Читать книгу Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура - Тамерлан - Страница 3

По своему строению «Автобиография» распадается на две части. Первая – меньшая по размерам – служит как бы введением к настоящей «Автобиографии». В самом начале дан обширный трактат об идеальном правителе народа (двенадцать моральных принципов Тимура); потом следуют размышления о природе власти правителя; все остальное пространство первой части занимает блестящий спектр магических цветов, осеняющих голову Тимура как идеального правителя, как человека, которому удивительными судьбами вручена непонятная власть над миром и бесчисленным множеством людей.

Вторая часть – собственно автобиография, погодный рассказ (по возрастным датам героя, начиная с семилетнего возраста и до тридцати девяти лет, где обрывается наша рукопись и наш рассказ) о событиях реальной жизни Тимура.

Здесь можно уловить такие группы важнейших событий:

1) Тимур получает образование.

2) Генеалогия Тимура.

3) Устройство хозяйства.

4) Тимур – вассал амира Казгана.

5) После смерти Казгана Тимур, как один из триумвиров-амиров, владеет Самаркандом и делает попытки приобрести весь Мавераннахр.

6) Нашествие хакана Туклук-Тимура из Джете в Мавераннахр, подчинение ему Тимура. Туклук-Тимур передает Тимуру власть над Мавераннахром.

7) Борьба Тимура с различными амирами Мавераннахра; для завершения борьбы Тимур призывает на помощь хакана Туклук-Тимура, который истребляет феодалов Мавераннахра.

8) Туклук-Тимур передает завоеванную власть своему сыну Ильяс-Ходже. Опала на Тимура. Его бегство из Самарканда.

9) Приключения Тимура во время его скитаний у туркмен, в Кандагаре и Сеистане.

10) Тимур собирает военные силы своих союзников и вассалов в долине Арсаф для борьбы с Ильяс-Ходжой.

11) Борьба Тимура с амирами и богадурами Джете.

12) Борьба Тимура с амиром Хусайном, кончая примирением на мазаре Али-ата.

На этом примирении Тимура с амиром Хусайном прерывается рукопись с его автобиографией. В противоположность первой части, морально-политическим трактатам и пестрой амальгаме магических рассказов, собственно автобиография насыщена трезвым содержанием изумительно богатой подвигами и приключениями жизни «великого амира». Элементы мистики и магии, выделенные в первую часть, здесь даны в сравнительно скромных дозах: исчезает резкая диспропорция между обыденно-реальным и сказочным; живет и действует крупная реальная личность; ее подвиги – куда фантастичнее, чем сны и гадания.

Во имя Аллаха, милостивого и милосердного![2]

Пусть знают все мои рожденные в счастье дети, исполненные могущества родные, султаны, амиры и визири, что Аллах своей волей поставил меня пастырем народов, венчал меня на царство, укрепил мой трон. Так мне послано Аллахом в награду за двенадцать качеств моего характера.

В перечислении круга лиц, для которых назначена «Автобиография» Тимура и, в частности, «Трактат об идеальном правителе», на первом месте поставлены «дети» и «родственники», т. е. подчеркнута глубокая важность и нерушимость родственных уз; род был основной ячейкой, на которой держалось здание феодально-племенного общества в эпоху Тимура; родственные связи являлись основной скрепой, цементом, – вот почему Тимур ставит на первое место родичей.

На втором месте стоят высшие амиры, крупные феодалы, наподобие планет окружавшие центральное светило великой политической системы, созданной Тимуром.

Амир, или эмир (буквально: «вождь», «полководец»), – в «Автобиографии» употребляется для обозначения крупных феодалов, служивших Тимуру и другим феодалам-сюзеренам в качестве предводителей отдельных отрядов, правителей-комендантов городов и крепостей, составлявших совет своего повелителя, владельцев отдельных местностей и большого движимого имущества (рабов, коней, верблюдов, овец и т. д.).

Визирь (буквально: «носильщик тяжестей») – носильщик тяжестей управления, первый министр.

[Двенадцать моральных качеств Тимура[3]][4]

По существу не так уж важно, со слов ли Тимура написан трактат о правителе, или его составил потом какой-либо улем – ученый богослов «правоверных». Интересен руководящий стержень вводного ко всей «Автобиографии» эпизода, определяющего ее содержание.

Во главу угла положена идея очень высокой, очень большой власти; мелкие, раздробленные феодальные мирки с их интригами, мелкими распрями и войнами, мимолетными союзами, хрупкие, эфемерные, – где-то очень далеко, под горизонтом, исчезли из настойчивой и обязательной реальной жизни. Нужны очень крупные масштабы, какой-то большой фундамент, чтобы на нем выросла идея «пастыря народов», идея подчинения ему всех частей мира.

Такая необъятная власть окружена в глазах массы магическим ореолом: как может один человек владеть всем миром, как могут подчиняться воле одного воли мириад? Вопрос требовал настойчивого разрешения у пытливых слоев общества, пораженных несказанным величием одного властелина.

У автора морально-магический подход к решению поставленной задачи. Тимур своим величием всецело обязан двенадцати присущим ему моральным качествам. Что это за качества?

Первое – беспристрастное, одинаковое отношение ко всем классам общества – «богатым и бедным», говоря более реальным языком, внеклассовый и надклассовый характер власти правителя.

Второе – строгое, неуклонное хранение заветов ислама: правитель поддерживает ислам, а ислам поддерживает его.

Третье – милостыня бедным. Выдвинута идея широкой государственной благотворительности неимущим слоям населения, владыка мира – щедрый попечитель обделенных на жизненном пиру людей.

Четвертое – высший закон для правителя – общее благо: идея просвещенного деспотизма.

Пятое – примат религиозных дел над мирскими, житейскими. Своеобразное сочетание противоположностей, характерное для средневековья и западного, и восточного, – сочетание «презрения к миру» и стремления к абсолютной власти над этим миром, – яркая восточная параллель к понтификату таких личностей, как Григорий VII и особенно Иннокентий III.

Шестое – правитель – духовный меч Аллахов, карающий всю людскую неправду, высший судья в человеческом обществе, опять-таки внеклассовый и надклассовый арбитр.

Седьмое – в противоположность коварству, лицемерию, обману мелких феодалов, владыка мира – олицетворение правды, неуклонный хранитель своих обещаний, чести, своих слов, когда-либо и где-либо сказанных.

Восьмое – отсутствие корысти к имуществу подвластных людей, широкая щедрость владыки, не знающего пределов своим материальным ресурсам.

Девятое и десятое – вера и величие правителя рождены как бы из одного чрева; правитель, распространяя ислам, тем самым увеличивает свое могущество; идея тесного союза владыки мира и ислама.

Одиннадцатое – духовные лица занимают первые места в верховном совете правителя мира; их совет– первый, главный момент в решениях правителя.

Двенадцатое – жизненный путь великого правителя освещен двумя светочами – беспристрастия и милости: «правда и милость да царствуют везде и всегда во владениях правителя мира».

Кто владеет этими ключами, тому по праву принадлежит власть над целым миром, над мириадами людей, того называют джехангиром.

* * *

Двенадцать моральных качеств Тимура всецело основаны на «ветвях» ислама; вся «Автобиография» построена так, чтобы представить в реальном воплощении идеальные требования ислама.

Ислам (буквально: «подчинение, предание воле другого») – предание себя воле Аллаха. «Религия Аллаха есть ислам» (Коран, III сура, 17 аят) – одна из мировых религий, ведущая начало со времен Мухаммеда (около 570–632 гг. н. э.).

I. Пять столпов («рук») ислама: 1) Исповедание веры: «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник его». 2) Пятикратная молитва («салат», «намаз»). 3) Милостыня («закят»). 4) Пост («саум») в священном месяце рамадане. 5) Паломничество («хадж») в Мекку.

II. Двадцать «ветвей» ислама: 1) Строго соблюдать учение Корана. 2) Сообразоваться с преданием и устным учением посланника Аллаха, Мухаммеда. 3) Никогда не делать несправедливости. 4) Употреблять лишь дозволенную пищу. 5) Никогда не употреблять запрещенной пищи. 6) Наказывать злоумышленников, чтобы не усиливать злых путем снисходительности добрых. 7) Раскаиваться в своих дурных поступках. 8) Основательно изучать дело веры. 9) Делать добро даже и врагам. 10) Быть скромным в жизни. 11) Помогать служителям Аллаха. 12) Избегать перемен и нововведений. 13) Выказывать мужество в несчастии и твердость в испытаниях. 14) Прощать, когда мы сильны и властны. 15) Быть терпеливыми в несчастии. 16) Познавать Аллаха. 17) Познавать Мухаммеда, посланника Аллаха. 18) Противиться внушениям шайтана. 19) Противиться страстям и дурным побуждениям. 20) Предаться всецело служению Аллаху с полным доверием и полною покорностью.

III. Шесть благочестивых деяний: 1) молитва; 2) милостыня; 3) паломничество; 4) борьба против дурных побуждений; 5) борьба против всего противоречащего Корану; 6) священная война («джихад»).

Первое. Всегда я считал беспристрастие первым своим качеством: и к бедным и к богатым безразлично относился, всегда с одинаковой справедливостью и строгостью.

Второе. Всегда строго хранил ислам, всегда чтил и уважал людей, которых возвеличил своей милостью Аллах.

Третье. Всегда щедро раздавал бедным милостыню, всегда с большим терпением разбирал всякое дело, всегда тщательно вникал во все обстоятельства дела.

Четвертое. Всегда старался делать всякое дело для блага подвластных мне народов, никому не делал зла без серьезных причин, не отгонял никого, кто обращался ко мне за помощью. Я твердо помнил слово Корана, что слуги Аллаха должны творить лишь одну его волю и от одного его принимать милости (Коран, XLII сура, 18 и 22 аят), и в течение всей своей жизни придерживался этих слов.

Пятое. Всегда предпочитал делать то, что касается ислама, прежде всего остального, что касается обыденной жизни; только закончив дела Аллаха, я принимался за дела обыкновенные.

Шестое. Всегда старался я говорить правду, всегда отличал правду среди того, что мне говорили о жизни здешней и жизни будущей.

Однажды мне рассказали, как Аллах сотворил первого человека, Адама[5]; ангелы[6], которые видели творение, стали роптать на Аллаха: якобы ничего не выйдет хорошего из создания человека; человек на земле непременно будет говорить ложь другим, не исполнять своих обещаний, убивать подобных себе людей, – словом, творить всяческие беззакония; Аллах непременно раскается в том, что создал человека. Аллах отвечал ангелам, что он давным-давно предвидел злобу и неправду людскую, что в свое время он пошлет людям меч, который будет карать всех злых и лживых и истребит всякую неправду.

Я так понял рассказ, что меч, карающий неправду, который Аллах посылает людям, – это правители народов. Я потому и старался изо всех сил быть во всем справедливым и по правде поступать при любых обстоятельствах моей жизни.

Седьмое. Всегда давал лишь такие обещания, какие мог исполнить: я думал, что если точно выполнять обещания, то всегда будешь справедливым и никому не причинишь зла.

Восьмое. Всегда считал себя первым и самым ревностным слугой Аллаха, всегда творил волю Аллаха или его Посланника (Мухаммеда), без воли Аллаха не чинил вреда ни одному из народов этого мира. И знатным и незнатным я одинаково старался делать добро; я никогда не желал овладеть чужим имуществом, не думал о богатстве; не завидовал богатым. Поучительна судьба амира Хусайна[7], жадного до добра подвластных ему людей, он и погиб из-за своей жадности.

Девятое. Всегда старался в точности исполнять веления Аллаха и следовать откровениям его Посланника, в своих делах я руководствовался исключительно указаниями шариата[8] и всегда уклонялся от дурного. Посланник Аллаха и муслимы[9] были моими единственными и наилучшими друзьями.

Десятое. Всегда старался высоко поднять во вселенной знамя ислама: я слышал, что правая вера и великая власть рождены как бы из одного чрева, что только та власть сильна, которая основана на правой вере, поэтому в распространении ислама я видел прочное основание своего величия в мире.

Одиннадцатое. Всегда относился с великим уважением к сайидам, почитал улемов и шейхов; всех их я неизменно призывал в свой совет, внимательно выслушивал их указания по делам веры и исполнял их советы. Народ меня особенно любил за это.

К этим лицам, облеченным особыми дарами Аллаха и его Посланника, я старался относиться так же, как это делал царь Константин[10].

Сайид (буквально: «начальник», «господин») – до Мухаммеда так назывались вожди отдельных арабских племен; после Мухаммеда – его потомки от дочери Фатимы; они составляли как бы обособленную касту среди остального населения, были освобождены от телесного наказания, имели право заступничества за обиженных перед властями, носили чалму зеленого цвета, любимого Мухаммедом. Обыкновенно сайиды не роднились с посторонними; монгольские ханы, женясь на сайидках, обыкновенно сами принимали название сайидов.

Улемы (от alim – «ученый») – ученые-богословы, толкователи Корана, учители Корана, знатоки религиозно-юридических норм Корана; из рядов улемов выбирались кади (судьи) и муфтии (знатоки права).

Шейх (буквально: «старец») – до Мухаммеда так назывался вождь арабского племени, достигший полной зрелости возраста; после Мухаммеда – глава духовного ордена «правоверных», вообще духовный руководитель.

Царь Константин однажды собрал воинов и двинулся войной на султана Рай[11]. По пути Константин узнает, что в совете султана принимают большое участие сайиды, улемы и шейхи; как только весть дошла до царя, он немедленно со своими воинами повернул обратно и совершенно отказался от мысли завоевать Рай. Своим визирям и амирам царь так объяснил, что одна священная книга утверждает великую важность присутствия высоких духовных лиц в совете царя: «Если в совете царя заседают духовные лица, никто не в силах победить этого царя». Константин писал с пути султану Рай, что его правление подобно правлению хакана[12]; поэтому-то он и раздумал идти войной на правителя, которого не в силах одолеть.

Двенадцатое. Всегда милостиво относился к юродивым[13], не имевшим пристанища, людям самого низкого положения; я всячески старался помочь им. Я был всегда снисходительным к правоверным, не наказывал строго за малую вину. К сайидам всегда относился с великим уважением; я избегал слушать людей, которые говорят ложь.

Я слышал: слава великих правителей рождается от милостивого отношения к подвластным людям; в Коране сказано, что если правитель простит одного виновного, он таким образом окажет милость всем подвластным ему людям; во всех своих делах я следовал примеру милостивых правителей.

Я слышал: если Аллах пошлет кому-либо великую власть, то могущество владыки возрастет еще больше, если он будет справедлив и милостив во всех своих делах; могущество владыки, наоборот, быстро придет в умаление, если он уклонится на путь несправедливости и жестокости. И вот, чтобы поддержать и укрепить свое могущество, я взял в одну руку светоч справедливости, а в другую – светоч милосердия и этими двумя светочами непрерывно освещал путь своей жизни, всегда во всяких делах стараясь быть справедливым и милостивым.

Я выбрал себе четырех министров, справедливых и милостивых; из них главные: Махмуд-шах Хорасанский и Наср-эд-дин Махмуд-уль-Ара-Мыр. Я приказал им всегда следить за моими поступками и останавливать меня всякий раз, когда я буду несправедливым, буду верить словам лжи или буду посягать на чужое добро.

Я слышал: если Аллах посылает великую власть, то оказывает тем самым великую милость; эта милость налагает на владыку обязанность всегда и всюду быть справедливым и милостивым. Когда я сделался великим правителем, я всегда помнил это и старался всегда быть справедливым и милостивым.

Коран (буквально: «чтение», собственно – инфинитив глагола, означающего «читать») – собрание в форме одной цельной книги, священной для «правоверных», откровений, данных в разное время в Мекке и Медине посланнику Аллаха Мухаммеду; по-видимому, в устах самого Мухаммеда название «Коран» имело тот смысл, что он был прочитан ему свыше. Мухаммед обыкновенно проводил месяц рамадан в уединении на горе Гира близ Мекки.

Однажды ночью (это было в декабре 610 или январе 611 года христианской эры) Мухаммед, куда-то уходивший, вернулся и сказал своей жене Хадидже: «Я спал глубоким сном, когда мне явился во сне ангел, держа в руках исписанный кусок шелковой материи, и сказал: “Читай!” – “Что же я буду читать?” – спросил я. Он развернул кусок и повторил: “Читай”. Я повторил вопрос: “Что я буду читать?” Ангел ответил: “Читай во имя Господина твоего, который сотворил все. Который сотворил человека из загустевшей крови. Читай во имя Господина твоего, который всех щедрее. Это он научил человека пользоваться пером. Он научил человека тому, чего человек не знал” (Коран, XCVI сура, 1–5 аят).

Я произнес эти слова за ангелом, и он удалился. Когда я проснулся и пошел на скат горы, то услышал над своей головой слова: “О Мухаммед, ты послан Аллахом, а я Джабраил”. Я поднял глаза и увидал ангела; я стоял неподвижно с обращенным к нему взором, покуда он не скрылся». Так начались откровения Аллаха Мухаммеду.

Коран – собрание рассказов, поучений, законов и т. д., собранных без всякого порядка, тем более хронологического. Откровения, занесенные в Коран, редко бывали длинны, чаще всего они состояли из нескольких стихов, которые записывались еще при жизни Мухаммеда или сохранялись просто в памяти, потому что современники Мухаммеда имели замечательную память, свойственную народам, пишущим мало.

Мухаммед всякое откровение, которое представляло собой целое, называл сурой. Сура– слово еврейское, означает «ряд камней в стене», потом «строчка в письме или книге»; в Коране сура обозначает отдельную главу. Сура состоит из отдельных стихов – аятов, что буквально значит «знак», «знак небесного предостережения», «чудо», потому что каждый стих Корана содержит, как слово самого Аллаха, именно предостережение и чудо.

В Коране всего 114 сур, из них 70 даны в Мекке, 44 – в Медине; кроме первой суры («эль-фатига»), очень небольшой по объему, имеющей особо магическое значение для правоверных, – суры расположены в Коране по своей величине в виде убывающей прогрессии от самых больших по размерам в начале до самых малых в конце.

Полного собрания стихов Корана во времена Мухаммеда не существовало. Впервые были собраны отрывки Корана в одно целое при первом халифе Абу-Бекре (632–634 гг. н. э.) по настоянию Омара. В 11 году хиджры в ожесточенном бою при Акрабе с «лжепророком» Мосейлимой погибли более шестисот сподвижников Мухаммеда («азгабов»), знавших на память длинные отрывки из Корана.

У Омара, ближайшего сподвижника Мухаммеда, впоследствии второго халифа (634–644 г. н. э.), появилось опасение, что скоро совсем не останется в живых людей, слышавших от самого Мухаммеда откровения Корана. Он посоветовал Абу-Бекру собрать в одно целое все отрывки Корана. Абу-Бекр поручил собирание Корана ближайшему помощнику Мухаммеда, Зейд-ибн-Табиту.

Зейд-ибн-Табит нашел, что легче гору сдвинуть с места, чем выполнить такое поручение халифа. Под руководством Омара он собрал отрывки Корана, частью записанные на свитках бумаги или пергамента, на волокнистых черенках пальмовых листьев, на камешках или костях, а частью – и это самая большая часть – сохранявшихся в памяти тех или иных «правоверных».

Запись Зейд-ибн-Табита была предназначена только для частного пользования Абу-Бекра и Омара.

Среди «правоверных» обращались и другие варианты тех или иных отрывков Корана; на этой почве начались пререкания между войсками различных областей халифата. Третий халиф, Отман (644–656 гг.), решил ввести одну общую, официальную, обязательную для всех редакцию Корана. Зейд-ибн-Табиту было поручено составить и эту, вторую, редакцию. Вторая редакция Корана есть единственно признанная редакция, потому что все остальные редакции халиф Отман распорядился уничтожить.

Коран был предметом бесчисленных толкований. Комментаторы распадаются на ряд отдельных школ и направлений, между которыми идут постоянные споры. Коран, по Нельдеке, – наиболее читаемая в мире книга; ее читают не только в мечети во время службы, но и постоянно дома или в пути; она также служит предметом, по которому гадают о будущем.

[Тимур размышляет о природе власти правителя]

С сильным войском я расположился у Эрзерума; войско заняло всю степь вокруг города. Я смотрел на своих воинов и думал:

«Я – один, сам по себе, кажется, не обладаю особенной силой.

Почему и все эти воины и каждый из них поодиночке всегда подчиняются моей воле, воле одного человека?

Если я прикажу им что-либо сделать, все немедленно будет сделано, как приказано».

Я принес благодарность Аллаху за то, что он дал мне такую славу среди своих рабов, и спрашивал улемов, которые были при мне, почему такое множество людей, которое окружает меня, беспрекословно подчиняется моей воле.

Улемы объясняли, что моя сила – в силе и воле Аллаха, что меня покрывает его величие; они привели священные слова, что если сам правитель во всех своих делах будет подчиняться справедливости, то и все подвластные ему люди будут в свою очередь подчиняться ему, а враги – трепетать перед ним. Преданность такому правителю со стороны подвластных ему людей легко объяснить их признательностью к его постоянной справедливости.

Размышление о природе власти правителя крайне интересно и самой постановкой вопроса, а также способами и формой его решения.

Как возможно, чтобы мириады людей беспрекословно и в точности повиновались воле одного человека, хотя этот один по внешности мало чем выделяется среди прочих людей?

Элементы проблемы таковы: 1) один выделяется среди бесчисленного множества в качестве «героя» среди «толпы», в качестве властного центра среди пассивно повинующейся периферии; 2) координация этих двух основных элементов жизни носит безусловный характер, воля одного – causa efficiens, поступки множества – неизбежный результат какого-то закона, равнозначного законам природы; одним словом, проблема вытекает из количественной и одновременно качественной диспропорции между «одним» и «множеством».

В решение проблемы введен сверхъестественный момент: «один», неизмеримо ничтожный количественно перед «многими», неизмеримо велик качественно, как воплощение силы и воли Аллаха на земле, власть «одного» над «многими» своими последними корнями уходит в «мир тайн»; таким образом, проблема власти, исходя из противопоставления и координации «героя» и «толпы», находит свое решение исключительно в области магии.

[Шейх Заин-эд-дин Абу-Бекр Тайабади]

Когда мне исполнился двадцать один год, я решился отправиться путешествовать. Я обратился за напутственным благословением к почтенному шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади[14].

Шейх благословил меня на путешествие, препоясал меня поясом[15], дал мне шапку[16] и вручил коралловое кольцо[17] с надписью «Рости-расти», что значит:

«Если во всем будешь справедлив,

то всегда встретишь удачу».

Шейх пожелал мне всякого благополучия и удачи в пути и сказал об откровении, которое ему было относительно меня:

– В мире есть человек, который во всем тебя поддерживает, называет тебя наибом[18] Посланника Аллаха; теперь ты не можешь увидать его, но придет время, когда он сам взглянет на тебя взором, полным счастья.

(Далее старый шейх стал рассказывать мне из своей жизни.)

Совершенно неясно, где же кончается рассказ шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади и где возобновляется рассказ о подвигах Тимура. 806 год хиджры связывает эпизод о подвигах Тимура с рассказом, датированным 805 годом хиджры, но отнесенным как будто к шейху Заин-эд-дину с его далекими воспоминаниями о покорении Рума.

Это – явный абсурд; рассказ шейха не приведен совсем, а весь эпизод относится целиком к Тимуру, только не к раннему периоду его жизни (21 г.), а к предпоследнему (перед походом на Китай), после войн в Малой Азии (805–806 гг. хиджры, как раз 1403– 404 гг. н. э., т. е. довольно точная датировка момента), когда Тимуру могло быть около семидесяти (семьдесят пять лет не так уже далеки от истины по отношению именно к Тимуру); весь эпизод следует озаглавить «Паломничество Тимура к кутб». Такая неясность – вполне в стиле первой части «Автобиографии», где при наличности общей тематики – постоянный переход от одного эпизода к другому.

[Паломничество Тимура к кутбу]

Когда мне исполнилось семьдесят пять лет от роду, в 805 году [хиджры], я овладел столицей Рума[19] и отправился к шейху Кутб[20]-уль-Арифину[21] Садр-эд-дину Ардебильскому. Я хотел послужить какому-либо славному своей праведной жизнью подвижнику и просил шейха найти такое лицо, которому я мог бы служить.

Шейх посоветовал мне отправиться в горы Шахлан, где в одном месте я должен был найти скалу и ключ, бивший из скалы попеременно то холодной, то горячей струей. Мне нужно было там, у ключа, терпеливо ожидать кутба, которому я должен был послужить; он должен был прийти к ключу, чтобы совершить омовение и молитву.

Молитва («салат», «намаз») у «правоверных» – пятикратная, т. е. совершается пять раз в течение суток: 1) полуденная (зухр) время которой наступает, когда солнце, достигнув высшей точки в своем течении, начинает клониться к закату, и продолжается до той поры, пока тень от предметов не станет равной их длине, присоединенной к той длине тени от предметов, которая имелась у них во время наступления молитвы; 2) послеполуденная (аср) – между полуденной молитвой и заходом солнца; 3) вечерняя (магрш) – совершается тотчас после заката солнца; 4) ночная (иша) – с исчезновением красной вечерней зари и до появления утренней на востоке и 5) утренняя (субх) – с появлением зари и до восхода солнца. Время молитвы обыкновенно возвещается муэдзинами с минаретов мечетей; молитва совершается там, где «правоверного» застает «азан»– возвещение. Молитва предполагает необходимые приготовления: 1) необходимо очистить свое тело установленными омовениями; 2) облечься в безукоризненно чистые одежды; 3) выбрать чистое место для молитвы; 4) закрыть часть тела между пупком и коленями; 5) иметь чистые намерения; 6) «киблой» (местом, куда обращаются на молитве) иметь Каабу, дом Аллаха, воздвигнутый в Мекке Ибрахимом (Авраамом).

Омовение является ключом для молитвы, а ключом омовения – магическая формула: «Во имя Аллаха милосердного и милостивого!»

Предписания Корана относительно омовения: «О верующие! Когда вы собираетесь совершать молитву, вымойте лицо и руки до локтя, вытрите голову и ноги до пяток; очищайтесь после совокупления с вашими женами, а когда вы больны или когда вы в дороге выполнили потребности природы или имели совокупление с женщинами, то, если не найдете воды, отрите лицо и руки мелким и чистым песком. Аллах не хочет налагать на вас никакого бремени, но хочет сделать вас чистыми». (Коран, V сура, 8 и 9 аят).

Омовение, называемое «тайамум» – очищение песком и пылью, – допускается в семи случаях: 1) недостаток воды; 2) опасение истощить запас воды; 3) потребность в этой воде для питья; 4) опасение потерять часть ее при переноске; 5) болезни, не терпящие употребления воды; 6) переломы, требующие спокойствия для их сращения; 7) раны, к которым не следует прикасаться.

Я повиновался словам шейха Садр-эд-дина, немедленно отправился в указанное место, нашел ключ и стал ждать прихода кутба, которому должен был служить. Рано утром к ключу подошел какой-то человек, совершил омовение и стал молиться. Я подошел к этому человеку и, к великому удивлению, узнал в нем своего собственного конюха. Три дня я видел, как этот человек подходил к ключу и совершал там молитву.

На третий день, чтобы избавиться от сомнения, которое меня мучило все эти дни, я решился заговорить с ним:

– Сайид-Али-ата! Между своими слугами я считал тебя самым плохим и только теперь узнал, какое высокое положение ты занимаешь; решаюсь просить тебя: объясни мне, каким образом ты достиг высшего и почетнейшего звания?

– В самом начале твоего правления кутб-уль-актаб[22] велел мне помогать тебе; я исполнил его повеление.

Мы оба совершили омовение, и затем Сайид-Али-ата начал молитву, а я последовал его примеру.

Молитва доставила мне великое наслаждение. После молитвы кутб сказал мне:

– Ты гость Аллаха, и поэтому во имя гостеприимства Аллах исполнит все, о чем ты теперь его попросишь.

Я стал просить утверждения в вере. Кутб ответил:

– Вера принадлежит Посланнику Аллаха; вера – город, вне которого некоторые говорят: «Нет божества, кроме Аллаха», другие внутри его говорят: «Кроме Аллаха, нет божества»; имя этого города баб-уль-абваб[23], там обиталище того, кто произносит слова счастья: «Ля илляга-иль-Алагу, Мухаммед Расуль Улла» («Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед – Посланник Аллаха»).

После этого кутб начал снова класть поклоны, я последовал его примеру, а когда я поднял голову после поклона, увидал, что кутб умер.

В отчаянии я вернулся к шейху [Садр-эд-дину Ардебильскому] и подробно рассказал ему, что случилось со мной во время путешествия. Шейх сказал мне:

– Власть принадлежит только кутбу, наместнику Аллаха, который по приказанию кутб-уль-актаба оказывает помощь «великому амиру»; к нему после смерти кутба переходит вся власть. Власть Кайсара[24] поддерживал один служитель Аллаха, он исчез, и власть Кайсара перешла к тебе.

Слова почтенного [Кутб-уль-Арифина Садр-эд-дина Ардебильского] навели меня на мысль: «Теперь моя слава и величие достигли высшей степени, но и меня может постигнуть такая же участь». Впрочем, я надеялся, что мое место займет какой-нибудь справедливый правитель.

Чтобы угодить Аллаху, я отпустил на волю четыре тысячи пленных «руми»; кроме того, в 806 году [хиджры] я защитил Мавераннахр[25] от набегов узбеков[26], я прекратил разбои в этой стране.

Эпизод интересен легендарно-сказочными мотивами: 1) легендарно-агиографический сюжет, который, как увидим ниже, несколько в иной форме разработан в эпизоде с шейхом Кулялем; 2) сказочные детали: таинственный ключ, число «три», кутб-конюх, внезапная смерть кутба; 3) сравнение веры с городом; 4) историческая несообразность в вопросах о Руме и Кайсаре (см. дальше – Рум и Кайсар).

[Хазрет Убайдулла]

За меня стали молиться во всех мечетях[27] имамы[28], стоящие на минбарах[29], стали возносить молитвы сайиды, улемы и шейхи. Нашелся один недовольный отношением ко мне духовных лиц, хазрет[30] Убайдулла, который громко сказал:

– Тимур – кровожадный турок, много народа он погубил, как можно молиться за него?!

Вскоре после этих слов Убайдулла видит сон – самого Мухаммеда и меня, стоящего рядом с ним. Убайдулла трижды поклонился Посланнику Аллаха, но тот не обратил на него внимания, совсем не ответил на его поклоны. Убайдулла, огорченный, обратился к Посланнику Аллаха со словами:

– О Посланник Аллаха! Я – служитель твоего шариата, а Тимур – кровопийца, истребивший бесчисленное множество людей, и его ты принимаешь, а меня отвергаешь?!

Посланник Аллаха ответил Убайдулле:

– Правда, по воле Тимура погибло и гибнет множество людей, но эту вину он вполне искупил глубоким почитанием сайидов; поэтому народ должен молиться за такого правителя.

После этих слов Посланника Аллаха Убайдулла проснулся; тотчас поспешил ко мне просить прощения за неприятность, которую он причинил мне, не зная, кто я.

Весь народ быстро узнал про это; все убедились, что за меня следует возносить молитвы Аллаху. Подвластные мне люди говорили: «Да будет на нем милость Аллаха», поняв, что я пользуюсь особой его милостью. Я убедился, что Посланник Аллаха не отказывает мне в своем руководстве и помощи, и стал еще с большим уважением и заботливостью относиться к сайидам (потомкам Посланника).

В эпизоде с Убайдуллой Тимур выведен не как искусный военачальник, тонкий стратег, хитрый и цепкий дипломат, а как очень своеобразный философ-моралист. В первый раз в «Автобиографии» (после трактата о справедливом и милостивом правителе, после размышлений о природе власти правителя) показаны отрицательные качества Тимура: он «кровожадный», он «убил много народа», «по его воле гибнет много людей», – вот голос оппозиционных духовных кругов, которые возглавлял хазрет Убайдулла.

Тимур не отрицает фактов своей «кровожадности», но хладнокровно компенсирует их фактами другого ряда: почтительным и внимательным отношением к потомкам Мухаммеда, сайидам; санкция этого «морального равновесия» дается «Автобиографией» обычным приемом – в форме вещего сна вождю оппозиции, хазрету Убайдулле.

Итак, моральная формула Тимура гласит: почтение к сайидам раз навсегда делает дозволительным, как бы сглаживает в нравственном отношении истребление целых мириад людей.

[Помощь Аллаха Тимуру]

В 800 году хиджры[31] я с четырехсоттысячной конницей двинулся к Эрзеруму. Я двигался по направлению к этому городу и внимательно наблюдал за тем, что делается вокруг. Я скоро заметил, что со стороны Ирака приближается к моему войску большая толпа народа. Через час богадуры, охранявшие движение войска, сообщили мне, что со стороны Ирака виден отряд арабов; еще через час я получил новые вести: к моему поиску прибыл большой отряд бедуинов и сайидов из Кербеллы[32] и Неджефа[33]; во главе отряда стоял сайид Паттах, и перед ним несли белое знамя[34].

Я был рад прибытию таких подкреплений и думал о том, что, вероятно, эти люди пришли ко мне на помощь по воле Аллаха. Сайид Паттах приблизился ко мне и сказал: «Мне явился во сне четвертый халиф Али и приказал: “Доставь белое знамя брату моему Тимуру”».

Жители Неджефа сказали, что белое знамя доставлено мне как помощь при осуществлении моего предприятия, как способ исполнить мое желание овладеть Эрзерумом. Я выслушал их, пал ниц и принес благодарность Аллаху; потом я велел записать это событие в «Историю [моих] подвигов»[35].

Тем временем улемы, бывшие среди приближенных ко мне людей, нашли в Коране аят, который указывал, что Рум должен пасть в этом же году[36]; в это же время прибыл Инги-Тимур из своего убежища и поздравил меня с победой; я принял слово «победа» за хорошее предзнаменование и передал ему белое знамя. Он взглянул на белое знамя и начал битву.

Аллах и в другое время постоянно помогал мне; так, когда я собирался походом против столицы Рума, я пожелал узнать наперед, осуществится ли мое намерение. Я отправился на могилу шейха Ясави[37] и просил погадать мне[38]. Посредством гадания я узнал, что если во время войны мне будет грозить опасность, мне стоит лишь прочитать одно четверостишие, и успех всегда будет мне обеспечен.

[Магическое четверостишие]

Я твердо запомнил четверостишие; во время боя с Кайсаром семьдесят раз прочитал его про себя и одержал блестящую победу.

Магическое четверостишие – фетишизм слов и ритма слов; прежняя, домухаммедовская поэзия арабов-бедуинов, орудие ядовитой сатиры, скепсиса, отрицания, после Мухаммеда покрывается густым слоем самoй примитивной магии; в силу талисмана-четверостишия, автоматически повторяемого магическое число раз, слепо верит великий суевер Тимур. Четверостишие строго выдержано в стиле параллелистических антитез: ночь темная – день ясный; земля – цветник благоухающий: трудное – легкое, – и дает динамику раскрытия потенций, заложенных в магическом субъекте.

[Хакан Туклук-Тимур, потомок Чингисхана, приходит в Мавераннахр. По совету шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади Тимур подчиняется хакану]

Аллах оказал мне помощь и в 801 году [хиджры][39]. Потомок Чингисхана, хакан Туклук-Тимур, двинул много воинов Джете для завоевания Мавераннахра и перешел у Ходжента Сайхун. Амиры Мавераннахра и Хаджи[40]-Барлас сильно испугались, переправились через Джайхун[41] и искали спасения в бегстве в Хорасан[42].

Я был в нерешимости: последовать ли общему примеру и спасаться бегством в Хорасан или добровольно присоединиться к войску хакана Туклук-Тимура?

Только одним путем я мог выйти из мучительного положения: попросить совета у моего уважаемого духовного руководителя, шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади; я немедленно написал ему письмо, в котором спрашивал как мне лучше всего поступить по отношению к хакану Туклук-Тимуру?

Шейх написал мне в ответ:

«Четвертый халиф Али привел такое изречение: «Если небо – лук, а судьба – стрелы, то стрелок – сам Аллах; куда убежишь [от него]?» «Присоединись к Туклук-Тимуру, потому что он – тень Аллаха».

Я понял ответ почтенного шейха так, что Аллах велит мне действовать заодно с хаканом Туклук-Тимуром, и поспешил присоединиться к нему у Ходжента на берегу Сайхуна.

Ответ шейха построен на крайне интересном сравнении: Аллах – лучник (стрелок из лука), небо – лук, судьба – стрелы, выпущенные лучником из лука. Любопытны и форма сравнения, и его глубокий философский смысл. Форма сравнения взята у знакомого тогдашнему воину оружия; она и привычна, и очень наглядна; шейх знал, как лучше всего воздействовать на воображение воина. Смысл сравнения заключен в попытке решить проблему взаимоотношений между высшим существом и судьбою; вопрос решен здесь иначе, чем, например, в античном мире, где судьба ставится над высшим существом, где Зевс лишь путем весов узнает волю Мойры (судьбы); а тут, наоборот, Аллах посылает судьбу, его воля и есть судьба. Здесь опять четвертый халиф Али ассоциируется с Тимуром, как его патрон и духовный руководитель, опять подчеркивается близость шиитов к Тимуру.

[Тимур подает советы хакану Туклук-Тимуру]

Хакан Туклук-Тимур был весьма доволен, что я добровольно присоединился к нему, и по воле Аллаха наградил меня полным доверием. Он во всяком деле совещался со мною и ни одного своего намерения не осуществил без разговора со мною. Так, однажды Туклук-Тимуру дали знать, что его амиры в Кипчакской степи[43] подняли знамя бунта. Хакан спросил меня, как лучше поступить: самому ли идти на кипчаков и примерно их наказать или послать одних богадуров? Я подал ему совет:

– Если ты пошлешь кого-нибудь, то будет две опасности; если пойдешь сам – одна опасность; умный человек тот, кто предпочитает одну опасность двум.

Другой раз хакан Туклук-Тимур просил моего совета по какому-то очень важному делу; я отвечал ему так:

– Твое величие подобно огромному шатру, который раскинут над всем Мавераннахром.

Столбы, которые поддерживают этот шатер, – справедливость; веревки, на которых покоится крыша, – беспристрастие; колья, которыми укреплен шатер, – правда.

Поддерживай этими тремя качествами твое величие, как колья, столбы и веревки поддерживают шатер; всякий найдет спасение под сенью шатра, а бегущий прочь погибнет.

Шейхам, улемам и сайидам оказывай высокое уважение; ко всем людям, тебе подвластным, богатым и бедным, относись справедливо; хороших людей поощряй дарами, дурных старайся исправить наказанием; снабжай воинов всем необходимым, а слугам своим плати жалование исправно; пусть твой воин будет убит, но жалование его должно быть уплачено.

Однажды приближенные хакана Туклук-Тимура ограбили народ; пострадавшие принесли жалобу самому хакану. Туклук-Тимур обратился ко мне за советом, я ответил:

– У турок ум такой же узкий, как и глаза; чтобы добиться от них преданности, необходимо насытить их глаза и сердце.

Туклук-Тимур остался очень доволен моим советом.

Вскоре хакан отправился походом на кипчаков, сам предводительствуя своими воинами, а власть над Мавераннахром на время своей отлучки передал мне; он дал мне грамоту, в которой значилось, что хакан Туклук-Тимур отдал Мавераннахр брату своему Тимуру. Так было сделано, чтобы избежать притязаний со стороны врагов хакана Туклук-Тимура и междоусобий.

Однажды во сне явился мне Посланник Аллаха и сказал:

– Тимур! Семьдесят твоих потомков[44] будут правителями в награду за то, что ты с большим уважением относился к моему потомству [сайидам].

Я запомнил этот сон.

В 862 году [хиджры][45] хакан Туклук-Тимур вернулся в Мавераннахр, заранее известив меня о своем прибытии. Я с большим торжеством встретил Туклук-Тимура.

Сравнения и притчи «премудрого советника» – доказательство политических талантов Тимура.

Первое «сравнение» основано на: 1) реальном образе «беды-опасности»; 2) апофеозе личной инициативы вождя и 3) количественной пропорции «бед-опасностей»; построено в форме своеобразного силлогизма, вывод из которого вытекает с железной необходимостью.

Вторая «притча» дает композицию идеальных качеств правителя в форме устройства шатра, хорошо знакомого всякому воину того времени; конкретные образы кольев, столбов и веревок, поддерживающих шатер, символизируют справедливость, беспристрастие и правду – все, чем должен обладать правитель, особенно больших масштабов; притча осложняется дальше темой о спасающихся под сенью шатра-государства и погибающих вне его и заканчивается рядом практических советов правителю, как целесообразнее использовать для государственных задач духовенство, воинов и слуг, как поощрять (здесь социальная характеристика перебивается моральной) хороших людей и наказывать плохих.

Третье «сравнение» дает ехидную характеристику турок, у которых ум такой же узкий, как и глаза: чтобы получить их преданность, необходимо насытить у них и то и другое.

[Хакан Туклук-Тимур передает власть над Мавераннахром своему сыну, Ильяс-Ходже, а Тимура оставляет главным начальником своих воинов]

По возвращении в Мавераннахр хакан Туклук-Тимур, в нарушение данной мне грамоты, передал высшую власть над страной своему сыну Ильяс-Ходже[46], а меня сделал главным амиром своих воинов. Такое унижение причинило мне большое горе: я был глубоко обижен, что у меня отняли власть и сделали только главным начальником воинов.

Туклук-Тимур узнал, что я очень недоволен его распоряжением, он позвал меня к себе и показал мне завещание предка моего, Качули-богадура[47]. На стальной доске[48] было начертано, что наследование достоинства хана предоставлено потомству Кабыль-хана, а потомству Качули-богадура – наследование высшей власти над всеми воинами. Завещание требовало от представителей того и другого рода поддерживать друг друга и никогда не враждовать между собою из-за власти. Я убедился, что назначение меня главным амиром воинов осуществилось согласно с волею моих предков, и успокоился.

[Ильяс-Ходжа у власти; бесчинства узбеков. Тимур самовольно укрощает узбеков и приобретает глубокую ненависть с их стороны]

Ильяс-Ходжа не обладал качествами, необходимыми для правителя: ни амиры, ни узбеки не слушались его. Однажды жители Мавераннахра пожаловались мне, что узбеки требуют выдать им тысячу девушек. Я сказал об этом Ильяс-Ходже; он запретил узбекам такое насилие, но те не обратили внимания на его распоряжение.

В это же время некоторые из сайидов Персии пожаловались, что узбеки схватили и увели в плен семьдесят сайидов. Эта дерзость вывела меня из терпения: я быстро двинулся в погоню за узбеками и освободил сайидов из плена. Узбеки возненавидели меня; они послали ложный донос хакану Туклук-Тимуру, будто я намерен восстать против него и сделаться самостоятельным правителем. Хакан Туклук Тимур прислал грамоту с приказанием казнить меня за измену, грамота случайно попала в мои руки, и я принял все меры, чтобы спасти себя от совершенно незаслуженной казни.

[Письма шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади Тимуру]

Как раз в это время явился мне во сне Посланник Аллаха и сказал, что в награду за освобождение из плена семидесяти сайидов семьдесят поколений моих потомков будут правителями. Я проснулся и немедленно написал о своем сне духовному покровителю, шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади.

Старец вскорости прислал мне в ответ, что мой сон предвещает для меня бесчисленное множество побед в будущем. Шейх рассказал мне про случай с одной женщиной – матерью Сабук-Тагина[49]; ей было обещано, что ее потомки будут правителями только за то, что она спасла от смерти козу.

«Эта женщина спасла от смерти только козу, – писал мне шейх Заин-эд-дин Абу-Бекр Тайабади, – а ты освободил из плена семьдесят сайидов, – ты можешь быть вполне уверен, что за такое великое дело тебя в будущем ожидает великая награда».

Вещий сон исполнился: еще при моей жизни шесть моих сыновей сделались правителями.

Вскоре я получил от почтенного шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади другое письмо; в нем он писал, что Аллах поставил меня хранителем своего царства, а Посланник Аллаха вручил мне ключи от него.

Узбеки пылали враждой против меня, а от хакана Туклук-Тимура пришла еще одна грамота с приказанием убить меня; узбеки решили убить меня исподтишка и стали ждать удобного случая, чтобы покончить со мной.

Я стал опасаться измены со стороны окружавших меня амиров и под предлогом охоты выехал из Самарканда и укрылся на одном мазаре; я склонил голову на камень и крепко уснул; какая-то птица распростерла надо мной свои крылья и так прикрыла мою голову, что лучи солнца нисколько не беспокоили меня. Меня разбудил проходивший мимо гуртовщик баранов словами:

– Без бега[50]– ты бег.

Эти слова я принял за хорошее предзнаменование и отважился вернуться в Самарканд.

Толкование сновидений – одно из трех важнейших знаний, которыми обладали так называемые познающие арабы еще до Мухаммеда и которые остались ценными и после него: 1) знание генеалогий и исторических преданий (после Мухаммеда – хадисы); 2) толкование снов; особенно славился своими толкованиями первый халиф Абу-Бекр; 3) звездочетство и связанные с ним прорицания и пророчества (астрология). В «Автобиографии» широкой рукой разбросаны все три вида этих знаний. Шейх Заин-эд-дин Абу-Бекр Тайабади к традиционному толкованию снов прибавляет еще магическую обязанность: раскрывать перед Тимуром его провиденциальное назначение на земле в качестве джехангира.

[Фетва жителей Самарканда Тимуру]

Я получил фетву[51] от знатных людей Самарканда:

«От насилий узбеков мир пришел в расстройство; уважаемые люди оскорблены; имущество правоверных разграблено.

Мы, факиры[52], шейхи, сайиды, решили как один подчиниться тебе, Тимур.

Если приложишь все силы и истребишь узбеков, мы все как один встанем за тебя.

Если же не защитишь нас от узбеков, то в день Страшного суда будем обвинять тебя перед Аллахом».

Я написал о фетве шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади и скоро получил от него ответ: старец приветствовал меня за честь, какую оказали мне сайиды и улемы.

«Эта фетва – решающий довод, – писал шейх, – халифы правого пути[53] одобряют твое назначение».

Я понемногу стал собирать воинов и готовиться к выступлению в поход, чтобы наказать узбеков, но у меня не было друга, которому я мог бы открыть свою тайну; население Самарканда, правда, подчинялось мне, но я не решался поднять открыто знамя восстания. Моя тайна распространилась среди народа, узбеки узнали о грозившей им опасности и поспешили собраться в одно место.

В это самое время я снова получил письмо от почтенного шейха Заин-эд-дина Абу-Бекра Тайабади: он писал мне, что Посланник Аллаха пошлет мне помощь в задуманном мною деле. Это письмо принесло мне громадное успокоение.

В это время хакан Туклук-Тимур снова прислал грамоту с приказом казнить меня; поэтому святой амир Куляль дал мне совет – немедленно удалиться в Хорезм.

– Всегда следует отступать перед превосходящими силами и удаляться от врага, которого не можешь одолеть; так поступали пророки, – сказал мне амир Куляль.

Я пожелал узнать, что меня ожидает в пути, и загадал по Корану; мне открылся аят:

«Солнце течет к назначенному месту: такова воля Сильного, Знающего» (Коран, XXXVI сура, 38 аят).

Я понял, что путешествие мое обещает быть благополучным, и окончательно решил двинуться в дальний путь.

Страшный суд, или Последний суд, наполняет целый ряд сур Корана, является любимой и наиболее разработанной идеей ислама.

Вот наиболее важные в этом отношении места из Корана:

LXXXI сура, 1—14 аят:

1. Когда солнце согнется;

2. Когда звезды упадут;

3. Когда горы приведутся в движение;

4. Когда самки верблюдов будут оставлены;

5. Когда дикие звери соберутся толпами;

6. Когда моря закипят;

7. Когда души совокупятся;

8. Когда спросят заживо погребенную девушку;

9. За какое преступление ее заставили умереть;

10. Когда лист книги развернется;

11. Когда небеса отложатся в сторону;

12. Когда пламень ада помешают кочергою, чтобы лучше горел;

13. Когда рай приблизится;

14. Тогда всякая душа узнает сделанное ею дело.

LXXXIV сура, 1—15 аят:

1. Когда разверзнется небо;

2. Которое будет повиноваться Аллаху и постарается исполнить его повеление;

3. Когда земля будет распростерта ровным пластом;

4. Когда она выбросит из недра своего все, что содержала и оставляла нетронутым;

5. Когда она будет повиноваться Аллаху и постарается исполнить его повеления;

6. Тогда ты, о человек, желавший бы увидеть Аллаха твоего, увидишь его.

7. Кому дадут книгу его дел в правую руку,

8. Тот будет сужден с кротостью;

9. Он, радуясь, возвратится в свое семейство.

10. Кому дадут книгу его дел назад к спине,

11. Будет призывать смерть,

12. Когда будет гореть в огне.

13. На земле он веселился среди своего семейства,

14. Он воображал, что никогда не явится перед Аллахом;

15. Но Аллах видел все.

[Четыре правила шейха Заин-эд-дина]

Перед отъездом я написал письмо шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади и в 864 году [хиджры][54] с шестьюдесятью всадниками выехал из Самарканда в Хорезм[55]. На пути я получил такой ответ от шейха: «Тимур, усвой себе четыре правила.

Первое. Всякое путешествие совершай по примеру Посланника Аллаха, всякое дело начинай по благословению и с помощью Аллаха.

Второе. В своих делах руководись всегда примером пророка Ибрахима[56], наблюдай, чтобы во время твоего правления в подвластных тебе странах не совершалось прелюбодеяний или других тяжких преступлений.

По своей настойчивости не уступай аисту[57]. Один аист в своем гнезде нашел маленького вороненка. В течение трех дней аист не обращал на вороненка ни малейшего внимания; на четвертый день слетелись четыреста аистов и умертвили хозяина гнезда за то, что нашли у него в гнезде вороненка.

Третье. Всякое дело, по примеру Посланника Аллаха, начинай, не иначе как посоветовавшись с другими людьми; были правители, которые всякое дело делали самовольно, не прося ни у кого совета; но было ли продолжительным величие таких правителей?

Четвертое. Следуй примеру четырех халифов правого пути; будь храбр, заботлив и щедр; всякое дело делай с особым вниманием. Следуй примеру птиц, которые с большим вниманием и осторожностью разбивают яйца, из которых вылупливаются цыплята».

[Путь из Самарканда в Хорасан]

Во время пути из Самарканда в Хорасан совершенно неожиданно ночью на меня напали тысяча всадников. Со своими шестьюдесятью богадурами я одолел врагов. Шестьсот человек сложили свои головы в этом кровопролитном бою. Потом у меня было единоборство с Тугуль-богадуром, и я одолел его: богадур раскаялся в том, что напал на меня.

Я отправился далее в Хорасан, но меня неожиданно захватил в плен хан Али-бег Джаны-Курбаны. Два месяца томился я в кишевшей паразитами темнице. Наконец мне удалось выбрать удобное время и бежать из тюрьмы. Я вооружился мечом, дерзко прошел мимо своих караульных: никто из них из страха не решился преградить мне дорогу.

Прямо из темницы, вооруженный мечом, я пошел к хану Али-бегу Джаны-Курбаны. Как раз в это время хан получил письмо от своего брата, Мухаммед-бега Джаны-Курбаны. Он писал, что в случае, если Тимур посетит страну, подвластную Али-бегу, следует принять его с надлежащим почетом и уважением. Али-бег Джаны-Курбаны прочитал письмо, увидал меня перед собой и просил меня простить его за то, что он, не зная, кто я, так жестоко обошелся со мной.

[Встреча Тимура со звездочетом]

Пришлось мне однажды встретиться со звездочетом; он установил положение звезд и решил, что моя судьба находится под влиянием звезды Джадда[58]. «Это говорит о совершенстве, долгой жизни, славе и могуществе», – сказал мне звездочет.

– Когда твоя судьба будет зависеть от положения звезды Зухаль, ты превзойдешь остальных правителей и одолеешь всех своих врагов. Когда Солнце достигнет своего четвертого дома – созвездия Овна[59],– ты овладеешь престолом великого хана, придашь блеск своему царству и обеспечишь победу вере Посланника Аллаха. Когда звезда Муштари придет в пятый дом[60], потомство твое умножится, слава о правлении твоего потомства будет жить во всем мире. Звезда Муштари покровительствует соблюдающим шариат. Если твои потомки будут руководствоваться в своих делах правилами шариата, их величие будет расти; если, наоборот, они будут действовать против шариата, – величие их быстро рассеется.

Астрология, звездочетство – определение судьбы отдельных людей и целых народов по расположению небесных светил, третье из знаний «познающих арабов»; составление гороскопов у великих и мелких владык было постоянным обычаем и Востока, и Запада.

По данным арабской астрологии, влияют на судьбу людей, помимо Солнца и Луны: Утаред (Меркурий), Зухрат (Венера), Меррих (Марс), Муштари (Юпитер) и Зухаль (Сатурн).

Луна, холодная и влажная, имеет доброе влияние.

Зухаль, сухой и холодный, – влияние злое.

Муштари, горячий и влажный, – благодетельное влияние.

Зухрат, умеренно теплый, – доброе влияние.

Утаред – то благодетельное, то вредное влияние.

Меррих, горячий и влажный, – вредное влияние.

Неделя (воскресенье) – день Солнца; когда год начинается с недели, это знак, что народам придется много страдать от тирании и притеснений их правителей; будет засуха, особенно плохо будет расти чечевица, виноград созреет; будут свирепые бои между владыками.

Понедельник – день Луны; когда год начинается с понедельника, это хорошее предзнаменование: будут обильные дожди, много зерна и винограда; но будет также чума; лен не вырастет, и хлопок будет плох; половина скота падет от болезней.

Вторник – день Меррих; если год начинается со вторника, то будут поражены смертью правители и владыки, зерно поднимется в цене, будет много дождей, мало рыбы; мед будет дешев; чечевица будет продаваться за бесценок; урожай ячменя; льняное семя будет в цене; прольется много крови; будет падеж на ослов, цена на них поднимется до крайности.

Среда – день Утаред; если год начинается со среды, это знаменует большие битвы на море; будет много гроз; дороговизна зерна, редьки и лука; эпидемия поразит маленьких детей.

Четверг – день Муштари; если год начинается с четверга, это знаменует согласие и мир между народами; справедливость среди правителей и визирей, неподкупность среди «кади» (судей); будет много благодеяний для человечества: обилие дождей, плодов, хлеба, хлопка, льна, меда, винограда и рыбы.

Пятница – день Зухрат; если год начинается с пятницы, это знаменует обильные росы, весна будет хороша, родится много детей обоего пола, будет много огурцов, арбузов, тыкв, помидоров и земляных груш.

Суббота – день Зухаль; горе тому году, который начнется с субботы! Будет скудость неба и земли; голод последует за войной, болезни – за голодом; жители Египта и Сирии будут стонать под игом своих правителей.

В темпераменте первого человека, Адама, Аллах соединил четыре стихии: воду, землю, огонь и воздух; желчный темперамент получил природу огня, который горяч и сух; нервный темперамент – природу земли, которая суха и холодна; лимфатический темперамент – природу воды, которая холодна и сыра; сангвинический темперамент – природу воздуха, который горяч и влажен.

Между темпераментами и небесными светилами, таким образом, устанавливается определенное соотношение, которое и было положено в основу астрологии Востока и Запада; кроме описанных, у астрологов были и другие варианты для соотношения между светилами неба и темпераментами и судьбами людей и народов.

Арабы придерживались геоцентрических взглядов Клавдия Птолемея; около Земли вращалось семь небес: первое – Луны, второе – Утаред, третье – Зухрат, четвертое – Солнца, пятое – Меррих, шестое – Муштари, седьмое – Зухаль; плоскость эклиптики делилась на двенадцать «домов» – знаков Зодиака, куда по порядку заходили Солнце и планеты в самых разнообразных комбинациях.

[Сон амира Тарагая, отца Тимура]

В молодости я слышал от своего отца, амира Тарагая, рассказ об удивительном сне, который ему привиделся.

– Однажды я увидел во сне, что ко мне подошел красивый молодой человек, похожий лицом на араба, и вручил мне меч[61]; я взял меч в руки и стал размахивать им по воздуху; блеск стального клинка осветил весь мир.

Я просил амира Куляля объяснить этот сон. Амир Куляль сказал мне, что сон этот пророческий, что Аллах пошлет мне сына, которому суждено овладеть всем миром, обратить всех в ислам, освободить землю от яда новшеств и заблуждений.

Сон, действительно, исполнился: в 733 году [хиджры] Аллах дал мне тебя, сын мой. Как только ты появился на свет, я отнес тебя к шейху Шамс-эд-дину.

Когда я пришел, шейх читал Коран и остановился на следующих словах: «Неужели не опасаетесь, что тот, кто на небе, может велеть земле поглотить вас; она уже колеблется» (Коран, XVII сура, 16 аят).

Так как в этом аяте Корана встречается слово «Тамурру»[62], то мы и нарекли тебе имя Тимур.

Я выслушал рассказ своего отца Тарагая, как, при каких обстоятельствах мне дано было имя, узнал, что это имя заимствовано из Корана, принес хвалу Аллаху и прочитал суру Корана, озаглавленную «Табарак».

[Пророчества о владычестве Тимура над миром]

Однажды я видел во сне, будто я закинул невод в большую реку; невод охватил всю реку, и я посредством него вытащил на берег одновременно всех рыб и животных, населяющих воды. Толкователи объявили этот сон предвещающим великое и славное царствование, настолько славное, что все народы мира подчинятся мне.

По совету шейха Камаля я отправился к сайиду Кулялю; сайид при встрече поздравил меня со вступлением на престол великого хана, который я должен передать своему потомству. После таких слов уважаемого сайида Куляля я пришел в великую радость и стал стремиться к тому, чтобы овладеть всем миром.

[Сверхъестественные удачи Тимура]

Однажды я встретился с военачальником страны Джете[63], амиром Сайид-Байгубаром. Этот амир с шестью тысячами всадников напал на меня на берегу реки Балх[64]. У меня в это время было всего-навсего около тысячи всадников. У моего противника было так много войска, что все мои воины, как только увидали его, упали духом – как я заметил. Но удивительное счастье выручило меня: амиры Джагуй-Барлас[65], Ингу-Тимур, Муса и Сулейман неожиданно прислали мне в помощь еще тысячу всадников. При такой поддержке мне удалось наголову разбить войска амира Сайид-Байгубара.

Ильяс-Ходжа, сын хакана Туклук-Тимура, с тридцатью тысячами всадников перешел каменный мост[66] и разбил шатер. У меня было в это время всего-навсего только шесть тысяч всадников, да и те пришли в уныние: на стороне врагов был громадный, пятикратный перевес в силах. Мне опять удивительно повезло: как раз в это самое время пришел отряд от хорасанских сайидов, которые жили в Термезе; отряд поспешно присоединился к моим воинам. Хорасанцы сумели поднять дух моих воинов, которые быстро освободились от гнетущего страха перед впятеро сильнейшим неприятелем.

Я вступил в бой с Ильяс-Ходжой и одержал над ним решительную победу. Еще перед сражением, когда я расположился в виду войск Ильяс-Ходжи и приготовился вступить в бой, пришло время намаза, и я стал на молитву. Когда я сделал поклон до земли, то услышал чей-то голос, сказавший: «Тимур, тебе дарована победа!»

Я поднял голову, осмотрелся: подле меня никого не было. Я понял тогда, что слышал голос из «мира тайн», и принес Аллаху благодарность за помощь.

Я пошел походом на Персию. Совершенно неожиданно шах Мансур с пятью тысячами всадников напал на меня. Я велел поскорее собрать воинов, вооруженных пиками, чтобы отразить натиск врага; таких воинов, к моему великому горю, совершенно не оказалось. Помощь мне явилась оттуда, откуда я и ждать не мог: всадник, похожий лицом на араба, вооруженный пикой, прискакал с криком:

– Алла, дай победу Тимуру!

Шах Мансур, перепуганный криком незнакомца, без чувств свалился с коня; его поднял на своего коня и увез шах Рух[67]. Всадник, который так неожиданно явился ко мне на помощь, исчез неведомо куда.

Я овладел столицей Персии; я потребовал от амира Хусайна сдачи крепостей Шадман, Балха и Бадакшан. Одновременно досточтимый шейх Заин-эд-дин Абу-Бекр Тайабади прислал мне письмо; он писал, что ключи Хорасана тоже вручены мне. Такая новость дала мне полную уверенность, что мое предприятие – овладеть Персией – кончится полной удачей[68].

[Хызр оказывает помощь Тимуру]

В 837 году [хиджры][69] я перешел Джайхун и овладел Гиас-эд-дином и Кентом, а также всеми драгоценностями и добром, какие там были. Как сообщил мне сайид Мухаммед-Гису-Дараз, амир Сайид-Али велел передать мне, что сам Хызр окажет мне помощь.

Когда Хызр[70] являлся в Самарканде, мне суждено было увидать его чудеса; он сказал мне несколько неприятных слов[71]; мне невыразимо горько было их слышать. Уезжая из Самарканда, я был в сильном смущении, что своей обидой на слова Хызра я огорчил его самого.

Но теперь, когда пришла весть от амира Сайид-Али, я успокоился; я понял, что Хызра никогда не мог оскорбить обыкновенный смертный вроде меня.

[Тимур распространяет ислам]

Разрушение капища Тугуль-богадура – вставочный эпизод, характеризующий выполнение джехангиром своей основной миссии во вселенной – распространять правую веру, ислам, заменяющий мрак язычества и идолопоклонства. По Корану, идолопоклонство – тяжкий грех, который никогда не простится Аллахом.

«Аллах не простит, что к нему присоединяют других богов, но он простит другие грехи, кому захочет; потому что кто присоединяет к Аллаху его творения, тот совершает великий грех» (Коран, IV сура, 51 аят).

Я разрушал до основания капища, где местные жители поклонялись своим идолам, и распространял веру Посланника Аллаха (ислам). Самое большое капище было у Тугуль-богадура. Когда я решил разрушить капище, ко мне обратились брамины, принесли в дар много золота[72] и просили пощадить их святилище. Я не обратил внимания на просьбы и приказал прогнать их.

В капище было много идолов и рядом – статуя человека. Я приказал разбить эту статую, но один из браминов упорно просил меня оставить в неприкосновенности статую очень чтимого язычниками великого чудотворца. Брамин говорил, что этот чудотворец имел такую силу, что в одну ночь мог иметь совокупление с тысячью шестьюстами женщинами. Я ответил брамину, что шайтан еще сильнее их чудотворца, потому что он может в одну ночь совокупиться с бесчисленным количеством женщин.

Шайтан (сатана), Эблис (дьявол) встречается уже в очень древних верованиях семитов, почти всегда ассоциируясь с рассказами о падении ангелов и человека. В Коране много раз упоминается под именем Эблиса в рассказе о сотворении человека, когда вопреки воле Аллаха он отказался поклониться человеку.

«71. Когда Аллах сказал ангелам: «Я сотворю человека из глины.

72. Когда я дам ему совершенный вид и брошу в него часть моего духа, то вы простритесь перед ним».

73. Ангелы, сколько их было, все простерлись перед ним,

74. За исключением Эблиса. Он надулся гордостью и стал в числе неблагодарных.

75. «О Эблис! – воскликнул Аллах, – что помешало тебе простереться перед существом, которое я сотворил своими руками:

76. По гордости или потому, что ты выше?»

77. Эблис отвечал: «Я стою дороже его: ты создал меня из огня, а его из грязи».

78. «Пошел вон, – закричал ему Аллах, – ты, побитый камнями!

79. Мои проклятия останутся на тебе до дня воздаяния».

80. «О господин! – сказал Эблис, – дай мне отсрочку до дня, когда будут воскрешены люди!»

81. «Ты ее получишь, – отвечал Аллах,—

82. До дня предела, назначенного прежде».

83. «Я клянусь твоим величием, – отвечал Эблис, – что обольщу всех их,

84. Кроме твоих искренних слуг».

85. «Это будет так; а я говорю верно, что наполню геенну тобою и всеми теми, которые за тобою последуют» (XXVIII сура, 71–85 аят).

В эпизоде с капищем Тугуль-богадура шайтан обладает способностью совокупления с бесчисленным количеством женщин, но ведь ангелы лишены органов воспроизведения и сексуальных порывов; родятся и грешат только гении (джинны). В Коране (XVIII сура, 48 аят) Эблис назван одним из гениев; быть может, на основании этого места Корана ему приписано невероятное вожделение к женщинам.

[Вещие сны Тимура]

При начале всякого дела я неизменно вверял себя воле Аллаха и не интересовался, соответствует ли данный момент началу задуманного мною дела. Однако звездочеты находили всякий раз, что любое свое дело я предпринимал как раз в такое время, которое соответствовало данному делу по расположению звезд.

Исход всякого трудного дела, какое только я ни предпринимал, мне был заранее известен: я узнавал грядущее по сновидениям.

Так, когда хакан Туклук-Тимур впервые пришел в Мавераннахр, я увидел во сне, будто ко мне подлетела птица шагин (сокол) и уселась мне на руку: в это время подошло много коров, и я их подоил. Мне объяснили, что этот сон предвещает мне счастье: птица, усевшаяся мне на руку, означает могущество, а множество коров предвещали многие выгоды для меня. И действительно, сон мой сбылся: я присоединился к хакану Туклук-Тимуру и получил от него много милостей.

Амир Хусайн, внук амира Казгана[73], из Кабула пришел отобрать земли, принадлежавшие его отцу. В свое время я оказал ему большую помощь; он тем не менее решил убить меня, хотя его сестра была моей женой (то есть мы были родственниками); чтобы примирить его с собой, я сделал его наместником Балха; вышло иначе, чем я предполагал: он не только не перестал враждовать со мной, а наоборот, почувствовал свою силу и задумал воевать со мной.

Я тоже стал готовиться к борьбе с амиром Хусайном. Во время приготовлений я видел сон, будто амир Хусайн на серебряном блюде принес мне меч, клинок которого был сплошь облеплен мухами. Этот сон мне истолковали так: я получу помощь от имама Хусайна, потомка Посланника Аллаха. По толкованию, величие амира Хусайна должно было перейти ко мне, а его самого мне суждено было убить. Все сбылось со временем. Я выразил благодарность за помощь мне потомку Посланника Аллаха посредством паломничества на священную могилу имама Рузи.

Однажды во время бегства из Самарканда я увидел себя во сне плачущим; черный ворон сел мне на плечо, и рой мух со всех сторон слетался ко мне. Я отогнал мух и проснулся в самом дурном расположении духа. В это самое время Тугуль-богадур напал на меня с тысячью всадников. Я понял, что мой плач во сне и черный ворон означали предстоящее мне горе, а множество слетевшихся мух – войско Тугуль-богадура, которое мне суждено было победить. Сон сбылся: вскоре я вступил в бой с войсками Тугуль-богадура и разбил их наголову.

Когда я отправился в Балх, мне приснился сон, будто мне поднесли несколько сосудов для вина, а я их разбил, ударяя одним сосудом по остальным. Меч свой я увидел иззубренным и счел это за дурное предзнаменование. Шах Персии Мансур напал на меня с пятью тысячами всадников; я одержал над ним полную победу и рассеял всех его воинов; остатки бежали в страну кипчаков.

Однажды Тохтамыш-хан, позабыв нашу дружбу, все услуги, какие я ему оказал в разное время, с громадным войском пришел воевать со мной. Я пытался усовестить его, написал письмо, где просил оставить зло на меня, вспомнить все хорошее, что я ему когда-то делал, и грозил жестокой местью за неблагодарность. Мне приснилось в это время, будто луч солнца с востока упал мне на голову, а потом как бы потух и исчез. Толкователи снов объяснили мне, что луч солнца с востока и его исчезновение означают нашествие Тохтамыш-хана и полное его поражение в борьбе со мной. Так и сбылось.

Когда я двигался в сторону Ирака[74], мне приснился сон, будто ко мне пришло множество львов и скорпионов. Через день амиры этой страны явились ко мне с изъявлением покорности, и я овладел всем Ираком.

Собираясь в поход в Индустан[75], вижу себя во сне в роскошном саду, полном деревьев, обремененных плодами. Птицы в ветвях деревьев свили множество гнезд. Я взял пращу и разорил все эти гнезда. Толкователи объяснили мне, что сон предвещает полную удачу моего похода на Индустан. Сон вполне сбылся: я овладел Индустаном и разорил там множество городов.

Когда я двинулся с войском в Сирию[76], против меня соединились войска Сирии, Египта и Турции. Казалось очень трудным воевать против воинов могущественных султанов. Я прочел «салат» и лег спать. Во сне я увидел, что я восхожу на высокую гору. Над моей головой нависли свинцовые тучи, меня окутала мгла тумана. Однако скоро тучи разразились сильнейшим ливнем, а туман после дождя рассеялся. Толкователи объяснили, что этот сон предвещает мне полную победу над всеми врагами.

– Гора, – объясняли мне, – это столица Сирии – цель твоего похода; тучи и туман – воины твоих врагов, а дождь – это твои воины. Как дождь, выпав, рассеял тучи и туман, так и твои войны, обрушившись на полчища врага, рассеют их.

Этот сон сбылся в точности: мои войска разбили и рассеяли бесчисленные полчища сильнейших врагов.

Однажды, когда у меня было всего-навсего сто тысяч войска, на меня напал Кайсар[77], царь Рума, с четырехсоттысячным войском. Я предал себя воле Посланника Аллаха, прочитал «салат» и лег спать. Мне снилось, будто я нахожусь в пустыне, вокруг меня множество народу, а вдали виднеется свет. Я поспешил по направлению к свету. По дороге я увидал три кучки золы и поехал дальше; скоро я догнал пятерых мужчин, которые шли впереди меня.

Вдруг поднялась сильная буря; один из пятерых мужчин, шедших по дороге, объяснил мне, что означает эта буря: это Посланник Аллаха восходил на небо. Я подошел и, к великому счастью, мог поклониться Посланнику Аллаха. У одного из пятерых мужчин, повстречавшихся мне по дороге, был в руках батик[78]; по повелению Мухаммеда я вынул его из рук этого человека и взял себе.

Проснулся я радостный, что видел во сне самого Посланника Аллаха и получил от него такие знаки внимания. В этот же день рано утром я вступил в бой с Кайсаром: подняв белое знамя, я привел в полный беспорядок и разогнал все его войско.

Во время сражения я очень устал и почувствовал себя крайне нездоровым. Мысли о смерти пришли мне в голову; забота отягощала мое сердце: что будет с моим царством в случае моей смерти, кого из моих сыновей следует назначить преемником? Посланник Аллаха успокоил меня, открыв, что семьдесят поколений моих потомков будут правителями.

Я увидел сон, будто нахожусь под деревом, которое раскинуло надо мной свои густые ветви[79] и защищало меня от солнечных лучей; среди ветвей шумели различные птицы и насекомые; все они ели плоды тенистого дерева, под сенью которого я отдыхал; я сам попробовал плодов: одни из них оказались сладкими, другие – кислыми. Во сне я услышал таинственный голос, сказавший мне, что дерево, которое я видел, – это мое потомство. Когда я проснулся, толкователи объяснили мой сон таким образом:

– Дерево – это ты, ветви с листьями – твое потомство, а птицы и насекомые, евшие плоды с дерева, – подвластные тебе народы, которые получают от тебя щедрые и обильные блага.

Однажды, озабоченный своими делами, я заснул и вижу во сне, будто меня со всех сторон окружают ужасные фигуры джиннов, свиней, безобразных мужчин и отвратительных женщин, диких зверей и птиц. Я проснулся в ужасе и немедленно написал письмо моему духовному руководителю, шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади. Скоро я получил от шейха ответ:

«Ужасные фигуры, которые ты видел во сне, – это твои нехорошие дела; тебе нужно покаяться во всем зле, какое только ты учинил».

Я немедленно исполнил совет почтенного старца, и скоро мне приснился сон, совершенно непохожий на виденный мною ужасный. На этот раз я увидал, будто отдыхаю в роскошном саду[80]; там всевозможные великолепные цветы, различные фруктовые деревья, посреди сада протекают большие реки, мой слух ласкают нежные звуки музыки.

Я снова написал письмо уважаемому шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади. Скоро пришел и ответ от шейха: он писал, что я видел очень хороший сон, что мое раскаяние[81] принял Аллах и простил мне все нехорошие дела.

«Посланник Аллаха сказал, что к каждому человеку приставлен джинн (злой гений), который наблюдает за его поступками, подстрекает его к дурным делам; раскаянием в злых делах ты одолел своего джинна; всякому правоверному следует раскаянием и делами добрыми с помощью Аллаха преодолевать силу своего джинна».

Когда я собирался в поход из Самарканда в Китай[82], мне приснилось, будто я с ветвей большого дерева слез на землю; на голове у меня была чашка с водой, которая при этом упала, и вода разлилась; в это время мой отец, амир Тарагай, взял у меня из рук лошадь и повел меня в сад; там он меня оставил, a caм исчез неведомо куда. Толкователи дали объяснение привидевшемуся мне сну, но я не поверил им и положился всецело на волю Аллаха.

В это же время я видел и другой сон: будто я заблудился в пустыне, где были дикие звери; я прошел пустыню и попал в сад: там было множество разнообразных плодов и музыкальные инструменты; в саду же находился и громадный трон; около трона стояла высокая башня, а на вершине башни сидели какие-то люди: перед каждым из них лежала книга, и они что-то вписывали перьями в эти книги[83]. Я спросил у них, что они пишут, и получил в ответ, что их дело вести запись тому, что должно случиться в жизни с каждым человеком. Я заинтересовался и стал их спрашивать о том, кто записывает события моей грядущей жизни, но тут внезапно проснулся, сильно встревоженный сновидением.

Когда я овладел Персией, жители Шираза[84] при содействии шаха Мансура убили мною поставленного там наместника. Я приказал тогда истребить всех жителей Шираза. Ко мне пришел сайид Джамиль-уль-Кадыр и просил помиловать ширазцев; я не обратил внимания на заступничество сайида.

В следующую же ночь я увидал во сне Посланника Аллаха, который сурово сказал мне:

– Тимур! Ты не уважил просьбы моего потомка и не помиловал населения Шираза, а разве ты сам не нуждаешься в моем ходатайстве?

Я проснулся в страхе, что навлек на себя гнев Посланника Аллаха.

Я сейчас же отправился к сайиду Джамиль-уль-Кадыру и просил простить меня за то, что я не исполнил его просьбы. Я не только помиловал жителей Шираза, но и послал им богатые подарки, а Махмуд-Ходже пожаловал страну Мегриджан. Я теперь хорошо понял, что следует беспрекословно исполнять все, что скажут сайиды, оказывать всевозможное почтение всем потомкам Посланника Аллаха, в моем сердце укрепилась пламенная любовь к потомству Посланника Аллаха.

Обо всем, что случилось, и виденном мною сне я немедленно написал письмо почтенному шейху Заин-эд-дину Абу-Бекру Тайабади и скоро получил от него ответ следующего содержания:

«Пусть Аллах пошлет тебе все, что ты ни попросишь.

Внуши своим детям, что милость Посланника Аллаха необходима каждому человеку, от самого великого до самого презренного.

Любовь и почтение к сайидам – залог спасения в этом и будущем мире. Всякий раз, когда становишься на пятикратную молитву, воздай прежде благословение сайидам, чтобы твой намаз был угоден Аллаху.

Если ты будешь исполнять все это, ты можешь надеяться на награду в будущей жизни.

Оказывай больше внимания и почтения потомкам Посланника Аллаха».

[Вещий сон амира Тарагая, отца Тимура]

Отец мой, амир Тарагай, рассказывал мне, что еще до моего рождения он видел однажды во сне, будто ему вручили меч, блеском которого озарился весь мир; из рук его поднялись пары, обратившиеся в воздухе в капли, которые и упали на землю дождем. Толкователи объяснили моему отцу его сон так: его потомки будут правителями; между остальными детьми у него родится сын, который силою оружия подчинит себе весь мир; все народы мира будут ему подвластны. Сон сбылся: вслед за этим сном родился я.

Здесь кончается «доистория» и начинается собственно «Автобиография» с погодными датами от семи до семидесяти лет, причем наша рукопись обрывается на тридцать девятом году.

Мне исполнилось семь лет

Меня отдали в школу, где вручили табличку слогов; я скоро выучился читать и радовался своим успехам.

Мне исполнилось девять лет

Я научился пятикратной молитве, стал старшим учеником во всей школе[85]. На всех общественных собраниях, где мне случалось бывать, я старался занять место поблизости к улемам[86], при этом я всегда сидел, поставив колени на землю, я всегда старался держать себя почтительно перед старшими.

На улице я играл с детьми; моей любимой игрой была война; я делил своих сверстников[87] на две части и устраивал показательные сражения между ними, себя самого я всегда провозглашал амиром и руководил военными действиями.

Мне исполнилось двенадцать лет

Я уже стыдился детских игр и старался проводить время среди равных себе юношей.

С семи и до семидесяти лет, всю свою долгую жизнь, я щедро помогал нищим. Одежду, раз надеванную, я уже не надевал другой раз, а отдавал бедным. Когда я достиг величия и славы, я возвеличил и всех товарищей моего детства. Ежедневно я приказывал закалывать одного барана для бедных: тушу разрезали на семь[88] частей и раздавали мясо тому, кто особенно нуждался.

Мне исполнилось четырнадцать лет

Я любил одного мальчика, у которого был другой товарищ, по имени Муллача, с очень дурными наклонностями. Этот Муллача однажды сказал мальчику, с которым я был дружен:

– Я у тебя прошу ласки.

Мальчик ответил:

– Проси у меня поцелуя.

Муллача ответил:

– Что мне пользы от твоего поцелуя?

После этого случая я избегал быть в обществе таких дурных товарищей.

Мне исполнилось пятнадцать лeт

Я очень полюбил охоту верхом и скоро достиг блестящих успехов в искусстве верховой езды.

Однажды я отдыхал на берегу реки. К реке подошел какой-то турок с чресседельником в руках. Вскоре к тому же месту пришла неизвестная женщина, по-видимому, набрать воды. Турок, увидав женщину, бросился на нее, желая изнасиловать. На крики женщины в помощь ей прибежал ее родственник и хотел защитить от турка, но тот оказался сильнее: он связал прибежавшего защитника чресседельником, потом женщину поясом и на глазах у меня совершил совокупление с женщиной. Я смеялся всему, что видел, но одновременно твердо решил: уничтожить во всем мире таких преступников[89].

Мне исполнилось шестнадцать лет

Под шестнадцатым годом «Автобиографии» вставлен новый «моральный трактат» в виде завещания отца, уходящего из жизни, сыну, в эту жизнь вступающему. Завещание в новой форме повторяет хорошо знакомые, однообразные мотивы: 1) всегда помнить и чтить предков; 2) поступать по шариату и уважать сайидов; 3) следовать исламу; 4) строго соблюдать родственные узы, беречь их как зеницу ока, быть щедрым, беспристрастным и милостивым.

Это завещание Тимур сделал девизом своей начинающейся политической деятельности.

Мой отец, амир Тарагай, привел меня в мечеть и объявил, что звание амира воинов переходит ко мне по наследству от моих предков. Но я уже в этом возрасте узнал, что мир подобен золотому сундуку, наполненному змеями и скорпионами; поэтому я стал презирать золото и величие и остался жить в мечети[90].

[Четыре наставления амира Тарагая своему сыну Тимуру]

Однажды мой отец, амир Тарагай, сказал мне:

– Выслушай и запомни наставления, какие я тебе сейчас дам.

Первое. Почитай и не забывай своих предков; помни, что ты, Тимур – сын Тарагая;

Тарагай – сын амира Баргуля;

Баргуль – сын амира Илынгыза;

Илынгыз – сын Богадура;

Богадур – сын Анджаль-нойона[91],

Анджаль-нойон – сын Суюнчи;

Суюнчи – сын Ирдамджи-Барласа;

Ирдамджи-Барлас – сын Качули-богадура;

Качули-богадур – сын Тумене-хана;

Тумене-хан был родственником сына Яфеса;

Яфес – сын Ноя.

Из наших предков Кара-Джар-нойон первый познал Аллаха, размышляя о мире вместе с подвластными ему людьми: рассудок убедил их в истинности ислама. Кара-Джар-нойон признал Аллаха – царем, Посланника Аллаха – его визирем, потом признал и четырех халифов правого пути.

Второе. Завещаю тебе, Тимур, поступать всегда по примеру отцов и дедов, согласно шариату; потомство Посланника Аллаха почитай и уважай; к народу, тебе подвластному, относись милостиво и снисходительно.

Третье. Помни, что все мы – рабы Аллаха, высшей рукой введены в жизнь под этим синим сводом[92]; поэтому будь доволен всем дарованным тебе от Аллаха; будь ему благодарен за все его милости к тебе, повторяй непрестанно имя Аллахово, утверждай его единство, будь послушен его велениям и не делай того, что запрещено.

Четвертое. Не рви родственных уз, никому не делай зла.

Щедро награждай всех, кто служит тебе; выработай беспристрастие в своем характере.

Обращайся снисходительно с каждым созданием.

Я выслушал мудрые наставления моего отца и твердо решил всегда следовать им в жизни.

Искренне или неискренне, Тимур выявляет здесь одну из характерных черт феодальной идеологии, черту, которую люди Запада метко назвали «contemptio mundi» («Презрение к миру» – трактат папы Иннокентия III). Два предмета особенно характеризуют мир – власть и золото, и о своем пренебрежении к двум важнейшим благам мира торжественно заявляет Тимур. Тимур противопоставляет власти и золоту – жизнь в мечети, но как выполнил Тимур свое обещание, видно из самой «Автобиографии».

Мне исполнилось семнадцать лет

Мой отец, амир Тарагай, ушел в частную жизнь. Я собрал весь его скот[93] и все его добро, посчитал каждую сотню баранов и отделил самцов от самок для приплода. На каждый десяток рабов, принадлежавших отцу, одного я поставил старшим.

[Святой амир Куляль пророчествует о Тимуре]

Я отправился к амиру Кулялю. Придя к нему, я сел среди уважаемых людей, которые были у святого амира. Амир Куляль сейчас же обратил на меня внимание и сказал всем, кто сидел подле него, что с виду я кажусь человеком бедным и низкого звания, но в действительности я – очень важный человек. Амир наклонил голову и некоторое время сидел молча; перед ним лежали лепешки и халва. Он поднял голову, передал мне семь лепешек и часть халвы и сказал:

– Съешь эти семь хлебов, и ты будешь владыкой семи частей мира, ты будешь владеть всем миром.

Я удивился этим словам; пришли в изумление и все сидевшие вокруг.

Семь хлебов, полученных от амира Куляля, я отослал своему отцу, амиру Тарагаю, но он вернул их мне обратно; он сказал, что амир Куляль – святой, что непременно сбудется все, что он предсказал.

Я спрятал хлебы: это было для меня началом благоволения Аллаха.

Однажды отец мой, амир Тарагай, отправился к амиру Кулялю, тот сказал ему:

– Поздравляю тебя с тем, что Аллах даровал тебе такого сына, как твой Тимур.

Он дал моему отцу немного пшеницы и изюма и велел ему сосчитать все зерна и ягоды. Отец насчитал всего-навсего триста семьдесят штук. Амир сказал моему отцу:

– Вот из этого числа можно узнать о численности твоего потомства.

Я опять спрятал у себя зерна, какие святой амир Куляль дал моему отцу; богатство мое все возрастало.

Я рассказал своей матери обо всем, что случилось. Мать воздала благодарность Аллаху и сама отправилась к амиру Кулялю. Тот сказал ей:

– Женщина! Сын твой будет владыкою всего мира, триста семьдесят потомков будут могущественны, семьдесят потомков будут правителями.

В его потомстве может быть и больше правителей, если только он будет строго следовать шариату Посланника Аллаха и не оскорблять его чистого духа.

Мать по возвращении рассказала мне все, что слышала от святого амира Куляля, и я твердо решил всегда, во всех случаях жизни, строго следовать всем велениям шариата.

Эпизод об амире Куляле слагается из трех моментов: 1) откровения амира самому Тимуру, 2) его отцу Тарагаю и 3) матери Тимура; он полон агиографически-сказочных мотивов: 1) пророчеств, 2) символизации пророчеств, 3) магии чисел.

Предмет пророчеств однообразен: владычество над миром и многочисленность потомства – два величайших дара Аллаха, из тех, какие только могут выпасть на долю «правоверного». Семь лепешек символизируют семь частей света, составляющих весь мир; триста семьдесят ягод изюма и зерен пшеницы олицетворяют триста семьдесят потомков Тимура. Магия чисел сводится к пророческим предикатам таких чисел, как «семь» и «семьдесят».

Динамика рассказов слагается из моментов: 1) характеристики Тимура в форме антитезы, свойственной мистике всех времен и народов; 2) молчания прорицателя; 3) передачи таинственных символических предметов в определенном количестве заинтересованным лицам; 4) раскрытия символики, связанной с переданными предметами; 5) эмоции удивления, связанные с раскрытием символики.

Мне исполнилось восемнадцать лет

Я возмужал, стал силен и пристрастился к охоте[94].

[Чудесное спасение Тимура на охоте за козами]

Однажды, охотясь, я гнался верхом за козой. Мне встретился на пути овраг шириной в пять аршин и глубиной в четыре аршина. Я не в силах был сдержать коня, а тот напряг все силы и перепрыгнул овраг, но достал до противоположной стороны лишь передними ногами, а задние повисли над обрывом. Я быстро соскочил с коня, который тут же упал в овраг.

Спутники поблагодарили Аллаха за чудесное спасение моей жизни. Никто из них не мог перескочить разделявший нас овраг: мне пришлось пешком перебраться на ту сторону, где оставались мои спутники, и там уже сесть на другого коня.

Мы поехали дальше, но скоро пошел сильный дождь, превратившийся затем в хлопья снега, – поднялась снежная буря. Мы потеряли надежду благополучно вернуться домой и стали готовиться к смерти.

Однако скоро мы заметили вдали какие-то черные предметы. Мои спутники думали, что это чернеют холмы, но я ударил коня и быстро проскакал расстояние верст в восемь, отделявшее нас от далеких пятен. Приблизившись, я увидел свет и различил в темноте юрту, сплетенную из камыша, в которой и укрылся от вьюги.

После, когда я стал амиром, я в благодарность за спасение моей жизни освободил хозяина юрты со всем его родом от уплаты дани и щедро наградил его за гостеприимство в такую трудную для меня минуту.

Эпизод с охотой на козу окружает очень реальный момент из жизни Тимура, его необыкновенное личное удальство ореолом магии: Тимур совершает на охоте подвиг, которого не в состоянии совершить ни один из его товарищей-сверстников.

Мне исполнилось девятнадцать лет

Я сильно заболел. Меня лечили всякими средствами, но ничего не помогало: семь суток я не ел, не пил и лежал весь в жару; в это время окружавшие меня нашли у меня рану на руке между пальцами. Все плакали, думая, что я скоро умру, плакал и я сам; но скоро у меня появился аппетит, и я стал выздоравливать.

[Явление Тимуру сайида с длинными волосами]

Однажды, когда я в комнате отца моего, амира Тарагая, сидел за чтением суры Корана «Табарак», предо мной неожиданно явился сайид с длинными волосами и сказал мне, что я буду великим владыкой. Я тотчас рассказал отцу о том, что видел.

Отец спросил у звездочетов, какая судьба ожидает меня; те предсказали, что я буду таким могучим владыкой, равного которому не было и не будет во всем мире. Я был рад, что мне предстоит такая великая будущность, и раздал нищим щедрую милостыню.

Мне исполнилось двадцать лет

Здесь дается новый вариант генеалогии Тимура в изложении его отца, амира Тарагая.

Генеалогия полна мифологем и исторических несообразностей: 1) Абуль-турк, внук Ноя, назван главным султаном турок, – наивная тенденция тогдашней генеалогии искусственно связывать турок с таким великим пророком «правоверных», как Ной; 2) татары и монголы получают двух искусственных родоначальников – праправнуков Ноя, – обычная для народов древности и средневековья персонификация племен и народностей; 3) уже Могол и Татар были служителями ислама, но уклонились от него в неверие.

Я полюбил верховую езду; часто я устраивал воинские игры между своими сверстниками: делил их на два отряда и устраивал показательные сражения между ними.

[Рассказ амира Тарагая, отца Тимура, о предках]

Однажды отец мой, амир Тарагай, рассказал мне историю наших предков.

– Предок наш Абуль-Турк, сын Яфеса, внук Ноя, был главным ханом у турок. Пятый сын его Улиджи-хан был тоже ханом; у него одновременно родились два сына, близнецы. Одного из них назвали Татар, а другого Могол. Оба они стали ханами, но гордость увлекла их с пути ислама в долину неверных.

От Татара произошли восемь сыновей, а от Могола – девять, которые и стали родоначальниками отдельных племен. Потомки Татара, восемь родов, и потомки Могола, девять родов, в степях Турана вели между собою ожесточенные войны до тех пор, пока ханом не стал Тумене, который был правоверным.

У него родились два сына, близнецы: Качули-богадур и Кабыль-хан. Качули-богадур в детстве видел сон, что среди потомства Кабыль-хана ярко засветила звезда, подобно солнцу взошла на небо и озарила весь мир своим блеском. Качули-богадур тогда же рассказал своему отцу, Тумене-хану, виденный сон; толкователи объяснили сон следующим образом: в третьем поколении потомства Кабыль-хана должен родиться великий завоеватель, который овладеет всем миром, – аламгир.

Братья устроили пышное торжество[95]; во время него они заключили условие, чтобы потомки обоих братьев вечно жили в мире между собой. Власть решили поделить так: потомки Кабыль-хана должны быть правителями, а потомки Качули-богадура – занимать по наследству должность главы амиров. Этот договор вырезали на стальной плите и спрятали в хранилище казны.

У Камсагу-богадура, сына Бурхан-богадура, внука Кабыль-хана, родился сын; правнук Кабыль-хана появился на свет с окровавленными руками. Назвали его Темучин-ханом[96]. После долгих подвигов Темучин-хан, сорока лет от роду, сделался правителем всего Турана. К Темучин-хану явился юродивый и сказал, что он получил от Аллаха откровение о будущей судьбе Темучина:

– Аллах открыл мне, что он весь мир отдает во власть Темучин-хана, поэтому я даю тебе имя Чингисхан, что значит «хан ханов».

Чингисхан принялся за завоевания, овладел многими городами и землями и умертвил великое множество людей.

Своим наместником в Мавераннахр Чингисхан назначил своего сына Джагатай-хана, а начальником воинов – моего предка, Кара-Джар-нойона[97];

Кара-Джар-нойон был сыном Суюнчи;

Суюнчи был сыном Барласа;

Барлас был сыном Качули-богадура.

Чингисхан достал из хранилища казны договор, начертанный на стальной доске, и отдал его Кара-Джар-нойону, дал ему в жены дочь Джагатай-хана[98] и назвал его своим братом. Джагатай-хан назвал своего сына Анджаль-нойоном.

Кара-Джар-нойон не был правоверным, а, глубоко ошибаясь, верил, что каждому человеку присуще особое божество, – избавь нас, Аллах, от такого заблуждения, – но он всякого расспрашивал о божественных делах.

Однажды он разговаривал с одним ученым сайидом; тот сказал ему, что Аллах – один и вечен, и привел этому ряд доказательств. Кара-Джар-нойон задумался над этими словами, просветился верой и произнес слова веры: «Ля-илляга-иль-Алагу, Мухаммед Расуль Улла» [«Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед – Посланник его»], признал Аллаха, Посланника Аллаха, халифов правого пути и спутников Посланника Аллаха, стал всегда следовать велениям шариата и заботился об обращении своего народа в ислам.

Среди его народа произошли большие волнения; амир Баргуль, начальник всех воинов, не мог справиться с ними и обеспечить спокойствие правителя; он добровольно отказался от своей должности и подчинился Барласу. Барлас, щедрый по натуре, осыпал милостями подвластных ему людей. По смерти Барласа я (отец Тимура, амир Тарагай) получил его власть.

В это время пришел из Персии в Мавераннахр один звездочет и в присутствии улемов предсказал на основании положения планет, что в 730 году [хиджры][99] родится младенец, которому предстоит в жизни совершить великие завоевания и возвеличить ислам. Когда я услыхал это предсказание, то обратился к собравшимся улемам с просьбой молиться Аллаху, чтобы тот послал мне сына для возвеличения Джагатайского улуса. Потом родился ты, сын мой.

Когда я услышал из уст отца, амира Тарагая, рассказ о предсказании, я понял, что мне предстоит быть великим владыкой, я стал замечать в своем характере черты величия, я щедро награждал сайидов, улемов и шейхов, чтобы они молились Аллаху об утверждении моего величия.

[Чудо у амира Куляля]

Однажды я отправился к амиру Кулялю и взял с собою двадцать баранов, чтобы принести их в дар святому. В пути меня застиг ужасный ливень, я был вынужден оставить баранов на дороге и один отправился дальше. Я пришел к амиру Кулялю через два дня; к своему удивлению, я нашел баранов у дома святого амира Куляля. Я принес благодарность Аллаху за чудо, которое он совершил. Амир Куляль взглянул на меня и сказал:

– Этому турку[100] суждено овладеть всем миром Аллаха.

После этих слов Куляль стал на молитву, а после молитвы вновь уверял меня, что я буду могущественным владыкою, и просил меня все силы посвятить распространению в мире ислама.

С этой поры я совершенно отказался от игры в шахматы и всяких других развлечений. Подвластным мне людям я старался не причинять горя; всякая неприятность, какую я случайно причинял другому, вызывала у меня душевные муки; поэтому я всеми силами остерегался доставить кому-либо горе.

Рассказ об обращении Кара-Джар-нойона в ислам носит агиографическую окраску: 1) «герой» ищет правой веры, пытливо расспрашивает всякого, знающего такую веру; 2) один сайид приводит веские доводы в пользу правоты ислама; 3) Кара-Джар-нойон размышляет над доводами сайида, просвещается верою; 4) произносит основную формулу исповедания ислама; 5) получает веру в Посланника Аллаха, в халифов «правого пути»; 6) начинает следовать шариату; 7) заботится об обращении своего народа в ислам. Легендарность рассказа доказывается обильными параллелями из жизни других народов; довольно близко к рассказу о Кара-Джар-нойоне подходит рассказ «Повести временных лет» о крещении русского князя Владимира после предварительного испытания веры, после беседы с греческим философом.

Мне исполнился двадцать один год

Я достиг совершеннолетия и почувствовал себя вполне зрелым мужчиною.

[Устройство хозяйства Тимура]

В этом году, который был кратным семи[101], у отца моего, амира Тарагая, и у подвластных ему людей все посевы дали богатый урожай; родилось также очень много скота. Я занялся устройством своего хозяйства: назначил старшего на каждый десяток рабов, каждые двадцать коней соединил в отдельный косяк, а каждые десять косяков поручил отдельному рабу; для присмотра за каждым десятком верблюдов, за каждой тысячей баранов я также приставил отдельного раба, управление всем моим имением я вверил особому рабу, к которому питал наиболее сильное доверие.

[Болезнь Тимура]

После всех хлопот по хозяйству я сильно заболел. Один доктор из Самарканда велел мне пить гранатовый сок; напившись этого сока, я лишился чувств. Мои родные были страшно огорчены моей болезнью и горько плакали. Меня вылечил один туркестанский врач, пустив у меня кровь. Я раздал щедрую милостыню неимущим конями и баранами; я обещал принести в жертву[102] душе Посланника Аллаха сто верблюдов, сверх того, много верблюдов – душам халифов правого пути. По милости Аллаха я скоро выздоровел.

[Султан Кран]

В этом году султан Кран-ибн-Саур своим нашествием причинил много бедствий Джагатайскому улусу: все люди, и богатые и бедные, молили Аллаха о его скорой смерти. Я хотел было наказать Крана и стал собирать воинов, но у меня оказалось чересчур мало сторонников, хотя я и был щедр на подарки; пришлось отложить это дело до лучших времен.

Глава джагатайских амиров, амир Казган, вступил в бой с Краном в долине Зенги. Совершенно неожиданно для всех справедливый [Казган] был побежден жестоким [Краном], и последний еще больше зла причинил Джагатайскому улусу. К бедствиям населения присоединился еще сильный холод, сильно вздорожали все предметы первой необходимости.

Амир Казган еще раз собрал большое войско, разбил наголову жестокого Крана, взял его в плен и щедро одарил людей, пострадавших от жестокостей Крана.

Я желал один быть правителем Мавераннахра, но амир Казган был милостивый и справедливый правитель своего народа, и я удержался от восстания.

Организация хозяйства Тимура, т. е. типичного восточного феодала. Здесь приводятся любопытные детали: рабы, кони, верблюды, бараны соединяются в числовые группы: рабы – в десятки, лошади – в косяки, верблюды – в десятки, бараны – в тысячи. Тимур выступает здесь в роли искусного организатора хозяйства. Десятикратное число, как принцип хозяйского распорядка, очень любопытно; оно говорит, что любитель мистики и магии одновременно – очень практичный и точный хозяин.

Схема организации управления:

Управляющий (особо доверенный раб).

Старшие рабы на каждый десяток рабов.

Рабы для ухода за конями на каждые 10 косяков (1 косяк = 20 лошадям).

Рабы для ухода за верблюдами на каждый десяток верблюдов.

Рабы для ухода за баранами на каждую тысячу баранов.

И здесь, наконец-то, «Автобиография» отмечает «экономику» – факт сильного подорожания предметов первой необходимости в связи с опустошительными действиями войн и неблагоприятными метеорологическими условиями; факт показан в орнаменте филантропии просвещенного деспота, который печется исключительно о благе народа.

Мне исполнилось двадцать два года

Я решил поднять восстание против амира Казгана[103] в союзе с Хаджи-Барласом. Я собрал на совет[104] сорок молодых людей, своих сверстников, которые вместе со мной учились в школе, и сказал им, что собираюсь собрать воинов на горе Арафат.

[Амир Казган привечает Тимура и дает ему в жены свою внучку]

В это время умерла моя мать, и я устроил в память ее большие поминки. Вскоре отец мой, амир Тарагай, стал сватать мне дочь амира Джагуй-Барласа.

Однажды я пришел в место, где амир Казган совещался со своими верными амирами[105]; тут же был и мой отец; я вступил здесь в беседу с самим амиром Казганом; он милостиво отнесся ко мне и долго со мною ласково разговаривал; совершенно неожиданно для меня он отдал мне в жены свою внучку. Я был поражен такой честью. Амир Казган дал мне много имущества и скота. Из-за своей доброты он не был особенно сильным правителем; мне легко было бы завладеть его улусом, но я не хотел платить злом за добро.

Мне исполнилось двадцать три года

[Тимур на охоте получает предсказание о своей будущности]

Однажды на охоте я был застигнут ужасным ливнем и заблудился. В стороне виднелась какая-то гора, я поспешил проскакать пространство, отделявшее меня от нее. По сторонам большой горы стояли юрты из камыша, в одной из них я укрылся от холода. Хозяева юрты, очень приветливые, ласково отнеслись ко мне. Я рассказал им всю мою прошлую жизнь; они попросили меня повторить благословения Посланнику Аллаха[106]; как они думали, этого вполне достаточно, чтобы добиться любой цели[107]; они мне сказали дальше:

– За завесою будущего тебе готовится помощь, амир! За тебя семейство Посланника Аллаха; наместник его сделается твоим помощником и спутником, но кто этот наместник, ты узнаешь только перед самой своей смертью.

Эти слова уничтожили во мне всякое волнение и горе; дух во мне поднялся, я отказался от тайного намерения отправиться в Хорасан и двинулся по направлению к Герату.

[Появление амира Хусайна]

Перед отъездом я получил письмо от амира Хусайна такого содержания:

«Начальники моих воинов согласились убить меня и передать всю власть амиру Бакыру; надеюсь, ты скоро прибудешь; после соединения с тобой мне удастся, быть может, вместе с тобой отправиться к амиру Казгану и добиться от него почестей».

Нисколько не медля, я выступил с войском в тот же вечер по направлению к Герату. Амир Хусайн вышел с воинами из города и сделал вид, что намерен вступить со мной в бой; я опасался коварства с его стороны, но положился на Аллаха и приготовился к бою; однако он приехал ко мне с большими подарками, и мы встретились с ним по-дружески.

Потом мы вместе с амиром Хусайном отправились к амиру Казгану. Тот узнал о нашем приближения и выслал нам навстречу своего сына Абдуллу. Я отправил вперед к амиру Казгану амира Хусайна с богатыми дарами. Амир Казган заключил амира Хусайна в свои объятия и сказал ему: «Да будет лицо твое бело!» – и пригласил Хусайна жить в его шатре.

Спустя некоторое время воины амира Хусайна взбунтовались и хотели разграбить его казну. Хусайн не был достаточно богат, чтобы как следует одарить бунтовщиков[108] и успокоить волнения; бунтовщики увидели, что им нечего получить от амира Хусайна, и порешили убить его самого. К счастью. Хусайн узнал про их замыслы и попросил меня помочь ему; я приложил большие усилия, чтобы отвратить опасность от амира Хусайна и сохранить ему жизнь.

[Волнения в Герате. Тимур и амир Хусайн захватывают Герат]

Однажды мы с амиром Хусайном отправились на охоту; во время охоты к нам присоединился и амир Казган с десятью всадниками из своих самых близких людей. Казган был к нам очень внимателен, очаровал нас своим обращением, достойным самых лучших друзей. Амир Хусайн остановился было на берегу реки, но амир Казган попросил его проехать вместе с ним на место, называемое Армуган, где было значительно лучше.

Казган остался на этом месте, а мы с амиром Хусайном попрощались с Казганом и поехали дальше степью без всякой дороги. После долгого пути мы достигли берегов реки Мургаба.

Здесь мы получили неприятные известия из Герата; в наше отсутствие амир Бакыр привлек на свою сторону население Герата и захватил власть в свои руки. Хусайн обратился ко мне за советом, как лучше поступить при таких обстоятельствах. Я высказал мнение: следует нам обоим вместе напасть на Герат; в случае удачи мы достигнем своей цели; в случае неудачи заслужит похвалы по крайней мере наша храбрость.

Амир Хусайн принял мой совет. Я стал гадать по Корану; гадание предвещало удачу нашему предприятию, и мы еще более укрепились в нашем намерении. Амир Хусайн обещал мне, в случае удачи, разделить со мной обладание Хорасаном.

С тремястами лучших своих всадников я направился с ним к Хорасану[109]. Мы приблизились к этому городу; городские ворота оказались открытыми настежь.

Это обстоятельство сильно встревожило амира Хусайна: если ворота открыты, значит, враг настолько силен и настолько не считается с нами, что не счел даже нужным запереть городские ворота при приближении наших богадуров. Я как мог успокоил амира Хусайна, а потом ударил коня плетью и поскакал к городу, увлекая за собою воинов. Амир Хусайн с воинами поскакал в середину города, а я остался у ворот на тот случай, чтобы, если враг сделает нападение извне, защитить воинов, которые вошли в город.

Между тем амир Хусайн отправился к стану Бакыра, нашел его спящим и в таком виде захватил в плен[110]. Власть над Гератом снова перешла в руки амира Хусайна.

Мне амир Хусайн через гонца прислал приглашение войти в город. Воины Бакыра скоро узнали, какая участь постигла их амира, и вздумали было напасть на амира Хусайна; только появление моих богадуров заставило их немедленно подчиниться амиру Хусайну.

Амир Хусайн овладел Гератом с моей помощью, но свое обещание разделить со мною власть над Гератом он и не думал выполнять. Возмущенный такой неблагодарностью, – я тогда не знал еще его характера, – я хотел как следует наказать его: прогнать из города и самому овладеть Гератом.

Мои воины отказались следовать за мною; волей-неволей я был вынужден отказаться от своего замысла; я понял тогда глубокий смысл пословицы «Один верный спутник дороже тысячи неверных»…

Я расстался с амиром Хусайном и отправился назад к амиру Казгану.

[Заговор против амира Казгана]

Когда я пришел к амиру Казгану, он очень мне обрадовался. В это время против Казгана возмутились некоторые подвластные ему люди: во главе бунтовщиков стал некий Данышманджа-Углан[111]. Я сказал об этом амиру Казгану и посоветовал от имени Данышманджа-Углана разослать во все стороны письма и подарки, а затем наградить тех, кто покорится, и строго наказать бунтовщиков.

Мне исполнилось двадцать четыре года

В 700 году [хиджры][112] я стал изучать военное искусство и хотел захватить власть[113].

Со мной подружились люди, составившие заговор против амира Казгана; они собирались выбрать удобную минуту, чтобы убить Казгана; они предложили мне присоединиться к ним, войти в соглашение с Данышманджа-Угланом и захватить власть. Для видимости я согласился с ними, но посоветовал временно обождать с выполнением их замыслов; сам я поспешил предупредить амира Казгана о грозившей ему опасности. Бунтовщики узнали об этом и поспешили послать амиру Казгану письмо, в котором «от чистого сердца» признавались в злом умысле. Амир Казган, вполне доверяя мне, милостиво принял раскаяние бунтовщиков.

Однажды вечером амир Казган позвал меня к себе; у него я застал всех прежних бунтовщиков: все они были в кольчугах[114] под верхним платьем; я заметил это и тотчас сказал амиру Казгану. Ему стало ясно, что пришедшие собрались лишить его жизни; он тотчас поспешил сказать, что нездоров, и отпустил всех гостей. Потом спросил у меня, что делать в таком положении.

Я посоветовал разослать богатые дары всем недовольным; амир Казган согласился с моим советом и раздал очень много подарков. Когда заговорщики стали делить между собой дары амира, они все перессорились, согласие исчезло, и заговор сам собой расстроился. Амир был так доволен мною, что пожаловал мне в благодарность за услугу город Шибирганат.

Мне исполнилось двадцать пять лet

[Тимур хитростью овладевает Хорезмом]

Амир Казган хотел овладеть Хорезмом и, как очень трудное дело, решил поручить это мне. Я сообразил, что для меня выгоднее всего будет – сначала послать на врага кого-нибудь другого, а самому только завершить это предприятие. Хисрау-Баян-Кули был в это время самым близким человеком к амиру Казгану. Я повел с ним хитрые переговоры, я внушил ему убедить амира Казгана в том, что овладеть Хорезмом – дело вовсе не трудное, что лучше всего этот поход поручить сыну Казгана, Абдулле; он легко приобретет большую славу, если успешно овладеет Хорезмом; иначе если это дело поручить мне, то вся слава захвата Хорезма достанется одному мне. Хисрау-Баян-Кули сообщил амиру Казгану все, что я ему внушил; амир согласился послать к Хорезму воинов во главе с Абдуллой.

Жители Хорезма укрепили свой город; под защитой укреплений они сделали вылазку из крепости, легко одержали верх над воинами Абдуллы и отогнали их от города. Абдулла дал знать отцу, амиру Казгану, что потерпел неудачу. Амир Казган сказал, что давно думал поручить поход к Хорезму именно мне, и приказал немедленно выступить в поход. Мое тайное желание было осуществлено.

С большим числом воинов я двинулся к Хорезму на выручку Абдуллы. При моем приближении жители Хорезма поспешно отступили и скрылись за городскими стенами. Я тотчас послал письма к влиятельным людям Хорезма вместе с большими дарами и тайно просил их все устроить так, чтобы жители добровольно сдали мне город. Все вышло так, как я хотел: я без боя занял Хорезм.

Вместе с Абдуллой вернулись мы к амиру Казгану. В качестве награды за успех я был сделан наместником Хорезма, который мне удалось так ловко захватить.

Мне исполнилось двадцать шесть лет

Однажды мы с амиром Казганом поехали на охоту в местность Камар. Охота была очень удачная, и мы остались ночевать в этой местности. Амир Туклук-Тимур, зять амира Казгана, задумал убить Казгана и захватить его владения. Он составил заговор с несколькими злоумышленниками; вечером, когда мы ночевали в Камаре, он с семью людьми, вооруженными саблями, пришел убить Казгана. Около него, кроме ловчих, в это время никого не было.

Я быстро сел на коня и бросился на заговорщиков; тем временем амир Казган, пользуясь темнотой, спрятался за большой камень. На шум собрались остальные охотники. Амир Туклук-Тимур, опасаясь мести за заговор против амира Казгана, бежал в горы Мавераннахра.

В благодарность за эту услугу амир Казган пожаловал мне крепость Шадман. Как правитель Хорезма и Шадмана я собрал много дани и богато одарил своих воинов. Я делал большие подарки своим воинам, но не встречал у них решимости помочь мне стать самостоятельным правителем Мавераннахра.

В это время какие-то хитрые женщины донесли амиру Казгану, что его дочь, жена амира Туклук-Тимура, огорченная бегством своего мужа, лишилась рассудка. Амир Казган поддался на эту хитро задуманную уловку, простил амира Туклук-Тимура и написал ему письмо, приглашая вернуться. Я сказал амиру Казгану, что, по моему мнению, не следует верить женщинам, а поступать так, как повелевает шариат.

Посланник Аллаха сказал, что следует советоваться с женщиной, но только для того, чтобы поступать как раз противоположно тому, что посоветует женщина.

Амир Казган согласился со мной, и я отправился навстречу амиру Туклук-Тимуру с намерением отомстить ему.

Вот что говорит Коран о женщинах:

1. «Мужья имеют степень выше своих жен» (III сура, 228 аят).

2. «Мужчины выше женщин по причине качеств, которыми Аллах возвысил их перед ними» (IV сура, 38 аят).

Это существа несовершенные (ХLIII сура, 17 аят), созданные для мужчин (XXX сура, 20 аят), но полные хитростей (XII сура, 28 аят).

Правила «домостроя», изложенные в Коране, говорят: «Мужчины свое имение употребляют на награждение женщин; добродетельные женщины послушны и покорны; они заботливо сохраняют во время отсутствия мужей то, что Аллах велел сохранять в целости (т. е. избегают совокуплений с другими мужчинами). Браните их, когда боитесь неповиновения, отдаляйте их от ложа, бейте их; но когда они вам повинуются, не думайте обижать их» (IV сура, 38 аят). Несколько иное положение занимали женщины по «Богатырским сказаниям»; там изредка проявляется до некоторой степени властная, матриархальная роль женщины: таково положение матери-вдовы, красавицы-невесты или жены, знающей себе цену, могущей смело, на равных говорить с мужчинами. Такая женщина равноценна самой богатой военной и охотничьей добыче, манит какими-то таинственными неиспользованными возможностями; но и в «Сказаниях» рождение мальчика – счастье, а девочки – великое горе.

Мне исполнилось двадцать семь лет

Однажды амир Казган позвал меня и сказал, что он недоволен своей женой и думает дать ей развод[115]. Однако через несколько дней мысли Казгана совершенно переменились: он раздумал давать развод жене, стал обращаться с ней по-хорошему, вызвал Туклук-Тимура и простил его вину. В это самое время Казган отдал Мухаммед-Ходже Андиджан, которым правил сын его, Абдулла.

Хисрау-Баян-Кули был крайне недоволен таким пожалованием и вошел в дружбу с амиром Туклук-Тимуром; Хисрау-Баян-Кули был тестем Абдуллы, сына амира Казгана; он думал получить большое влияние и почет, когда Абдулла сделается ханом; теперь же его мечтам, по-видимому, не суждено было сбыться, поэтому Хисрау-Баян-Кули, сообща с амиром Туклук-Тимуром, решил во что бы то ни стало покончить с амиром Казганом.

Я немедленно сообщил об этом Казгану, которому был предан, как родной сын, и амир составил для меня грамоту: после смерти он целиком передавал власть над Тураном в мои руки.

[Убийство амира Казгана]

Однажды амир Казган с несколькими людьми, безоружный, отправился охотиться за реку Джайхун. Амир Туклук-Тимур и Хисрау-Баян-Кули нашли, что здесь им представляется удобный случай покончить с Казганом; они позабыли все хорошее, что им сделал этот удивительно добрый амир, позабыли свои родственные к нему отношения и убили Казгана, невинной кровью обагрили ту землю, где охотились. Когда до меня долетела весть о гнусном злодеянии, я впал в глубокую печаль, взял тело убитого амира Казгана и с почестями похоронил его на берегу реки Джайхун.

[Смерть Абдуллы-Вали-хана]

По смерти Казгана амир Туклук-Тимур и Хисрау-Баян-Кули сделали ханом Абдуллу-Вали, которому амир Казган еще при жизни выдал грамоту на ханское достоинство; Абдулла отличался скупостью, а амир Туклук-Тимур и Хисрау-Баян-Кули – большой жадностью; вот почему они были страшно недовольны поставленным ими ханом; скоро они низвергли Абдуллу и поставили на его место Тимур-Шах-Углана, сына Ясур-Тимур-хана. Они собрали большое войско, чтобы погубить Абдуллу. Войско Абдуллы было наголову разбито; сам он искал спасения в бегстве за реку Джайхун и там скоро умер.

Мне исполнилось двадцать восемь лет

Я был признателен умершему амиру Казгану, почитал его, как родного отца, и считал своей священной обязанностью отомстить Хисрау-Баян-Кули и амиру Туклук-Тимуру за его смерть.

[Тимур сообща с Баян-Сальдуром и Хаджи-Барласом завладевает Самаркандом]

Я собрал много воинов и двинулся на Самарканд. По пути я встретил Баян-Сальдура, который вместе со своими воинами присоединился ко мне. Мы достигли границы Шаша. Помимо того, мне удалось уговорить присоединиться к нам и амира Хаджи-Барласа[116].

Амир Барлас был сыном Барлу;

Барлу был сыном Тамулла;

Тамулл был сыном Суль-хана;

Суль-хан был сыном Кара-Джар-нойона.

Все втроем мы направились к Самарканду. Мавераннахром в это время правил Тимур-Шах-Углан, которого поддерживали амиры Туклук-Тимур и Хисрау-Баян-Кули. После боя, где много пролилось крови, мы овладели Самаркандом и выгнали из него Тимур-Шах-Углана; потом мы овладели всем Мавераннахром. Все мы втроем – я, Тимур, амир Хаджи-Барлас и Баян-Сальдур – заключили дружественный союз и мирно владели Самаркандом, пока Баян-Сальдур, опившись вина, не умер. По смерти Баян-Сальдура его власть в нашем союзе трех амиров перешла по наследству к его сыну, но амир Хаджи-Барлас задумал хитростью отделаться от нового союзника и стал строить козни. Я несколько раз пытался уговорить его оставить это, но без всякого результата: он по-прежнему продолжал свои происки.

[Тимур хитростью старается одолеть сильных амиров Турана и сделаться самодержцем]

Такие действия амира Хаджи-Барласа вызывали в Мавераннахре раздоры и смуты. Мне тогда было двадцать восемь лет. В этот год была дороговизна на жизненные припасы: воинам и населению стало невыносимо тяжело жить; жители Мавераннахра пришли в отчаяние и подали мне фетву, что все население готово покинуть Туран и не возвращаться сюда до тех пор, пока в Туране не будет справедливого правителя.

Решение населения доставило мне большое горе. Я давно хотел быть единовластным правителем, но добиться такой власти было почти невозможно; в это время:

ханом Балха был Ильчи-Бугай-Сальдур;

правителем Ходжента был амир Баязид-Джалаир[117];

правителем Шибирганата был Мухаммед-Ходжа;

городами Когистана правили амиры Бадакшанские;

ханом Джилянским до местности Хазрет-Имам был Кай-Хисрау-Джиляны[118];

ханом Самаркандским до самого Сарыпуля был амир Хызр-Ясаури[119].

Все эти правители в своих улусах были полновластными владыками; одной храбростью нельзя было отнять власть у стольких сильных амиров; мне было ясно, что открытой силой здесь ничего нельзя добиться; только хитрость, одна только хитрость могла помочь делу. Каждому из правителей в отдельности и тайно от других я написал письмо, где предлагал вступить со мною в союз, чтобы общими силами изгнать всех остальных правителей, а самим овладеть всей страной. Каждый из них, тайно от остальных, выражал свое согласие вступить со мною в союз; таким образом мне удалось всех их перессорить между собой.

Здесь чрезвычайно отчетливо нарисовано феодальное раздробление Мавераннахра на ряд крупнейших землевладений. Каждый названный здесь феодал очень похож на графов средневековой Франции или герцогов средневековой Германии, обладает фактически полным суверенитетом в пределах своих владений. Перед Тимуром, как перед всяким объединителем расколотой на феодальные куски страны, вставала задача: добиться своей цели искусным сочетанием прямого насилия и тонкой дипломатической игры. Когда нужно, Тимур хитер и набожен, как Людовик XI Святой.

Мне исполнилось двадцать девять лет

Я написал письмо Ильчи-Бугай-Сальдуру, хану Балха, в котором предложил ему воспользоваться тем, что жители Бадакшана жаловались мне на несправедливость и притеснения своих ханов, и отправиться туда с воинами, чтобы овладеть страной. Я предупредил Ильчи-Бугай-Сальдура, что если он сам не пожелает взять Бадакшан, я лично пойду и овладею им, – этим заканчивалось мое письмо.

Ильчи-Бугай-Сальдур вскоре с большим количеством воинов двинулся по направлению к Бадакшану; тем временем я получил весть от амиров Бадакшанских, что им грозит опасность от Ильчи-Бугай-Сальдура; они просили оказать им помощь и за это обещали отдать мне города Хатлан, Арлад и Хазрет-Имам, которые сейчас принадлежали Кай-Хисрау-Джиляны.

Далее я сообщил Мухаммед-Ходже, правителю Шибирганата, что город Балх, мать городов, оставлен Ильчи-Бугай-Сальдуром и что я послал туда своего наместника. Я предложил Мухаммед-Ходже тоже послать в Балх своего наместника, чтобы владеть этим городом нам сообща. Мухаммед-Ходжа, желая предупредить меня, лично отправился в Балх. Весть о движении Мухаммед-Ходжи на Балх быстро дошла до Ильчи-Бугай-Сальдура. Не думая больше о присоединении Бадакшана, Ильчи-Бугай-Сальдур быстро направился к крепости Шадман и Балху. Тогда амиры Бадакшана подчинились мне.

Придя в Балх, Ильчи-Бугай-Сальдур не только выгнал оттуда Мухаммед-Ходжу, но и пошел на него войной, чтобы наказать за попытки овладеть Балхом. Тогда Мухаммед-Ходжа обратился за помощью ко мне. Я спас Шибирганат от вторжения Ильчи-Бугай-Сальдура, отдал его Мухаммед-Ходже и этой услугой приобрел себе преданного и верного союзника.

Мне исполнилось тридцать лет

[Появление амира Хусайна в Мавераннахре. У Тимура родился старший сын, Мухаммед-Джехангир]

Амир Хусайн, внук амира Казгана, задумал овладеть улусом своего отца и направился в Мавераннахр с воинами и преданными людьми. Он написал мне письмо, где просил моей помощи, чтобы осуществить свой замысел.

Моя жена была сестрой амира Хусайна; в силу своих родственных отношений я и возбудил в нем желание овладеть Мавераннахром; это было злой ошибкой: я считал искренней дружбу этого очень дурного человека, я тогда еще не знал, что в его характере соединялись, подобно четырем стихиям[120], четыре дурных качества: зависть, скупость, жадность и высокомерие.

Чтобы исправить свою ошибку, я сообщил амиру Хусайну, что ему следует прежде овладеть Бадакшаном, что это – ключ к овладению Мавераннахром.

В этом году, который по приметам был счастливым[121], у меня родился сын-первенец. В честь Посланника Аллаха я дал ему имя Мухаммед, а так как в этом году начались мои завоевания, то я к имени Мухаммед присоединил еще имя Джехангир. Рождение сына принесло мне счастье: за исключением амиров Баязид-Джалаира[122] и Хаджи-Барласа все правители были моими союзниками[123].

От этих двух сильных противников я задумал избавиться хитростью. Тесть Хаджи-Барласа составил против него заговор, чтобы посадить на его место своего внука. Хаджи-Барлас, узнав о намерении тестя, поспешил его казнить; потом он обратился ко мне за советом: не стоит ли отделаться и от потомка казненного тестя? Мне с трудом удалось убедить его не поступать так плохо.

Амир Хусайн в том же году овладел Бадакшаном и без всякой причины казнил трех из бадакшанских амиров: за такое злодеяние он получит возмездие в день Страшного суда! Когда я потом овладел Балхом, отцом городов, то сыновья убитых им амиров убили самого амира Хусайна, чтобы отомстить за смерть своих отцов.

В этом вставочном эпизоде Тимур начинает свою собственную генеалогию, от него пошедшую, с рождения старшего сына в условиях счастливого астрологически года и начала своей экспансии; как великий вассал своего верховного сюзерена, Мухаммеда, он дает тождественное имя своему первенцу, а как символ восхождения к основной жизненной цели – великое имя Джехангира.

Мне исполнился тридцать один год

[Нашествие внука Чингисхана, хакана Туклук-Тимура, в Мавераннахр]

Внук Чингисхана[124], Туклук-Тимур, был ханом в области Джете. Он задумал овладеть Мавераннахром и с бесчисленным количеством воинов пришел в местность Хак на берегу реки Сайхуна вблизи Ходжента. Мне, Хаджи-Барласу и амиру Баязид-Джалаиру[125] Туклук-Тимур прислал грамоты. В грамотах заключалось грозное, не допускающее возражений приказание[126]:

«Я, Туклук-Тимур, хакан, сын хакана, приказываю тебе со всем народом и со всеми своими воинами присоединиться ко мне».

Хаджи-Барлас, получив такое грозное повеление, испугался и обратился ко мне за советом, что делать. Я дал совет не затевать войны с хаканом, а явиться к нему с изъявлением покорности и таким образом заслужить его расположение. Хаджи-Барлас не послушался моего совета, переправился через Сайхун со всем своим народом и добром и ушел в Хорасан. Амир Баязид-Джалаир с людьми и дарами отправился на поклон к хакану Туклук-Тимуру.

[Смерть амира Тарагая, отца Тимура]

Я тоже стал готовить дары, чтобы вместе с выражением покорности поднести их хакану Туклук-Тимуру. В это время мой отец, амир Тарагай, опасно заболел; мне пришлось остаться при больном и ухаживать за ним; скоро он умер; с большой пышностью похоронил я отца в мазаре[127] Кишь-Хат, неподалеку от могилы кутба.

[Тимур подчиняется хакану Туклук-Тимуру и получает от него грамоту на Мавераннахр]

Хакан Туклук-Тимур прислал мне вторую грамоту, в которой звал меня к себе, но мои воины и подвластные люди заявили, что они не желают моего подчинения Туклук-Тимуру; под моей властью в стране установилось полное спокойствие; мой народ готов был силою оружия отстаивать свою независимость. На все просьбы народа я отвечал, что нельзя сейчас возмущаться и вести войну против Туклук-Тимура; у него большое количество воинов, нет теперь другого выхода, как подчиниться ему безусловно.

В это время до меня дошли вести, что воины Туклук-Тимура под предводительством хаджи Махмуд-Шаха двигаются против меня. Я поспешил отправиться к Туклук-Тимуру с воинами, представителями народа и дарами, чтобы выразить ему покорность. По дороге я встретил хаджи Махмуд-Шаха; я обильными дарами привлек его на свою сторону, убедил его не грабить страны и заручился от него доброжелательным письмом к хакану.

Я пошел дальше; через два дня пути мне стали встречаться по дороге начальники передовых отрядов Туклук-Тимура; им всем я также раздал богатые дары и удержал от грабежа. Главою амиров у хакана Туклук-Тимура был в это время Мир-Кичик-бег; он также дал мне письмо к Туклук-Тимуру, прося его быть ко мне милостивым.

В степи, близ Ходжента, я представил хакану Туклук-Тимуру свои дары; он был чрезвычайно доволен моей покорностью. Когда ему доложили, что начальники передовых частей его воинов награбили много добра у жителей Мавераннахра, Туклук-Тимур приказал немедленно вернуть все награбленное. Начальники были оскорблены этим приказанием и взбунтовались вместе с амирами Джете.

Тогда Туклук-Тимур обратился ко мне за советом, как ему поступить при таких обстоятельствах; я ему посоветовал[128] удалиться в страну Джете, откуда он пришел в Мавераннахр. Этот совет понравился Туклук-Тимуру; он утвердил меня правителем Мавераннахра, дал мне грамоту, а сам удалился в страну Джете.

С тех пор мое величие возрастало с каждым днем, я овладел всеми городами Мавераннахра и стал жить в Шехри-Себзе[129]. Шейхи, улемы и сайиды, когда я прибыл туда, принесли мне поздравление; была прочтена молитва, установленная для лиц, получивших власть хана[130].

Мне исполнилось тридцать два года

Здесь начинается большой эпизод о борьбе Тимура с крупными феодалами Мавераннахра, которые всеми правдами и неправдами пытаются вернуть от Тимура свои землевладения.

Враждебные коалиции против Тимура: 1) Баян-Сальдур; 2) Баян-Сальдур и амир Туклук-Тимур; 3) Хаджи-Барлас и амир Баязид-Джалаир; 4) переход амиров Хызр-Ясаури и Джагуй-Барласа на сторону Хаджи-Барласа; 5) шейх Али-Джар-Джари.

Таким образом, против Тимура восстают и родственники (Барласы), и бывшие триумвиры, и преданные амиры (Хызр-Ясаури и шейх Али-Джар-Джари), и обиженные прежние правители Мавераннахра (Баязид-Джалаир); ничто не помогает: ни «священные» родственные узы, ни магическая сила подарков, ни оказанные раньше услуги, – все «перелетают» постоянно с одной стороны на другую – от Тимура к его врагам и обратно. Перед «перелетами» бессильна сейчас даже прославленная хитрость Тимура.

[Тимур помогает амиру Хусайну овладеть крепостями Шадманом и Бадакшаном]

В 761 году [хиджры][131] внук амира Казгана, амир Хусайн, с моей помощью овладел городом Бадакшаном. Теперь амир Хусайн опять стал просить меня помочь ему отнять у амира Баян-Сальдура крепость Шадман, которой тот владел. Я дал согласие и послал вперед своих воинов под предводительством своего главного амира Хызра, а вскоре и сам лично отправился за воинами.

Амир Баян-Сальдур узнал о выступлении моих воинов, сильно испугался и бежал в сторону Бадакшана. Амир Хызр и амир Хусайн преследовали амира Баян-Сальдура; он должен был укрываться в горах; вместе с амиром бежали в горы многие знатные люди Бадакшана; вся область была захвачена.

Я находился в крепости Шадман, когда пришло письмо от амира Хусайна: с помощью моих воинов он удачно овладел Бадакшаном, поэтому я, если нахожу нужным, могу возвратиться в свою столицу. Я пожаловал крепость Шадман своему главному амиру Хызру особой грамотой и сам вернулся в свой стольный город Шехри-Себз. Через четырнадцать дней амир Хусайн с богатыми дарами явился ко мне; я очень приветливо встретил его и позволил ему отправиться в крепость Шадман, а сам продолжал жить в Шехри-Себзе.

Мне исполнилось тридцать три года

[Тимур снова оказывает помощь амиру Хусайну]

В начале года прибыл гонец от амира Хусайна и привез мне очень спешную весть; амир Хусайн сообщал, что амир Туклук-Тимур[132] и Баян-Сальдур заключили союз между собой против него, собрали на него много воинов; ему нечего и думать одному справиться с таким могущественным неприятелем; амир Хусайн просил меня как можно скорее оказать ему помощь.

Мне очень хотелось выручить из беды амира Хусайна; я тотчас двинулся со своими воинами из Шехри-Себза к нему на выручку; одновременно отправил письма амиру Хызру и амиру Баязид-Джалаиру, чтобы они тоже шли на помощь амиру Хусайну. Амир Баязид-Джалаир почему-то медлил, а амир Хызр выступил со своими воинами тотчас, как получил от меня весть.

Когда я с воинами приблизился к Бадакшану, амир Туклук-Тимур и Баян-Сальдур немедленно бросились бежать. Амир Хусайн вышел ко мне навстречу и принял меня с большим радушием и пышностью. Амир Хусайн мог теперь спокойно владеть Бадакшаном, а я вернулся в свой стольный город Шехри-Себз.

[Родственник Тимура, Хаджи-Барлас, выступает против него]

Когда я подходил к железным воротам[133], ко мне пришла весть, что амир Хаджи-Барлас и амир Баязид-Джалаир обменялись между собою послами и заключили союз, дабы общими силами покончить со мною. Это сделал амир Хаджи-Барлас, который был моим близким родственником!.. Я написал амиру Хаджи-Барласу письмо, я напомнил ему о наших родственных связях, о тех услугах, какие я ему когда-то оказал, но амир не обратил внимания на мое письмо. Я двинулся со своими воинами, чтобы соединиться с амиром Хусайном, но амир Хаджи-Барлас преградил мне путь и дал бой в местности Акхаб-Джагатай.

Я разделил свое войско на семь частей и предполагал каждый день вводить в бой одну седьмую часть всех своих сил. Амира Хызра с другими богадурами я поместил на правом фланге, а амир Джагуй-Барлас с его воинами составляли мое левое крыло. Воинов, которых я привел с собою из Шехри-Себза, я разделил на четыре части.

Я сам предводительствовал войсками и каждый день вводил в бой каждую из этих четырех частей. Бой длился уже трое суток; на четвертые, напутствуемый молитвами наших улемов и сайидов, я призвал на помощь Аллаха и бросился на вражий стан ночью, когда там царил глубокий сон. Бой без перерыва продолжался всю ночь, но зато с рассветом за мной осталась самая решительная победа: все воины неприятеля разбежались в разные стороны, а сам амир Хаджи-Барлас ускакал в Самарканд под защиту амира Баязид-Джалаира.

Обычное расположение воинов Тимура в отрядах до 12 000 человек включительно

[Амир Хызр и амир Джагуй-Барлас изменяют Тимуру и переходят на сторону амира Хаджи-Барласа]

Я обновил после боя доспехи, привел в порядок воинов и, отправив передовым амира Хызра, сам двинулся в погоню за Хаджи-Барласом по направлению к Самарканду. В это время один отряд моих воинов изменил мне и перешел на сторону Хаджи-Барласа. После этого и амир Хызр, которому я верил больше, чем родному, поддался искушению шайтана, вошел в сговор с амиром Джагуй-Барласом и изменил мне; оба они вместе с воинами, которыми предводительствовали, переметнулись на сторону Хаджи-Барласа.

Все изменники решили дать мне бой и просили амира Баязид-Джалаира оказать им помощь в борьбе против меня. Но когда амир Баязид-Джалаир соединился с ними, они заподозрили его в вероломстве и поспешили от него скрыться.

Я послал тогда амиру Хызру грамоту и предлагал ему помириться со мной; он не дал никакого ответа. Тогда я приготовил моих воинов и двинул их на амира Хызра. Изменник тем временем укрепился со своими воинами на местности Сырдин и решил дать мне бой. Я отдал свое знамя воинам, которых привел с собою из Шехри-Себза, и ввел их в дело, а сайид с ближайшими богадурами расположился позади боевой линии в качестве резерва.

Амир Хызр увидал при воинах мое знамя и стал думать, что я сам веду передовых воинов. Бой сначала был нерешительный: то мои воины оттесняли амира Хызра, то изменники, переходя в наступление, начинали теснить мои ряды; так повторялось несколько раз, обе стороны были страшно утомлены. Я выбрал удобный момент и сам с лучшими отборными богадурами бросился на изменников; один решительный натиск обратил их в беспорядочное бегство[134].

[Амир Баязид-Джалаир и амир Хаджи-Барлас замышляют покушение на жизнь Тимура]

Вскоре после этого боя амир Баязид-Джалаир и амир Хаджи-Барлас послали друг другу письма; они думали, что пока я жив, для них не может быть покоя; они решили хитростью отделаться от меня. Через несколько дней по окончании войны с амиром Хызром амир Баязид-Джалаир выступил из Самарканда и остановился в степи около Шаша. Амир Хаджи-Барлас заодно с амиром Баязид-Джалаиром написал мне письмо такого содержания:

«Мы, друзья – друзьям великого амира и враги – его врагам, решили овладеть Ходжентом. Если ты веришь в нашу дружбу и верность, то присоединись к нам; это для всех нас будет выгодно».

У них была цель: хитростью заманить меня в свои руки и навсегда покончить со мной. Я, как правоверный, поверил им и со своими воинами пошел на соединение с ними.

[Тимур милостью Аллаха спасается от неминуемой гибели в стане амира Баязид-Джалаира и амира Хаджи-Барласа]

Я приблизился с моими воинами к месту расположения их войск и заметил, что посредине стана разбит огромный шатер. Я подумал, что это место, приготовленное для меня. Меня встретили с большим почетом и просили войти в большой шатер. Милостью Аллаха я каким-то чутьем угадал намерения моих врагов. Когда я вошел в шатер и увидел справа амира Баязид-Джалаира, а слева – амира Хаджи-Барласа, то сразу почувствовал, что они сговорились покончить со мною тотчас же после приема и угощения.

У меня на сердце легла тревога перед неминуемой гибелью; я стал в душе молить Аллаха спасти меня от смерти. К великому счастью, у меня неожиданно пошла кровь носом; я немедленно воспользовался этим случаем и вышел из палатки. Я тут же дал знак своим воинам, что моя жизнь подвергается опасности, и быстро вскочил на коня. Никто меня не решился остановить. Так Аллах спас меня от верной смерти.

[Тимур и шейх Али-Джар-Джари. «Для тысячи ворон достаточно одного комка глины»]

Призывая проклятия на головы своих врагов, я удалился со своими воинами в Термез. Когда я приблизился к Термезу, то шейх Али-Джар-Джари, который когда-то получил там власть с моей помощью, испугался, что я иду воевать с ним, и стал собирать своих воинов – отразить мое мнимое нападение. Я послал ему письмо; я напомнил обо всех услугах, какие раньше оказал ему, просил, хотя бы из простой благодарности, не воевать со мною.

Но шейх Али-Джар-Джари не обратил внимания на мое письмо; ему удалось собрать большое число воинов, больше, чем было у меня, и он стал надеяться на свои силы. Он, должно быть, не знал слов Корана:

«Сколько раз небольшие ополчения побеждали большие полчища по изволению Аллаха» (Коран, II сура, 250 аят).

Шейх Али-Джар-Джари расположил своих воинов в одну линию и начал бой; я разделил своих воинов на три части и двинулся с ними на неприятеля. После первого моего натиска воины шейха Али-Джар-Джари бросились бежать врассыпную. У тюрков есть пословица «Для тысячи ворон достаточно одного комка глины»; ее смысл в бою с шейхом Али-Джар-Джари вполне подтвердился. Шейх Али-Джар-Джари сначала бежал к амиру Баязид-Джалаиру, но побоялся остаться у него; он скоро вернулся ко мне, пристыженный и униженный, изъявил полную покорность. Я решил показать ему пример великодушия, простил его и послал ему много богатых подарков, как будто между нами ничего не случилось!..

Мне исполнилось тридцать четыре года

[Население Мавераннахра просит Тимура избавить его от жестоких правителей]

В 763 году [хиджры][135] знатные и простые люди Мавераннахра явились ко мне с жалобой, что во всех городах и селениях страны народ изнемогает от жестокости и несправедливости своих правителей:

«Необходимо, чтобы великий амир, известный своей храбростью и распорядительностью, сделался единым полновластным правителем нашей страны».

Я был немало изумлен просьбой народа и тотчас отправил гонца к амиру Хусайну; я предлагал ему помочь мне освободить Мавераннахр от жестоких и несправедливых правителей; если с помощью Аллаха нам удастся избавить народ Мавераннахра от жестоких правителей, мы заслужим этим подвигом доброе имя здесь и славу в будущем мире.

[Тимур обращается к хакану Туклук-Тимуру с просьбой помочь людям Мавераннахра]

Амир Хусайн ответил согласием на мое письмо, но я узнал, что он со мною не искренен; всегда нужно было остерегаться вероломства с его стороны. Тогда я написал письмо внуку Чингисхана, хакану Джете Туклук-Тимуру[136]; я сообщил ему о тяжелом положении Мавераннахра, как люди и простые и знатные терпят от несправедливых и жестоких правителей; если он, Туклук-Тимур, при помощи своих воинов наведет порядок в Мавераннахре, то это будет подвиг славный[137].

Туклук-Тимур получил от меня весть, немедленно собрал воинов Джете и расположился с ними в окрестностях Ходжента; оттуда он прислал мне грамоту, где напоминал о наших родственных отношениях и просил меня прийти к нему для совета.

[Гибель амира Баязид-Джалаира и амира Хаджи-Барласа]

Амир Баязид-Джалаир решил выразить хакану Туклук-Тимуру полную покорность и готовность верно служить; он запер ворота Самарканда и сам двинулся к Туклук-Тимуру. Туклук-Тимур потребовал от Баязид-Джалаира передать ему ключи от Самарканда. Туклук-Тимур заметил, что Баязид колеблется исполнить его требование, и отдал приказ немедленно убить амира Джалаира, а голову его отослать в Самарканд.

Амир Хаджи-Барлас услыхал о гибели амира Баязид-Джалаира, испугался за свою голову и с семьей и своим народом ударился в поспешное бегство за Джайхун. Хакан Туклук-Тимур получил весть о бегстве Хаджи-Барласа и отрядил вдогонку за ним своих богадуров. Один из приближенных Хаджи-Барласа, Джуам-Барлас-богадур, был убит, но остальные спутники Барласа невредимыми добрались до города Карша-Джуси. Здесь сразу установилась неприязнь между местными жителями и пришельцами; дальше – больше: ненависть населения города Карша-Джуси к пришедшим с амиром Хаджи-Барласом выросла до такой степени, что дело дошло до боя; здесь погибли и сам Хаджи-Барлас, и несколько его родных. Когда я потом овладел Хорасаном, я отдал город Карша-Джуси потомкам Хаджи-Барласа.

[Тимур дает советы амиру Туклук-Тимуру]

Туклук-Тимур прислал мне вторую грамоту и просил меня, как родственника, скорее прийти к нему. Я разослал тогда множество гонцов во все стороны Мавераннахра, я просил всех, кто желает избавиться от грабежей и насилий со стороны воинов Джете, прислать мне подарки, которые я и предоставляю хакану Туклук-Тимуру. Многие племена Мавераннахра прислали мне свои дары; с этими сокровищами я отправился к хакану Туклук-Тимуру в Ходжент.

Здесь я поднес Туклук-Тимуру все привезенные дары; он остался очень доволен и милостиво обошелся со мною. Он советовался со мною во всяком деле и всегда соглашался со мной. Однажды я сказал ему:

– Всякая власть подобна шатру, который опирается на столбы, справедливость правителя – это столбы, на которых зиждется крыша власти. Без этой опоры власть разумная немыслима.

Я советовал хакану поддержать всеми силами в Мавераннахре добрых людей, а злых – предоставить самим себе, чтобы они сами пожали плоды своих злодеяний. Туклук-Тимур остался очень доволен таким советом; его расположение ко мне выросло еще больше, он отдал мне во владение Мавераннахр, Шехри-Себз, Шибирганат вплоть до Балха.

[Хакан Туклук-Тимур по совету Тимура расправляется с амиром Хусайном]

В это время пришла внезапная весть, что амир Хусайн с большим количеством воинов остановился на берегу реки Вакш и собирается напасть на хакана Туклук-Тимура. Туклук был страшно удивлен дерзостью амира Хусайна и обратился ко мне за советом. Я сказал хакану, что у амира Хусайна главный начальник воинов – Кай-Хисрау-Джиляны, которого можно подкупить; я предложил послать Кай-Хисрау-Джиляны письмо: постараться склонить его перейти со своими воинами на сторону хакана Туклук-Тимура и за это пообещать ему крепость Шадман и Хутлан. Хакан сделал по-моему: Кай-Хисрау-Джиляны было написано так, как я советовал Туклук-Тимуру. Наше заманчивое предложение прельстило главного начальника воинов амира Хусайна.

Когда сошлись передовые отряды хакана Туклук-Тимура под предводительством Мир-Кичик-бега и передовой отряд амира Хусайна под предводительством Кай-Хисрау-Джиляны, то этот сейчас же со своими приближенными богадурами перешел на сторону Туклук-Тимура; воинами амира Хусайна овладел невероятный страх; все они разбежались в разные стороны. Воины хакана Туклук-Тимура преследовали побежденных до самых гор Индустана и захватили большую добычу.

[Тимур пытается после сокрушения всех своих врагов в Мавераннахре удалить хакана Туклук-Тимура из пределов Мавераннахра]

Покончив с Хусайном, хакан Туклук-Тимур отправился в Самарканд и убил там Баян-Сальдура.

Таким образом он учинил порядок во всех городах Мавераннахра, очистил их от злых людей. Теперь, когда все мои враги были истреблены, я стал подавать хакану Туклук-Тимуру советы, чтобы он сам ушел из Мавераннахра, а меня утвердил здесь правителем. Я говорил Туклук-Тимуру, что сейчас самое удобное время овладеть Хорасаном: стоит только перейти реку Джайхун, чтобы захватить богатую страну.

Туклук-Тимур был уже готов последовать моему совету; как раз в это время пришла к хакану весть: амиры Джете возмутились против него и передали власть одному из потомков Чингисхана, Тамлики-хану.

Хакан Туклук-Тимур немедленно спросил у меня, что ему делать.

Я сказал, что нужно тотчас же послать в Джете побольше воинов, пока новый хан не успел укрепиться; при быстром способе действий удастся легко усмирить население Джете; если же, наоборот, промедлить, то дело впоследствии окажется очень трудным.

[Неожиданно для Тимура хакан Туклук-Тимур делает ханом Мавераннахра своего сына Ильяс-Ходжу, а Тимура оставляет только главным начальником воинов]

Хакан Туклук-Тимур согласился с моим советом. Но он пожаловал грамоту на ханское достоинство в Мавераннахре своему сыну, Ильяс-Ходже, а меня поставил первым после хана лицом. Туклук-Тимур показал мне стальную доску, где было начертано давнишнее условие наших предков, Качули-богадура и Кабыль-хана; по этому условию потомки Качули-богадура должны были по наследству получать звание главного начальника воинов, а потомки Кабыль-хана также по наследству, от отца к сыну – получать достоинство ханов. Хакан Туклук-Тимур приказал амирам повиноваться мне, а сам отправился в поход против мятежников Джете.

[Тимур самовольно действует в Самарканде]

Ильяс-Ходжа никогда раньше не был правителем и потому не обладал необходимыми для этого способностями; его воины и амиры стали чинить всевозможные обиды населению Мавераннахра: однажды они силою увели из Самарканда четыреста девушек, а вскоре их наглость дошла до того, что они связали и бросили в тюрьму семьдесят сайидов. Тогда правоверные, произнося: «Ляилляга-иль-Алагу, Мухаммед Расуль Улла» («Нет Божества кроме Аллаха, и Мухаммед – Посланник Его»), собрались большой толпой и пришли просить меня освободить ни в чем не повинных сайидов:

– В таком деле безумство свойственно храброму, и пожертвование жизнью есть источник жизни.

Эти слова так меня воодушевили, что я, ни с кем не советуясь, начал действовать решительно: прежде всего я освободил из рук узбеков семьдесят заключенных сайидов.

После этого ночью мне приснился сам Посланник Аллаха и сказал:

– Ты освободил из неволи семьдесят моих потомков (сайидов); за этот подвиг ты получишь награду, Аллах сотворит чудо: семьдесят поколений твоего потомства будут правителями.

Я написал тогда письмо своему пиру[138] и просил объяснить мне значение этого сна. Пир ответил мне:

«В древности Сабук-Тагин[139] спас от гибели козленка, и Аллах за это наградил его потомство достоинством султана; ты же оказал такую услугу потомкам Посланника Аллаха, что твой сон должен непременно сбыться.

Знай только, что никакой совет, на котором не присутствуют потомки Посланника (сайиды), никогда не приведет к хорошим последствиям».

С тех пор я всегда во всякое собрание прежде всего приглашал сайидов и улемов.

[Хакан Туклук-Тимур приказывает убить Тимура. По совету пира Тимур спасается бегством из Самарканда]

После того как я освободил из темницы заключенных сайидов, мои враги послали хакану Туклук-Тимуру письмо; они писали, что я виновник возмущения против Туклук-Тимура и пытался овладеть Мавераннахром; меня обвиняли в тайных кознях против сына Туклук-Тимура, Ильяс-Ходжи, которого я будто бы замышлял убить. Туклук-Тимур поверил наветам моих врагов и приказал людям, которые доставили ему письмо, убить меня. К счастью, этот приказ попал в мои руки, и я принял все меры предосторожности против убийц. После этого амиры Джете получили еще три приказа Туклук-Тимура убить меня, но убийцы выжидали, не зная, как удобнее исполнить задуманное.

В это время ко мне пришло письмо от пира; он писал:

«Если нельзя сладить с врагами, которые превосходят тебя силой, следует искать спасения в бегстве: так установлено и самим Посланником Аллаха».

Я последовал совету своего духовного наставника, удалился из Самарканда и скрывался в горах. В это время я загадал по Корану, что меня ожидает в будущем; мне открылся аят:

«Солнце течет к назначенному месту: таково повеление Сильного, Знающего» (Коран, XXXVI сура, 38 аят).

Я не знал, какое место мне назначено, но скоро ко мне опять пришло письмо от пира; он советовал мне отправиться в сторону Хорезма; я поспешил исполнить его приказание.

[Тимур соединяется в горах с амиром Хусайном и отправляется в Хорезм]

Амир Хусайн тоже, подобно мне, скрывался в горах; он желал примириться со мной и просил меня присоединиться к нему; я с радостью принял его предложение. Наша встреча состоялась в местности Сагик-Кудун. Мы помирились там с амиром Хусайном и заключили между собой дружественный союз. Я предложил правителю области Хайвак[140], Тугуль-богадуру, присоединиться к нашему союзу, но он не согласился; из преданности к Ильяс-Ходже он даже велел схватить нас, но мы в темную ночь бежали из пределов Хайвака. Мы решили с амиром Хусайном отправиться в Хорезм.

[Тимур по пути в Хорезм выдерживает бой с сильнейшим отрядом Тугуль-богадура]

Придя в Фараб, мы стали раздумывать, как нам овладеть крепостью Хорезм-шах; в это время мы с удивлением услышали, что из степи по направлению к нашему лагерю движется чье-то войско; на это указывали и топот лошадиных копыт, и звон оружия. Я сам сейчас же вскочил на коня и въехал на возвышенность, а амира Тага-Бугай-Барласа выслал вперед разведать, что нам угрожает. Мой посланный быстро вернулся и привез известие, что на нас движется амир Тугуль-богадур с тысячью всадников.

Я приказал амиру Хызру собрать весь наш отряд: как оказалось, мы располагаем всего-навсего шестьюдесятью воинами. Этот ничтожный отряд я разделил на пять частей и каждой части назначил особого начальника: амир Хусайн, амир Тага-Бугай-Барлас, амир Сайф-эд-дин Никудерийский[141], амиры Даимджи и Садыр стали во главе этих частей, а я сам с избранными богадурами стоял на вершине горы.

В эту минуту к нам приблизился амир Тугуль-богадур с тысячью всадников. Амиры Тага-Бугай-Барлас и Сайф-эд-дин Никудерийский были очень храбрые воины: они так стремительно бросились на воинов амира Тугуль-богадура, что вскоре из тысячи его всадников осталось только триста; все остальные его воины были убиты или ранены. Амиры Сайф-эд-дин и Тага-Бугай-Барлас в этом бою потеряли коней и вынуждены были драться пешими. Я послал им двух коней, но недостало коня посланному; я вынужден был отдать ему своего коня. Амир Хусайн сел на коня Тугуль-богадура и бросился на вражеских воинов. Скоро я заметил, что амир Хусайн со всех сторон окружен врагами и ему грозит смертельная опасность. Я с мечом в руках бросился к нему на помощь, убил несколько вражеских воинов и спас Хусайна.

Пришло время намаза аср[142]: и на той и на другой стороне богадуры стали на молитву. Еще аср не был окончен, как со стороны врагов послышался шум: они возобновили нападение. Мы с амиром Хусайном бросились на врагов и многих из них убили и ранили. Конь Хусайна пал, и ему пришлось пересесть на коня своей жены, Дильшат-ага[143]; ее я посадил на коня своей жены, сестры амира Хусайна. Мы вдвоем с амиром Хусайном яростно действовали пращами[144] и перебили много неприятельских воинов.

Бой кончился. Тугуль-богадур, отчаявшись, остался в степи, а мы продолжили путь; потери в бою с обеих сторон были отчаянные: у нас осталось в живых всего лишь семь человек, а у Тугуль-богадура – пятьдесят.

Во время пути нас нагнали оставшиеся в живых пятьдесят воинов Тугуль-богадура; дальше мы двигались с трудом, отстреливаясь от более сильного врага, который наседал на нас сзади. Двигаясь таким образом медленно вперед, мы достигли наконец Хорезма; наши враги скрылись, как только мы пришли туда.

[Приключения в пути Тимура и его спутников]

Вскоре по дороге нам попался колодец; у одного пастуха нам удалось купить двух баранов, и мы подкрепили пищей свои силы. В одном месте мы остановились отдохнуть на два дня. Тут с нами случилось несчастье: к нашему маленькому отряду присоединились три пеших попутчика, и они-то на одном из ночлегов украли у нас трех коней – потеря очень чувствительная: из-за кражи коней моя жена и сестра вынуждены были продолжить путь пешком.

[Приключения Тимура в стране туркмен]

Через несколько переходов[145] мы достигли страны туркмен. В одном уединенном месте нам повстречались туркмены; они приняли нас за воров[146] и напали на нас. Мы были со всех сторон окружены неприятелем; женщин, которые были с нами, пришлось поставить позади себя и защищать силою оружия. К нашему счастью, совершенно неожиданно среди туркмен оказался сайид Мухаммед-Ходжа, воспитанный при мне и в юности служивший у меня.

Мухаммед-Ходжа избавил нас от неминуемой гибели; он сразу узнал меня, бросился к моим ногам и молил простить его сородичам оскорбление, которое они причинили нам, не зная, кто мы. Он рассказал своим сородичам, что перед ними – амир Тимур, правитель Мавераннахра. Туркмены постарались загладить свою невольную вину: угощали нас в течение трех дней, затем дали нам на дорогу съестных припасов, снарядили для нас десять провожатых[147], и мы двинулись дальше.

[Тимур и его жена проводят пятьдесят дней в темнице туркменского амира Али-бега Джаны-Курбаны]

Через три дня мы достигли местности Махмудиа; здесь мы сделали остановку на несколько дней, мы рассчитывали, что, может быть, некоторые спутники, которые от нас отстали по пути, догонят нас тут.

Между тем туркменский амир Али-бег Джаны-Курбаны получил весть, будто я пришел в землю туркмен и остановился в местности Махмудиа с враждебными намерениями. По его распоряжению отряд туркмен ночью напал на нас; туркмены перевязали всех нас и в таком виде доставили к амиру Али-бегу Джаны-Курбаны. Али-бег ни о чем не спросил нас, а просто отдал приказание своим людям посадить всех нас в тюрьму.

Я сам и моя жена, сестра Хусайна, провели в темнице пятьдесят мучительно долгих дней. Когда я вышел из тюрьмы, я твердо решил и дал обещание Аллаху, что никогда не позволю себе бросить кого-либо в тюрьму, не разобрав как следует дела.

[Тимур размышляет о свободе]

В глубоком отчаянии, в тюрьме, я рассуждал так:

Лучше совершить безумный поступок – вырваться, чего бы это ни стоило, из стен темницы и биться снаружи за свободу; если я освобожусь, тем исполнится мое желание; если моя попытка не будет успешна, я, наверное, буду убит; мертвого меня похоронят вне тюрьмы – на вольной земле; значит, так или иначе нужно сделать безумную попытку – так или иначе выбраться на вольный свет.

[Тимур выбирается на свободу]

Я обещал стражам щедрую награду за помощь в побеге из темницы; некоторые из них согласились помочь мне и дали мне меч. С этим оружием в руках я бросился на тех стражей, которые не согласились помогать мне в бегстве, и сам обратил их в бегство. Я слышал вокруг себя крики: «Бежал, бежал!», и мне вдруг стало стыдно за свой поступок.

Я отправился сейчас же прямо к амиру Али-бегу Джаны-Курбаны и рассказал ему, что пришлось мне преодолеть, чтобы выбраться из темницы; он почувствовал уважение к моей доблести и был пристыжен. Как раз в это время Али-бег Джаны-Курбаны получил письмо от своего брата, амира Мухаммед-бега Джаны-Курбаны; он писал:

«Ты бесчеловечно и несправедливо поступил с амиром Тимуром, нанес ему тяжелое оскорбление. Я посылаю амиру Тимуру богатые дары, прошу тебя непременно передать их ему; затем советую тебе, чтобы загладить несколько свою вину, – выпросить у Тимура прощение, посадить на своего коня и отпустить его».

Амир Али-бег Джаны-Курбаны исполнил точь-в-точь все, о чем писал ему Мухаммед-бег Джаны-Курбаны. Вскоре я выехал оттуда в сопровождении двенадцати всадников и направился в Хорезмскую степь.

[Новые приключения Тимура в стране туркмен]

Через двенадцать дней пути я остановился. В этой местности кочевали туркмены, которые опять приняли нас за воров и напали на нас. Чтобы разогнать их, я вступил с ними в бой; среди туркмен, как и в прошлый раз, нашелся знакомый мне человек, Ахмад; во времена моего могущества он находился при мне и получил от меня много милостей. Теперь Ахмад в свою очередь помог мне: он сумел успокоить своих сородичей, и из туркмен ко мне присоединились пятьдесят человек.

В это самое время ко мне присоединился Мубарак-шах-юзбаши[148] с многими воинами и подарками, а из Хорасана ко мне пришли еще двести всадников да большой отряд пеших воинов.

[Тимур превращается в странствующего монаха, идет к своему народу и сорок восемь дней тайно проживает в Самарканде у своей сестры Туркан-ага]

Хусайн, амир Хорезма, и Заин-эд-дин, амир Себзеварский, нашли, что место, где мы стоим лагерем, выбрано очень неудачно. Мне не раз было предсказано, что я буду великим владыкой; поэтому я не терял надежды снова овладеть Мавераннахром. Я решил немедленно послать в Кешь двести всадников, а сам рассчитывал отправиться к своему народу и набрать там воинов.

Я направил из Бухары в Кешь двести всадников, а сам надел платье каляндара[149] и пошел к своему народу. Курчи-Тимургар, один из моих сторонников, узнал о моем прибытии и тотчас же явился ко мне в сопровождении сорока воинов. Я посвятил его в свои думы и планы, а потом послал его самого и его людей в Кешь; притом я строго-настрого приказал Тимургару, как только до него дойдет весть, что я захватил Самарканд, немедля явиться ко мне.

Из среды моего народа за мной последовали тысяча человек; с ними я ночью вошел в Самарканд и приютился у своей сестры, Туркан-ага. В ее доме, не выходя никуда целых сорок восемь дней, я тайно совещался с людьми, полезными для задуманного предприятия, и успел запастись оружием в необходимом количестве.

Мы готовились начать войну против воинов Джете, но наши враги, как нам сообщили, узнали от жителей Самарканда, что мы тайно проживаем в городе. Я счел опасным оставаться в Самарканде и отправился из города в окрестности Кеши, тут я остановился на несколько дней; впрочем, и здесь нельзя было долго оставаться; я взял с собой пятьдесят богадуров и с ними отправился в сторону Хорезма.

[Тимур добывает себе коней и пропитание]

По дороге мы встретили табун лошадей; поговорив с табунщиками, мы узнали, что кони принадлежат подвластным мне людям; мы очень легко уговорили хозяев табуна уступить нам коней, и я распределил их между пешими воинами моего отряда. Двигаясь вперед, мы переправились через реку Джайхун и в местности Ачиги прожили целый месяц, охотой добывая себе пищу.

[К Тимуру собираются его сторонники. Захват Карибыза в Кандагаре]

В это время Мубарак-шах Санджарский, сайид Хусайн Хорасанский и Заин-эд-дин, амир Себзеварский, присоединились ко мне; у меня теперь собралось до тысячи всадников. С общего согласия мы подошли ночью при звуках труб к городу Карибызу в Кандагаре; я послал к правителю Карибыза, Мир-Магды, посла, чтобы щедрыми обещаниями склонить Мир-Магды к сдаче нам города. Мир-Магды польстился на мои обещания и вышел из города мне навстречу[150] со своими сторонниками. Я принял его торжественно, с подарками, и предложил ему роскошное угощение. Мир-Магды остался очень доволен мною. В эту ночь Карибыз по воле Аллаха подчинился мне.

[Тимур успешно воюет в Сеистане]

Вскоре амир Хусайн пришел ко мне униженно просить прощения, я разделил дань с Карибыза пополам[151] и уступил одну половину амиру Хусайну. Я прожил несколько времени в Карибызе. Однажды ко мне неожиданно прибыло с богатыми дарами посольство владетеля Сеистана[152]; он просил меня заключить с ним союз и помочь ему в большом предприятии. Я же выжидал удобного случая отнять Кандагарскую область у гурийцев[153].

Мне исполнилось тридцать пять лет

Владетель Сеистана, амир Малик-Махмуд, враждовал со своими соседями; побежденный, он бежал из своей страны; он просил меня помочь ему и предлагал в подарок несколько крепостей в Сеистане. Я стал советоваться с амиром Хусайном; мы договорились, что он один, без меня, с отрядом моих воинов отправится в Сеистан и поможет амиру Малик-Махмуду Сеистанскому.

Через день после выступления амир Хусайн прислал мне с гонцом известие, что амир Баграм-Джалаир[154] восстал против него; если я тотчас же сам не поспешу к своим воинам, он один не выполнит задуманного предприятия. Я немедленно двинулся к амиру Хусайну и близко подошел к Сеистану.

Амир Малик-Махмуд Сеистанский с богатыми дарами вышел мне навстречу и оказал мне радушное гостеприимство. Амир Малик-Махмуд дал торжественную клятву служить мне верой и правдой до конца своих дней[155]. Я видел его искренность и преданность и решил помочь ему.

В руки врагов амира Малик-Махмуда Сеистанского перешло семь крепостей. На одну из этих крепостей я напал врасплох ночью. Я повел приступ одновременно со всех четырех сторон; целые сутки шел жестокий бой; в конце концов я овладел крепостью. Там хранилось большое количество хлеба в зерне; это стало нашей добычей. Амир Хусайн, не спрашивая меня, по своему усмотрению разделил всю добычу между своими воинами. Я сделал вид, что не обращаю на это никакого внимания, словно я не принимал никакого участия в захвате крепости!

Я назначил амира в захваченную крепость и немедленно двинулся дальше к другой крепости. Воины и население этой крепости вышли из крепостных стен и упорно сопротивлялись моим воинам; мне пришлось приложить немало усилий, чтобы снова загнать их в крепость. Большая часть моих богадуров быстро влезли на вал; запертые в крепости жители увидели, что они в безвыходном положении, и сдались, крича при нашем приближении: «Аль-аман! Аль-аман!»[156] Амир Хусайн разделил между своими богадурами добычу, взятую во второй крепости, опять не спрашивая у меня согласия. Я простил амиру Хусайну и эту вину.

Теперь мы двинулись к третьей крепости. На этот раз нам пришлось иметь дело с почти неприступными укреплениями; я спешил своих всадников и ночью окружил крепость со всех сторон. Воины и население спали крепким сном; я приказал богадурам запастись камандами[157] и двинуться на штурм. Благодаря камандам мои богадуры легко взобрались на крепостную стену.

С рассветом я приказал трубить в трубы и сам лично, призвав имя Аллаха, бросился с воинами на крепость. Очень быстро все мое войско вошло в крепость, и мы овладели ею. Когда я оканчивал утреннюю молитву («субх»), ко мне связанными привели жителей крепости, взятых в плен при штурме; в этой крепости нам тоже досталась богатая добыча. Амир Хусайн получил весть о моей удаче и лично прибыл поздравить меня с захватом неприступной крепости; слух о моей блестящей победе прошел по всему Сеистану.

[Тимур ведет борьбу против амира Малик-Махмуда Сеистанского; в бою он получает две раны]

В это время амир Малик-Махмуд Сеистанский получил известие: жители и воины остальных четырех крепостей выражали желание без сопротивления сдать крепости амиру Малик-Махмуду Сеистанскому. Они писали:

«Если амир Тимур овладеет всеми крепостями, то он и тебя лишит Сеистана, и нас истребит».

Амир Малик-Махмуд был согласен с жителями и тайно, ночью, удалился от меня и ушел в Сеистан. Население крепостей и другие жители Сеистана решили общими силами напасть на меня.

До меня дошла весть, что мне угрожает нападение сеистанцев. Я разделил всех воинов на три части: амир Хусайн с одной частью богадуров составлял мое правое крыло, другую часть я расположил слева, а сам, предводительствуя третьей частью, составил середину боевого порядка. В первый ряд я поставил стрелков, за стрелками расположились воины, вооруженные копьями.

Бой был упорный. Я сам с двенадцатью богадурами очутился в самой гуще бившихся; именно тогда в меня попало две стрелы: одна – в ногу, другая – в правый локоть. Разгоряченный боем, я и внимания не обратил на то, что ранен; опомнился только тогда, когда с помощью Аллаха мне удалось опрокинуть врагов и обратить их в беспорядочное бегство.

[Тимур лечит свои раны]

После боя я отправился в сторону Гармуза. Я оставался там некоторое время и лечил свои раны. Амира Хусайна я послал с двумястами всадников в сторону Бакланата. Амир Хусайн овладел Бакланатом и все заботы направил на то, чтобы приобрести побольше богатства; он забросил все дела управления страной, все богадуры были страшно злы на него. Ахунд-бег с воинами Джете напал на амира Хусайна; тот был разбит в бою и бежал в селение Шарку. Меня возмущали до глубины души действия амира Хусайна. Правда, мои раны к этому времени совершенно зажили, но я ничего не мог сделать, чтобы исправить его ошибки; все мои богадуры были рассеяны по разным местам; возле себя я мог собрать только сорок всадников.

[Тимур собирает своих вассалов в долине Арсаф]

Я призвал к себе Тимур-Ходжу-Углана, взял амира Магди-бега с сорока всадниками, которые все были из знатных родов, собрал помимо того решительно всех воинов (включая и своих телохранителей), какие только могли за мною следовать, поднялся с ними в горы Мызд и там стал на стоянку. Вскоре и Сиддык-Барлас с отрядом воинов явился ко мне на помощь; он прежде служил мне, совершил со мною ряд походов; ему было очень приятно вновь служить мне. Вместе с ними я двинулся в долину Арсаф[158].

Амир Хусайн прислал мне письмо; он выражал желание присоединиться ко мне, но просил прислать ему для этого воинов. Я отрядил Сиддык-Барласа с сорока всадниками на помощь амиру Хусайну, а сам двинулся дальше.

По дороге я увидал впереди черное пятно; опасаясь неожиданно наткнуться на врага, я выслал вперед разведчиков. Вскоре разведчики совершенно успокоили меня: шел на помощь мой старый соратник Кыранджи-богадур с сотней всадников. Я принес благодарность Аллаху за помощь в такую опасную минуту.

Мы достигли долины Арсаф. По дороге нам встретился тигр; я мысленно загадал: если мне удастся убить этого тигра, значит, меня ждет удача во всех предприятиях, какие задуманы; я пустил стрелу и наповал убил тигра. Мы остановились в долине Арсаф на возвышенности. Я занимался охотой; охота обеспечивала нам продовольствие в продолжение всей нашей долгой стоянки в долине Арсаф.

Мы поджидали амира Хусайна, который должен был здесь присоединиться к нам; мои воины расположились на берегу большой реки. Однажды вечером, при лунном сиянии, я сидел на горе один. Когда пришло время ложиться спать, я стал на ночную молитву и затем скоро уснул. Во сне я услышал голос, говоривший:

– Терпение – ключ к радости!

Я проснулся в хорошем расположении духа, счастливый виденным сном. Я огляделся кругом и заметил, что со стороны Балха к нам приближается какая-то толпа людей. Я ни слова не сказал своим воинам и один вышел вперед, навстречу приближавшимся всадникам.

Я спросил, чьи это воины. Какова же была моя радость услыхать в ответ, что это приближаются воины амира Тимура, которого они и разыскивают в степи. Меня отвели к начальникам, и я вновь увидел давно и хорошо мне известных амиров Кутлук-Ходжу-Барласа, Саиф-эд-дина Никудерийского и Тунг-богадура. При моем появлении все они сошли с коней, припали к моему стремени[159] и плакали от радости, что видят меня живым. С ними вместе и с их богадурами я присоединился к своему отряду и устроил большое пиршество

[Шир-Баграм возвращается к Тимуру]

Вскоре со стороны Мерва к нам подошел еще отряд. Мы опасались, что на нас надвигаются враги, но тревога оказалась напрасной: это Шир-Баграм, который оставил меня, теперь возвращался ко мне, он устыдился своей измены и спешил присоединиться со своими воинами к моему отряду; он молил простить его измену, забыть все старое.

Я радушно принял его, сделал угощение на славу и примирился с ним, как будто между нами никогда ничего не происходило. Шир-Баграм ожидал заслуженной казни. Я же, напротив, подарил ему золотой венец и шапку, усыпанную драгоценными камнями; я даже опоясал его своим поясом – его радость не поддается описанию!

В долине Арсаф мы несколько дней пировали и веселились по случаю возвращения Шир-Баграма.

[К Тимуру присоединяются новые союзники]

Четыре дня спустя к нам прибыли Хаджи-Барлас и амир Хусайн с двумястами воинов. Мы были очень довольны, что нам удалось собраться вместе.

На общем совете мы решили двинуться походом на воинов Джете. Я отрядил Шир-Баграма с богадурами к Ильчи-Бугай-Сальдуру, правителю крепости Дуладжун, – просить его присоединиться к нам.

Шир-Баграм явился к Ильчи-Бугай-Сальдуру и передал наше желание. Ильчи-Бугай-Сальдур отвечал:

– Я давно дружен с амиром Тимуром и рад был бы служить ему, но я не могу сейчас изменить Ильяс-Ходже: он дал мне крепость Дуладжун, он слишком сильно доверяет мне.

Так Ильчи-Бугай-Сальдур отказался служить мне; все-таки около трехсот всадников от него перешли служить ко мне.

Вскоре мы оставили место нашей стоянки и перешли на другое. Правители Кундуза и Бадакшана[160], Али и Махмуд-шах-Кабули, присоединились ко мне с большими отрядами войск, я их принял, щедро одарил и устроил богатое угощение.

[Тимур производит рекогносцировку против войск Джете]

Как было решено на общем совете, я выделил двести всадников под предводительством Тикиш-богадура и отправил их в сторону Балха; кроме того я послал Тамук-богадура с поручением разведать и принести мне точные сведения, что делается в стране Джете. Отряд Тамук-богадура постигло страшное несчастье: при переправе через реку Термез все воины с оружием и продовольствием погибли в волнах реки – ни один богадур не возвратился к своей семье; сам Тамук-богадур каким-то чудом уцелел и принес мне весть о несчастье. Он сообщил, что на нас движется шеститысячное войско Джете; его отряд оказался не в силах хотя бы сколько-нибудь приостановить движение полчища; правда, несколько воинов Джете были убиты, но остальные безнаказанно грабили окрестности Термеза. Получив такие вести, я немедленно двинулся со своими воинами к Термезу и остановился на берегу реки Джайхун.

Тикиш-богадур наконец возвратился ко мне; он был счастливее Тамук-богадура и привез с собой богатую добычу. Тут же я получил грамоты от амира Сулеймана, Джагуй-Барласа, амира Мусы, амира Джелал-эд-дина и амира Хинду-шаха; они узнали, что я пришел в долину Арсаф и стал лагерем; недовольные Джете, они решили присоединиться ко мне с тысячью всадников, которые были в их распоряжении; они пришли к берегам реки Термез и выслали вперед амира Тугуль-Буга, чтобы получить через него верные сведения о том, где я стою лагерем.

Схема военных операций Тимура против войск Джете

1. Концентрация союзников Тимура в долине Арсаф.

2. Отказ правителя крепости Дуладжун, Бугай-Сальдура, присоединиться к коалиции против Джете.

3. Неудачная рекогносцировка Тамук-богадура среди войск Джете.

4. Наступление войск Джете: три амира овладевают окрестностями Термеза и Балха.

5. Бой трех амиров Джете с Тимуром на берегу реки Джайхун; победа Тимура.

6. Удачный набег амиров Джете на стоянку Тимура у Джайхуна; Тимур переправляется на другой берег Джайхуна.

7. Месячная стоянка амиров Джете и Тимура по обеим сторонам Джайхуна; уход войск Джете. Тимур торжествует победу и переходит в местность Хульм.

8. Тимур захватывает Кундуз и Бадакшан; приход в область Джилян, стоянка в местности Кульмак.

9. Нерешительный бой с Джете в Кульмак.

10. Победа над амирами Ильяс-Ходжи в местности Кий.

11. Движение Тимура к Ходженту; захват Самарканда.

12. Сражение с войсками Ильяс-Ходжи в местности Бад, неудачное для Тимура вследствие нерешительности амира Хусайна.

13. Отступление Тимура после битвы при Баде к Кеши.

14. Поражение амиров Тимура; отступление Тимура в сторону Балха и остановка на берегу реки Джайхуна.

15. Военные операции около Самарканда…

16. Уход войск Джете из Мавераннахра в улусы.

[Амиры хакана Туклук-Тимура и Ильяс-Ходжи наступают на Тимура]

Как раз в это время амир Сайид-ибн-Айгу, Менгли-Буг, владетель Дуладжуна, и Хайдор Андхойский, по приказанию Ильяс-Ходжи и хакана Туклук-Тимура, с шестью тысячами всадников двинулись против меня. Они овладели окрестностями Термеза и Балха; население Балха вынуждено было переправиться через реку Джайхун и стать под мою защиту.

Через три дня утром три амира Ильяс-Ходжи с шестью тысячами всадников остановились на противоположном берегу реки Джайхун, приготовляясь напасть на нас; только река разделяла нас.

[Тимур поучает амиров Ильяс-Ходжи любить человеческий род и отказаться от войны[161]]

Я снарядил Тимур-Ходжу-богадура послом к нашим врагам; я поручил ему убедить наших врагов отказаться от враждебных действий против меня:

«Все люди, населяющие землю, составляют как бы одно тело, одно целое; если кто нападает на других и причиняет беду, это равносильно тому, если бы человек стал рубить собственное тело; значит, всякие враждебные действия друг против друга лишены всякого смысла, война не нужна».

Эти слова, переданные моим послом, сильно подействовали на врагов: они отказались от намерения напасть на меня. Так я без всякого кровопролития примирился с врагами и двинулся с воинами обратно.

[«Злонамеренные люди» разрушают миротворческую идиллию Тимура]

Через день после моего ухода несколько злонамеренных людей сумели убедить моих неприятелей, что было бы позорно возвращаться, не дав мне боя. Враги совершенно неожиданно переправились через реку Джайхун и стали выстраиваться в боевой порядок, чтобы напасть на меня. Я оглянулся на свое войско – его было мало, а противник числом воинов значительно превосходил нас; зато мое войско состояло из отборных храбрых богадуров; я не смутился малочисленностью своих сил и был очень бодро настроен, вспомнив слова Корана:

«Сколько раз небольшие ополчения побеждали бесчисленные полчища по изволению Аллаха» (Коран, II сура, 250 аят).

Я понимал глубокий смысл этих слов так: и немногие с помощью Аллаха могут одолеть гораздо сильнейшего противника.

[К Тимуру подходят в критическую минуту новые союзники]

До вечера сражение не начиналось. Вечером я собрал на совет всех своих союзников; мы решили ночью врасплох напасть на воинов Джете; малое число наших воинов все время вызывало у нас опасения.

Ночью мы заметили, что к нам приближаются три отряда воинов. Нам пришла в голову мысль, что это враги наши начали нападение, и мы приготовились как следует встретить их; наши страхи скоро рассеялись: амиры Сулейман, Джагуй-Барлас и Муса взбунтовались против Джете, отложились от хакана Туклук-Тимура и Ильяс-Ходжи и с тысячью пятистами всадников[162] двигались к нам на помощь. Мы приняли их с большой радостью и устроили торжественную встречу. Я воздал хвалу Аллаху за чудесную помощь в такую опасную для меня минуту!..

[Тимур одерживает блестящую победу над войсками Джете]

Вскоре Менгли-Буг, владетель Дуладжуна, амир Сайид-ибн-Айгу и Хайдор Андхойский с тремя отрядами воинов стали наступать на нас. В моем распоряжении находилось всего-навсего три тысячи воинов; я разделил их на шесть частей. Располагая воинов в боевом порядке, я поставил впереди ряд стрелков, а за ними ряд воинов, вооруженных пиками и мечами. Эти две части моих воинов с раннего утра вступили в бой и дрались до позднего вечера; в этот день ни одна из сторон не имела решающего успеха; оба отряда – и мой, и вражеский – одинаково выбились из сил.

В моем распоряжении оставалось, однако, еще две трети воинов, совершенно не утомленных; с этими силами я ночью, врасплох, напал на врага, который был истомлен боем предшествующего дня. Мои воины быстро ринулись на врага с криками: «Алла-яр!»[163], при звуках труб, с боем барабанов. Три раза я производил натиск без всякого успеха, наконец четвертый, решающий натиск положил конец сражению: победа осталась за мной. Мы обратили неприятеля в паническое бегство, заняли его стан, забрали большое количество оружия и всякого добра. Я принес хвалу Аллаху, пославшему победу над более сильным врагом.

Преданные мне люди пришли поздравить меня с блестящим успехом.

[Аль-Хакк-богадур и Мир-Кичик-бег врасплох нападают на воинов Тимура]

Весть о нашей победе быстро дошла до Ильяс-Ходжи. Он тотчас же приказал Аль-Хакк-богадуру и Мир-Кичик-бегу немедленно с большим числом воинов двинуться против меня. Это было для меня полной неожиданностью; я узнал о грозящей мне опасности, отправил амира Хусайна правителем в Балх, а сам покинул место стоянки, переправился через реку Джайхун и расположился станом в степи.

Мои стражи не ожидали нападения и уснули богатырским сном; вдруг со стороны неприятеля к нам быстро приблизился большой отряд воинов. Палатки моих воинов, расположенные поодаль от центра стана, были немедленно разграблены, а воины, спавшие в палатках, разбежались по степи. Я сам с окружавшими меня богадурами стал яростно действовать стрелами; нам удалось отбить натиск врага и не допустить его подойти ближе.

Я видел, что со стороны реки неприятеля не было, и приказал немедленно переправить на противоположную сторону реки все наши палатки и имущество – все было быстро исполнено. Вслед за имуществом и я сам на лодке переправился на другой берег Джайхуна.

[Войска Джете после месячной стоянки па противоположном берегу Джайхуна уходят без боя. Тимур торжествует победу]

Здесь я выбрал удобное место для лагеря, укрепил его и простоял с воинами целый месяц. Войска неприятеля тоже целый месяц простояли на противоположном берегу реки.

Через месяц мы заметили, что неприятельский стан опустел: воины Джете ушли с места стоянки, – нужно думать, к себе в свои улусы. Тогда я со своими воинами победоносно двинулся в сторону Балха[164] и быстро достиг местности Хульм[165]. Амир Хусайн устроил нам здесь торжественную встречу; я провел в этой местности целых десять дней среди пиров и развлечений.

[Тимур приходит к намерению отнять у Джете все города Турана]

Здесь у меня созрел план отнять у Джете все города Турана. Посовещавшись с амиром Хусайном, мы двинулись в сторону Бадакшана и скоро пришли в местность Кундуз. В это время ко мне присоединились два отряда воинов из племени узбеков, всего численностью до тысячи всадников. С таким количеством воинов я поспешил ночью подойти к Бадакшану; я опасался, что население узнает о нашем приближении и успеет привести укрепления в боевой порядок.

Но как только я подошел к местности Танан, правители Бадакшана с подарками вышли мне навстречу. Я взял у них до двух тысяч всадников, чтобы усилить свой отряд, и отправился в Джилян; там я рассчитывал набрать еще больше воинов, а потом уже двинуться против Джете.

Мне исполнилось тридцать шесть лет

В местности Джилян я взял с собой главу амиров с воинами и двинулся в местность Кульмак, где и сделал остановку.

Амир Хусайн втайне желал мне зла, но не решался открыто выступить против меня. Чтобы повредить мне, ослабить мои силы, он затеял ссору с Пулад-Бугаиром и добился того, что Пулад-Бугаир расстался со мной и ушел в свою сторону.

[Тридцатитысячное войско Джете нападает на Тимура]

Между тем на меня надвинулось огромное войско Джете во главе с амирами Мир-Кичик-бегом, Тимурин-Тукланом, Сарык-богадуром, Сангум-богадуром, Туклук-Ходжой и Куч-Тимуром. С ними же двигались на меня вместе с отрядом в двадцать тысяч всадников амиры, служившие прежде мне: Туклук-Сальдур и Кай-Хисрау-Джиляны. Из всего полчища противники выделили шесть тысяч всадников и расположили в один ряд, чтобы начать бой.

Я слышал в этот день, что общее число выставленных против меня воинов Джете достигает тридцати тысяч человек; у меня же, за исключением войска амира Хусайна (на верность его я никогда не мог вполне рассчитывать!), было всего шесть тысяч воинов; как видно, я был примерно в пять раз слабее неприятеля. Я загадал по Корану, и мне открылся аят:

«Сколько раз небольшие ополчения побеждали бесчисленные полчища по изволению Аллаха» (Коран, II сура, 250 аят).

Прочитав это место Корана, я вполне успокоился.

[Удачный бой Тимура с шестью тысячами всадников Ильяс-Ходжи]

Шесть тысяч всадников Ильяс-Ходжи начали наступление на моих воинов.

Я не принял здесь боя и отступил с воинами в сторону Джиляна. Враги подумали, что я отступил из страха перед ними, и не стали преследовать меня; преспокойно остались на месте и не приняли никаких мер предосторожности против меня. Я сделал четыре фарсанга[166] вперед, потом повернул назад и увидал, что неприятель беспечно отдыхает и совсем не ждет моего возвращения; тогда я внезапно напал на врага.

Кай-Хисрау-Джиляны и Туклук-Сальдур неожиданно перешли на мою сторону, и мы вместе дважды набрасывались на врага; скоро обратили его в самое дикое бегство; с криками: «Аль-ферар, аль-ферар!»[167] вражеские воины рассеялись в разные стороны; многих беглецов мы захватили в плен; лишь тем, у кого были хорошие кони, удалось ускакать и присоединиться к главному отряду Ильяс-Ходжи.

Настала ночь; амир Хусайн со своими воинами отодвинулся от берега реки и пошел по направлению к Джиляну. Враги наши несколько успокоились и не решались преследовать нас: они видели, что у меня достаточно сил оказать им самое серьезное сопротивление.

[Тимур применяет хитрую тактику в борьбе с войсками Джете]

Из боя с войсками Джете я извлек богатый опыт: стало ясно, какой тактики лучше держаться в борьбе с громадными отрядами неприятельских воинов: открытой силой их очень трудно победить; лучше всего сначала отступить, как будто в испуге перед численным перевесом неприятеля, а потом, когда удастся убедить врага в своей мнимой слабости, усыпить его бдительность – неожиданно произвести решительный натиск на неприятеля.

Новую тактику мне очень скоро пришлось применить.

Я поставил против неприятеля у каменного моста амира Муайяд-Арлада, Кара-богадура и Ирак-богадура, сам с отборными богадурами поднялся на возвышенность, приказал остановиться там и разбить палатки; на вершине горы я велел разложить как можно больше костров.

Войдя в свою палатку, я стал на молитву; потом, не знаю, во сне или наяву, я услышал голос, говоривший мне:

– Тимур! Поздравляю тебя с победою.

Я очень был рад этим словам.

После утренней молитвы Ильяс-Ходжа ушел со своими воинами под бой барабанов. Некоторые амиры советовали мне броситься преследовать Ильяс-Ходжу, но я догадывался, что его движение – только хитрая уловка, с тем чтобы заставить меня сойти с возвышенности, где стояли мои богадуры; я отдал приказ всем оставаться на своих местах и никуда не двигаться.