Читать книгу Спроси свое сердце - Таня Винк - Страница 3

Галя не из пугливых, много повидала, но крик Димы, раздавшийся в трубке, она никогда не забудет:

– Настю машина сбила!

В глазах потемнело, и будто что-то тяжелое и твердое ударило прямо в солнечное сплетение. Она хватает ртом воздух, а ни вдохнуть, ни выдохнуть не может. Казалось, прошла вечность, пока она смогла взять себя в руки.

– Что с ней?

И услышала горький плач племянницы. В сердце будто вонзился самый острый нож, какой только может быть на планете, и Галя с трудом сдержала стон.

– Наверное, ногу сломала. Левую. Большую берцовую кость. – Дима выстреливал фразами.

– Перелом закрытый?

– Да.

– Какие еще повреждения?

– Ссадина на руке. На плече. Головой ударилась.

– Она сидит, лежит?

– Сидит на скамейке.

– Скорую вызвали?

– Да.

– Пусть ляжет, и под голову ей что-нибудь положите.

– Мы говорили, а она не хочет.

– Пусть ложится немедленно!

– Галя, она никого не слушает!

– Дай ей телефон.

– Галя, меня машина сбила! – закричала Настя сквозь слезы. – Я не знаю, как это получилось. Нога болит ужасно! Ой, я ж могла погибнуть! Как же это… Я на ногу ступить не могу!

– С ногой разберемся. Настя, тебе нельзя сидеть, немедленно ложись на скамью и жди скорую.

– Не буду я лежать на улице! Дима отнесет меня в ателье.

– А где ты?

– Возле дома.

«Настюша, слушай тетю, она же врач!» – услышала Галка голос Димы и сразу незнакомый, мужской: «Девушка, вы здесь должны остаться, сейчас полиция приедет».

«Зачем полиция?» – спросила Настя. «Это ДТП, его надо оформить».

– Настя, дослушай меня! – воскликнула Галя.

– Да, слушаю.

– Ложись немедленно и голову положи повыше, на рюкзак положи, на сумку. У тебя может быть сотрясение.

– Ладно, – недовольный ответ.

В телефоне шорох, голоса.

– Я легла.

– Молодец. Лежи спокойно и жди скорую.

– Хорошо… Ой, как нога болит! Ой, как больно… – И она снова зарыдала.

– Настюша, я еду к тебе, а ты не раскисай. Помнишь, я про Рому рассказывала?

– Да…

– Терпи. Сейчас скорая приедет, они помогут.

– А ты когда приедешь?

– Максимум через полчаса. – Галина Сергеевна завершила разговор и подняла взгляд на пациента. – Простите, но я должна немедленно ехать в Харьков, Настя под машину попала. – Она вышла из-за стола. – Александр Николаевич, я потом выпишу рецепт и позвоню вам.

– Да, конечно. Я понимаю. Галина Сергеевна, если позволите, я мигом доставлю вас в Харьков, – предложил сосед, – я на машине.

– Спасибо, я на нашей скорой, так быстрее будет. – Она запихивала в сумку фонендоскоп.

Александр Николаевич открыл дверь кабинета и пропустил ее вперед.

– Надо же, как некстати, – произнесла она, закрывая кабинет на ключ. – Рома на фронте, он бы так помог! – Она негодующе мотнула головой, провела пальцем по экрану смартфона и прижала его к уху. – Алло, Михалыч, ты где?

– На вызове, в Любовке, только прибыли.

– Ох, как жаль!

– А что случилось?

– Мою Настю машина сбила.

– Ой, да как же это?! Как она?

– Вроде закрытый перелом голени и ЧМТ.

– Ох, Сергеевна… Где это случилось?

– В Харькове. Ладно, Михалыч, я управлюсь.

На крыльце Галина Сергеевна остановилась и озабоченно посмотрела на Александра Николаевича.

– Слушайте… Пока я дойду до дома, пока возьму машину… Если вы еще не передумали, я воспользуюсь вашим предложением.

– Нет, я не передумал.

Он вынул из наружного кармана барсетки ключи с брелоком и нажал на кнопку. Ближняя к крыльцу машина мигнула фарами.

– Идемте, – Александр Николаевич показал рукой на черный внедорожник.

Он помог ей сесть спереди, и Галя сразу же позвонила сестре. Рита не ответила.

– Пристегнитесь, – сказал Александр Николаевич, засовывая барсетку в бардачок. – Я так понял, вы хотели бы отвезти Настю в госпиталь? – Он повернул ключ в замке.

– Да, конечно, но Рома на фронте, и я не знаю, как быть… У них сейчас очень хорошее оборудование, и ребята грамотные работают. Я позвонила бы начальнику госпиталя, но Рома с ним повздорил, его не хотели отпускать, и он пошел против начальства. – Она грустно усмехнулась. – Молодой, горячий… Кровь кипит. – Она защелкнула ремень безопасности.

– Я могу позвонить начальнику госпиталя, – сказал Александр Николаевич, выезжая со стоянки.

– А вы его знаете?

– Да, знаю. – Он притормозил у ворот и нажал на клаксон, потому что люботинские коты, щедро прикармливаемые больными и персоналом, имели привычку после обеда лежать прямо перед воротами больницы. Коты бросились врассыпную, и внедорожник выехал на улицу. – Сейчас все сделаем. – Он сунул смартфон в держатель на панели, нажал кнопку вызова и включил громкую связь.

– Саша, привет, – услышала Галка голос начальника госпиталя.

– Привет. Мне твоя помощь нужна.

– Давай…

– Насколько я знаю, у тебя работает Роман Рубенович Степанян.

– Да, это наш хирург.

– Тут такое дело, его двоюродную сестру машина сбила, я сейчас еду на место ДТП с матерью Ромы. Вопрос: я могу привезти девушку в госпиталь на обследование?

– Да не вопрос, но почему Галина Сергеевна сама не звонит?

– Говорит, что Рома с тобой повздорил.

– Глупости! Скажи, пусть звонит. И еще скажи, что она вырастила замечательного парня.

– Окей, передам все слово в слово. – Он подмигнул Галине Сергеевне.

– А какие у пострадавшей повреждения?

– Скорая еще не приехала, но пока подозрение на перелом голени и ЧМТ.

– Конечно, сделаем все, что нужно. Я сейчас сообщу на КПП, чтобы тебя пропустили.

– Спасибо, я скоро буду.

Пристально глядя на дорогу, Александр Николаевич переключил скорость и обогнал автобус.

– Не переживайте, все будет в лучшем виде.

– Спасибо, – ответила Галя, и тут же зазвонил ее телефон.

Это был Дима.

– Я только что звонил Роме, хотел, чтоб он насчет Насти договорился, но его нет в сети.

Сердце на мгновение замерло и, перевернувшись где-то в горле, забилось в убыстренном темпе. Нет, нет, с Ромой все хорошо, он сейчас на операции, вот и выключил телефон. Или сеть не работает.

– Он может быть на операции, – сказала она, и в горле мгновенно пересохло, – но все нормально, Александр Николаевич, мой сосед, уже договорился с начальником госпиталя насчет Насти. А скорая приехала?

– Нет еще.

– Позвони мне, как только приедет.

– Хорошо.

– Дима, как это произошло?

– Да как… Пошла через дорогу не по зебре, на красный, а тут маршрутка.

– Ох… Понятно.

– Галя… – Он запнулся и продолжил через пару секунд: – Тут такое дело… Настя с Ритой сильно поссорились. Пожалуйста, сделай так, чтобы Рита с нею не ехала. Настя меня сама просила.

– Я не знаю, как это сделать. Она мать, она имеет полное право.

– Но они очень сильно поссорились.

– Дима, давай разгребать проблемы постепенно. Я приеду, и все решим на месте.

– Хорошо. Жду.

Александр Николаевич посмотрел в зеркало заднего вида:

– Сейчас мы эту черепаху обойдем.

Он виртуозно обошел фуру с красно-зеленым логотипом пива на белом боку и пристроился за микроавтобусом.

– А кто сбил вашу племянницу?

– Маршрутка.

– Да… – Он негодующе мотнул головой. – Сейчас за руль садятся все кому не лень. Заплатил за права и едь.

– Водитель тут ни при чем. Настя сама виновата, она переходила дорогу на красный свет.

– Хм… Я тоже когда-то зацепил женщину, она была виновата, но от этого мне легче не стало. Да, жизнь…

– Жизнь штука хрупкая. – Галя тяжело вздохнула. – В одну секунду может перевернуться с ног на голову.

– Может. Очень даже может. – Александр Николаевич напряженно всматривался в дорогу. – Знаете, мне нравится ваша семья, вы дружные. И сыновья у вас хорошие, интересные.

– Спасибо, – с гордостью в голосе ответила Галя.

– А Рома надолго на фронт уехал?

– Командировка на полгода, так что ждем к концу осени.

– А Стасик сейчас на раскопках?

– Да, под Черновцами.

– Когда вернется?

– Не раньше середины августа.

– Да… Дети… Мой сын тоже на фронте.

– Макс на фронте?

– Да, он связист.

– Ох, Александр Николаевич, я не знала.

– Да он полтора месяца как там. Я про это даже говорить не могу.

Некоторое время они помолчали, и Александр Николаевич продолжил:

– Знаете, я никогда не думал, что поселюсь в маленьком городке. Я родился в мегаполисе и даже мысли не допускал, что буду жить в другом месте. Мне казалось, городок – это что-то очень скучное, а оказалось, жизнь в нем намного интереснее. Теперь я понимаю, почему все события в произведениях Агаты Кристи происходили в деревушках – там все друг друга знают. Но я не про то, что в Люботине не хватает убийств, боже упаси! Я про то, что здесь все иначе. Вот вы мои соседи, в вашей семье есть историк-археолог, военный хирург, врач высшей категории, – он посмотрел на Галку с уважением, – дизайнер одежды – я про Дмитрия Витальевича иначе сказать не могу. Вот скажите, в каком миллионнике вы сможете общаться запросто с такими людьми? Ни в каком. Я харьковчанин в шестом поколении, родился в девятиэтажке, и мы не знали соседей ни рядом, ни под нами, ни над нами. Вернее, в лицо знали, особенно верхних – время от времени они нас заливали. Ну и нижних, потому как их заливали мы. И больше поводов для общения с соседями не было. А здесь все друг друга знают. Если не лично, то через знакомых. Здесь на одном краю чихнешь, а с другого тебе уже кричат: «Будьте здоровы». В этом что-то есть.

Галя улыбнулась:

– Вам, как главному редактору издательства, это должно быть интересно.

– Да, я главный редактор, но моя работа далека от литературы, я больше промоутер. И вот еще… С тех пор как я здесь, я стал более спокойным, в городке жизнь спокойнее. Природа, воздух, вода – все это способствует… Знаете, я уже вряд ли вернусь в Харьков, да и некуда – квартиру отдал сыну. Думал себе купить в том же районе, но теперь не хочу. Сын женился, невестка не очень общительная, она больше о собственной карьере заботится, работает по двенадцать часов, дома не прибрано, вкусным не пахнет. В общем, у них своя жизнь, и я к ним не лезу. А в вашей семье все иначе, вы очень дружные.

Галка посмотрела в окно – ага… они очень дружные… Особенно с сестрой.

– А зачем возвращаться? Многие люботинцы всю жизнь ездят в Харьков на работу, это же близко. – Она посмотрела на часы – со времени выезда из больницы прошло всего девять минут, а они уже вот-вот пересекут границу города.

– Я тоже сейчас так делаю. Правда, много денег уходит на бензин, но оно того стоит.

Зазвонил телефон, и Дима сообщил, что приехала скорая.

– Отлично, мы будем… Александр Николаевич, когда мы будем на площади Конституции?

– Постараюсь минут через пятнадцать, если без пробок.

– Минут через пятнадцать, – ответила Галя.

– Хорошо, ждем.

– Не волнуйтесь, Галина Сергеевна, все с вашей девочкой будет хорошо.

Разговор прервал звонок Михалыча:

– Сергеевна, как дела? Ты где? Я в больницу уже еду.

– Меня везет Александр Николаевич.

– О, отлично! Привет ему. Держись, Сергеевна.

– Держусь.

Александр Николаевич посмотрел в зеркало заднего вида.

– Вот Михалыч – тоже интересный человек, с ним есть о чем поговорить.

– Я знаю, у вас общее хобби – фотография.

– Да.

– Я видела ваши работы в Инстаграме, они впечатляют. От них исходит любовь к нашему городку, чего не скажешь о комиксах Дахно.

– Согласен. Дахно – это другое. Она Мише завидует. Скажу больше – люто завидует.

Михаила Михайловича Галя знает с детства, он старше ее на три года. И с того самого детства он для нее, для ровесников, всех селян и даже родного, ныне уже покойного отца – Михалыч. Так много лет назад, когда они еще в школе учились, к нему обратился председатель сельсовета на торжественном вручении медали за то, что Миша вынес из горящего соседнего дома двух сестричек, брата и ящик с котятами – телевидение приезжало не только из Харькова, но даже из Киева. Ну и равных ему в мастерстве водить скорую не было. Его неоднократно пытались переманить в Харьков на центральную станцию скорой помощи, давали должность бригадира, надбавки всякие, но он остался верен своей больнице, и ни один главный врач его не обижал. «Я из Люботина никуда, только к Богу», – говорил Михалыч. И не только он – местные жители отличались преданностью и любовью к обычному провинциальному городку, получившему этот статус в тридцать восьмом году прошлого века. А уж с какой гордостью произносили: «Я люботинец!» И таяли от самого названия, волшебным образом повлиявшего на все: дома, дороги, сады, пруды, базар, магазины, клуб, площадь «трешка», городской парк, кофейню и два небольших ресторанчика. Все здесь было любо сердцу жителя и быстро становилось любо сердцу гостя или дачника. Так и с Ромкой произошло – не сразу, конечно, но уже через полгода после приезда Галя услышала, как он в зоопарке на вопрос незнакомого мальчика «Ты откуда? У тебя акцент» ответил: «Я из Армении, но моего села больше нет. Теперь я люботинец».

– А хотите знать мое мнение по поводу того, почему ваш городок населен интересными людьми? Почему здесь родился слепой кобзарь, столько поэтов, художников?

– Почему?

– Потому что здесь много воды. Столько прудов нигде больше нет – шутка ли! – тридцать водоемов. Здесь я себя лучше чувствую, здесь легче дышится, легче живется, мои мысли становятся чище. Я хорошо сплю. А как останусь в Харькове, так всю ночь проворочаюсь без сна. После этого поверишь, что вода вбирает в себя все плохое, весь негатив.

– Наверное, вы правы, но я как-то об этом не думала.

– Потому что привыкли. Мы не замечаем того, к чему привыкаем. Ну и еще название влияет на людей.

– О, да, – согласилась Галя, – мои дед и бабушка выбрали это место из-за названия.

Да, название Люботин действительно притягивающее, оно притянуло дедушку и бабушку, тогда молодых и счастливых тем, что война не отняла у них жизни. Но она отняла жизни дедушкиных родных, и возвращаться ему было некуда. Войну дедушка закончил в Венгрии, и случилось так, что на железнодорожном вокзале в Будапеште он, командир танкового экипажа, в поисках начальника вокзала – ну не мог он купить билет до Киева! – открыл не ту дверь и попал в диспетчерскую. А там бабушка сидит, двадцатипятилетняя, чернобровая, кареокая… Она его прогнать хотела, но как глянула в синие бездонные глаза, так и прикипела к стулу. В общем, он забыл, что ему нужен билет домой, тем более дома не было, семьи не было – кого немцы расстреляли, кто на войне сложил голову… Он дождался конца бабушкиной смены и с того дня руку ее не выпускал из своей до последнего вздоха. А как они попали в Люботин? Да очень просто – решили ехать туда, где цветут сирень с черемухой и растут самые вкусные яблоки, а это только в Украине. Она из детского дома, так что перед ними лежала вся страна – выбирай. Добрались они до Харькова – там самые вкусные яблоки и самая пахучая сирень. Вышли на вокзале – и к расписанию. Стоят, читают:

– Змиев…

– Нет, туда не поедем, там наверняка змеи водятся, а я их боюсь, – сказала бабушка.

– Грайворон…

– Нет, не хочу, звучит как-то… как немец лает.

– Балаклея…

– Ба-ла-кле-я… Не хочу.

– Ой, любимая, смотри – Люботин.

– Знаю это место, там большой железнодорожный узел. Может, я смогу работать по специальности?

Они переглянулись и купили билеты. Обнявшись, они сидели на деревянной лавке в общем вагоне и были уверены, что нашли самое счастливое место на всем белом свете. Так оно и оказалось. Но не думали они, что городок этот еще и красив неимоверно, а красота его таится в воде. Она здесь повсюду – в реке и прудах, их тут очень много. И все население, как только пригревало солнце, тянулось к воде. Вечером люди надевали все самое лучшее и тоже шли к воде – гуляли вдоль прудов, жгли костры, пекли картошку, пили домашнее вино, дружили, влюблялись… Женились, рожали детей и не покидали городок. А если покидали, то обязательно возвращались. Не столько к родным и друзьям, сколько к воде, чтоб рассказать ей о пережитом и прожитом, чтоб отдать свои слезы и горести, поделиться тайною и попросить помощи. И не раз можно было заметить ночью на берегу одинокую женскую или мужскую фигуру, застывшую в неподвижности со склоненной вниз головой; называли их «ундинами». Называли с нежностью, жалостью и пониманием. А родники с «живой» и «мертвой» водою, бьющие рядом и сливающиеся в один большой ручей? А дно этого ручья, якобы из целебной глины? Сколько во всем этом вымысла, а сколько правды, никто не знает, но люди ходят к этим родникам, берут воду и глину. Мертвую воду тоже берут. Не одного люботинца уже обвинили в том, что он побрызгал мертвою водою ворота соседа, и на тебе, заболел сосед, или того хуже…

– А я вам о чем! – воскликнул Александр Николаевич. – Нам с Леной тоже название понравилось. – Он потер пальцами гладковыбритый подбородок и уставился на дорогу. – А на каком курсе ваша Настя? – спросил он через некоторое время.

– На третьем.

– Ого, как время летит! Она у вас интересный человечек, серьезный, я как-то разговаривал с нею. На жизнь смотрит не так, как большинство ее ровесников.

– А на дорогу не смотрит! – в сердцах бросила Галка.

– Не переживайте, все будет хорошо с вашей девочкой. Ну, ты мне надоел! – крикнул он впереди идущему автомобилю и крутнул руль влево. – Я вижу, Настя к вам очень привязана.

– Да, это так.

– Это потому, что вы хороший человек.

– Спасибо за комплимент, Александр Николаевич.

– Это не комплимент, это правда. А теперь, дорогая Галина Сергеевна, приготовьтесь к пробкам. Хотя… Мы поедем не по Полтавскому Шляху, а через Благовещенский рынок.

Ближе к рынку движение оживилось, и Александр Николаевич перестал разговаривать. Вцепившись в руль, он обгонял, виртуозно вписывался в ряд на светофоре и через непостижимо короткое время, всего двадцать три минуты, они въехали на площадь. Скорая стояла у обочины, ближе к середине дороги – маршрутка, за нею машина полиции, и вокруг всего этого небольшая толпа любопытных.

– Галина Сергеевна, я поеду за вами до госпиталя, – сказал Александр Николаевич.

– Спасибо вам большое. – Набросив на плечо сумку, Галя выскочила из машины и ринулась в толпу, закрывавшую от нее скорую.

Возле распахнутых настежь задних дверей стояли Дима и две швеи из ателье. Настя уже лежала внутри скорой на носилках. На откидном сиденье, сцепив руки, примостилась Рита. Немолодая медсестра с добрым мясистым лицом накладывала шину Крамера на левую голень Насти.

Дима протянул Галине руку:

– Давай помогу.

– Здравствуйте, я тетя Насти. – Галя ловко забралась в машину и села напротив Риты. – Я врач.

– Доброго дня! – медсестра кивнула. – А то я не бачу!

Настя улыбнулась жалкой улыбкой – бледная, скулы заострились, волосики прилипли к лицу. Поверх простыни лежит рука в пятнах засохшей крови и с ссадиной от плеча до локтя.

– Здравствуй, – сказала Рита и уставилась в какую-то точку перед собой.

– Настюшенька, девочка моя… – Галя провела ладонью по волосам племянницы.

Настя всхлипнула, и по ее виску потекли слезы.

– Что ж теперь будет? Нога сломана, в голове гудит… – она сморщила лицо, – и рука… вот… – Она приподняла локоть, демонстрируя внушительную ссадину.

– Ничего страшного, – медсестра улыбнулась, – ножка твоя срастется, ручка заживет.

– Все будет хорошо. – Галя убрала прядь, прилипшую к Настиной щеке. – Плакать не нужно, хорошее настроение способствует быстрому выздоровлению.

– О чем ты говоришь? Какое хорошее настроение? – Ее подбородок мелко дрожал.

– Радуйся, что так легко отделалась, – сказал Дима.

Рядом с ним стоял Александр Николаевич.

Настя не успокоилась, из ее глаз продолжали литься слезы. Медсестра закончила с шиной и выпрямилась:

– Ну, будущий врач, хватит рыдать, а то глазки будут как щелки. – Она сунула Насте бумажную салфетку.

Будущая врач судорожно всхлипнула, промокнула щеки салфеткой и плакать перестала.

– Вот это правильно, – похвалила ее медсестра, – а теперь скажи мне, как ты оцениваешь свое состояние?

– А как я могу его оценить? – переспросила Настя и недовольно нахмурилась. – Паршивое у меня состояние.

– Шина причиняет дискомфорт?

Настя приподняла голову.

– Нет, никакого дискомфорта. – Она смотрела на забинтованную ногу. – Спасибо. – И снова уронила голову на подушку.

– Та нема за що. Тебя все еще тошнит?

– Немного.

– Сейчас… – Медсестра вынула из пластикового контейнера таблетки, а из шкафчика над головой полулитровую бутылку воды. – Сама выпьешь или помочь?

– Сама.

Настя запила лекарство и вернула стакан медсестре:

– Спасибо.

– На здоровье.

– Галя, я не понимаю, как все получилось. Я не видела эту маршрутку, она как из-под земли выскочила. Я даже испугаться не успела. – Племяша округлила глаза.

– Это нормально. Мы потом пугаемся, когда все позади. А как экзамен по патанатомии?

– Пятерка.

– Умница. – Она наклонилась и поцеловала Настю в щеку.

– Простите, вы кто? – услышала она мужской голос и повернула голову – возле машины стоял молоденький врач, совсем мальчишка.

– Галина Сергеевна, тетя потерпевшей, главный врач люботинской районной больницы.

– Очень приятно, Федор Федорович, – с почтением произнес молоденький.

– Настюша, я поговорю с доктором, а ты не волнуйся, ты в надежных руках. – Она подмигнула медсестре, и та расплылась в добродушной улыбке.

– Галя, а ты со мной поедешь? – В глазах племянницы плескалась тревога.

– Да, я все время буду рядом.

Врач подал руку и помог выйти из салона. К ним тут же присоединились Дима и Александр Николаевич.

– Значит так… У вашей племянницы закрытый перелом большой берцовой кости, – сказал Федор Федорович, – множественные ушибы легкой степени тяжести. Нужно обязательно сделать компьютерную томографию головного мозга. Мы сделали внутривенно противоотечный, L-лизин, и трамадол внутримышечно.

– Хорошо, спасибо. Федор Федорович, я договорилась с военным госпиталем, ее там обследуют. Мой сын там работает.

– Ваш сын? А как его фамилия?

– Степанян.

– Я его знаю, я волонтерю в госпитале. Значит, везем в госпиталь?

– Да.

– Вы с нами?

– Да, конечно.

– Хорошо, садитесь в машину. – Федор Федорович пошел к кабине скорой помощи, и тут Галя услышала за спиной:

– Что случилось? – Это была Марья Дахно, подруга Риты.

– Настю маршрутка сбила.

– Что-то серьезное?

– Посмотрим. Маргарита там, – Галя показала на скорую.

Но Маша никак на ее жест не отреагировала и осталась стоять на том же месте, а из скорой донесся резкий голос Насти:

– Мама, пожалуйста, не нужно со мной ехать!

Галя и Дима переглянулись.

– Может, все без нас устроится… – шепнул Дима.

Задние двери скорой уже были закрыты, и Галя сунулась в боковые. И едва не столкнулась с Ритой лбами. Она молча уступила сестре дорогу, и пару секунд Рита топталась на месте, вертела головой, будто искала что-то, а потом ушла. Боковым зрением Галя увидела, что она прошла мимо Маши, как мимо столба, а Маша от нее демонстративно отвернулась.

Галя села на откидное сиденье, и Настя тут же протянула к ней руку.

– Мы сейчас повезем тебя в военный госпиталь, – сказала Галка, сжимая руку племянницы.

– Ну все, едем? – услышали они голос водителя.

– Едем, – ответила медсестра.

– Галя, я подожду, пока полицейские закончат с протоколом, а потом позвоню тебе, – сказал Дима, захлопывая дверь.

Скорая тронулась с места, и Галя схватилась за поручень. Сирену водитель включил сразу – без нее невозможно передвигаться по центру города, и Галка встревожилась: сможет ли Александр Николаевич их догнать? Она завертела головой – ни впереди, ни сзади внедорожника видно не было. Что ж, надо будет позвонить ему, но ближе к госпиталю, решила она. И вдруг Настя заплакала.

– Эй, чего это ты? Что болит? – спросила медсестра.

Настя не ответила и сморщила лицо.

– Так раскисать не годится, ты всех расстраиваешь и себе вредишь. – Медсестра поцокала языком.

– Настюша, где болит? – спросила Галя.

– Нигде! – огрызнулась девушка, вытирая пальцами слезы.

– Так почему ты плачешь?

– Потому что ничего не понимаю! – И новая порция слез потекла по ее вискам.

– Чего не понимаешь?

– Почему Алексей и Оксана так себя ведут?

– Ты о чем?

– Они меня обманывают! – Настя сверкнула глазами.

– Что значит обманывают?

– А то и значит! – Настя шмыгнула носом и насупилась. Но ее взгляд красноречиво говорил, что сейчас она все расскажет. – Первый раз я все это увидела в прошлую пятницу. Мы с Лешей договорились встретиться рядом с университетом, в нашем кафе…

– Со стеклянными стенами?

– Да. Ну, я иду и вижу через стекло, что рядом с Лешей сидит Оксана. Сидит близко, я так близко с чужим парнем не сяду. Она с ним очень откровенно кокетничает, а он радостный такой, смеется. Я захожу, говорю, что происходит? Над чем смеетесь? Они показали видео на ютубе. Да, это было смешно. Но это не причина вот так сидеть! Во вторник снова сидят. Ну, я подхожу, Оксана спрашивает, куда пойдем, а я ей, мол, у нас свои дела, и увела Лешу. Я сказала ему, что мне не нравится все это, а он мне – что ты придумываешь, ничего нет. Я Оксане говорю, мол, я что-то не понимаю… А она мне – ты что? Как ты могла подумать? Мы с тобой подруги! – Глаза Насти снова наполнились слезами. – Вот что мне делать? Кому верить? Я же знаю, что видела. Знаю. – Она вытерла пальцами слезы с виска.

– Настя, ты этой рукой не сильно двигай, – сказала медсестра, – лучше здоровой.

Настя опустила руку на одеяло.

– Пить хочешь? – спросила медсестра.

– Да.

– На, бери бутылочку.

Настя отвинтила пробку, приподняла голову и отпила несколько глотков.

– А сегодня после экзамена снова… Смотрю в окно, а она ему руку на плечо положила. Я подошла и спрашиваю, у вас все нормально? Вас ничего не смущает? Оксана руку убрала, ухмыльнулась… – Лицо Насти стало злым. – А Леша мне: «Настя, ты чего?» Мне так паршиво стало, аж затошнило. – Она скривилась и снова отпила из бутылки. – Ну, развлекайтесь, говорю, и пошла. Он за мной, мол, ты чего? Я ничего не сказала и ушла. Вот так…

– Да, неприятная история.

– Ну вот скажи, я правильно сделала, что ушла?

– Ну… не знаю. Если честно, то рука на плече – это не причина для ссоры. На людей посмотришь, так везде объятия и поцелуи вместо «здрасьте». Но раз ты так говоришь, то, наверное, ты что-то увидела.

– Да, я увидела. И Оксана так на меня смотрела, что мне хочется умыться. Я удалила ее номер и забанила страницу.

– Понимаю, – Галя кивнула.

Ох, она это очень хорошо понимает, сама не раз встречала такие вот взгляды так называемых подруг.

Настя болезненно скривилась и дотронулась до ссадины на локте:

– Ну и болит же!

– Говорю тебе, не трогай, – заботливо посоветовала медсестра. – Особенно когда заживать будет, а то следы останутся на всю жизнь.

Настя нахмурилась и показала рукой на рюкзак, лежащий рядом с сиденьем Галки.

– Дай мне телефон, в наружном кармане, он в лужу упал, и Дима его выключил. Может, он уже высох?

– Ты хочешь позвонить?

– Нет, проверить, работает или нет.

На вид смартфон был сухой, но под чехлом расплылись мокрые пятна.

– Надо было чехол снять. – Галя протерла смартфон бумажной салфеткой.

– Может, мне звонили? – предположила Настя.

– Потом проверишь, пусть еще посохнет, мало ли куда вода попала.

– Да он водостойкий.

– Настюша, потерпи. Посуда, на которой написано, что она не бьется, очень даже бьется. – Галя сунула телефон и чехол обратно в рюкзак. – Если срочно, я тебе свой дам.

– Нет, не срочно.

До госпиталя – до него осталось ехать пару минут – они не проронили больше ни слова. Подъезжая к воротам, Галя увидела перед шлагбаумом черный внедорожник, а рядом Александра Николаевича. Скорая притормозила, к водителю подошел дежурный, и тут же открылась боковая дверь.

– Сейчас вас встретят и сразу на рентген, потом на томограф, все это на первом этаже, – сказал Александр Николаевич.

– Спасибо. Извините, что причинили вам столько хлопот…

– Здрасьте, Александр Николаевич, – сказала Настя.

– Привет, Настюша. Что вы, Галина Сергеевна, мне приятно вам помочь. И я намерен отвезти вас обратно.

– Не стоит, честное слово. Вся эта история может затянуться не на один час.

– Вот и хорошо. У меня есть дела на работе. Давайте так договоримся: звоните мне, и я сразу приеду – отсюда до моего офиса пять минут.

– Хорошо. Спасибо вам огромное.

– Всегда к вашим услугам.

– Проезжай! – Дежурный взмахнул рукой, и Александр Николаевич захлопнул дверь.

Шлагбаум поднялся, и они миновали КПП. Метров через тридцать скорая въехала на пандус и остановилась напротив дверей с надписью «Приемное отделение».

– Ну, Настюша, сейчас мы передадим тебя в руки другого ведомства. – Медсестра зажала под мышкой айпад и открыла боковую дверь скорой, за которой их уже ждала каталка и двое санитаров в белых халатах. – Ребята, куда мне топать? А то я у вас еще не была, – бодрым голосом спросила она.

– Сюда и сразу направо, – показал рукой один из санитаров, и медсестра, переваливаясь с ноги на ногу, как уточка, вошла в приемное отделение.

На рентген очереди не было. Снимок подтвердил слова Федора Федоровича – перелом средней трети голени.

Над дверью в кабинет компьютерной томографии светилось табло «Не входить. Идет обследование», а на стульях вдоль стены сидели четверо мужчин с обветренными и сильно загоревшими лицами.

– Хлопцы, это Романа Рубеновича сестренка, – сказал один из санитаров, – ее машина сбила, надо без очереди.

– Не вопрос, – ответил самый худенький и высокий.

– Не вопрос, – вразнобой поддержали остальные.

Худенький поднялся на ноги:

– Присаживайтесь, доктор.

– Спасибо, мне не трудно стоять, – ответила Галя.

– И мне не трудно, садитесь.

– Спасибо, – она кивнула и села.

– Сама нарушила или водитель виноват? – спросил худенький у Насти.

– Сама.

– Что ж ты так, а? Жизнь штука бесценная, Бог ее два раза не дает. Одно дело в бою погибнуть, а другое – на дороге, под колесами дурацкой машины.

– А вы были в бою? – Настя распахнула глаза.

– Да, был.

Некоторое время она не сводила глаз с мужчины, а потом выдохнула:

– А там страшно?

– Конечно.

– Хм… Даже представить не могу, как там…

– А ты не представляй, – он улыбнулся, – твое дело дорогу переходить в правильном месте.

– Теперь точно не побегу на красный, – сказала она и добавила: – Я в медицинском учусь, когда закончу, буду хирургом, как Рома. Но он не хочет, чтобы я работала в госпитале.

– Он прав, тут работа тяжелая. Романа Рубеновича все уважают, он многим жизнь спас. Меня он тоже оперировал, в прошлом году осколки вынимал.

– А вы тут не первый раз?

– Не первый, – худенький усмехнулся, и тут табло над дверью погасло. – Сейчас Дашу вывезут, и можете заезжать, – сказал он, и Галя поднялась на ноги.

Дашу, бледную девушку с забинтованной половиной лица и головой, вывезли через несколько минут двое мужчин в белых халатах. Когда ее каталка проезжала мимо, Настя подняла голову и проводила Дашу глазами.

– Что с ней? – спросила она у худенького, и услышала сдавленный мужской голос: «Дашка… Любимая, родная». Она повернула голову, а один из мужчин, тот, что помоложе, наклонился над Дашей и ее руку целует.

В груди защемило, и на глаза навернулись слезы.

– Осколочные ранения, – тихо произнес худенький. – Медик она, много хлопцев спасла.

– А этот… ну… он ей кто? – так же тихо спросила Настя.

– Любовь у них, очень красивая любовь. Он ее на руках носит. Гуляет во дворе, как с ребенком. В субботу они поженятся.

– Поженятся? – удивилась Настя.

– Ну да… Мы подарки готовим. У нас тут уже были свадьбы.

– В госпитале?

– Ну да…

Каталка сдвинулась с места, и худенький улыбнулся:

– Ну все… Тебе пора. Счастливо…

– И вам тоже скорого выздоровления.

Санитары переложили Настю в томограф и вышли из помещения. Врач, сидящий за столом в помещении, отделенном от томографа стеклянной перегородкой, сказал в микрофон:

– Извините, у нас форс-мажор. Подождите немного.

Галя кивнула и повернулась к Насте:

– Ну вот, скоро мы увидим, что с твоей головушкой.

– Галя…

– Что?

– Скажи… – Племянница нахмурила белесые брови.

– Что сказать?

– Вот как мой парень и моя лучшая подруга могли такое сделать?

Галя погладила Настю по голове:

– Может, ты преувеличиваешь?

– Нет, я ничего не преувеличиваю.

– Хорошо, только не злись.

– Я не злюсь, я просто не понимаю, как так можно? Я бы не смогла предать свою подругу ни за что. – Она сдвинула брови. – Это же настоящее предательство. Скажи, у тебя так было?

– Конечно было.

– И что?

– Как что? Я перестала общаться с подругой.

– Я тоже Оксану больше видеть не хочу. И его не хочу видеть. Я переведусь на медфакультет в Каразина, чтоб их не видеть. – Настя замолчала и уставилась в потолок. – Это ж надо… Никому нельзя верить!

– Настюша, ты не права.

– Права! – На ее глазах снова появились слезы. – Я доверяла ему, я думала, он любит меня так же, как я его. А Оксана называла меня сестрой, говорила, что за меня горло любому перегрызет, и вот…

– Девочка моя, через такое многие проходят, это еще не конец света. Одна моя подруга тоже утверждала, что мы ближе, чем близнецы. Горло она не собиралась перегрызать, но говорила: «Даже если Галя кому-то голову отрежет, я буду на ее стороне».

– И предала тебя?

– Ага.

– А как она это сделала?

– Она завела роман с моим другом. Я тоже все это видела, но мне в голову не приходило, что она может пойти на такое, я просто не хотела верить своим глазам.

– Вот стерва! И что?

– Они прожили два года и расстались. Настюша, если парень уходит к другой, то неизвестно, кому повезло.

– Это точно.

– Лучше раньше все прояснить. А то представь, вы с Алексеем женаты, у вас ребенок, и ты вдруг видишь его с Оксаной.

– Ужас!

– То-то… Радуйся, что все так сложилось.

– Радоваться? – Глаза племянницы полезли на лоб. – Я не могу радоваться, мне больно, очень больно. Но я это переживу! – Она сжала кулаки.

В ее голосе звучала решительность, но в глазах по-прежнему плескалось отчаяние.

– Конечно переживешь. Я тоже любила того парня, тогда казалось, что не переживу, а сейчас вижу и удивляюсь, как могла полюбить?

– Ты его видишь?

– Конечно вижу. Иногда на базаре сталкиваемся, он в Люботине живет. Настюша, так лет же сколько прошло? Мне тогда было тридцать.

– И что? Ты ни о чем не жалеешь?

– Нет.

– Может, он тебя не любил?

– Может.

Настя уставилась в потолок.

– Ты так легко об этом говоришь… Может, и я тоже через какое-то время буду о Леше вспоминать с улыбкой? – Ее голос дрожал. – Но сейчас мне больно, очень больно, и я так хочу, чтобы боль эта ушла прямо сейчас. – Она зажмурилась, а из-под закрытых век снова потекли слезы.

– Девочка моя, – Галя сжала в ладонях руку племянницы, – все пройдет, но нужно время. Надо потерпеть. У меня тогда болело очень сильно, это ж двойная боль, и обида двойная, когда тебя предают двое самых близких. Ничего, солнышко, ты выкарабкаешься, и все у тебя будет хорошо.

– Да, я выкарабкаюсь, у меня все будет отлично, а они пусть идут к черту!

Повисло долгое молчание. Прервала его Настя:

– Галя, а кто эта твоя подружка?

– Алена, та, что готовила конкурс «Мисс Люботин».

– А… Я помню, как она бегала по посадке, а потом приседала с бревном на плече. Мы с девочками гуляли и наблюдали за ней, а она, конечно, видела нас и выпендривалась, как на сцене. – Настя улыбнулась. – А недавно я была в кофейне на «трешке», так Алена там одну тетку из собеса учила считать калории.

Галя тоже улыбнулась – это правда, Алена все делала так, будто она на сцене в свете софитов, но Галка этого тогда не замечала, хотя лет ей было намного больше, чем сейчас Насте. Галя видела, как Алена смотрит на ее парня, но слова Алены о том, что он ей не нравится, мол, с ним она бы никогда и ни за что, сделали свое дело – подозрения притупились. И насчет калорий правда, Алена считала каждую съеденную калорию и помнила, сколько их в яйце вкрутую, всмятку, жареном на масле, куриной грудке и куриной ножке. О яичнице, жареной на сале, она не говорила – для нее сала не существовало вообще. Если Алена вдруг срывалась и съедала вареную куриную ножку, а не грудку, то потом бегала по Люботину ровно шестьдесят минут. Она не ела сдобу, макароны, картофель, свинину. Перечень того, что она не ела, был невероятно длинным, и Галя как врач пыталась давать ей советы, основанные на медицинских знаниях, но подружка ее не слушала. Иногда эти назойливые высказывания по поводу фигуры и здорового питания немного раздражали, но Галка прощала это подруге, которую любила как сестру, потому что с родной сестрой отношения так и не сложились. И еще она помогала Алене, деньги одалживала. В общем, вела себя так, как хотела бы, чтоб Алена вела себя по отношению к ней. Между ними была разница в два года – Галя была старше, а Алена считалась первой красавицей класса и вообще никого вокруг не замечала. Сдружились они, когда красота Алены под ударами судьбы потускнела, и произошло это ближе к тридцати. Алена к тому времени развелась два раза, а Галя один. После развода Галя вернулась из Харькова к родителям, а Алена из Люботина никуда не уезжала. У них уже были дети – Алена воспитывала сына, а Галка двоих, Стасика и Ромку. Они вместе проводили свободное время, вместе все покупали, от пальто и носков до гардин и кастрюль, причем обязательно советовались. Вернее, Галя спрашивала мнение подруги, потому как вкус Алены считался лучшим – не более изысканным, а более ориентированным на моду. Вместе проводили выходные, вместе ездили с детьми к морю, в общем, подруги взасос. Алена была весьма эффектной брюнеткой с длинными ногами, а Галка невысокой худенькой блондинкой и о таких ногах могла только мечтать. Алена утверждала, что все ее разводы были легкими, а вот развод Гали оказался драматичным – она развелась сразу после возвращения из Армении, из зоны бедствия. Вернулась и поняла, что дальше так жить не сможет, потому что осознала скоротечность времени и хрупкость жизни.

И еще в Спитаке она почувствовала, что время может останавливаться. Да, там оно стояло, просто день сменялся ночью, потом снова приходил день, но наступления нового дня никто не чувствовал и «доброе утро» не говорили – эти слова она не услышала там ни разу. Наверное, время стояло, потому что об этом просила Бога ее душа, и все просили – каждая минута была бесценной, потому что речь шла о человеческой жизни. Уже вернувшись домой, в предновогодней суете и ожидании праздника, никак ею не ощущаемого, она поняла, что время уже не стоит, а двигается с безумной скоростью, и надо что-то решать.

Она решила и развелась с Тарасом. Спустя два с половиной года снова пришлось принимать решение: что делать с новой, ярко вспыхнувшей любовью, взявшей начало посреди развалин и непоправимой трагедии тысяч и тысяч людей?

И тут она встретила на улице Алену. Зашли в кафе, разговорились. И оказалось, что их проблемы схожи, как внешность и повадки единоутробных сестер – Алена как раз была в очень натянутых отношениях с очередным гражданским мужем. Стали встречаться чуть ли не каждый вечер, подружились, и как-то незаметно проблемы Алены одна за другой свалились на голову Галки. Приняв всерьез ее замечание про сестринство – ей так нужен был в ту пору единомышленник, «жилетка», советчик и просто подруга, – Галка засучила рукава и начала разгребать авгиевы конюшни в судьбе «сестренки». Это отвлекло от собственных проблем и помогло их пережить. Пусть не легче, но мужественнее. «Конюшни» были очень загажены, но Галя выросла на принципе «глаза боятся, а руки делают» и не испугалась. И пока орудовала «лопатой» – одалживала деньги, мирила с одним мужем, потом с другим, потом с ухажерами, выслушивала жалобы и вытирала слезы на щеках Алены, – не заметила, как подруга превратилась в довольно капризную сестренку, требующую все больше внимания. Ну и денег. Поначалу Галя об этом как-то не задумывалась. Наверное, потому что в ее душе была потребность помогать более слабому и несчастному, тем более сестре, пусть даже названой, и в ответ она ничего не ждала. Ей даже в голову не приходило ждать. Но жизнь штука хитрая, невнимания к себе не прощает, и в какой-то момент стала мстить. Момент этот наступил, когда Галя уже крепко стояла на ногах в профессиональном плане, была готова к новым серьезным отношениям и начала встречаться с давним приятелем, он тоже к тому времени имел опыт развода. Приятель этот преподавал в политехническом институте. Тут звезды, уже начинавшие сверкать холодным блеском в глазах Алены, сверкнули с такой силой, что пелена с глаз Галки упала и она увидела бесценную сестрицу во всей красе. И неожиданно осознала, что Алена решила наконец устроить жизнь за ее счет. А почему не устроить? У «сестры» и так всего больше, чем у нее, – и должность хорошая, и зарплата, и куча частных пациентов, а у нее ничего нет: ни собственного жилья, ни специальности, ни хорошего дохода. К тому же она обожает интриги, драйв, свои слезы и истерики. Обожает доказывать свою позицию, какой бы абсурдной та ни была, по два, а то и три часа повторяя одно и то же, одно и то же… Пока Галя не плюнет и не одобрит все ею сказанное. Еще она обожает сыр с плесенью, креветки и душ Шарко. В общем, Алена увела возлюбленного из-под носа Гали с ошеломительной беспардонностью, а потом написала Гале письмо на двенадцати страницах, в котором самой себе доказала, что поступила правильно. Галя прочла и поблагодарила Бога за то, что отвел ее от такой подруги, но вот денег было жалко. К тому времени люботинская сплетня донесла до Галкиных ушей, что Алена показала преподавателю «небо в алмазах», потому он и не устоял. Что значит это самое небо и алмазы, Галя знала – Алена практиковала этот прием на первом же свидании, но почему-то он не помогал ей быть счастливой долго. Собственно, так и не помог: через два года препод ушел к другой, но за эти два года Алена понемногу отдавала Гале долг. Правда, пятьдесят долларов она таки заныкала.