Читать книгу Почти идеален. Страшные истории - Тамерлан Каретин - Страница 3

В детстве меня каждое лето отправляли к бабушке в жаркую советскую республику. Нынче новую страну со своими законами и порядками, а на тот момент, ввиду недавнего разъединения, не сильно отличающимися от наших. Если быть совсем точными, то статус этой страны звучит в настоящее время как непризнанная республика, большую часть жителей которой даже в наши дни составляют русские, украинцы и молдаване.

Время, проведенное там, я вспоминаю с невероятной радостью и теплотой, свойственной лишь детям. Им не нужны великие блага, для детского счастья порой достаточно ясного неба над головой и улицы со всеми ее потенциальными возможностями для приключений. Еще очень важным составляющим естественного детского счастья является отсутствие тотального наискучнейшего родительского контроля и наличие под боком друзей, с таким же открытым и ясным взглядом познающих таинственный и загадочный окружающий мир.

Находить друзей в детстве было гораздо проще. Я мог выйти во двор и завязать дружбу практически с любыми повстречавшимися мне мальчишками и девчонками. Все было проще, все было прозрачнее, все было легче и, конечно же, все было ярче и вкуснее.

Бабушка не переставая готовила различные блюда. Да, она практически не вылезала с кухни и огорода, чтобы порадовать любимого внука и свору остальных родственников и друзей, лица которых можно встретить теперь лишь на старых фотографиях в семейном альбоме или на мраморных надгробиях городского кладбища.

Мне, как выросшему в суровых сибирских условиях мальчишке (до переезда в столицу), летний отпуск казался путешествием в иной сказочный мир, совершенно непохожий на повседневные школьные будни. Яркое палящее солнце, освежающая быстрая река, красочные сады из невиданных доселе фруктов и овощей, многие из которых доводилось видеть раньше лишь в продуктовых магазинах. Все это вызывало у меня дикий восторг и наполняло юное трепещущее сердце необъяснимым счастьем.

– Что там такое красивое растет на этом величественном дереве? Черешня? Серьезно?

Я видел ее только по телевизору. Хотя вру… Еще в книжке она мне попадалась. В какой-то сказке… Большие грузные ветки прогибались под тяжестью сочных наливных ягод, от невероятного количества которых издалека дерево казалось красным, а главное правило поедания черешни прямо с веток я узнал довольно быстро и, к сожалению, на своем личном опыте, но с вами я им поделюсь. Правило гласит: никогда не вскрывайте ягоду, пока окончательно не наелись! Да и после не вскрывайте тоже. Пусть тайное останется тайным, иначе будет очень трудно заставить себя в будущем есть ее снова. В каждой из этих красивых сочных ягодок живет по одному, а иногда и по несколько маленьких белых безобидных червячков, уютно свивших внутри себе гнездышко. После увиденного эйфория от сладкой ягоды сходила на нет, а выковыривать незваных гостей из каждой – удовольствие весьма сомнительное.

– Это значит, что там нет никаких нитратов. Все чистое и полезное, все от природы, а червячки – так это вообще белок… так что не переживай, жуй. Ну и что, что больше ста съел? Переварится! – махала рукой бабушка, видя мои сомнения.

Скажу честно: успокаивало это несильно, но на следующий день, поддаваясь этому темно-красному дурману, я обо всем забывал и вновь бесконтрольно забивал ягодами свой, казавшийся небольшим только снаружи желудок.

– А это что? Горох?

– А это? Слива?

– А это? Персики?

– Не может быть!

– А это что за странные зеленые фрукты на таких громадных деревьях? Это, Димка, грецкий орех! Так он же коричневый должен быть, ты меня дуришь! Это они потом цвет поменяют, когда созреют, а пока такие…

Для ребенка, видевшего лишь кедровые шишки, таежные ягоды, грибы и снежную-преснежную зиму, длиною в девять месяцев, это действительно было волшебством.

И лишь постоянные экстренные посещения туалета из-за частого переедания этих самых фруктов и ягод, временами совсем еще недоспелых, напоминали мне, что никакая это не сказка, а самая настоящая жизнь. Только совсем юная и беззаботная.

Даже экскременты домашнего скота назывались здесь не привычным моему слуху словом «говно», а таким необычным и загадочным «навоз». Признаюсь, впервые заметив козий навоз, я не поверил. Казалось, что это чья-то большая шутка. Кто-то просто рассыпал на дорогах круглые шоколадные конфеты. Очень много конфет на всех дорожках, но мои предположения были развеяны пастухом, прогнавшим мимо стадо коз. Увидев своими глазами появление на свет этих самых «шоколадных шариков», я потерял мой сказочный мир, он дал очередную трещину. Прямо в фундаменте.

Еще я открыл для себя удивительное и незнакомое ранее удовольствие – ходить босиком. Я топал маленькими кривыми ножками прямо по теплой и мягкой земле. На речку – босиком, по двору – босиком, на огород – босиком, и, лишь выходя в город, я должен был мыть почерневшие от грязи ноги и надевать кеды, потому что так заставляла бабушка. Я чувствовал некую теплоту, исходившую от земли и проникающую прямо в меня. Это доставляло мне истинное наслаждение, в отличие от большинства других детей, которые ходили так не ради удовольствия, а исключительно по причине бедности. У многих семей в этой стране просто не было денег на обувь.

Но самым фантастическим и захватывающим приключением оказалась охота за раками. Да-да, самые настоящие живые раки, с двумя клешнями и двумя длинными усами. Прогуливаясь с родным дядькой вдоль берега реки, мы искали небольшие размытые волнами обрывы, заходили по колено в воду и ощупывали руками эти выступы в поисках норок. Такие места просто кишели маленькими подводными пещерками, в которых с легкостью помещались среднего размера раки и моя тонкая рука. Принцип ловли был простым до невозможности: рак хватал меня за палец, а я, превозмогая боль, вытаскивал его на поверхность. Страшно было только в первый раз. Ну, или первые несколько раз. После пятой, десятой, двадцатой норки боль от клешней притуплялась и практически не ощущалась, оставался лишь охотничий азарт. Таким образом, обойдя за пару часов несколько километров берега, мы собирали два пакета раков и кормили вечером свежим деликатесом всю многочисленную семью. Я настолько впечатлился данным процессом, что по возвращении домой к родителям на протяжении нескольких недель видел во снах, как брожу по колено в воде вдоль теплого живописного берега в поисках маленьких темных норок. Просыпаясь с ощущением тоски и разочарования, я надеялся, что следующий год пролетит скоростным поездом и вновь наступит лето. Я снова туда вернусь и снова стану счастливым.

С тех пор миновало много лет. Практически все некогда здоровые и счастливые родственники переместились из просторного светлого дома на небольшое хмурое поле, обнесенное бетонным забором и усеянное крестами да надгробными плитами. А те, кто еще держался за этот мир, уже давно меня не помнили, как и я их. Я благополучно окончил школу, даже без троек. Затем последовало пять лет гулящей институтской жизни, во время которой похвастаться примерным поведением и хорошей учебой я вред ли смогу, но диплом у меня на руках появился. Дальше армия, свадьба, дети и все то же самое, что происходит с большинством людей на пути из роддома в могилу. Это все и называется жизнью. Этот путь обманчиво скоротечен, он оставляет за собой лишь яркие воспоминания, и то на какое-то время.

Но память о поездках к бабушке продолжает надежно храниться на заслуженном месте моей памяти в разделе «ах, это счастливое детство».

Поэтому, когда на работе мне предложили слетать в месячную командировку в места моей беззаботной юности, я просто не смог отказаться. Конечно, это все было чем-то совсем другим, но мною сразу овладело некое воодушевление.

Жена восприняла новость о моем отсутствии весьма спокойно, дети немного покапризничали, но современные технологии позволяют видеться и общаться с кем угодно на любых расстояниях в любое время дня и ночи. Поэтому уже через неделю, собрав сумку и вылетев на самолете, я был в лучшей городской гостинице этой солнечной страны на расстоянии нескольких тысяч километров от своей семьи.

Днем я работал в офисе, участвовал в постоянных встречах и совещаниях, а вечерами созванивался по видеосвязи со своими родными.

В первые выходные я запланировал поездку по местам своей юношеской славы, первым делом посетив главную достопримечательность этого чудесного, наполненного общительными и приветливыми людьми города – городскую гидроэлектростанцию. На простом языке – плотину. Она обеспечивала электроэнергией не только сам город, но и всю небольшую республику. Бабушкин дом располагался прямо за ней, вниз по течению.

Доступ на саму плотину в течение дня был открыт. Любой желающий за символическую плату мог пройтись по ней и понаблюдать за тем, как тонны прохладной воды слетают вниз прямо на гигантские лопасти, заставляя их довольно быстро крутиться и вырабатывать жизненно необходимую современному человеку электроэнергию. Это зрелище весьма захватывающе – большие волны, потоки взбивающейся пены, жуткий гул, разносящийся на километры вокруг и надолго сохраняющийся в памяти, выступает будто свидетелем покорения природы человеком.

К сожалению, у всего, что подчиняет себе человек, есть обратная сторона. Для природы это практически всегда заключается в непоправимом вреде. Вот и у этого чуда инженерии существует небольшой изъян. Он заключается в том, что большая часть рыбы, будь то крупная или не очень, проходя через лопасти ГЭС погибает. Я неоднократно оказывался этому свидетелем в детстве. Живая речная вода, отдав людям немного света и тепла, становится мертвой. Для того чтобы поймать хорошую рыбу дальше по течению, не обязательно иметь в руках удочку. Временами, купаясь, мы просто вылавливали из воды контуженных или раненных ударом лопастей гигантских, по мальчишьим меркам, толстолобиков. Они были еще живы. Мы доставали вяло сопротивляющуюся из последних сил рыбу из воды, просовывали длинную палку через жабры, закидывали ее на плечи и тащили этих жертв современного мира домой на ужин. Бабушка всегда радовалась подобным находкам. Таким большим «зверем» можно было накормить всю семью, и не единожды.

Осмотрев плотину, я медленным шагом пошел вниз по течению вдоль реки, по возвышенной насыпи, которая тянулась с обеих сторон от воды чуть дальше берега и выступала гарантом того, что соседние районы не затопит в случае чрезвычайного происшествия скопившейся сверху водой. Внизу, поодаль, мелькали бесконечные огороды, засеянные в основном кукурузой, картошкой и горохом. Сады с фруктовыми деревьями, огурцами и помидорами люди старались держать поближе к дому и обеденному столу, а более неприхотливые и менее востребованные – в поле.

Спускаясь по наклонному пригорку, я окунулся в тень многолетних тополей. Как странно, в детстве они казались мне такими громадными, словно касались макушками облаков. Они и сейчас сохранили свое величие на фоне такого незначительного маленького существа, как человек.

Как я.

Правда, теперь я вижу, что до облаков им еще расти и расти.

Пыль от шагов рассеивается, набиваясь в бесконечные трещины на сухой земле. Засуха в этих краях не является чем-то неожиданным, как, например, снегопад в России каждую зиму для коммунальных и городских служб. Она составляет полноценную часть летнего сезона, такого жаркого и долгого.

Холмистый хребет тянется от плотины до самого горизонта. В детстве и он казался выше. Чтобы забежать на самый верх, требовалось немало усилий. Подготовиться, отдышаться, размяться, а заехать на него на велосипеде было несбывшейся мечтой, просто нереальной. Зато с каким удовольствием с него можно было съехать… Ветер дул в лицо с бешеной скоростью, колеса неслись по бугристой дороге так быстро, что казалось, быстрее могут летать лишь истребители. Очень важным в процессе скоростного спуска было не налететь на слишком большую кочку или не попасть в яму, чтобы не кувыркнуться вместе с велосипедом на полном ходу. На такой скорости с тобой может произойти лишь одно – ты превратишься в пыль. Ту, что разлетается под ногами при каждом шаге.

На моей памяти ни с кем такого не происходило, и после очередного спуска велосипед вновь затаскивали наверх для нового рывка.

Вот вдали на тропинке показались коровы. Они шли не спеша, подгоняемые пастухом на новое место кормежки. Пастух плелся сзади и временами слегка вскрикивал на отстающих и пытающихся отщипнуть пучок свежей зелени с ближайшего огорода буренок. Он держал в руке тонкую гибкую ветку и делал показательный амплитудный замах в сторону нарушителя. В принципе, этого было достаточно. Коровы за множество однообразных дней своей жизни хорошо запомнили, где расположен их дом, где самые аппетитные пастбища, а еще они хорошо запомнили, что удар веткой – это больно. И видя замах своего сопровождающего, сразу бежали вперед догонять остальное стадо.

По округе раздался яростный крик петуха, который кукарекает не только по утрам, как я считал в детстве, а практически всегда, когда ему вздумается. Ему в ответ с другой стороны улицы раздался рев молодого быка. Не знаю, понимали ли они друг друга…

Я шел медленным шагом вдоль улиц частного сектора, рассматривая окрестности. Земля под ногами в этом районе была обильно засыпана мелким щебнем и плотно истоптана ногами и копытами. Автомобили здесь довольно большая редкость, поэтому и асфальт считается ненужной роскошью, по мнению администрации города. Вдоль дороги и всей улицы, прямо у заборов, тянется небольшой ручеек. Сейчас, в период засухи, он полностью пересох, но я помню, какую он обретает силу и могущество в сезон обильных ливневых дождей, просто смывая все накопившиеся в русле камни и мусор, разливаясь по всем улицам, грозно напоминая забывшим жителям о своем существовании.

Ближе к центру города дома становились выше, а дороги – ровнее. Изобилие домашнего скота на окраинах постепенно сменяется изобилием машин и людей. Ностальгия и легкое чувство восторженности наполняли меня изнутри и лились через край. Я мог бы посвятить этой прогулке целый день до самой глубокой темноты, но этим планам не суждено было сбыться. По крайней мере, сегодня.

Жуткое трагическое событие, непроизвольным свидетелем которого я удосужился стать, нарушило всю мою идиллию и вывело меня из тумана ностальгических воспоминаний. Гуляя по тротуару одной из центральных улиц, название которой я никогда не знал, я услышал резкий свист автомобильных тормозов. Обернувшись, я увидел, что выскочившая на слишком высокой скорости машина не вписалась в довольно крутой поворот и начала петлять из стороны в сторону, потеряв управление. Все произошло так быстро, что я не успел даже пошевельнуться, я успел только увидеть. Я всегда думал, что если на меня когда-нибудь вылетит с дороги автомобиль, то я со своей холодной, расчетливой головой и быстрыми ногами имею неплохие шансы от него увернуться. Если, конечно, машина не мчится со скоростью гоночного болида. И да, это были сказочные догадки человека, никогда не оказывавшегося перед несущимся навстречу поездом или быком. Человека, незнающего, что такое чувство оцепенения.

А сейчас, в эту самую минуту, мне предстала подобная картина, только с пометкой: «реальность такова», как по учебнику. Идущая на противоположной стороне дороги по тротуару парочка, оказавшаяся на пути смертельной траектории движения железного убийцы, застыла на месте, будто вкопанные статуи. Всего несколько секунд, разделяющих жизнь до и после. Всего несколько секунд, таких же быстрых, как миллионы до и миллионы после, но ставших роковыми. Всего несколько секунд и жесткий глухой удар, сопровождающийся хрустом ломающихся костей и шмяканьем упавшего на асфальт разбитого тела. Всего несколько секунд, и тишину нарушает истошный женский крик, наполненный необъятной болью и страхом. Такими глубокими, что их горечь прочувствовал даже я, находящийся в сотне метров.

Машина пронеслась еще немного и врезалась в бетонную ограду. Женщина стояла над неестественно скрюченным мужским телом, наблюдая за тем, как под ним разливается все большая и большая лужа крови, истошно кричала и рвала на себе волосы. От всей этой картины и звука по спине у меня пробежали мурашки. Ее саму машина, видимо, даже не задела, а вот спутнику досталось по полной. Он перелетел через капот, разбил головой лобовое стекло, взмыл вверх и рухнул прямо у ее ног.

В один миг мне даже почудилось, что в момент удара они так и продолжали держаться за руки, но это было неточно…

Набирая на ходу номер местной службы спасения, я подбежал к пострадавшему. Давясь слезами, девушка нервно суетилась вокруг, пока не пришла, как ей показалось, к вполне логическому, но смертельно опасному во многих случаях действию – потянулась к потерпевшему руками и попыталась его перевернуть.

– Не трогайте, ради бога! – рыкнул я так громко, как только мог. – Я уже вызвал скорую помощь, а его шевеление может только усугубить ситуацию.

К слову, при каждой командировке в другую страну первым делом я записываю в телефонную книгу мобильника номера местной службы спасения. Это выработалось в довольно полезную привычку, спасибо жене. Сказать пару слов по-английски и назвать ближайшую улицу не составляет большого труда, а здесь и того проще: по-русски понимают все без исключения.

Женщина мигом отдернула от него свои трясущиеся руки и взглянула на меня:

– Вы доктор? Посмотрите на него, вы сможете ему помочь? Пожалуйста, скажите, что вы доктор!

Мужчина лежал на животе вниз лицом, его нижняя половина туловища была слегка вывернута наверх на угол, явно превышающий возможности тела здорового человека, если, конечно, он не был акробатом из цирка, в чем я сильно сомневался. Ноги неестественно смотрели друг на друга. Рубашка порвана и заляпана пятнами чернеющей крови. Сейчас он был похож на умирающего бомжа. В этом человеке было очень трудно распознать чистого, здорового и счастливого мужчину, еще несколько минут назад спокойно прогуливающегося под руку со своей девушкой. Сейчас он вызывал легкое чувство отвращения и брезгливости.

Но он еще дышал. Тяжело и прерывисто, чувствовалось, что каждый вздох давался ему неимоверными усилиями и приносил такую боль, которая способна повергнуть в шок весь скапливающийся вокруг аварии народ. Эта боль не могла вырваться наружу и, к его большому сожалению, скапливалась внутри умирающего тела.

Плач девушки усиливался.

– Господи, да как такое могло случиться? – навзрыд кричала она, обращаясь ко всем присутствующим разом, пробегая по напуганным и сопереживающим лицам заплаканным взглядом. – Скажите, он выживет? Пожалуйста, скажите мне, что он выживет…

– Да, конечно, выживет… – сказал негромко человек из общей массы, но встречаться с девушкой глазами не решился и сразу опустил взгляд. Всем было ясно, что с такими ранами люди не живут. Скорее всего, один из этих прерывистых резких вздохов в ближайшие минуты окажется для потерпевшего последним.

Она тянула к нему руки в надежде хотя бы коснуться своего любимого, но затем резко отдергивала обратно и прижимала к своему лицу. Я находился к умирающему ближе всего. Его голова слегка дернулась и повернулась на бок, в мою сторону. Со лба мужчины стекала на асфальт тонкая струйка алой крови. Но то, что я увидел дальше, повергло меня в куда больший шок, чем последствия всей аварии, а казалось, что сегодня сделать это уже было невозможно. Мужчина резко поднял тяжелеющие веки и посмотрел на меня.

«А ведь я его знаю!» – молнией вспыхнула в голове мысль под тяжестью этого предсмертного взгляда. Он пристально на меня посмотрел, и губы слегка зашевелились. Я был готов поклясться перед кем угодно, что он меня тоже узнал и перед смертью произнес мое имя: «Дима». Только сил издать нужные звуки у него не оставалось. Он просто произнес его беззвучно губами, закрыл глаза в последний раз и затих навсегда. Его спутница несколько раз порывалась сделать ему искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, хотя, вероятнее всего, не умела ни того ни другого. Благо стоящие рядом люди не позволили ей издеваться над переломанным, умершим любимым человеком.

Все это время я сидел на корточках как изваяние и не мог оторвать от его лица свой взгляд. Мои конечности охладели и налились свинцом. Мужчина умер, испустил свой дух, а я продолжал пялиться и узнавать в нем все больше и больше знакомых мне черт. Этот лоб, на котором подсыхала остывающая кровь. Этот нос с небольшим аккуратным шрамом, который он получил в детстве, сбивая с крыш дома снежками сосульки. Этот подбородок с небольшой ямочкой, которая ютилась на его лице еще с юных лет.

Этот взгляд… Предсмертный, но такой знакомый… Он узнал меня, сомнений не оставалось.

Это был Арсений – мой одноклассник и давний школьный приятель!

Под страшный и несмолкаемый плач, временами переходящий в самый настоящий вой женщины, потерявшей близкого и, должно быть, горячо любимого человека, я стоял и рассматривал своего давнего знакомого. Теперь уже мертвого давнего знакомого. Что за дьявольское стечение обстоятельств? Кто дергает за эти злобные нити судьбы? Как такое вообще могло совпасть?

Я был искренне поражен случившимся. Стать свидетелем трагической гибели своего школьного одноклассника, которого ты много лет не видел, да еще и в совершенно другой стране. Да еще и от действий наверняка пьяного водителя, который к тому же под шумок умудрился благополучно покинуть место аварии, пока народ был отвлечен потерпевшим. Это все казалось немыслимым.

Но оно случилось и произошло именно со мной.

Жизнь удивительна, она способна на что угодно. Запутаннее и чуднее историй, происходящих в реальной жизни, не способен придумать ни один писатель.

Пока прибывшие медики осматривали остывающее тело, временами перешептываясь, будто видели мертвеца впервые в жизни, я сел на деревянную скамейку прямо перед местом аварии и глубоко и скорбно задумался.

Арсений… Не Сеня, как он любил поправлять – «имя деревенского простачка», и не Арсен – «с кавказским акцентом», а именно Арсений. Других вариантов он не приветствовал.

Я всегда думал, что он добьется в жизни всего, чего только захочет. Что повстречаю его не на аллее парка страны СНГ, а как минимум увижу по телевизору, а жить он будет исключительно в престижном районе Майами.

Арсений был самым удивительным человеком не только в нашем классе, но и думаю, что во всей школе. Да-да, я не побоюсь этого заявления. Такие рождаются лишь один на миллион.

Помню, в классе седьмом-восьмом, когда нам начали преподавать уроки физики, он сидел за партой с круглой отличницей. Преподавательнице, находящейся уже давно в преклонном возрасте, все это жутко не нравилось. Особенно то, что он все время был весел и часто баловался, а все контрольные работы сдавал на отлично. Физика – это не тот предмет, где можно веселиться, считала она, а его отличные оценки объясняла хорошим умением незаметно списывать у своей соседки по парте. Поэтому накануне итоговой годовой контрольной работы учительница, не имея никаких фактических доказательств, кроме личных догадок, подняла Арсения перед всем классом, обвинила в систематических списываниях и предупредила, что на самой контрольной посадит его рядом с собой. Там как раз пустовала одна парта, на которой обычно хранился инвентарь для практических экспериментов.

Арсений воспринял этот укор весьма болезненно, как личное оскорбление, но сразу виду не подал. И когда наступил день икс, день той страшной контрольной работы, учительница в силу возраста благополучно позабыла обо всех обещанных угрозах. Зато о них не забыл Арсений. Первым делом после прозвеневшего звонка он сам подошел к ней и поинтересовался, куда ему нужно сесть, чтобы не списывать. Учительница освободила от лишних вещей парту у самой доски и посадила его за нее, одного, перед всем классом, раздала листочки с заданием и села читать газету за свой стол. Спустя полчаса под удивленные и волнительные взгляды всех остальных, даже круглых отличников Арсений сдал свою работу самым первым и вышел из класса. Учитель физики не держала тех, кто заканчивал раньше отведенного на работу времени. Он просто положил листок на край ее стола, попрощался и вышел. Как только дверь за ним захлопнулась, она бросила немного надменный взгляд на его сданную работу, пробежалась по ответам, ухмыльнулась и слегка покачала головой.

На следующем уроке, через неделю, когда объявляли оценки, она снова его подняла, но уже не с упреками. Я первый раз видел, как взрослая, вредная и весьма сварливая учительница хвалила ученика и весьма скованно извинялась. Никогда до и никогда после подобного за ней такого не наблюдалось. Одним из немногих Арсений получил за контрольную оценку отлично, даже его соседка могла похвастаться только отметкой хорошо.

Арсений был с характером с самого детства.

Я всегда восхищался такими людьми. Люди с подобным складом ума встречаются довольно редко. Это люди, которые получают хорошие оценки не потому, что весь день накануне бездумно зубрят нужный материал, а потому что понимают его. Просто разбираются что, как и для чего. Он им интересен, они проникаются им. И если б они не ленились, а систематически делали домашнее задание, то стали бы любимчиками большинства учителей. Таким был и Арсений во всех так называемых точных науках. Математика, физика, геометрия… Он практически никогда не делал домашнюю работу, но зато всегда уверенно рассказывал у доски, поэтому его годовая оценка балансировала между тройкой и четверкой, но ему было все равно: эти оценки не отражали реальный уровень знаний и умений.

Интересовавшие его вещи, к которым Арсений был неравнодушен, были изучены досконально. Он углублялся в них с головой и на все свободное время. Жаль, что они лишь изредка пересекались со школьной программой. Таким образом, все остальное проплывало мимо него.

Мы частенько с ним пересекались, даже сидели на уроках труда за одной партой. Порой он вырезал из дерева какую-то деталь и увлеченно мне о чем-то рассказывал. Эта картина стояла у меня перед глазами, словно происходила не 20 лет назад, а вчера.

Еще мы пересекались на тренировках по греко-римской борьбе, которую, кстати, преподавал после школы опять же наш учитель труда. Или просто трудовик. Я нечасто боролся с Арсением, ибо был с детства довольно щупленьким, не в его весовой категории. Это сегодня, благодаря моему пивному животу и офисному образу жизни, наши веса наверняка сравнялись, а раньше я был гораздо стройнее, но уже и тогда, в далеком детстве, все знали, что Арсений обладает хорошей физической силой. Он был очень трудолюбивый, я бы даже сказал, упертый и целеустремленный. Ближе к выпускному его плечи сравнялись по ширине с плечами нашего учителя физкультуры, не говоря уже о кубиках пресса, по которым сходили с ума толпы девушек, которым случайным и не только образом довелось их лицезреть.

Сильный, красивый, сообразительный и умный – разве не это образ идеального мужчины? Я забью еще один гвоздь: он был не просто умным, а остроумным. По идее, при таком наборе качеств подросток должен быть слегка (а может, и не слегка) высокомерен по отношению к остальным мальчишкам и являться бездумным пожирателем женских сердец. Однажды я оказался свидетелем, как две бойкие его поклонницы, которых всегда было хоть отбавляй, за школой пытались вырвать друг другу волосы со всей женской яростью, свойственной лишь прекрасной половине человечества. Не знаю, был ли в курсе происходящего сам Арсений. Думаю, он был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить такому произойти в своем присутствии, но его там не оказалось. Не знаю, что по итогу досталось победительнице, кроме расцарапанного лица и клока выдранных волос побежденной…

Он любил девушек, но какой-то не подростковой любовью, когда мальчишки норовят залезть под юбки и скорее бегут похвастаться перед этим своим друзьям, зарабатывая себе авторитет, который с каждой последующей юбкой только возрастает. Чем больше, тем лучше. Арсений же был совершенно другим.

– Знаешь, Дима… – говорил он мне на уроке труда, зажав в настольных тисках маленькую деталь и аккуратно обрабатывая ее небольшим напильником. – Я недавно открыл для себя довольно странную мысль… Что мне больше нравится общество девушек, чем пацанов. Я чувствую себя в их окружении даже более комфортно.

– Ну, ты это поосторожнее с такими желаниями, а то в 21 веке возможно все. И грудь пришить, и пол поменять, и всегда в окружении женщин быть.

Он улыбнулся, даже не взглянув на меня:

– Я не об этом. Я восхищаюсь девушками, их природой и их натурой. Они весьма забавные, ну, в другом смысле… Любят придавать значение незначительным вещам: им значимо то, что в действительности неважно, и малоинтересны важные вещи. Для них вся жизнь состоит из мелких деталей. Чем больше я общаюсь с девушками, тем восторженнее реагирую на их склад ума и на несправедливость окружающего мира, который создали именно мы, мужчины. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Мир существует в гармонии – всеми известные инь и янь, черное и белое, день и ночь. Так и у людей. С одной стороны находятся хрупкие, волнительные, эмоциональные во всем, что можно сделать красивым, если оно не считается таким с рождения, и чувственные, в конце концов, женщины. Ты обращал внимание, как щепетильно они следят за каждой своей деталью, например, ноготками? Ты видел, какие они у них ухоженные, ровные и аккуратные? Многие из нас стригут ногти, лишь когда они действительно начинают мешать, а некоторые и вовсе не пользуются ножницами… Зачем, думают они, есть же зубы, можно их просто сгрызть! Так вот, а с другой стороны находимся мы, грубые заготовки под человека, в большинстве своем страшные и неотесанные деревенщины. У нас есть они, и мы становимся от этого нежнее и счастливее. А у них, к сожалению, мы, которые чаще всего даже не способны их понять. Порой мне их даже немного жалко. Они видят в нас гораздо больше, чем там есть, они видят нас лучше, чем мы являемся на самом деле. Они заслуживают гораздо больше, чем мы в силу своей природной ограниченности можем им дать.

– От всей твоей речи я не стал понимать больше, кроме одного… Я понял, что ты действительно загнался….

Даже сейчас, вспомнив тот давнишний диалог с высоты моего достаточно объемного жизненного опыта, он кажется мне несколько странным и необычным для подросткового возраста. А тогда мне оставалось лишь посмеяться да покрутить мысленным пальцем у мысленного виска. Мой круг интересов не распространялся на такие глубокие философские темы. Я был намного проще, таким же и остался по сей день.

Но тот разговор все же запомнил. Ту странность и нестандартность мышления, которой обладал Арсений. Специфичность ума и взглядов на мир были его яркой особенностью. С того момента я действительно стал замечать, что он гораздо чаще оказывался в обществе девушек всех мастей, чем парней. Отличницы, троечницы, красавицы и не очень, постарше и помоложе. Казалось, что в их окружении он чувствует себя рыбой в воде, счастливым и заинтересованным.

Наглые и задиристые мальчишки временами озвучивали ему претензии, но старались делать это в более шутливой форме:

– Ну, чего… потрахиваешь их? Всех девок у нас увел…

Арсений отвечал не менее весело:

– Вам-то они зачем? Вы и с Серегой-Колей-Мишей близко дружите!

Порой ребята пообидчивее и постарше пытались его проучить и надавать тумаков за излишнюю… Да за что угодно! Разве мало поводов? Даже не так! Разве нужен еще какой-то повод? Но их интерес быстро поиссяк.

Вскоре все узнали, что Арсений любит посмеяться с кем-то, но не любит смеяться над кем-то (исключением был лишь он сам) и очень-очень хорошо дерется. Спасибо за это тренеру по борьбе, мальчишка хорошо стоял на ногах, быстро двигался и не давал сопернику ни опомниться, ни повалить себя, ни подняться. Это фактор вообще играл ключевую роль во всеобщем уважении в дворовых мужских взаимоотношениях. Он был компанейский, но при этом оставался сам по себе и себе на уме, со своими мыслями и мнением.

После окончания школы Арсений поступил в довольно известный столичный институт на физико-математический факультет. Причем, насколько мне было известно, факультативно он занимался чем-то вроде углубленного изучения ядерной промышленности или чего-то вроде того. В общем, такой набор слов, что вызывает во мне дикий ужас и по сей день.

Первое время после школы мы встречались с одноклассниками (бывшими) каждый год в начале февраля, когда во всех учебных заведениях проходят встречи выпускников. Наиболее общительные активисты, а чаще всего активистки, за несколько недель, а то и месяцев, обзванивали всех, чьи номера смогли отыскать, приглашали, а чаще всего уговаривали, и бронировали какой-нибудь ресторан на весь вечер. Я никогда не был против подобных мероприятий, но признаюсь, быть трезвым на них лично для меня достаточно скучно. Поэтому, придя туда, я пью…

Кто-то рассказывает про детей – я пью, про работу – я пью, про личную жизнь и несправедливость этого жестокого мира – вы знаете, что делаю я. При этом мне весело и я превращаюсь легким взмахом бутылки в довольно неплохого слушателя. Разве это плохо?

На несколько самых первых подобных встреч удавалось собрать почти весь коллектив в полном составе, но с каждым годом количество приходящих людей неуклонно падало, все ниже и ниже, а приходившие на эти мероприятия выглядели все хуже и хуже. Старели, толстели, у многих пропадал юношеский азарт в глазах, он сменялся на мутную пелену тщетного бытия и скуки повседневной однообразной жизни. Да, в школьные годы эти перспективы быть взрослым и ни от кого независимым выглядели несколько иначе, чем в действительности. Увы…

Девушки меняли фамилии (так, что пару лет назад я уж и не смог вспомнить, кто из них кто) и тоже сильно видоизменялись. В своем большинстве – далеко не в самую лучшую сторону. Кто-то разводился или уходил из семьи, кого-то бросали вместе с детьми на милость судьбы, у кого-то кто-то умирал. Вокруг творился тот еще жизненный винегрет.

Арсений не пропускал эти встречи. Всем всегда было интересно больше всего, как живет и чем занимается самый необычный ученик. Но, к всеобщему разочарованию, в вопросах своей личной жизни он оказывался весьма немногословен и скрытен. Попытаюсь изложить все, что за долгое время из него получилось вытянуть…

Еще будучи студентом, он подрабатывал лаборантом на одной из институтских кафедр. Завел себе много знакомств в узких научных кругах. Ездил на всевозможные олимпиады и научные конференции. После учебы его сразу с руками и ногами забрали в некий секретный НИИ, где Арсений довольно быстро, благодаря своему непосредственному активному участию в нескольких успешных открытиях и прибыльных финансовых проектах, неплохо поднялся по карьерной лестнице.

Помимо этого, он довольно солидно заработал денег, ибо обычные профессора и лаборанты вряд ли могут позволить себе покупку электрокара самого известного на сегодняшний день бренда, на котором он приезжал. Да, деньги у него водились. Для сравнения: в то же самое время я ездил на купленном в кредит «солярисе», а я относил себя к среднему рабочему классу с вполне приличной заработной платой.

Больше всего меня да и всех остальных удивляло в повзрослевшем Арсении отсутствие семьи. У него всегда было много девушек, они дарили ему свою любовь, свою заботу, свое время и свою молодость, но, в силу ведомых лишь ему обстоятельств, он не привязывался ни к одной из них по-настоящему крепко. Иногда, размышляя об этом, я приходил к выводу, что, возможно, Арсений просто не влюбчив и не умеет любить в том смысле, в котором все воспринимают это слово. Для него все они были одинаковыми – интересными, нужными, важными, но не особенными. Либо особенными, но все сразу. Он, если можно так выразиться, не отвлекался на личную жизнь, это было второстепенным или даже третьестепенным. Может, именно поэтому и стал таким успешным уже к своим годам, я не знаю, но, возможно, это еще одна из причин. Основной я все же считаю его необычный ум и нестандартность мышления.

То, каким он был…

Был…

Какое мерзкое слово в прошедшем времени, означающее невосполнимую потерю, утрату, нечто ушедшее навсегда.

Наблюдая за тем, как тело, накрытое белой простыней, медленно грузят в карету скорой помощи, я достал из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил. На вкус она была невероятно противной, а мысли о бессмысленности наших жизней закружились в моей голове, вызывая лишь ноющее чувство горечи в груди.

Спустя пару минут я поднялся и на ватных ногах поплелся в сторону гостиницы. Теперь я смотрел только перед собой, дома и улицы меня больше не интересовали. Это событие изрядно подпортило мне настроение от оставшихся командировочных дней. Эйфория детских воспоминаний улетучилась безвозвратно, оставив в душе тоскливый отпечаток грусти. Я затосковал по жене, своим шумным и постоянно что-то кричащим детям и уютному родному дому.

За несколько дней до отлета домой я все же решил попрощаться с Арсением. Отдать, так сказать, ему дань уважения. К этому времени мной полностью овладела стадия принятия всего происходящего вокруг.

По моей просьбе наш местный начальник сделал несколько звонков, и к обеду у меня появилась информация о месте захоронения мужчины, которого на тротуаре сбила машина. В этом городе новости о подобных происшествиях мигом разносятся по округе и еще надолго остаются на устах местного населения. Люди здесь в основном живут тихо и мирно, поэтому подобная авария – это весьма нетипичное событие, а гибель человека – из ряда вон выходящее происшествие.

– Короче, доедешь до кладбища на 42-й маршрутке, прям от нашей остановки, там зайдешь, линия 12А, повернешь на нее и иди до самого конца, он похоронен прямо у забора. Разберешься?

– Да, Виктор Степанович, большое спасибо.

– Пффф, было бы за что? Дело-то благое…

Я вышел с работы пораньше, купил в цветочном ларьке пару гвоздик и отправился на городское кладбище на окраине города.

Странные ощущения терзали мою совесть на входе, ведь здесь тоже похоронены все мои местные родственники, а я шел навещать не их, а школьного приятеля. Где были расположены их могилы, я не имел ни малейшего представления. Возможно, за ними уже давно никто не ухаживал и они полностью заросли сорняком так, что даже кресты и надгробные таблички были уже неразличимы.

По-хорошему было бы неплохо посетить и их тоже. В первую очередь…

«В следующий раз уж точно подготовлюсь и схожу», – подумал я, понимая, что следующего раза, скорее всего, никогда и не случится.

Банально, но кладбищенская атмосфера всегда навевает на меня определенную жуткую тоску. Сколько же очагов скорби вспыхивало в этом месте и гасло, оставляя за собой медленно зарастающую рану в сердцах близких людей и холмик, присыпанный прохладной землей. Лишь деревянный крест да мраморная табличка с совершенно не емким содержанием в виде имени и двух дат – рождения и смерти – остается на поверхности, не отображая никакой информации о самом человеке.

Какой он был?

Хороший?

Не очень?

Многим помогал?

Или мешал?

Сделал ли кого-то счастливым?

Или, наоборот, несчастным?

Все это теперь скрывается в темноте за толщей сырой земли, остается за кадром, как бы предупреждая, что теперь это все не так уж и важно. Только имя и две даты, разве теперь этого недостаточно? Начало и конец.

Идя по центральной натоптанной дорожке кладбища, я был искренне удивлен количеством памятников. Безликих крестов практически не оставалось, вдоль всего пути возвышались гранитные плиты с различными лицами и эмоциями, такими, которые выбрали те, кому довелось их хоронить. И такими, какими их хотелось запомнить. Улыбающимися, хмурыми, серьезными или счастливыми. По фотографии уже можно было предположить, каким мог оказаться человек при жизни.

Я шел неспешно, вглядываясь в эти незнакомые лица и вчитываясь в их имена. Казалось, покойные были этому рады. Говорят, что человек жив, пока живет о нем память, а я словно добавлял этой памяти еще один вдох своим мимолетным вниманием.

Вот на меня смотрит с портрета грузная круглолицая женщина Ирина Николаевна, скорее всего, бывшая учительница. Легкая улыбка и пронзительный воспитательный взгляд, под которым хочется сесть за парту ровно и не шевелиться, навсегда впечатались в холодный камень.

Вот суровые глаза Олега Степановича. Грозный ветеран стоит в военной форме, грудь в орденах и медалях. Хмурый и мужественный, как и полагается быть человеку, прошедшему тернистый путь по страшной тропе войны.

Вот передо мной предстало совсем еще юное лицо. Господи, промежуток между датами всего 16 лет. Анастасия Георгиевна. Даже не так, просто Настя! Тебя-то каким ветром занесло в это царство мертвых? Юношеский задорный взгляд и кудрявые волосы, еще совсем ребенок. Тебе бы жить и жить, дышать, радоваться, грустить, влюбляться, познавать мир… А не печалить всю родню и всех знакомых таким ранним уходом. Тебя здесь быть не должно! Но жизнь такая…

Здесь многих быть не должно, но они покоятся здесь.

Линия 12А. Я свернул налево и пошел по более заросшей и узкой тропе в сторону возвышающегося бетонного забора. Сразу за ним, свесив свои громадные ветки прямо над крайними могилами, одновременно закрывая их от палящего солнца, возвышались огромные тополя. Ветер ласково перебирал их зеленые листья, нарушая шелестом своей игры глухую заупокойную тишину.

Еще достаточно свежую могилу Арсения я увидел издалека, она располагалась с самого края. Темная, не успевшая зарасти травой. Лишь редкие растения пробивались через корку подсохшей земли и тянулись к свету. Задумчивый глубокий взгляд, улыбка, больше похожая на ухмылку, небольшой шрам на носу.

Фотография на плите Арсения казалась такой яркой, будто он живой прячется за камнем, укрыв лицо, а теперь, узнав, что я его раскусил, встанет и посмеется вместе со мной над этой глупой черной шуткой. Но судьба не считается с нашим мнением, ей такие шутки несвойственны.

Я опустил свой взгляд на табличку, и в один миг молния, сверкнувшая в голове, разрушила всю цепочку моих тоскливых философских мыслей.

Я замер в изумлении.

Прямо под фотографией Арсения значилось совершенно незнакомое мне имя. Не совпало ни имя, ни фамилия. Отчества я, к сожалению, не знал, как и день его рождения, но год соответствовал моему.

Хм, неужели я так сильно промахнулся? В меня вгрызались сомнения. Я снова стал всматриваться в лицо этого человека, и моя уверенность слегка пошатнулась. В последние годы мы виделись не так часто, чтобы быть уверенным на все 100 процентов. И теперь, глядя на незнакомое мне имя, эта неуверенность, подводной лодкой расталкивая толщу морской воды, стала всплывать на поверхность.