Читать книгу Междумирие. Тайна о тринадцатой - Тания Ши - Страница 4

…Шаркающей походкой я добралась до комнаты. Тяжело дыша, ухватилась за дверной косяк и уставилась на сморщенную руку со старческими пятнами. Хоспаде, как ломит спину! Будто вагоны разгружала. Хотя просто прошлась от кухни до комнаты. А ещё во рту нет половины зубов. Это грустно. Очень грустно! Да-а, быть восьмидесятилетним стариком не в форме – не круто!

В комнате что-то рухнуло, привлекая внимание. Я подняла голову. Замерла, наблюдая, как парниша, которого видела множество раз, остервенело вываливает вещи из шкафа.

– Ты что делаешь? – растерянно спрашиваю я мужским скрипучим голосом.

Парень выпрямляется.

Тёмные волосы. Узкие раскосые глаза, излучающие ненависть. Среднего роста. Я знаю, что это внук. Внук, чьи родители умерли. Которого Дед Парфен растил, нянчил, баловал. Внук, который подсел на алкоголь и наркотики, теперь выискивает заначку деда. Андрей…

– Где они? – прорычал Андрей. Похоже, у парня начиналась ломка и исчезала адекватность.

– Ты пропил уже всю мою пенсию! Мне не на что даже хлеба купить! Как мне жить?! – кричу я отчаянно.

– Дед, не истери! – отмахивается Андрей, скривившись, – я сегодня ходил устраиваться на работу. Будут тебе деньги. Так, где они?

– Я ж говорю… ты у меня всё вытащил. Всё! И штаны мои пропил! И мундир мой! Всё пропил! Ты мужчиной должен быть! Посмотри, на кого ты стал похож, – укорила я, голосом Парфена.

– Отстань с нравоучениями, – отмахнулся внук. – Лучше скажи, где медали?

– Какие медали? – насторожилась я.

– Твои. Фронтовые.

Я хмуро выпрямилась и решительно указала на дверь.

– Пошёл вон.

– Чего? – обалдел Андрей.

– Я сказал, пошёл вон. Чтобы духу твоего здесь не было. Это моя квартира и больше ты здесь не живёшь. Забирай свои вещички и проваливай!

– Дед, ты чего набычился? Я ж просто хотел твоими медалями похвастаться перед пацанами.

– Иди, на завод устройся, и похвастайся этим!

Я демонстративно прошаркала и плюхнулась на скрипучий разложенный диван.

– Ты слышал, что я сказал? Вон! Проваливай!

– Дед, ну я же шучу, – скользко начал подлизываться Андрей.

Я смотрела в глаза, пытаясь анализировать ход мыслей и чистоту помыслов. Нутро подсказывало, что Андрей сейчас на грани и вот-вот психанёт.

– Вот когда на работу устроишься, тогда и приходи! – сурово отрезала я и, как бы невзначай, взяла диванную подушку. Волнение всё же проскользнуло…

Я бросила взгляд, в надежде, что Андрей не заметил. Увы, парень внимательно смотрел. Его взгляд сместился на руки, сжимающие старую, прохудившуюся ткань. Андрей сощурился и ухватился за свободный край, принявшись тянуть подушку.

– А-а-а, так они всё время были здесь?! Я-то думаю, чего ты с ней не расстаёшься, – прорычал внук, пытаясь вырвать вещь.

Всеми силами я вцепилась в подушку, что разозлило парня ещё больше.

– А ну пусти, – рявкнул Андрей.

– Не отдам. Не отдам! Костьми лягу, не отдам… – сквозь зубы пообещала я.

Мне удалось вернуть подушку лишь на секунду. Внук воспользовался замешательством и сильно дёрнул. Я не ожидала этого. Поднятая с места, полетела вперёд и больно ударилась головой о стол-книгу.

Резкая боль и мгновенно накрывающая темнота.

Последние мгновения… последние.

Они всегда самые важные!

Но, не тогда, чёрт возьми, когда ударяешься виском!

Я лежу на спине с открытыми глазами.

В висках пульсирует.

Опять давление упало…

Сейчас вырвет! Хотя… нет. Это пустой желудок.

Я моргнула.

Мысли медленно стекались на место.

Слегка повернув голову, я сфокусировалась на Парфене, сидящем рядом и навязчиво нависающем. И вздохнула.

– Ну что? Увидела чегойль? – с радостным возбуждением поинтересовался дед.

Я скривилась, принимая сидячее положение.

– Ничего нового, – с раздражением сообщила я, – хотела пнуть твоего внука, ради разнообразия, но в твоих чертогах памяти это невозможно. Жаль. Мне он не нравится! – скривилась я, вставая на ноги с пыльного ковра. Чувство брезгливости от соприкосновения длится недолго. Стоит только подняться с поеденного молью бедолаги, как эта проблемка перестаёт меня беспокоить.

– В детстве Андрюша был хорошим мальчиком, – встал на защиту внука Парфен.

– В детстве и я была очень хорошей девочкой. А потом – чокнулась, – язвительно ответила я. – Вот и твой «хороший мальчик» сторчался, убил деда, загнал медали, попал в колонию и там помер. Прости, Парфен. Не в духе я, – виновато вздохнув, я поплелась на кухню.

Злилась не на деда. Скорее, на себя. Столько лет прошло, а я не могу отыскать причину, что не даёт Парфену упокоиться. Изначально мы полагали, что это медали. Парфена личные мы с призраками не сумели разыскать. Зато, воспользовавшись «старыми связями» Павла Макарова нам удалось восстановить «коллекцию». С гордостью мы продемонстрировали собранные медали Парфену и наказали идти на свет. Свет не появился и Парфен не ушёл. А разбрюзжался, как баба Маня (надо им меньше общаться, а то походу нытьё передаётся). В общем, не в медалях дело! Что же до меня, то я прилежно делаю вид, что стараюсь помочь моим не упокоившимся соседям. Последнее чуток проблематично. Когда они скончались, мне было чуть больше года и я никак не могла посодействовать в решении проблем. А такие дела проще решать «по горячим следам».

Я распахнула холодильник.

Вонь. Ужасная вонь, как из разрытой могилы.

– Фу-фу! – захлопнула я дверцу, скривившись.

Н-да. Либо помыть отмороженного друга, либо выкинуть нафиг. Всё равно он пуст, и продукты в нём быстро портятся.

Обнаружив сиротливый пакет молока, забытый на столе, я рискнула из него отхлебнуть.

Зря!

– Кошмарный день, – подвела я, с удовольствием выплёвывая каплю несвежей гадости в раковину. Впрочем, все дни ужасны.

Настя флегматично согласилась со мной. Призрак рокерши со скучающим видом устроился на подоконнике. Девица смотрела в окно, задумчиво болтая ножкой в воздухе. Я перевела взгляд с её грязной джинсы на окно и вздохнула. Стекло было мутным, а утро – мрачным и пустым. Прям как содержимое моего холодильника!

– Кто-то очень много жрёт, – заметила Настенька как бы между прочим.

– Кто? – насторожилась я.

Рокерша многозначительно усмехнулась и продолжила любоваться мрачностью бытия.

Открыв морозильную камеру, я уставилась на бесполезный лёд, размышляя, можно ли его использовать в приготовлении пищи. Вероятно, там остались частички еды, и если собрать большое количество льда, разморозить то…

– То можно изобрести новый вирус и загубить им человечество, – подсказала весёлая кудрявая рыжуха по имени Дашка, заглядывая мне через плечо. Тоже призрак.

– Да не, – протянула Настя-рокерша. – Максимум, оживить кишечную палочку. Но Таськин желудок и гвозди переварит, так что…

– Рискни, пожалуйста, – посоветовала вошедшая через стену Ира, перебив рокершу, отчего та цокнула языком и закатила глаза. – Заболеешь. Присоединишься к нам. Будет весело! – захлопала Ирка в ладоши.

– Чё, мозги в стенке забыла? Чего здесь весёлого?! – мрачно поинтересовалась Настасья.

– Скройся за этим дырявым свисающим с карниза куском ткани… – подключилась к утреннему цапанию вечная невеста.

– Это – называется «штора»! – подсказала Настя ехидненько.

Я как раз нагнулась за одинокой пельмешкой, отбившейся от собратьев и сроднившейся со льдом. Ира разразилась словесной диареей и прошла к рокерше сквозь меня. А это очень неприятно! Будто тебя без согласия сталкивают в прорубь где-то на Урале.

Поорав на Ирку, я довела невесту до имитации слёз. Та обиженно завизжала. Пролетела сквозь меня (повторно столкнув в прорубь уже, наверное, где-то в Антарктиде) и исчезла, истерично влетев в стену в коридоре.

Я приготовила завтрак из одинокой сваренной пельмешки. В бульон из неё, если так можно назвать смесь кипячённой воды и приправы, я с обидой кинула чёрствую горбушку хлеба, которую не смогла разгрызть. Это сделало малоприятную жижу почти несъедобной. Настя брезгливо-недоверчивым взглядом наблюдала за процессом и не выдержала:

– Ж-ж-жесть! Слушай, вали к Васечкину да пожри нормально! А то траванёшься и точно к нам присоединишься. К Иркиной радости.

Послушав мудрую рокершу, трагически скончавшуюся двадцать два года назад, я перестала маяться дурью и вылила содержимое железной миски в унитаз. Сунув миску в умывальник к остальной грязной посуде, всё ж направилась к Васечкину. Прям в чём была. В спортивных штанах, майке, на пять размеров больше (его майка, кстати) и сланцах. Сланцы, также честно позаимствованные навсегда у соседа, били по пяткам при ходьбе.

Я поднялась на пятый, распахнула дверь и шагнула в квартиру номер 70.

– Васечкин, – окликнула дорогого друга. – Я знаю, что ты дома. Вылезай, где бы ты ни валялся!

Сосед выплыл из комнаты в коридор, и почти внятно произнес моё имя. Облокотился на стену и спросил почти без испуга:

– Ты одна? – мутным взглядом Вася пытался обнаружить кого-то ещё. Странный вопрос! Конечно…

– Нет, – ответила я и пояснила, – с твоей соседкой из шестьдесят девятой.

– Это которая невеста, или «цойщица». Я их всё время путаю.

– «Цойщица», – кивком головы я указала на рокершу, с ухмылочкой стоящую перед ним. Василий заволновался, невольно отшагнул и протянул с обидой:

– А ты не можешь ходить в гости одна?

– Есть чё без плесени пожевать? – поинтересовалась я, проигнорировав вопрос соседа.

Васечкин, по паспорту именуемый «Василием», угукнул и прилип к стеночке, пугливо пытаясь обойти невидимую соседку, которая с ехидной усмешкой наблюдала уже из кухни. Кухню можно было назвать просторной, если бы не хлам и пустые бутылки, в хаотичном порядке расставленные и разбросанные в самых неожиданных местах.

– Сдать бы не мешало, – заметила я, кивнув на гору стекляшек у батареи.

– Сдадим, – пообещал Васечкин, а я вздохнула.

Понятно! Значит, нужно выловить момент трезвости, снабдить соседа мешками с бутылками и сопроводить до пункта приёма стеклотары и обратно. И проследить, чтобы деньги ушли на покупку еды. Это в моих интересах. Потому что Васечкин способен прожить на особой диете водки с хлебом месяц. А мы с Семёновной – нет. В этом месяце мы уже шиканули и промотали три пенсии: Клавдии, мою (спасибо докторам, поставившим мне инвалидность по уму) и Васькину.

Вася участвовал в Первой чеченской войне и его, как почётного воина, представили к награде и пожизненной пенсии. В единственной и тяжёлой битве мой товарищ лишился большого, среднего и безымянного пальцев на правой руке. Продавцы обычно с брезгливой жалостью пялятся на его руки, вселяя в дорогого друга ещё больше неловкости, когда тот пытается расплатиться. Зато местные панки очень уважают Васечкина и при встрече кричат «Хой!»1, кидая вверх «козу»2. Вместо Васечкина им частенько отвечает Настя, забывшаяся на секунду, что как бы мертва. Ну, а Вася частенько здоровается так с Настюхой, когда его нетрезвость перекрывает страх. Вот так мы и ходим либо видимым дуэтом, либо берём ещё одну соседку. Тогда наш поход превращается в экскурсию. Семёновна любит побродить среди полок, поизучать цены, почитать состав продуктов под наше закатывание глаз и вздыхания наперебой.

Вася выложил остатки колбасы, а я возобновила процесс поедания без сантиментов. Глядя на это, сосед вздохнул. Рука его потянулась к начатой бутылке. Замерла. Вася задумчиво уставился на стол. Огласил:

– Бабку надо позвать… – и постучал по батарее всё той же бутылкой.

Через пару минут в кухню вошла баба Клава. Она же Клавдия Семёновна. Для меня просто – бабуля! Вообще, она на бабку тянула слабо. Просто мы её так называли. Эдакий междусобойчик!

К нашему с Васечкиным тандему она присоединилась шесть лет назад. Именно тогда муж Клавдии Семёновны скончался от инсульта. Смерть мужа сильно подкосила соседку, а безразличие сына повергло в депрессию. Павлуша обзавелся семьей и мало интересовался делами матери. По причине занятости, он даже не явился на похороны отца. Гроб генерала несли его сослуживцы. Из родственников присутствовала только Клавдия. Пожилая соседка впала в отчаяние и подумывала свести счёты с жизнью, когда я постучала в её дверь и напугала до зелёных чертей:

– Ваш муж сейчас стоит рядом со мной и очень просит, чтобы вы этого не делали!

После этой истории Семёновна боялась меня больше, чем соседи остальных подъездов. Переезжать ей было некуда, потому она пошла на беседу к Васе Васечкину (это не его фамилия. Его просто так все называют). Ну, Вася и рассказал. Что у меня «дар» видеть души умерших. Что из-за этого мать вначале сдала меня в интернат, потом в психушку. А когда меня даже из психушки вытурили, то просто бросила одну в квартире и умотала в неизвестном направлении. Семёновна расчувствовалась. Стала чаще с нами общаться. Со временем, привязалась, будто ко внукам, (которые её не навещают). Теперь, каждое лето бабуля берёт нас на дачу. Ей не скучно, мы при деле, а весь двор вздыхает с облегчением. Район «в безопасности»! Ведьма уехала!

Сегодняшний день обещал быть скучным, ничем непримечательным. Мы обсудили большие цены, маленькие пенсии. Но Клавдию будто блоха укусила. Бабуля не желала от меня отставать и навязчиво рекомендовала знакомства с различными типами. Как ни странно, первым ситуацию просёк Васечкин.

– Эй, она вообще-то замужем! – возмутился мой «супруг».

– Тридцатилетняя девица и вечно пьющий мужик за полтинник?! Не смеши меня… – скривилась Клавдия.

– Мне вообще двадцать три! Я просто так выгляжу… – обиделась я.

– Мне сорок, и я сейчас тоже обижусь! – пообещал Вася.

– Я имею в виду… вы же оба молодые ещё! Разве не хотите найти кого-нибудь, более подходящего вам возраста?!

– Кого? – удивилась я.

– Джорджио! – предложил кандидатуру Васечкин. – Правда, чтобы его найти нужно хорошо прошерстить район.

– Зачем Тасе менять одного пьющего на другого?! – возмутилась бабуля, не оценив шутки Васечкина.

– Вот сейчас я точно обижусь! – пообещал мой лжесупруг.

– Кстати, Джорджио действительно давно не захаживал… Не случилось ли чего?! – задумалась я.

– Очень хорошо! Возможно, он перепил, зашёл в чужой район и там потерялся. В этом случае, у нас есть пару месяцев от него отдохнуть…

Джорджио вообще звали Георгий, но все об этом давно забыли. Джорджио – персонаж из соседнего двора. Лет тридцати. И если меня соседи боялись, а Васечкина не любили, то Джорджио все на районе считали сущим кошмаром. Вася мог заснуть где угодно в своей квартире. Джорджио же спал, где посчитает нужным. На детской горке. В песочнице, в машине соседа, которую тот забыл закрыть. На лужайке суда. В багажнике патрульной машины. В мусорном контейнере. Или на кладбище… Джорджио считал, что «мёртвым скучно», потому заваливался на ближайшее кладбище, и закатывал там вечеринку на одного человека, общаясь с памятниками и, иногда «угощаясь с их стола» (с могил, то есть). Ума не приложу, как он до сих пор жив после таких тусычей. Думаю, Духи, живущие на кладбище, считают его сродни развлечению и терпят, иногда «заимствуя тело». Это тело частенько находили в разрытой могиле, приготовленной к захоронению, и пугались, что подкинули труп. Но тут Джорджио воскресал из отряда мертвецки пьяных и начинал вылазить из могилы (что выглядело ещё более жутким, чем когда он мирненько там лежал). Да, у Духов своеобразное чувство юмора. И Да, это и есть причина, почему Джорджио просыпается в странных местах и ничего не помнит.

Ещё товарищ Джо был загадочным собутыльником Васи. Загадочным, потому что ни он сам, ни Васечкин не помнили, как же судьба свела их. В нашем представлении, Джорджио просто появился в квартире моего лжесупруга, и продолжает так же внезапно появляться и исчезать, как остальные «жильцы» нашего подъезда. Именно Джо выступил «свидетелем» на нашей свадьбе.

Это произошло пять лет назад, когда жильцы соседних подъездов решили объявить охоту на Ведьм (то есть, на меня). Тогда Василий возвращался с культурного застолья и появился на лестничной клетке в красивом костюмчике да при галстучке. Он просто хотел пройти домой, но не мог это сделать из-за толпы, собравшейся меня «растерзать». Вася был в хорошем настроении, потому пошёл на диалог. В итоге, двинутые на голову соседки скомпрометировали Васю. Он прям вот ляпнул, не подумав:

– Так. Видите, вот эту девчонку?! Я на ней женюсь. Ещё раз вас увижу здесь… и поверьте, будете иметь дело со мной!

Вася не шутил! У него были большие связи в правоохранительных органах. Да и сам он был командиром чего-то там (правда, на пенсии). Посовещавшись, мы с Васей решили, что такая сделка выгодна обоим.

Такой свадьбы, как у нас, не было ни у кого!

Я в свадебном платье, взятым за коробку конфет Клавдией Семёновной у костюмеров в театре. Васечкин, выглаженный, выбритый и даже симпатичный. Клавдия, винтажно-утончённая, с букетом роз, выступающая моей свидетельницей. И пьяный в дрыбадан Джорджио в спортивном костюме, лишившийся накануне переднего зуба…

Клавдия, похоже, тоже вспомнила «возмутительную свадьбу», потому что вздохнула и перевела тему на ещё менее приятную:

– О матери что-нибудь слышно?

– Не поверишь! Неделю назад нашла меня в «ВК».

– Да ты что? – насупилась Клавдия Семёновна.

– У неё всё хорошо. Она третий раз вышла замуж. У меня две сестры и, вот недавно, братик родился – от третьего брака.

– Тварь! – не выдержала Клавдия.

– Семёновна… – с укором протянул Васечкин.

– Что? Что я не так сказала, если это правда?! Она – тварь! Я своих детей не сдавала. И уж тем более в психушку! Что бы они не творили!!! Как? Как это вообще можно? Отдать своего ребёнка в интернат. Затем в психушку. А затем вообще бросить и уехать… Так! Не говорите мне сейчас ничего! Я очень злая! – предупредила Клавдия Семёновна, а мы с Васечкиным послушно заткнулись.

Василий накатил.

Я тоже очень хотела. Но нельзя. В ввиду профессии необходимо соблюдать абсолютную трезвость!

– Зато, она Таське квартиру оставила. Всё ж не на улице жить… – медленно протянул Васечкин, вставив «пять копеек» в тишину, и рывком выпил стопарь.

– Это потому, что квартиру продать не смогла. Никто в здравом уме не будет покупать квартиру в нашем подъезде! – разозлилась бабка. Правда, не знаю на что больше: на отсутствие соседей, или же на поступок моей матери.

Но, бабуля права.

Никто, в здравом уме не будет покупать квартиру в нашем подъезде. Никто, кто заинтересуется прошлым этих квартир…

Поэтому, когда в хату Васечкина заявилась Ирина и принялась радостным голосом вещать дивы-дивные, я не сразу поняла, что она несёт.

– Короче, – вкрадчивым голосом продолжила она, разглаживая несуществующие складки на свадебном платье. – Я красивая? – поинтересовалась она.

– Ты мёртвая! Тебя никто не видит! – напомнила я.

– Хамка, – надула губы Ира обидевшись.

– Кто здесь? – прошептал Васечкин, застыв, как суслик.

– Вечная невеста.

– Привет, соседка, – поздоровался Василий дрогнувшим голосом и накатил для храбрости. Клавдия как можно незаметнее перекрестилась на угол с пустыми бутылками.

– С мужчинами его круга не здороваюсь, – заявила Ирина, вообразив себя мадам высшего общества.

– Правильно! Иначе они перестанут впускать тебя в гости! – хмыкнула Настя, перехватив бразды сарказма.

– Злые вы, – обиделась Ира, – я тут с новостью…

– Кто-то умер? – спросила я без интереса.

– Что, опять кто-то умер? – захлопала глазами Клавдия.

– Да нет же, глупая бабка, – нахмурилась Ира. Затем переменилась в лице и томно произнесла: – У нас появился новый сосед!