Читать книгу Тень за спиной - Тана Френч - Страница 6

Отдел пробуждался к жизни. Принтер печатал, чей-то телефон звонил, жалюзи открыты в попытке поймать хоть немного дистрофичных солнечных лучей. В комнате пахло полудюжиной разных ланчей, гелем для душа, потом, отоплением и напряженной работой. О’Горман, откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол, хрустел чипсами и одновременно пытался докричаться до Кинга – насчет сличения чего-то с чем-то. Кинг читал протокол допроса и невпопад откликался на вопли О’Гормана, бормоча «ага». Винтерс и Хейли спорили о каком-то свидетеле, которого Хейли хочет потрясти, а Винтерс считает это пустой тратой времени. Квингли с отрешенным выражением на помятом лице рылся в картотеке, с шумом выдвигая и задвигая ящики. За столом, рядом с картотекой, сгорбился Маккэнн. Перекладывал бумажки и вздрагивал от всякого шума. Выглядел как с большого перепоя, но он всегда так выглядит – из-за мешков под глазами и хронической небритости. О’Нил прижимал телефон к одному уху, другое заткнув пальцем. Рядом с нашими столами стояла парочка каких-то парней, должно быть практиканты, они пытались одновременно выглядеть естественно, никому не мешать и смеяться над дурацкой историей, которую рассказывал им Роше. Бедолаги надеются, что он их запомнит и позовет, когда ему понадобятся чернорабочие.

Бреслина не видно, но его пальто висело на спинке стула. Наверное, хлопочет насчет штаба, проклиная ту минуту, когда его прикомандировали к такой, как я. Меня это не волновало. Бреслин слишком давно играет в наши игры, чтобы делать гадости, когда это ему не выгодно.

Когда мы со Стивом вошли, несколько человек обернулись и тут же продолжили заниматься своими делами. Никто не крикнул «привет». От нас приветствия тоже никто не дождался. Мы направились к нашим столам и практикантам. Оказавшись в общей комнате отдела, я обычно перемещаюсь быстрым и размашистым шагом, чтобы победить желание красться на цыпочках и смотреть под ноги – вдруг кто-нибудь встретит меня подножкой. Пока такого не случалось, но, по-моему, это только вопрос времени.

– Привет.

Я кивнула практикантам, которые, увидев меня, вытянулись и изобразили озабоченность. Оба примерно нашего возраста, начинающий лысеть качок и рыхлый блондин, безуспешно пытающийся отпустить усы.

– Я Конвей, это – Моран. Вы все сделали?

– Стэнтон, – представился качок и шутовски отдал честь.

– Дэйзи, – сказал толстяк. – Да. Мы привезли Рори Феллона. Он ждет вас.

– Не повезло пацану, – провякал Роше из своего угла, пропахшего дешевым одеколоном и вчерашним кофе, пролитым на клавиатуру.

Роше – здоровенный бугай, голова посажена прямо на плечи. На эту работу он пошел, потому что у него встает, только когда он запугает кого-то до истерики, но мудак точно знает, когда это свое чудесное умение нужно держать на цепи, а когда дать ему волю. Это позволяет ему добиваться успеха.

– Может, я пойду к нему и скажу, чтобы он сам оторвал себе яйца? И вам, и себе сэкономит время.

– Роше, я же не виновата, что мой процент раскрываемости выше, чем у тебя, – ответила я. – Это потому, что ты отмороженный. Научись жить с этим.

Практиканты явно удивились, хотя виду старались не подать. Роше одарил меня своим бычьим взглядом, но я не потрудилась заметить его.

– Так что там с Рори? – спросила я, бросая сумку на стул.

– Двадцать девять лет. Владелец книжного магазина в Раннелах, – отрапортовал толстяк. – Живет прямо над магазином.

– Живет один?

– Да. Один.

А вот это неудачно. Сосед по квартире мог бы стать не только славным свидетелем, но и отличным кандидатом на звонившего нам человека.

Стив поинтересовался:

– За время вашего наблюдения за домом произошло что-то, о чем нам следовало бы знать?

Парни переглянулись.

– Не особо, – ответил качок. – Отдернул шторы около десяти утра, еще в пижаме. Больше никаких визуальных контактов. Когда мы зашли за ним, он был уже одет, но без ботинок, не похоже, чтобы собирался куда-то.

– Он завтракал, – добавил толстяк, – судя по запаху кофе и яичницы.

Стив глянул на меня. Малый забивает свою подругу до смерти, потом идет домой, надевает пижамку и уютненько засыпает, утром встает, организует себе яичницу с беконом. Такое бывает. Или шок, или психопат, или выстраивает линию защиты, или…

В комнате было чересчур натоплено, сухой колючий жар наждаком тер мне шею. Я скинула пальто.

– Что вы ему рассказали?

– Как вы и приказывали – ничего. Сказали просто, что он может располагать информацией, которая пригодится нам в одном расследовании, и не согласится ли он проехать с нами для беседы.

– И он просто согласился? Ни недовольства, ни вопросов?

Оба синхронно покачали головой.

– Сговорчивый парень, – сказал качок.

– Действительно.

Обычно человек, когда его просишь проследовать в участок для беседы, задаст хотя бы несколько вопросов, прежде чем кинется ломать все свои планы и плестись в полицию неведомо зачем. Рори Феллон или наивный простофиля, или ему очень хочется выглядеть парнем, которому нечего скрывать, который готов оказать любую помощь полиции.

– А по дороге сюда он что-нибудь говорил? – спросил Стив.

– Когда влезал в машину, спросил, о чем с ним хотят побеседовать, – ответил толстяк.

Это тоже очень любопытно. Очевидно, что Рори может точно знать, о чем с ним хотят побеседовать, но не думает, что у нас есть какие-то доказательства, а значит, Люси не кинулась к телефону, как только мы ушли от нее. Одно очко против теории Люси – Рори.

– Мы сказали, что подробности нам неизвестны. Детективы, которые занимаются этим расследованием, все ему расскажут. После этого он заткнулся.

– Мы были с ним очень любезны, – добавил качок. – Принесли ему чаю, сказали, как здорово, что он согласился помочь нам, потому что чего же мы стоим без таких, как он, сознательных граждан и бла-бла-бла. Мы полагали, что вам не хочется его напрягать раньше времени.

– Прекрасно, – одобрил Стив. – Куда вы его привели?

– Допросная в конце коридора.

– Он из того теста, кто может встать и уйти, если смекнет, что мы решили немного помариновать его?

Практиканты расхохотались.

– Ну нет, – сказал качок. – Говорю же, сговорчивый парень.

– Послушные дети, – сказал толстяк, – игрушек не ломают.

– Спасибо, – сказала я. – Нам нужен список всех, с кем он связан. Справитесь? Особое внимание обратите на лиц мужского пола – друзья, братья, отец, дядюшки. Кто-то позвонил и сообщил нам о происшествии, и если это был не Феллон, надо выяснить кто.

Качок записывал в блокнот так, чтобы я это видела.

– Оперативная комната будет скоро готова. Совещание по делу назначено на четыре часа. Если что-то изменится, я сообщу вам.

Практиканты резво направились к выходу, тщательно регулируя темп движения. Надо выглядеть по-деловому, но не суетливо. Я помню эту походку. Помню, как отрабатывала ее по пути к копиру, чтобы отснять копии допросов для какого-то детектива из Убийств. Тогда я очень надеялась, что однажды войду в эту комнату, чтобы никогда больше ее не покинуть. На какой-то миг я почти пожалела Дэйзи и Стэнтона, пока не сообразила, что если когда-нибудь их сюда возьмут, то у них как раз все будет в порядке.

Стив включил компьютер и стал что-то набивать на клавиатуре.

– Ты хочешь помурыжить Феллона? – спросила я.

– Капельку. – Стив продолжал печатать. – Он пошел домой, лег спать, проснулся и позавтракал? Как на это ни взгляни, слишком хладнокровно для человека, к чему-то причастного. Даже если он просто пытается выглядеть невиновным. Хочу пробить его через нашу систему. Вдруг что-нибудь всплывет.

– Пробей и ее. Надо выяснить, откуда я ее знаю.

Я набрала номер голосовой почты и, прижав телефон к уху плечом, принялась разбирать бумаги ночного дежурства. Надо передать все прокурору, пока задержанные подонки сидят здесь.

Маккэнн что-то бормотал в свой мобильник – явно получает от своей миссус на орехи за то, что поздно возвращается с работы (Да знаю я. Клянусь, я буду дома вечером в… Да, я помню, что места заказаны. Ну конечно, я приду…), а Роше жестами изображал порку.

Еще одно сообщение от Бреслина. Во мне затеплилась надежда, что мы сможем работать над этим делом, так ни разу и не встретившись.

Да, Конвей. (Голос все еще бархатный – на случай, если Голливуд охотится за ним, но уже прорезались нотки недовольства: мы со Стивом оказались маленькими непослушными детективами.) У нас тут, по-видимому, проблемы со связью. Я вернулся на базу. Иду организовывать нам оперативную комнату. Позвоните мне как можно скорее.

Я стерла послание.

– Рори Феллон нигде у нас не проходил, – сообщил Стив.

– Вообще?

– Вообще.

– Вот Иисусе же, – подивилась я.

Остаться вне наших компьютеров не так просто, как кажется. Даже если вы получили лишь штраф за превышение скорости, ваше имя будет фигурировать в файлах. Итак, Рори ни разу не преступал закон, что, однако, не означает, будто до вчерашнего дня он был святым. Это означает, что он ни разу не попался.

– Знаю. Просто сообщаю.

– Ашлин уже пробил?

– Я этим занимаюсь. Обожди…

Я позвонила на голосовую почту Бреслина и оставила ему сообщение, что через десять минут мы ждем его в допросной.

– Нет. И здесь пусто. Аж противно.

Похоже, они идеально подходили друг другу. Жаль, что у них так ничего и не вышло.

Я закончила просматривать свидетельские показания и замерла. Последняя страница отсутствовала. А без нее, без подписи свидетелей все это превращалось просто в кипу бумаги. Я никого не смогу убедить, что не обронила листок по пути из допросной. Оставался все же ничтожный шанс, что именно так все и произошло. Было поздно, я была уставшая, раздраженная и торопилась закончить смену. Я могу это даже проверить, пометаться взад и вперед как дура, заглядывая под столы и в мусорные корзины, а все эти задницы в общей комнате попрячутся за своими экранами и, точно стая мартышек, будут, едва сдерживая хохот, наблюдать за мной, пока кто-нибудь из них не взорвется. Другой способ – встать на стул и громко спросить, какой козел вырвал из моего протокола страницу с подписями свидетелей. Наверное, кто-то очень надеется, что я так и сделаю. Или можно заткнуть рот, отыскать моего свидетеля-подонка, а затем потратить еще пару-тройку часов, заново убеждая его, что говорить с полицией – это круто, и вытянуть из него показания еще разок, слово за словом. Наша песня хороша…

– Хей, – подал голос Стив. – Кое-что есть.

Мне понадобилось не меньше секунды, чтобы понять, о чем он говорит. Я была так зла, что хотелось покусать столешницу. Стив, глянув на меня, спросил:

– Ты в порядке?

– Да. Что у тебя? Ашлин проходила у нас?

– Нет. Не она. Возможно, это не имеет отношения к делу, но всплыл ее адрес. Двадцатого октября в час ночи ее сосед из дома 24 звонил в участок Стонибаттера. Он стоял на веранде, курил перед сном и видел, как кто-то перебирается через стену заднего дворика Ашлин, куда выходит терраса, в проулок. Описание оставляет желать лучшего, проулок плохо освещен, да и сосед видел злоумышленника несколько секунд и со спины. Мужчина, среднего телосложения, темное пальто. Сосед решил, что он средних лет, по тому, как тот перелезал через стену. Полагает, что блондин, но это может быть всего лишь отсвет фонаря. Из Стонибаттера послали пару ребят проверить, но к тому моменту мужика и след простыл. Нет признаков взлома, поэтому решили, что злоумышленника вспугнули до того, как тот успел что-то предпринять. Они посоветовали Ашлин усилить меры предосторожности и выкинули из головы.

– Хм.

Новость никак не помогала вспомнить, где я видела Ашлин раньше, но ее было достаточно, чтобы задвинуть пропавшую страницу вглубь подсознания.

– Там что-то сказано, как она на это отреагировала? Испуг, паника? Пошла к Люси переночевать?

– Нет. Только вот это: «У лица, проживающего по данному адресу, установлена домашняя сигнализация. Предложено рассмотреть возможность установить сигнализацию с мониторингом и завести собаку».

– Чего сделано не было.

Роше явно прислушивался к нашему разговору. Я показала ему средний палец и понизила голос:

– Для одинокой женщины Ашлин как-то слишком расслабленно отнеслась к истории с попыткой проникновения. Она кажется тебе настолько крутой?

– Она мне кажется человеком, который точно знал, что бояться нечего.

Я подхватила:

– Потому что это был не взломщик. Это был тайный любовник. Ты смотри! Может, он и вправду существует. – Возбуждение снова шевельнулось во мне, но я торопливо прихлопнула его. – Даже если он существует, это не снимает Рори с крючка. Может, он узнал, что Ашлин крутила роман еще с кем-то, и ему это не понравилось. Пошли спросим у него.

– Минуточку. Я только хочу проверить еще кое-что. – И Стив снова прилип к компьютеру.

Я запихнула в ящик и заперла то, что осталось от моих протоколов. Там им и полагалось бы находиться все время, если бы О’Келли не дернул нас внезапно утром. Ключи я положила в карман брюк. Затем перелистала свой блокнот, оглядывая исподтишка общую комнату. Никто в открытую на меня не пялится, ожидая, что я забьюсь в припадке, с другой стороны, они не всегда действуют в открытую. Квингли наконец-то нашел нужную папку и теперь читал, ковыряясь в ухе. Думает, что никто на него не смотрит, хотя наверняка знать никогда нельзя. Квингли – козел, О’Горман – орангутанг, Роше сочетает в себе лучшие качества обоих. Каждый по отдельности и все вместе они думают, что я буду счастлива испортить себе день. Маккэнн выглядит так, как будто охвачен вселенской скорбью и ему нет дела ни до чего, а О’Нил, как всегда, само благоразумие, но исключать нельзя никого. Да это и неважно. Дело не в том, и они это знают не хуже меня, кто сотворил эту конкретную пакость, каждый раз это может быть кто-то другой. Дело в том, что кто бы это ни был, я хрен что смогу с этим поделать.

– Минуточку… – пробормотал Стив, – а это еще что?

– Что?

– Мы говорили, что неплохо бы выяснить, не появлялась ли Ашлин в орбите интересов отдела по борьбе с организованной преступностью, верно? Вот я и проверил, не прогонял ли уже кто-нибудь ее имя через нашу систему.

Я было начала приподниматься, чтобы взглянуть через плечо Стива на экран, но он быстро покачал головой и бросил на меня предостерегающий взгляд.

– Сиди смирно. И да, я уверен. Семнадцатого сентября прошлого года кто-то у нас проверял ее.

Мы уставились друг на друга.

Я сказала:

– Наверняка найдется пара десятков Ашлин Мюррей. Это как минимум.

– Ашлин Гвендолин Мюррей? Обе родились шестого марта 1988 года?

Мои мысли понеслись галопом.

– Я не хочу впутывать сюда Оргпреступность. Не сейчас. Но есть там у меня приятель…

Стив проговорил так тихо, что я еле смогла расслышать:

– Заходили от нас.

Мы снова уставились друг на друга, у обоих на лице застыло одинаковое выражение. Обеспокоенность. Теперь оставалось выяснить, насколько нам надо быть обеспокоенными.

– Если она проходила по делам Убийств, – сказала я, – то кто бы это ни был, надо просто спросить у него.

Лицо Стива выразило предостережение. Он уже открыл рот, чтобы объяснить мне, почему это плохая идея, и он прав. Лучшее решение – попридержать эту информацию и разузнать все окольными путями, но пропавшая страница прочно засела у меня в сознании. Достало держать все время рот на замке и ходить на цыпочках по собственному отделу. Я развернулась в кресле к остальным и закинула руки за голову.

– Эй, там!

Получилось громко и отчетливо. Головы повернулись ко мне. Разговоры стихли.

– Ашлин Гвендолин Мюррей. Дата рождения 6 марта 1988-го. Кто-то прогонял ее через компьютер в прошлом сентябре?

Пустые взгляды. Помолчали и просто снова занялись своими делами.

Я развернулась к Стиву.

– Может, тот, кто это сделал, работает в другую смену сегодня. Или… – Он неопределенно мотнул головой.

Терпеть не могу, когда Стив пытается деликатничать.

– Или это было что-то личное, проделано втихую.

Такое происходит сплошь и рядом. Тебе не нравится покрой одежды юного ухажера, которого дочь привела домой, или хочешь узнать побольше о людях, которым сдаешь квартиру, и ты прогоняешь их через базу данных, вдруг что-то выскочит. Мы все так делаем. Моей маме не понравился новый сосед, выяснилось, что он сидит на героине, хорошо хоть не торгует, но в любом случае он съехал несколько недель спустя. Всем возмущающимся следует чуть больше узнать о настоящей жизни, но факт остается фактом: пробивать человека для личных нужд – незаконно. Если чей-то кузен хотел нанять Ашлин на работу или чьи-то родители хотели дать симпатичной соседке запасные ключи от своей квартиры, то требуется лишь полминуты, чтобы проверить по полицейской базе. Совершенно безобидное одолжение, никому и знать не нужно. Вот только Ашлин убита, и любой, кто незаконно проверял ее, получит взбучку от шефа и лишится нескольких дней отпуска, это как минимум. Неудивительно, что никто не выскочил вперед с вытянутой вверх рукой.

Стив почти шепотом заговорил:

– А если это было сделано по-тихому, но не для личных нужд? Скажем, кому-то из Оргпреступности по какой-то причине понадобилось проверить ее так, чтобы у них в отделе об этом не узнали, и он попросил кого-то из наших, и…

Комната вдруг обратилась в мрачный лабиринт, повсюду углы и кривые тени.

Я закончила:

– И он никогда в этом не признается.

Стив прошелестел:

– Я знаю одного парня в Киберпреступности. Думаю, он сможет выяснить, с чьего компьютера поступил запрос.

– С чьего компьютера, а не кто послал запрос. Если бы у нас были персональные логины, а не это дебильное «один отдел, один пароль».

– Хочешь, чтобы я с ним связался?

– Нет. Пока нет.

Все уже вернулись к своим делам или к своим разговорам, никто на нас не глядел. И все же я жалела, что не смогла удержать рот на замке.

Наблюдательная комната маленькая и грязная. Липкий стол, ободранный стул и через раз выдающий воду кулер. Окон нет, а вентилятор не работал никогда. Если бы речь шла о комнате для допросов, адвокаты давно бы подняли крик о праве их клиентов дышать нормальным воздухом и все быстро бы починили, но поскольку до нашего дыхания никому нет дела, вентилятор стоит на вечном приколе. Комната пропиталась запахами пота, кофе, что проливали год за годом, одеколона, оставшегося от тех, кто служил тут, когда мы со Стивом еще учились в полицейском колледже, и сигарет, которые курили здесь еще до того, как курение запретили. Зимой тут совсем беда, потому что отопление раскрывает букет во всей его полноте. Бреслин пока не появлялся. Я кинула пальто на спинку стула, мне не хотелось оставлять его в общей комнате, того и гляди кто-то вытрет об него свой член, и пошла взглянуть на Рори Феллона. Стив встал рядом со мной – так близко к одностороннему стеклу, что наше дыхание оседало на нем испариной.

Феллон не выглядел на свои двадцать девять. Невысокий, примерно метр семьдесят, и очень хрупкий на вид. Я могла бы уложить его одной левой, но в нашем случае речь идет всего об одном хорошем ударе, а это даже у слабака может получиться. Вьющиеся каштановые волосы, которые он подстриг прямо перед главным свиданием, очки в фальшивой черепаховой оправе, такие старые, что пластик оправы помутнел, бежевая стариковская рубаха аккуратно заправлена в линялые джинсы, красивое лицо с чуть заостренными чертами – то ли утонченный актер, то ли бесхарактерная тряпка, это уж кто что предпочитает. Выглядит неплохо, но, как и с Люси, я ожидала увидеть кого-то совсем другого. Парня, упакованного в дизайнерский костюм, тупицу из риелтерского агентства, не способного говорить ни о чем, кроме регби. Рори же выглядел молодым человеком из тех, что любят игры про неизведанные миры и с навороченной графикой, а не стрелялки, в которых надо в клочья разорвать как можно больше плохих парней.

– Ставлю десятку на то, что он расплачется, – сказала я.

Мы со Стивом так развлекаемся на бытовухе. Конечно, превращать работу в азартную игру – это большое «ну-ну-ну», но я могу с этим жить. Половина подозреваемых распускают нюни, едва нас завидев, и в таких случаях мне хочется от души им врезать. Я каждый раз еле удерживаюсь, чтобы не сказать: «Заткни фонтан!» Как избивать свою дражайшую половину до полусмерти, так ты большой и сильный, и куда это все сейчас подевалось?

Если уж мне приходится иметь дело с этими отбросами, то почему бы не срубить на них пару фунтов.

– Вот черт, – сказал Стив. – Я сам хотел на это поставить. Ты только глянь на него.

– Вот ведь непруха. В следующий раз будешь быстрее.

Мы смотрели, как Рори Феллон дергает головой и перебирает ногами под стулом, пытаясь освоиться. Допросная специально рассчитана на то, что освоиться в ней невозможно. Линолеум, стол, стулья самые простые и неприметные, и не только из-за урезанного бюджета. Все это нужно, чтобы вашим мыслям не за что было зацепиться, и тогда воображение начинает дорисовывать детали. Если просидеть там одному достаточно долго, то это место из никакого становится сначала зловещим, а потом превращается в самый настоящий фильм ужасов.

Черное пальто, аккуратно сложенное, висит на спинке стула, на столе пара серых перчаток, на вид нейлоновых. Руки Рори положил на стол рядом с перчатками, ладонями вниз, большие пальцы соприкасаются. Костяшки пальцев, насколько я могу видеть с такого расстояния, абсолютно целые, ни царапинки.

Стив сказал:

– Видишь его руки?

– Это ничего не значит. Софи говорила, что, возможно, он действовал в перчатках. Помнишь?

– Позвони ей. Вдруг им удалось в конце концов найти отпечатки пальцев.

Я набрала номер телефона Софи и включила громкую связь, косясь одним глазом на входную дверь – не идет ли Бреслин.

– Софи, привет. Это мы с Мораном.

– Привет. Последние новости: мы практически закончили осмотр трупа и гости… – Ее голос прервался, потом возник снова: – Чертова связь, телефон здесь плохо ловит. Подожди секунду. – Раздался звук захлопывающейся двери.

– Что там с отпечатками?

– Похоже, удача сегодня не с нами.

Свист ветра вплетался в голос Софи. Она вышла на улицу. Плотнее прижала телефонную трубку к уху, и шум исчез.

– То есть отпечатков у нас куча – на столовых приборах, на дверной ручке, на винных бокалах, – но мой парень говорит, что все они слишком маленькие для мужчины и, скорее всего, принадлежат жертве.

– Мы были правы, предполагая, что убийца был в перчатках, – сказала я.

Стив скорчил недовольную гримасу.

– Мы еще поищем, конечно, но я полагаю, что – да. Думаю, кожаные или гортекс, в общем, что-то очень гладкое. Мы не нашли никаких волокон на лице жертвы, а они там должны быть, если перчатки были шерстяные или трикотажные.

Я бросила Стиву:

– По-видимому, плотные перчатки. Значит, руки могут быть совершенно не повреждены. По крайней мере, видимых травм могло не остаться.

– Значит, вы уже отыскали подозреваемого, – сказала Софи. – И руки у него целы.

– Да. Парень, которого она пригласила на ужин.

– Если на убийце были перчатки, вся правая должна быть в крови жертвы. Даже если он их почистил. Кровь так легко не сведешь.

– Сегодня на нем серые нейлоновые перчатки. Они выглядят чистыми, но мы пошлем их к тебе на анализ и, если получим ордер на обыск, отправим все, что найдем у него дома, но готова поспорить, что и тут нам ничего не светит. Наверняка те, в которых он был вчера, просто выброшены по дороге домой.

Одним глазом я продолжала следить за Феллоном. Он оставил попытки освоиться и теперь сидел тихо, разглядывал собственные руки и глубоко дышал. Можно было подумать, что он упражняется в медитации.

– Есть еще что-то, что нам стоит знать, прежде чем мы им займемся?

Софи с шумом выдохнула.

– Да особо и нет. Все это чертово утро мы искали, искали, да без толку. Из существенного нашли только три черных шерстяных волокна на платье жертвы. Два на левой стороне груди и одно на левой стороне подола. Они не соответствуют ничему из того, что на ней было надето, и у нее нет черного пальто. Поэтому маловероятно, что она накинула его, чтобы выбежать в магазин, и волоконца переместились с пальто на платье. Пока готовила, она могла надеть джемпер, чтобы уберечь платье от пятен, но в спальне мы не нашли никаких черных джемперов или кофт.

Софи заговорила тише. По-видимому, кто-то объявился поблизости – может, дети, а может, и репортеры.

– Поэтому я считаю, что волокна принадлежат вашему парню, он оставил их, когда обнимал ее, хватал или что-то в этом духе. Проверьте, есть ли у него черное шерстяное пальто.

– Да он прямо в нем и пришел.

Я взглянула на Стива, он пожал плечами. У каждого мужчины в Дублине есть черное шерстяное пальто.

– Мы пошлем тебе пальто на анализ. Спасибо, Софи. Это ценно.

– Да не за что. Я удаляюсь. Тут какой-то репортер-молокосос вертится с диктофоном. Хотите, я скажу, что наш главный подозреваемый – ниндзя?

– Конечно. Доставь ему удовольствие. До скорого.

– Погоди, – сказал Стив, наклоняясь к телефону. – Хей! Это Моран! Вы можете обследовать спальню и ванную?

– Ух ты! Классная идея! А что, по-твоему, мы собирались с ними сделать? Разрисовать стены граффити?

– Я имею в виду те места, к которым, вероятнее всего, никто не прикасался прошлым вечером, но где наш приятель мог оставить след во время своих предыдущих визитов. Спинка кровати, ящики прикроватной тумбочки, внутренняя поверхность сиденья унитаза. И проверьте, пожалуйста, матрас на предмет физиологических жидкостей.

– Хм, – сказала Софи, – ищешь бывших?

– Что-то в этом роде. Спасибо. А сопляку с диктофоном выдай самую сочную версию.

– Скажу ему, что вы арестуете его за то, что он уроки прогуливает. Клянусь, ему не больше двенадцати. Ох, старею я…

И Софи отключилась.

Феллон пошел на второй круг медитации. Бреслин то ли строит оперативный штаб по кирпичику, то ли хочет наказать нас за то, что мы заставили его ждать.

Мой телефон бибикнул.

– Одну секундочку.

Я отвернулась от Стива и смахнула экран. Вечерний выпуск «Курьера» поступил в продажу, козел Краули на марше.

Заголовок на первой странице вопил: «ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО. ПОЛИЦИЯ ТЕРЯЕТСЯ В ДОГАДКАХ!» И две фотографии ниже. Ашлин в своей последней модификации – облегающее оранжевое платье, яркие тени на веках, смеется. Похоже на фотографию с рождественской вечеринки, которую Краули утащил из чьего-то фейсбука. На другой я – выныриваю из-под ленты ограждения, выгляжу на все сто лет: мешки под глазами, волосы висят патлами, кулаки сжаты, а рот раскрыт в рыке, который испугал бы и ротвейлера.

У меня свело челюсти, я прокрутила экран вниз. Текст – смесь розовых соплей и праведного гнева. Очаровательная молодая женщина в расцвете лет, полиция не разглашает деталей нанесенных увечий. Рассказ местного старикана о том, как в гололед Ашлин сходила для него в магазин. Ссылка на другого местного, который ни за что не будет чувствовать себя в безопасности, пока этот сукин сын бродит по улицам. Тут же маленькая ядовитая заметка о «детективе Антуанетте Конвей, которая в прошлом сентябре вела расследование убийства Михаэля Мурнана в Баллимуне. Дело до сих пор не раскрыто». Это чтобы всем стало ясно, что я абсолютно некомпетентна и/или мне глубоко наплевать на пострадавших, если они принадлежат к низшим социальным слоям. Отдельная вставка: «Родители в панике из-за „педофила с детских площадок“», еще ниже – мутота о высокомерном отношении в Совете округа, который должен наконец что-то сделать с этой отвратительной погодой, а на закуску рассуждения какой-то кинознаменитости о том, что его дети живут самой обыкновенной жизнью.

– Что случилось? – спросил Стив.

Мне с трудом удалось разжать челюсти:

– Ничего.

– Что – ничего?

Ну не смогу же я вечно от него скрывать эту газетенку, да и выглядеть это будет так, словно я расстроена тем, что на фотографии вылитый ротвейлер.

– Вот, – я протянула ему телефон.

Брови у Стива полезли вверх.

– Боже. – И секундой позже: – Боже.

– Да неужели? – сказала я.

Средства массовой информации не упоминают имен убитых, пока не получают от нас «добро». Это делается, чтобы родные не узнавали о трагедии с газетных стендов супермаркетов, а иногда и нам удобно придержать имя убитого в секрете денек-другой. Но зачастую газеты выдают столько информации, что местным жителям не составляет большого труда понять, о ком идет речь.

Тридцатилетний отец двоих детей, работавший в финансовой сфере, или что-то в этом роде, и местным жителям все понятно. Масс-медиа также не публикуют фотографий детективов, занимающихся расследованием, потому что не очень бы хотелось, чтобы нас мгновенно везде узнавали. Я никогда не разрешаю публиковать свои фотографии, у меня на это есть свои причины, но если уж фотографию детектива печатают, то на ней он выглядит профессиональным и дружелюбным. Человеком, к которому бы свидетели тянулись, а не оборотнем с похмелья. Если журналист перейдет запретную черту, он за это заплатит. Никаких тебе источников, близких к следствию, и мы уж постараемся, чтобы редактор узнал, почему газете перекрыли кислород. Этот козел Краули перешел целую дюжину запретных черт. Он тысячу раз до этого балансировал на грани, но все это были маленькие трусливые шалости, которые давали ему почувствовать себя Бобом Вудвордом, не причиняя настоящих неприятностей. Такого он не вытворял никогда. Копов Краули терпеть не может, потому что он мятежный дух, который ни перед кем не преклонит колена, но он мятежный дух, которому надо выплачивать ипотеку, поэтому всегда держался в рамках.

То ли он внезапно на закате жизни отрастил себе пару серьезных бубенцов, то ли решил совершить профессиональное самоубийство, то ли некто надумал его уничтожить. Этот Некто сначала подсказал Краули, где искать меня этим утром, а потом предложил напечатать эти фотографии. Некто убедил его, что он не попадет ни в какой черный список. Некто пообещал Краули, что дело того стоит.

Стив все еще изучал статью.

– Здесь нет никакой внутренней информации.

Это значит, что мы не сможем отследить источник.

– Да знаю я. Но он связан с кем-то в отделе. Наверняка. И если я найду, с кем…

Стив взглянул на меня:

– Мы можем заключить сделку с Краули. Мы ему даем все лакомые кусочки в этом деле, а он сливает нам свой источник.

– Не смеши меня. Тот, с кем Краули связан, уже наобещал ему кучу всего. Он ни за что не поставит это на кон.

Я забрала у Стива свой телефон и сунула в карман.

– Знаешь, у кого была блестящая возможность потолковать с Краули об этом деле?

Стив спокойно ответил:

– Бреслин.

– Совершенно верно.

– Бреслин обожает быть весь в белом. Самый простой способ добиться этого – представить дело так, будто мы все почти завалили, а он пришел и всех спас.

Понизив голос, я подхватила:

– Или он просто решил со мной поиграться и выставить меня на посмешище. Или он чем-то обязан Краули и должен время от времени подкидывать ему косточку, а нам просто повезло стать сегодняшней косточкой.

– Может быть.

Стив оглянулся на дверь. Я тоже.

– Слушай, но работать с ним все равно придется. В любом случае.

– Я готова работать с кем угодно. Такой уж я уродилась.

– Серьезно?

– Я буду с ним работать.

Хотелось метаться из угла в угол, но вместо это я приклеила свою задницу к столу и заставила себя успокоиться.

– Мы должны использовать его на допросах. И держать его в курсе того, что происходит с твоим парнем, – я мотнула головой в сторону стекла-зеркала, – а в остальном ему не надо знать, о чем мы думаем.

Стив процедил мрачно:

– Когда я жопу рвал, чтобы попасть в этот отдел, мне совсем другая картина рисовалась.

– Уж поверь, мне тоже.

От попытки вспомнить, когда этот день начался, слегка закружилась голова, вдруг захотелось глотнуть свежего воздуха, включить музыку, да так, чтобы барабанные перепонки разрывало, и бежать, бежать до тех пор, пока все во мне не перегорит.

Бреслин выбрал именно этот момент для своего появления. Мы со Стивом аж подпрыгнули. Он остановился в дверном проеме, руки в карманах брюк, и оглядел нас с ног до головы, губы кривились в холодной усмешке.

– Детектив Конвей, детектив Моран. Наконец-то.

Мне бы хорошо относиться к Бреслину хотя бы за то, что он не делал мне гадостей. Но я его не люблю. Когда вы впервые сталкиваетесь с Бреслином, он производит на вас сильное впечатление. Ему изрядно за сорок, но он в прекрасной форме: плечи широкие, спина прямая и никакого тебе пивного пуза, которое отращивает большинство ирландских мужчин. Роста выше среднего, глаза серые, светлые волосы зачесаны назад, и вообще красавчик, если вам не мешает сходство с каким-то актером, не помню, как его зовут, ну, тот, что вечно изображает одиноких бунтарей. И это ужасно смешно, потому что Бреслин кто угодно, только не бунтарь. Прибавьте к внешности голос, и все это складывается в убедительный образ прирожденного победителя, в золотистое сияние, возвещающее всем вокруг, что этот парень особый, что он умнее, быстрее, смекалистей, изобретательней других.

Бреслин так уверовал в этот дурацкий образ, что никогда с ним не расстается, и ты поневоле тоже начинаешь в него верить. Первые недели работы в Убийствах Стив взирал на Бреслина с тем обожанием, с каким двенадцатилетний пацан взирает на капитана команды по регби. Он ловил каждую его улыбку, млел от каждого похлопыванья по плечу. Я чуть язык себе не откусила, чтобы не осадить этого жалкого маленького балбеса, но сдерживалась, потому как знала: это пройдет. Я почти могла указать точную дату. Когда меня приняли в Убийства, я только что не молилась, чтобы Бреслин и Маккэнн поругались и Бреслин взял меня в напарники и повел прямиком к славе. Это прошло.

Недели через три после того, как Стива охватила эта любовная горячка, полицейский из Нравов пустил себе пулю в лоб, и Бреслин посреди общей комнаты, в окружении людей, которые хорошо знали покойного, работали с ним, выпивали с ним по стаканчику, отодвинул свой стул в сторону и, поигрывая авторучкой, выдал проникновенный спич о том, что если бы парень не курил так много, делал по утрам гимнастику и завел крепкие дружеские связи на работе, то он и поныне был бы с нами. Ребята поумнее просто продолжали заниматься своими делами, идиоты кивали, разинув рты и ловя изливающуюся на них благодать. А бедняга Стив выглядел как малыш, которому сообщили, что Санты не существует.

В тот момент, когда ты осознаешь, что Бреслин – павлин, начинаешь понимать, что речи его – наборы штампов, обращаешь внимание, что волосы не зачесаны назад, а зализаны, дабы прикрыть лысину, росту в нем не больше чем метр восемьдесят, процент раскрываемости самый обычный, и почти наверняка он носит утягивающее белье. Но все это не играет никакой роли. Сияние безотказно действует на свидетелей и подозреваемых, а Бреслин исчезает задолго до того, как оно потускнеет. Все это ужасно меня бесит – я чувствую себя обманутой и потому вечно зла на Бреслина и на все, что с ним связано.

– Хей, – сказала я. – Жаль, что нам так и не удалось переговорить. Вечные помехи на линии.

Бреслин продолжал стоять в дверях.

– Мне кажется, тебе нужен новый телефон, детектив Конвей. Но оставим это. Наконец-то все в сборе.

– Ага. Ты успел побывать на месте преступления?

– Да. Любовная ссора, каких десять за пенни. Давайте попробуем быстренько все закрыть и поищем что-нибудь поинтересней. Согласны?

– Мы так и собирались сделать, – легко согласился Стив, до того как я успела открыть рот. – Спасибо, что присоединился к нам. Мы тебе очень признательны.

– Никаких проблем, – Бреслин одарил Стива величественным кивком. – Штаб в комнате С.

В комнате С доска для записей больше, чем моя кухня, компьютеров и телефонных линий хватит для расследования вселенской катастрофы, прекрасный вид на Дублинский замок и проектор для презентаций на случай, если возникнет потребность покрасоваться. Мы со Стивом бывали в ней только во времена своего практикантства.

– Отличный выбор, – похвалила я.

– Все только самое лучшее. – Бреслин подошел к стеклу и посмотрел на Рори. – После ваших проволочек остается только надеяться, что вы выжали что-то интересное из лучшей подруги. Как ее зовут?

– Люси Риордан, – ответил Стив. – Вообще-то, только обычные сведения. Детство Ашлин не было безоблачным. Папаша сбежал, с матерью случилось что-то вроде нервного срыва, а Ашлин была при ней нянькой. Она росла как бы в замкнутом пространстве – ни жизненного опыта, ни уверенности в себе. Несколько лет назад мать умерла, и Ашлин начала потихоньку искать себя, но она пока только наверстывала и была очень наивной. Словом, она из того типа людей, что могут пропустить тревожные сигналы.

– А были тревожные сигналы?

– Люси о них ничего не известно. Ашлин и Рори встретились на презентации книги, шесть или семь недель назад, влюбились, но Ашлин не хотела торопиться. Рори казался хорошим парнем. Люси никогда не чувствовала никакой угрозы, исходящей от него.

– Неужели? – Бреслин разглядывал Рори, у которого под столом слегка подрагивали колени. – Выглядит слабаком. Не похоже, чтобы он мог одолеть даже собственную бабушку. Люси Как-ее-там и невдомек, что такие рохли самые опасные, особенно если им кажется, что их не уважают так, как они заслуживают. Но знать такие вещи – не ее дело, а наше. Что еще?

Стив покачал головой:

– Да ничего вроде.

Бреслин вздернул брови.

– Это все, что вам поведала лучшая подруга? А что с другими бойфрендами? Недовольные бывшие ухажеры? Ревнивые женщины? Враги на работе?

– Ничего, – сказала я.

– Да ладно вам, ребята. Девочки любят поговорить. Разве не так? Конвей? Я даже думать не хочу, что рассказывает моя миссус своим подружкам за бокалом шардоне. Жертва наверняка выкладывала вашей Люси куда более сочные подробности.

– Люси говорит, что они не были так уж близки. Эта дружба тянулась с детства, когда они проводили время вместе, потому что у Ашлин не было никаких друзей, а так у них мало общего, и душу друг дружке они не изливали.

Бреслин слегка отодвинулся от стекла и, пощипывая нижнюю губу, обдумал информацию.

– Вам не кажется, что она придержала что-то?

Мы со Стивом обменялись невыразительными взглядами, и Стив покачал головой.

– Не похоже.

– Люси не слабоумная, – добавила я. – Она сознает, что обязана выложить нам все, что ей известно. Единственное, в чем я сомневаюсь… – Я замолчала, после паузы добавила: – Да нет, пустяки.

– Эй, Конвей, поделись с аудиторией. Не волнуйся. Ты не будешь выглядеть глупо. Мы все тут пальцем в небо тычем.

Как же, мудила.

– Ладно… Я вот думаю. А что, если Люси сама запала на Рори. Она все повторяла, какой он чудесный и замечательный. То есть, может, так оно и есть, но если бы мою подружку только что убили, то хоть червячок сомнения насчет нового кавалера во мне бы шевельнулся.

– Хм, – пробормотал Бреслин. – А у самой Люси есть алиби на прошлый вечер?

– Да. Она работает в театре «Фонарь». Была там начиная с шести тридцати вечера аж до четырех утра. И все время на глазах у людей. Мы проверим, но, как я и сказала, с головой у нее порядок. Она бы не подкинула нам алиби, которое легко опровергнуть.

– Ладно. Тогда прощупаем ее связи с нашим приятелем – на случай, если она сыграла роль мотива. Но пока мы ничего конкретного не обнаружили, я не очень понимаю, как ее гипотетическая влюбленность может иметь какое-то отношение к делу. А вы?

Мы со Стивом снова очень сдержанно и скромно качнули головами.

– Но это весьма интересное направление мысли. Что-нибудь еще?

– Да вроде бы все, – ответила я.

– Ладно, – сказал Бреслин, едва удерживаясь от тяжелого вздоха. – Думаю, ваша прогулка все же того стоила. Ценна любая информация. Теперь предлагаю всем приподнять задницы и на повышенных передачах заняться настоящим делом. Как вам такой план?

– Отличный план, – сказала я. И это была сущая правда. Еще десять секунд всей этой мутотени – и я бы засадила ему по почкам. – Я веду допрос, детектив Бреслин помогает мне, детектив Моран наблюдает, готовый сменить меня, если я решу, что нам нужно немного перетасовать колоду.

Стив кивнул. Бреслин одернул манжеты.

– Иди к папочке, – сказал он одностороннему зеркалу.

– Это только предварительный допрос, – напомнила я. – Мне не нужно признание. Мы начнем давить на него после того, как получим результаты экспертизы, аутопсии и всего остального, что сможем ему предъявить. Мы со Стивом уже немного в этом покопались и знаем, с чем имеем дело. Сейчас я хочу получить общую картину. Что из себя представляет Рори. Какие это были отношения. Какой он видел Ашлин. Его версия произошедшего вчера вечером. Мне нужны его пальто и перчатки. Эксперты нашли волокна шерсти на теле покойной, и они говорят, что наш парень, по-видимому, был в непромокаемых перчатках, а Рори пришел сюда именно в таких. А если нам удастся убедить его передать нам перчатки на экспертизу без всей этой возни с ордерами, я буду очень довольным клиентом. В идеальном мире я бы попросила, чтобы он отвел нас домой и дал возможность проверить все его пальто и перчатки, но я не хочу его сегодня напрягать, поэтому, если он не согласится, мы начнем работать над ордером. Окей?

Бреслин обдумал сказанное.

– Хм… Окей. Можно и так. Но есть другой путь. Мы можем попытаться расколоть этого слабака прямо здесь и сейчас. Я вовсе не хочу сказать, что недоволен тем, что меня приставили к вам на это дело. Наоборот, только рад помочь. Однако все остальные мои дела стоят и ждут, потому мне не хотелось бы тратить время на не бог весть какую запутанную историю о домашнем насилии. Уверен, ребята, что ваши чувства сходны с моими. Я прав?

Мои чувства в основном сводились к тому, что ему следует заткнуться и выполнять указания ведущего детектива, но я уловила признаки паники на лице Стива. От вида его растерянной физиономии я чуть не расхохоталась, и давление пара во мне чуть-чуть ослабло.

– Значит, так, – подытожила я. – Продвигаемся не спеша, как я и обрисовала. До тех пор, пока я не решу, что нам следует усилить натиск. Обещаю, я дам знать. Согласен?

Бреслин был явно не в восторге, но пожал плечами:

– Как скажешь. Давайте только уже начнем, пока смена не закончилась.

А когда я спрыгнула со стола, добавил:

– Но сперва, детектив, стоит убрать это. Если только это не часть вашего хитроумного плана.

Бреслин слегка коснулся уголка рта. Я провела ладонью по губам, на ней остался кусочек желтка. Украшение, похоже, еще с завтрака.

– Спасибо, – сказала я, отчасти обращаясь к Бреслину, отчасти к напарнику, Соколиному Глазу.

Стив скорчил извиняющуюся гримасу.

– Первое впечатление и все такое. Если мы готовы, то давайте зажигать.

Бреслин открыл дверь и придержал ее, чтобы я могла первой покинуть комнату наблюдения, так что у нас со Стивом не было возможности перекинуться словом у него за спиной, может, особо ценных мыслей у нас и не водилось, но тем не менее… В коридоре все было привычно: обшарпанные зеленые стены, потертое ковровое покрытие – проторенная тропа, пролегающая на моей территории, которая должна привести меня, целой и невредимой, к противнику, которого я взяла на мушку. Но чувствовала я себя так, будто шла по перепаханной нейтральной полосе, заминированной и уставленной капканами-костедробилками.