Читать книгу Просто любовь - Таммара Веббер - Страница 2

Меня разбудил голос Эрин:

– Жаклин Уоллес, поднимай задницу с кровати и беги спасать свой средний балл! Боже мой, ну нельзя же так забивать на учебу из-за парней! Ты потом все это не расхлебаешь!

Я негодующе хмыкнула в одеяло и только потом высунула голову:

– А кто тут забил на учебу?

Эрин минуту назад вышла из душа и стояла подбоченясь, замотанная в полотенце:

– Ха-ха! Очень смешно. Вставай.

Я фыркнула, продолжая лежать:

– У меня со всеми предметами все в порядке. Могу я хоть один завалить?

Эрин разинула рот:

– Ты сама-то себя слышишь?

Я себя слышала. Моя трусость бесила меня не меньше, чем мою подругу. А может быть, даже больше. Но я и думать не могла о том, чтобы трижды в неделю по часу отсиживать рядом с Кеннеди. Я не знала, как он собирался пользоваться своим новым статусом свободного мужчины: с кем флиртовать, кого клеить. В любом случае смотреть на это не хотелось. От одних только мыслей становилось паршиво.

И зачем я записалась на тот же курс, что и он? В начале семестра он спросил меня, почему я решила ходить на экономику. Ведь я получаю музыкальное образование, и это для меня необязательный предмет. Вдруг Кеннеди уже тогда чувствовал, что нашим отношениям скоро придет конец? Или даже знал?

– Не могу я.

– Еще как можешь! – Эрин стянула с меня одеяло. – Теперь вставай и иди в душ. Если я из-за тебя опоздаю на французский, месье Бидо замучает меня своим passé composé[1]. Я и по-английски в прошедших временах не сильна, а уж en français[2], да еще в такую рань, я вообще двух слов не свяжу.

Я подошла к аудитории ровно в девять. Кеннеди наверняка был уже там, ведь он никогда не опаздывал. Лекции по экономике проходили в большом зале, где парты располагались амфитеатром. Я шмыгнула в заднюю дверь, сразу же заметив Кеннеди в середине шестого ряда. Место возле него, мое место, было свободно. Доктор Хеллер еще на втором занятии записал, кто где должен сидеть, чтобы он мог сразу видеть, кого нет (посещаемость учитывалась при выставлении зачета). «Придется к нему подойти и объяснить, что я хочу пересесть», – подумала я.

Оглядев аудиторию, я увидела два свободных места сзади. Одно в четвертом ряду от конца, между парнем, который спал, подперев щеку рукой, и девчонкой, которая пила что-то из большущего стакана и непрерывно болтала с соседкой. Другое – в самом верху, рядом с молодым человеком, рисовавшим что-то на полях учебника. Я остановилась на втором варианте. Тут вошел профессор, и «художник» поднял голову. Я остолбенела: это был тот самый парень, который спас меня два дня назад. Если бы я не застыла на месте, я бы развернулась и выбежала из аудитории.

Меня с головой накрыли воспоминания о том ужасном вечере: беспомощность, страх, унижение. Придя к себе в комнату, я свернулась клубком на кровати и всю ночь проплакала. Я облегченно вздохнула, когда Эрин написала мне, что останется у Чеза. На следующий день я решила не рассказывать ей о случившемся: во-первых, не хотела, чтобы она чувствовала себя виноватой, – ведь это она уломала меня пойти на вечеринку, а потом позволила мне уйти одной, а во-вторых, хотелось поскорее это забыть.

– Если все усядутся, мы начнем.

Услышав голос профессора, я вышла из ступора. Все, кроме меня, сидели. Я бросилась к свободному месту между болтушкой и соней. Когда я плюхнулась на прикрученный к полу стул, девушка на секунду обернулась и продолжила свой рассказ о том, где, с кем и до какого состояния она напилась в прошедшие выходные, а парень только приоткрыл осоловелые глаза и даже не пошевелился.

– Здесь не занято? – шепотом спросила я.

Он покачал головой и пробормотал:

– Было занято. Но она давно не ходит. Видно, бросила.

Немного успокоившись, я достала из сумки тетрадь. На Кеннеди я старалась не смотреть, но при таком расположении парт это было довольно трудно. Стоило ему пошевелиться, его тщательно уложенные светло-русые волосы и выглаженная рубашка, так хорошо мне знакомая, сразу же притягивали к себе взгляд. Эта ткань в зеленую клетку очень шла к его ярко-зеленым глазам. Мы с ним были знакомы с девятого класса. Я видела, как он постепенно превращался из пацана в шортах и кедах в молодого человека с глянцевой обложки, который отдает свои идеально подогнанные вещи гладить в прачечную и следит за тем, чтобы его обувь всегда блестела. Фигура у него была безупречная, и даже преподавательницы нередко оборачивались ему вслед, а потом быстро отводили взгляд, как от запретного плода.

В старшей школе мы вместе ходили на английский. Кеннеди заметил меня на первом же уроке: перед тем как сесть, улыбнулся, показав ямочки на щеках, и предложил заниматься в его группе. Потом спросил про мои планы на выходные, а вскоре и сам стал частью этих планов. Он ухаживал за мной без робости, не сомневаясь в успехе. Как староста нашего класса, Кеннеди старался со всеми дружить: он придавал большое значение тому, чтобы всем нравиться. Это был один из лучших учеников, спортсмен (гордость школьной бейсбольной команды), звезда дискуссионного клуба (в споре он всегда находил веские доводы, которые помогали ему победить).

Со мной Кеннеди был терпелив и внимателен, не форсировал события, никогда не забывал про мой день рождения или годовщину нашего знакомства. Я даже не сомневалась в том, что у нас все серьезно. Когда мы начали открыто встречаться, он переименовал меня в Джеки, и все это подхватили. Даже я сама стала так себя называть. «Ты моя Джеки», – говорил он, отождествляя меня с женой Джона Кеннеди, своего тезки и кумира.

К президентской семье мой Кеннеди не имел никакого отношения. Просто его родители, вечно ссорившиеся друг с другом, были помешаны на политике. Его сестру они назвали Рейган, а брата – Картер.

Прошло три года с тех пор, как я перестала быть Жаклин. Теперь я старалась отвоевать свое прежнее имя – частичку себя, которой я когда-то пожертвовала ради Кеннеди. Я поступилась не только этим, но и другими, более важными вещами. Просто это было единственное, что я могла вернуть.

* * *

Итак, две недели я пропускала занятия, а теперь пришла и потратила пятьдесят минут лекции на то, чтобы не позволять себе смотреть на Кеннеди. Вялые мозги не слушались. Когда прозвенел звонок, я поняла, что не много усвоила из рассказа профессора.

По пути в кабинет доктора Хеллера я усиленно соображала, как же уговорить его дать мне возможность наверстать упущенное. До этого момента мне было наплевать, сдам я экономику или нет. И вот теперь я испугалась: я ведь еще ни разу не заваливала ни одного предмета, а сейчас все к этому шло. Если я получу «F»[3], эта оценка останется у меня в дипломе на всю жизнь. Что я скажу родителям и куратору?

– Что ж, миз[4] Уоллес, – достав из поношенного портфеля учебник и кипу разрозненных листков, доктор Хеллер принялся ходить по комнате так, будто меня рядом не было, – изложите ваши обстоятельства.

Я прокашлялась:

– Обстоятельства?

Он устало посмотрел на меня поверх очков:

– Вы отсутствовали две недели подряд, пропустили промежуточную аттестацию, и сегодня вас тоже не было. Надо полагать, сейчас вы пришли ко мне, потому что все-таки хотите сдать макроэкономику. Слушаю вас затаив дыхание. – Тут он вздохнул и поставил учебник на полку. – Мне кажется, что я уже слышал обо всех мыслимых и немыслимых причинах студенческих прогулов, но, может быть, вам все-таки удастся меня удивить? Попробуйте! Только у меня мало времени, и у вас, наверное, тоже.

Я сглотнула:

– Сегодня я была. Просто сидела не на своем месте. Он кивнул:

– Хорошо. Поскольку вы подошли ко мне в конце лекции, я вам поверю. Один пропуск зачеркнем: четверть балла ваша. Но все равно у вас остается шесть пропущенных занятий и ноль баллов по результатам аттестации.

Боже мой! В этот момент из меня будто вытащили пробку – и наружу полились бессвязные извинения и оправдания:

– Меня бросил парень, а он тоже к вам ходит, и я даже видеть его не могу, не то что с ним рядом сидеть… Господи, я пропустила аттестацию! Я могу все завалить! Но ведь я никогда еще не проваливалась!

После этого монолога из глаз у меня брызнули слезы – как будто специально, чтобы добить профессора. Я прикусила губу, потому что боялась зареветь в голос, и уставилась в стол, стараясь не видеть презрительного выражения, которое, как мне казалось, должно было появиться на лице доктора Хеллера. Вдруг в поле моего зрения замаячила салфетка и я услышала вздох.

– Считайте, что вам повезло, миз Уоллес. – (Я взяла салфетку и промокнула ею влажные щеки, настороженно глядя на профессора.) – Видите ли, у меня дочь немного моложе вас. С ней недавно тоже произошла неприятность, и умненькая девочка, круглая отличница, превратилась в жалкий комок нервов, который только плачет, спит и снова плачет. Это продолжалось недели две, а потом дочка пришла в себя и сказала, что ни один мальчик больше не помешает ей учиться. Так и быть, я дам вам шанс. Один-единственный. Если вы им не воспользуетесь, тогда в конце семестра получите то, что заслужили. Мы друг друга поняли? – (Я кивнула и снова прослезилась.) – Хорошо. – Профессор неловко заерзал и протянул мне еще одну салфетку. – Ради бога, не надо! Своей дочке я сказал: «Парни не стоят того, чтобы так убиваться». Уж я-то знаю, сам был одним из них. – Профессор нацарапал что-то на клочке бумаги и протянул его мне. – Вот электронный адрес моего ассистента Лэндона Максфилда. Вы наверняка никогда не были на дополнительных семинарах, которые он проводит. Вам стоит сходить. Без индивидуальных занятий, конечно, тоже не обойтись. Три года назад Лэндон был моим лучшим студентом и с тех пор помогает мне. Я объясню ему, какой проект вы должны будете подготовить под его руководством, чтобы исправить свою оценку.

Я поблагодарила профессора, в очередной раз всхлипнув. Ему, наверное, было до смерти неловко.

– Пожалуйста, пожалуйста. – Он вытащил план размещения студентов в аудитории. – Покажите, где вы, начиная с сегодняшнего дня, будете сидеть, чтобы я мог за каждое посещение начислять вам четверть балла.

Я показала. Профессор вписал мое имя в квадратик. «Ну что ж, – подумала я, – еще не все потеряно. Осталось только связаться с этим Лэндоном и выполнить задание. Но это, похоже, будет нелегко».

* * *

В кафетерий «Старбакс», который находился в здании студенческого центра, выстроилась невероятно длинная очередь. За пределами кампуса, через дорогу, была еще одна кафешка, но шел дождь, и мне не хотелось мокнуть. Да к тому же в той кафешке я, скорее всего, встретила бы Кеннеди: мы с ним почти каждый день ходили туда на большой перемене, потому что он принципиально игнорировал сетевые гиганты вроде «Старбакса» (даже если там продавали действительно хороший кофе), предпочитая уютные маленькие заведения.

– Я точно опоздаю на занятие, если и дальше буду здесь торчать! – раздраженно проворчала Эрин, высовываясь из очереди, чтобы посмотреть, сколько студентов осталось перед нами. – Девять человек! Девять! И еще пятеро ждут свой кофе. Да кто они все такие?

Парень, стоявший впереди, сердито оглянулся. Эрин ответила ему не более дружелюбной гримасой, а я поджала губы, чтобы не прыснуть со смеху:

– Может, такие же кофеиновые маньяки, как мы с тобой?

– Уф! – фыркнула она и вдруг схватила меня за руку. – Чуть не забыла: слыхала, что случилось с Баком в субботу вечером?

У меня екнуло в груди. Ночь, о которой я так хотела забыть, не переставала напоминать о себе. Я мотнула головой.

– На Бака напали на парковке за общагой. Двое парней пытались отнять у него кошелек. Скорее всего, это были бродяги. У них, паразитов, ничего не вышло, но избили они его здорово. Черт-те что творится у нас в кампусе, в самом центре города! Но знаешь, – Эрин придвинулась ко мне ближе, – по-моему, теперь, с расквашенной физиономией, Бак смотрится даже еще сексуальнее.

Мне было противно молча стоять и с притворным интересом слушать это вранье, вместо того чтобы выложить, как все было на самом деле.

– Ну ладно. Пойду выпью баночку энергетика, чтобы не вырубиться на политологии. Опаздывать нельзя, будет тест. Увидимся вечером.

Сказав это, Эрин приобняла меня и убежала.

Я продолжала двигаться к кассе, в тысячный раз прокручивая в памяти события субботнего вечера. Мне все никак не удавалось отделаться от унизительного ощущения собственной беспомощности. Да, парни сильнее нас – это я всегда знала. Кеннеди часто брал меня в охапку, а один раз даже перекинул через плечо и так побежал вверх по лестнице, а я висела вниз головой у него за спиной и смеялась. Он легко открывал банки, которые я открыть не могла, и двигал мебель, которую мне было не сдвинуть. Я ощущала его превосходство в силе, когда он обнимал меня и мои руки ложились на его твердые бицепсы.

Две недели назад он нанес мне удар в самое сердце. Ни разу до этого я не чувствовала такой боли, такой пустоты. И все-таки Кеннеди никогда не использовал против меня свою физическую мощь. Этим пакостным ощущением я обязана Баку – парню, которого все считали сексуальным, так что у него никогда не было проблем с девчонками. Парню, который раньше и виду не показывал, будто может хотя бы пальцем меня тронуть: я для него была только девушкой Кеннеди. Может, во всем виноват алкоголь? Вряд ли. Спиртное помогает избавиться от внешних ограничений, но не вызывает тяги к насилию, если она несвойственна человеку от природы.

– Следующий!

Опомнившись, я стала оглядывать прилавок, перед тем как заказать то, что обычно брала, и тут вдруг снова увидела перед собой лицо молодого человека из той самой субботней ночи. Утром на экономике я не захотела сесть рядом с ним. И вот опять стою с разинутым ртом, ничего не говоря. Опять накатили прежние эмоции. Щеки загорелись, когда я подумала, в каком положении этот парень застал меня, прежде чем вмешаться, и какой дурой я, наверное, была в его глазах. Но в тот вечер он сказал, что я ни в чем не виновата, и обратился ко мне по имени. Тому, от которого я уже шестнадцать дней пыталась избавиться.

Какую-то долю секунды я надеялась, что молодой человек меня не узнает. Напрасно. Я посмотрела в его проницательные глаза и поняла, что он все прекрасно помнит. В мельчайших подробностях. Я опять вспыхнула.

– Будете что-нибудь заказывать?

Этот вопрос вывел меня из задумчивости. Голос парня был спокойным, но я чувствовала нетерпение выстроившейся за спиной очереди.

– Гранд-американо, пожалуйста.

Я пробормотала это так невнятно, что даже удивилась, когда молодой человек, не переспрашивая, пометил чашку и передал ее своей напарнице. Тут я обратила внимание, что вокруг костяшек его левой руки в два или три слоя намотан бинт. Я подала карту, и парень пробил мой кофе.

– Как дела? Все в порядке?

На первый взгляд это был совершенно дежурный вопрос, но нам двоим виделся в нем скрытый смысл.

Молодой человек провел моей карточкой по щели кассового терминала.

– Да, все нормально. – На костяшках у него была просто ссадина, ничего страшного. Когда он возвращал мне карточку с чеком, его пальцы слегка коснулись моих, и я отдернула руку. – Спасибо.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, но ничего больше не сказал.

– Мне двойной карамельный макиато с обезжиренным молоком, без сливок! – нетерпеливо выкрикнула какая-то девушка из-за моего плеча.

Она не дотронулась до меня, но подошла почти вплотную, и от этого мне стало неуютно. Когда парень перевел на нее взгляд, на его лице отразилось едва заметное раздражение. Он резко назвал ей сумму, помечая стакан, а потом, перед тем как я отошла, еще раз быстро взглянул в мою сторону. Не знаю, смотрел ли он на меня потом. Я ждала свою порцию в другом конце бара, а получив ее, торопливо вышла, вместо того чтобы, как обычно, налить в кофе молока и высыпать три пакетика сахара.

По экономике нам читали обзорные лекции, и ходило на них человек двести. По идее это было не так уж трудно – шесть оставшихся недель осеннего семестра не встречаться глазами всего лишь с двумя людьми из этой толпы.