение.

Так бывало каждый раз. Никому не было до него дела. Вот и сейчас патрульная машина проехала мимо. Хищник усмехнулся запёкшимися губами и ушёл дальше.

Утро застало его в небольшом сквере на скамейке. Взору предстало жалкое создание: мужчина чуть выше среднего роста, непонятного возраста, уставившись потухшим взглядом в одну точку, был так далёк от действительности, что казался нереальным.

Он был худ, небрит, со ссадинами на лице и запёкшейся кровью на губах. Чёрное, не первой свежести пальто мешковато свисало с плеч, прикрывая тщедушное тело. Можно было подумать, что мужчина или нетрезв, или в глубокой прострации от перенесённого горя.

Дворничиха тётя Катя, заставшая горемыку в таком состоянии, пожалела несчастного и, подойдя вплотную, дотронулась до его плеча рукой.

– Шёл бы ты домой, касатик. Ну, что ты тут сидишь на холоде?

Мужчина поднял глаза на уровень лица тёти Кати, и что-то промычал в ответ.

– Что-что? – не поняла та. И после краткого молчания, повторила просьбу:

– Шёл бы домой, говорю. Жена, наверное, волнуется.

– Да-да, – механически произнёс мужчина, не вдумываясь в слова, – Да-да…

– Иди домой, пока в полицию не забрали, – напутствовала его сердобольная тётя Катя.

Сердобольная тётя Катя даже понятия не имела кого пожалела в эту минуту. А, если бы знала, что бы сделала? Стала дуть в свисток, что ей выдал участковый, или кинулась на это чудовище с метлой наперевес, ни на секунду не задумываясь, что он сделает с ней после этого? Возможно, и так – разве мы всегда думаем о себе в минуту опасности? Но дворник ничего не подозревала о том, кто сидит перед ней на скамье. Возможно это и спасло ей жизнь – кто знает…

Мужчина тяжело, словно нехотя, поднялся со скамьи и медленно побрёл к выходу.

До тех пор, пока он не скрылся из вида, дворничиха жалела его:

– Бедолага. Всё лицо поцарапано, синяк на лбу. Видно, дружки наподчивали. Справились, подлецы!.. Эх, и наподдала бы я им метлой, попадись они мне под горячую руку!

Но мужчина в пальто с чужого плеча этого проявления доброты и сочувствия уже не слышал: он спешил в свою комнату на окраине города, чтобы успеть помыться, привести себя в порядок, и идти на работу.

Его мысли были далеко от произошедшего с ним ночью: мужчина думал о том, что начальник был недоволен его работой, кричал, грозя окончанием терпения и увольнением с работы. Он же ничего не смог сказать ему в ответ. Думал он и о новом срочном задании, которое непременно должен выполнить качественно и в срок, чтобы вновь не подвергаться унизительным придиркам и оскорблениям строгого начальства.

Оценивая свои возможности, мужчина вытянул вперёд руки: пальцы мелко подрагивали, выдавая итог нечеловеческого нервного напряжения, перенесённого несколько часов назад.

– Как после похмелья! – усмехнулся уголками губ мужчина. И добавил рассудительно:

– Ничего, сейчас помоюсь, побреюсь, переоденусь, и всё пройдёт… Всё пройдёт, нужно просто взять себя в руки. Так было всегда… Так будет и сейчас

Открывая ключом дверь, он уже не просто знал – он был уверен в том, что всё будет именно так, как он сказал..