Читать книгу Когда начинается всё самое интересное - Таня Д. Дэвис - Страница 3

Интересно, сколько секунд лететь с пятнадцатого этажа? И шибанувшись об асфальт, она умрёт сразу или успеет почувствовать боль? Хорошо бы сразу. Только надо переодеться, нельзя портить любимое кремовое кружевное платье, которое она специально надела для встречи с Митей. В надежде, что сегодня вечером он придёт и скажет «милая моя Ника, прости я всё понял, и больше тебя не предам, и мы всегда будем вместе».

Но возлюбленный пришёл не один, а со своей новой пассией, коллегой по оркестру скрипачкой Лерой – тощая, длинная, очкастая. Сказал «мы тут с Лерунчиком к тебе зашли за моим старым ноутом, не возражаешь?» От этих слов душа омертвела, и, оцепенев от внутреннего холода, Ника перенесла визит стоически, вежливо напоив парочку чаем с любимыми Митенькой пирожными от Волконского и выслушав восторженные рассказы скрипачки о том, какой же «наш» Митя талантливый.

Теперь всё. Надо снять платье и надеть джинсы с майкой. А это волшебной красоты платье надо оставить подруге Маше, с которой они вместе его же и покупали в Милане всего месяц назад. Маша очень хотела купить точно такое же, но платье было всего одно, и она очень расстроилась. Ничего, теперь получит в подарок. Чтобы не особо горевала по поводу Никиной смерти.

А никто кроме Машки особо и переживать-то не будет. Родители умерли, воспитывала бабушка, прошлым летом тоже ушла – тихо, спокойно, достойно. Мудрая была женщина, единственно верный и правильный человек, девяносто лет прожила.

Ника вгляделась в притягивающую ночную бездну – внизу светлячками то там то здесь мелькали огни проносящихся по шоссе машин. Свержу тёмный купол неба сверкал яркими точками звёзд. И Луна такая необычно большая и ясная, полнолуние в начале лета. Вот почему душе нельзя сразу улететь наверх к звёздам? Почему, чтобы попасть в вечный космос нужно сначала упасть вниз?

Ника убрала руки с бортика лоджии и пошла переодеваться. Раздался звонок мобильника. Это Митя, Митя всё-таки решил вернуться – мелькнула абсолютно невероятная мысль и она судорожно схватила смартфон.

– Ника, добрый вечер, ты приедешь? Мы договорились на девять вечера, сейчас уже одиннадцать, у тебя что-то случилось?

Она не сразу узнала голос господина Баркли, американца, к которому она три раза в неделю утром в понедельник, среду и пятницу приходила заниматься русским на двадцать восьмой этаж одной из высоток в Сити. Ника никак не могла понять, чего хочет её дотошный ученик и почему она должна к нему явиться на квартиру в столь позднее время и уже была готова распрощаться, как обиженный голос господина Баркли сообщил, что он уже перевёл ей на карточку тысячу пятьсот долларов за совместный weekend, пусть она проверит и выполнит данное ему обещание.

Боже, вот это да! Конечно, она знала, что у американцев плохо с юмором, но чтобы до такой степени! От такого неожиданного «возвращения в реальность» Ника опешила. Ничего себе пошутила, называется. Вот это поворот. Её ученик, Дэвид Баркли, холёный сорокалетний американец, начальник отдела банковского аудита в известной консалтинговой компании, всегда был с ней предельно вежлив, сдержан, никаких эмоций, только иногда сквозь ровный холод серых глаз проскальзывал хищный блеск – волк, умный породистый волк, как на её любимой открытке, которую она привезла из Канады.

И когда в понедельник в конце занятия господин Баркли сказал, что из-за командировки ему придётся пропустить среду и пятницу и не могла бы она приехать к нему на квартиру в субботу-воскресенье в Крылатское чтобы восполнить пропущенные занятия, Ника в ответ решила пошутить и сказала, что её время в выходные стоит ну о-о-очень дорого.

– И сколько же стоит провести с вами выходные? – невозмутимо поинтересовался Дэвид.

– Тысяча долларов, – не моргнув глазом ответила Ника.

– А если с вечера пятницы, ну чтобы ты приехала в пятницу часов в девять и осталась до вечера воскресенья? – уточнил американец.

– Ну тогда вообще тысяча пятьсот, – рассмеялась Ника и мгновенно забыла об этом разговоре.

Проверив счёт по мобильному банку, Ника убедилась, что господин Баркли принял её шутливый ответ за чистую монету: ещё утром на её карточку Visa, на которую он перечислял ей деньги за уроки русского, пришли тысяча пятьсот долларов. Мама дорогая, ну и дела! Нет, уходить из жизни с такими долгами как-то неприлично, надо сейчас же перевести деньги обратно этому непонятливому американцу или… или поехать к нему на квартиру и… будь что будет. Совершенно неожиданно в её застывшей душе зажглась крохотная искорка интереса.

А вот интересно, что будет? И как всё это будет? Стыдно признаться, но у неё в жизни всего-то два мужика было. Двадцать восемь, из них четыре года с Андреем, четыре с Митей. И всё, никаких сексуальных контактов на стороне, верная чистая женщина. И что теперь? С пятнадцатого этажа головой вниз? Как решила? А может перед этим стоит попробовать? Как раз господин Баркли под номером три получается, а как известно, Бог троицу любит. Почему-то пришла в голову одна из присказок любимой бабули – «Ника, когда ты думаешь, что всё кончено и хуже уже не будет, помни, именно в этот момент и начинается всё самое интересное».

Уже через полчаса Ника в своём роскошном кружевном платье стояла на пороге квартиры господина Баркли в Крылатском, благо она живет близко в Кунцево, домчала быстро.

– Wow, you look gorgeous! – Дэвид застыл от изумления, увидев свою преподавательницу в неотразимом облике обольстительницы, который она так старательно создавала специально для любимого Мити.

– Можно я пройду? – насладившись произведённым эффектом наконец сказала Ника.

– Да, да, конечно, сейчас покажу тебе твою комнату, – поспешно подхватил её сумку Дэвид.

– А что, разве мне полагается отдельная комната? – удивилась Ника.

– Конечно, ты же не на один вечер приехала, должна чувствовать себя комфортно.

Ничего себе квартирка, – отметила про себя Ника, осматривая просторные апартаменты, оформленные в стиле хайтек, – неплохо компания своих начальников обустраивает. Пройдя в отведённую ей комнату, Ника сразу обратила внимание на шикарный букет роз в вазе на столе, цветы были редкого персикового оттенка, именно такого, какой ей нравился.

– Это тебе. (разговор шёл на английском, удобно объединившим «ты» и «вы» в одном местоимении, но как чуткий к языку человек Ника понимала, что оказавшись в квартире господина Баркли на его условиях они неизбежно перешли на «ты»).

– Мне? А как ты догадался, что это мой любимый цвет?

– Я особо не гадал, просто мне показалось, что персиковый – это твоя цветовая гамма. Разве не так?

– Да, да, конечно. Ой, а что это? – воскликнула Ника, заметив на столе рядом с букетом два билета со знакомым консерваторским символом.

– А это билеты на завтрашний концерт трио роялей Bel Suono в консерватории. Ты как-то упоминала, что любишь классическую музыку, я тоже. Стараюсь по субботам куда-нибудь на концерт выбраться. Мне мои московские коллеги посоветовали, сказали, отличное исполнение. Пойдём?

От удивления у Ники пропал дар речи. Bel Suono. Да она уже сто лет как мечтала ещё раз пойти на их концерт, после того как первый раз послушала в Доме Музыки. Митю упрашивала её сводить, всё-таки музыкант, свой человек в консерватории. Тщетно, по его мнению, Bel Suono – это издевательство над классикой и не заслуживающая внимания дешёвая попса. И вот уже завтра она снова услышит это замечательное трио роялей, и они наверняка исполнят её любимый Венгерский танец Брамса. Нет, не зря она надела свои воздушные кружева, именно в этом кремовом платье и пойдёт завтра на концерт. А пока… пока что-то очень хочется есть.

От неожиданных «подарков судьбы» в виде персикорозового букета и билетов на Bel Suono застывшая Никина душа начала оттаивать и позволила ей вспомнить о нуждах телесных. «Боже, как я же голодна! – вдруг спохватилась Ника, вспомнив, что у неё с самого утра маковой росинки во рту не было. Такой длинный полный забот и переживаний день, что она и поесть то не успела. Ужас как голодна, даже на пиццу по доставке согласна. Ну что ещё от этого американца можно ожидать, кроме заказной пиццы?

– Ты, наверное, проголодалась, – сказал Дэвид, словно считывая её мысли своим пристальным взглядом, – ты пока переоденься и приходи на кухню. Я нам стейки из мраморной говядины приготовлю, а ты мне с салатом поможешь. Если конечно ты не против. У тебя что-то casual из одежды с собой есть? А то такое шикарное платье не для кухни.

– Слушай, а как ты мои желания угадываешь? – не удержалась от вопроса Ника, отметив: «надо же какой у Дэвида взгляд внимательный, прямо как у того канадского волка». – Я действительно очень голодна и хочу именно мяса, потому что у меня первая группа крови.

– Какое совпадение, у меня тоже первая группа. Охотники, любим мясо. А что касается угадывания твоих желания, то я стараюсь, – и заговорщицки улыбнувшись, Дэвид отправился на кухню.

После отменного стейка и бокала красного Никина израненная душа пришла в полную гармонию с напитавшимся земными удовольствиями телом. С благодарностью взглянув на человеческое воплощение своего канадского волка, Ника заметила в его серо-зелёных глазах хищный блеск и поняла, что всё «самое интересное» скоро начнётся и не ошиблась.

– Кто первый пойдёт в душ? Тебе как удобнее? – голос Дэвида звучал так обыденно, как будто они уже лет десять прожили в браке.

– Я после тебя, если не возражаешь. Я люблю долго плескаться, – стараясь говорить также буднично ответила Ника.

Пройдя в спальню после душа, Ника к своему удивлению застала Дэвида уже спящим. Она осторожно устроилась рядом и стала разглядывать лежащего на спине ученика. В свете ночника Дэвид ещё больше походил на её канадского волка, породистый такой волк, холёный. Мышцы на руках сильные, сразу видно тренированные, наверняка в спортзал ходит. Даже подшёрсток на груди небольшой имеется. Не удержавшись от любопытства, Ника осторожно приподняла покрывало: м-да, настоящий самец, со всеми соответствующими причиндалами. Она тронула Дэвида за плечо, но тот не проснулся, а лишь с протяжным вздохом улёгся на бок, повернувшись к ней спиной.

Наверное, волк устал, – подумала Ника и удобно устроившись на своей половине огромной кровати, закрыла глаза. Какой же сегодня необычайно длинный день – день подготовки к решающей встречи с Митей. Подъём в шесть чтобы успеть к восьми на стрижку-укладку в салоне, надо, чтобы Митя увидел её неотразимо красивой, с десяти до трёх на защитах дипломных на родном журфаке, с четырёх до семи – по магазинам, наводила лоск в квартире к приходу любимого, готовилась. В восемь заявился Митя с «лерунчиком», разрушив последние надежды на воссоединение и слопав Волконские пирожные, к одиннадцати душа умерла, заодно решив расстаться с телесной оболочкой путём сбрасывания её с лоджии пятнадцатого этажа. Потом этот звонок господина Баркли и череда совершенно непривычных для неё исполнений желаний: розы любимого нежно-персикового оттенка (Митя никогда не мог угадать цвет и обычно дарил темно-бордовые), билеты на концерт Bel Suono (Митя презрительно называл их опошлением классики, «все эти твои Ванессы Мэй, Дэвиды Гэрреты и прочие Bel Suono») и наконец вкуснейший стейк из мраморной говядины с бокалом красного.

«Как ты угадываешь мои желания? – Стараюсь», – вспомнился обрывок их с Дэвидом разговора. По мере того, как сознание Ники устало перебирало события дня, её дыхание становилось всё более сонно-ровным, в какой-то момент она почувствовала, что вновь оказалась на своей лоджии на пятнадцатом этаже и, не раздумывая, прыгнула вниз прямо в темноту ночи, но почему-то её невесомое тело не расплющилось об асфальт, а легко устремилось вверх и полетело над ночной Москвой.

«Боже, красота какая, – сквозь сон отметила Ника, – как всё подсвечено, высотки, Сити, площадь Пушкина, Тверская, Большой театр, а вот и консерватория». Услышав знакомые звуки сороковой симфонии Моцарта, она беспрепятственно влетела в Большой зал, на сцене которого расположился симфонический оркестр. Отыскав глазами среди музыкантов Митю с «лерунчиком», она помахала им рукой и вылетела в окно, поднимаясь всё выше и выше, пока наконец не оказалась рядом с огромным Лунным диском цвета топлёного молока. К её удивлению, молочный лунный свет оказался вовсе не холодным, как это принято считать, а неожиданно тёплым, вдоволь понежившись в его бело-желтых волнах, Ника наконец забылась.

На следующее утро она проснулась от солнечных зайчиков, которые весело играли на зеркальной поверхности шкафа и отражаясь светили ей прямо в лицо. Взглянув на спящего рядом Дэвида, она улыбнулась: «надо же как крепко спит, всю ночь проспал на одном боку, даже не повернулся». Она пошла в душ, вернувшись, обнаружила Дэвида всё ещё спящим. «Удивительно, сколько можно дрыхнуть, прямо не волк, а лев какой-то, это львы столько спят, а волки охотятся», – подумала она и пользуясь преимуществом бодрствующего перед спящим, стала разглядывать Дэвида уже при дневном свете. «Действительно, порода чувствуется, такие черты лица правильные, даже чуть на Роберта Редфорда похож, и как это я раньше не замечала».

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Дэвид наконец открыл глаза. Увидев Нику, улыбнулся, и тотчас осознав, что непростительно проспал всё самое интересное, возмущённо хлопнул себя по лбу:

– Черт, черт, черт. Кажется, я проспал всё самое интересное. Боже, какой я дурак, извини.

Слушая торопливые оправдания виновато улыбающегося Дэвида, как «вместо того, чтобы заниматься с ней любовью, о чём он так долго мечтал, он полный идиот просто вырубился и непростительно проспал всю ночь like a log, потому что командировка была очень сложная и ответственная, две ночи подряд не спал, готовил документы по контракту, потом из аэропорта сразу на работу, и он законченный дурак, потому что проспал всё самое интересное», Ника почувствовала как её душа расправляет крылья, готовясь к полёту, и подумала – «ничего ты, господин Баркли, не проспал, всё самое интересное только начинается».