Читать книгу ЭДИТА, или Четвёртая истерика - Тара Верано - Страница 4

– Представляешь, я заняла третье место на областной олимпиаде по русскому языку и литературе, – взахлёб рассказывала Маше Эдита, взобралась с ногами на сундук, привезённый когда-то из дедушкиного дома как приданое для Эдиты. – Я отставала капитально. У всех потрясающая подготовка. В третьем туре было декламирование отрывка из произведения или стихотворения. Я взяла беспроигрышный вариант – поэму Николая Доризо «В России Ленин родился». Я её всю с четвертого класса помню наизусть.

– Почему беспроигрышный? – переспросила мама.

– Как можно плохо оценить произведение, связанное с именем вождя? Для души я бы читала Цветаеву или Бодлера. Но без вождя никуда. Как я и предполагала, я получила максимальный балл и благодаря этому заняла в итоге третье место. Кроме того, все призёры получили личное приглашение ректора на поступление в Полтавский педагогический институт. Короче говоря, я принята уже.

Маша уже давно хотела завести с Эдитой разговор о будущей профессии.

– И ты довольна?

– Конечно, ещё бы! Тем более, что я действительно хочу быть учителем русского языка. Я мечтаю об этом с детства.

– Это понятно, хорошо. А как же музыка? – продолжала Маша, раскручивая Эдиту на другие варианты.

– Ну, музыка – это для души. Ты же знаешь, я очень стесняюсь выступать на публике, да и нет особых дарований, у меня получается хорошо играть только то, что мне нравится.

– Просто я подумала, что музыкальное училище – это тоже возможность в будущем иметь стабильную профессию учителя игры на скрипке, работать в музыкальной школе. Или играть в симфоническом оркестре, например. Вращаться в кругу людей искусства, музыкантов, певцов.

– Неплохо, конечно, играть мне нравится, но учить других музыке мне неинтересно.

Маша вздохнула. Подошла к скрипке Эдиты, которая лежала в открытом футляре, погладила по гладкому дереву. Провела рукой по белому волосу смычка. Её мечте видеть Эдиту на сцене, похоже, никогда не предстоит сбыться.

– Юрист, например, – продолжила она. – Начать с юридического техникума, потом в институт.

– Мама, юристы только тем и заняты, что бумажки перекладывают. Самая нудная работа.

Откуда Эдите было знать в те времена, что совсем скоро юридические факультеты станут самыми востребованными и профессия юриста одной из самых высокооплачиваемых. Но не будущая зарплата привлекала Эдиту, как и всех идеалистов, она думала только о том, чтобы заниматься любимым делом.

– Нет, мамочка, ты пойми, я люблю всё, что связано с языками, с литературой. Мне нравятся все языки и я готова их учить, совершенствоваться, и учить других. Это же так интересно. Язык такой разнообразный. А литература, столько произведений, разножанровых, по ним можно учить всё: историю, географию, биографию, психологию. Иногда писатель так описывает какое-нибудь место, что не нужно даже фотографии, ты легко можешь представить его себе сама. Например, описание Днепра у Гоголя. А как трудно описать природу, эмоции, чувства, интриги. Это поистине титанический труд – писательство. И чем талантливее написано произведение, тем интересней его читать, изучать и помогать другим его познать, и извлечь полезное для себя.

Маша застыла на месте, видя с какими огоньком Эдита говорит. Поняв, что бесполезно предлагать что-либо ещё, она спросила утвердительно:

– Значит, ты хочешь быть как Людмила Павловна, учителем русского языка и литературы?

– Да, ты же знаешь как я полюбила творчество Гоголя, я горжусь, что живу в городе, который он прославил на весь мир.

В этом Эдита была права. Только здесь можно окунуться в истинный украинский колорит. Тихий и уютный Миргород, раскинувшийся на берегах реки Хорол, – одно из восхитительных сокровищ Полтавского края. В этот сказочный самобытный городок едут, чтобы отдохнуть и оздоровиться, полюбоваться сочными красками здешней природы, ощутить неповторимую атмосферу, в которой творил великий Николай Гоголь и побывать на знаменитой Сорочинской ярмарке. Именно эта полтавская земля дала писателю крылья для полёта, именно здесь он черпал вдохновение для своих бессмертных произведений. Город Миргород не может не привить любовь к литературе.

Людмила Павловна посмотрела на маленькие часики на правой руке. Привычка смотреть на время выработалась за двадцать с лишним лет работы в школе. Но и дома, ожидая очередного воспитанника, она не меняла их. Людмила Павловна с удовольствием встречала каждого своего ученика. Они нужны были ей как воздух, особенно после смерти сына. Предполагали, что потеря сына должна была выбить её из обычного ритма жизни, как мать, она должна была бы выдать своё страдание и горе, но она продолжала проведение уроков, общение после занятий, встречи у неё дома так, как будто ничего не произошло. Как же стойко она перенесла трагедию в своей семье, ничего в ней не выдало переживание и страдание, ничего в ней не поменялось. И это заставляло всех восхищаться ею.

Эдита позвонила в дверь. За время подготовки к олимпиаде, прорабатывая возможные задания, они очень сблизились. Сейчас даже невозможно представить, что можно просто так прийти к учительнице домой, поговорить, попить чаю за беседой. Никто другой из учителей не приглашал Эдиту к себе. А вот Людмила Павловна настояла, чтобы Эдита приходила к ней на консультации.

– Здравствуй, Эдита, проходи, я должна закончить телефонный разговор, – наспех сказала Людмила Павловна, пропуская Эдиту в комнату. И уже через пару минут она была готова к беседе с Эдитой.

– На следующей неделе будут гоголевские чтения в Доме культуры. Я хотела бы, чтобы ты прочитала самый знаменитый отрывок Николая Васильевича Гоголя из повести «Страшная месть», – она открыла сборник произведений в месте, где была закладка.

– Послушай меня:

Эдита внимательно слушала Людмилу Павловну и любовалась ею. Она была очень похожа на одну из фотографий мамы: такая же высокая прическа, чуть набок наклонена голова и обаятельная полуулыбка. Людмила Павловна была очень учтивой, с величественным спокойствием вела беседу, правильная, справедливая, импозантная, напористая, заставляла ученика самостоятельно справляться с трудностями правописания, провоцировала диспут, подталкивая высказывать свое мнение. Эдита смотрела на неё, как на богиню, уважала её и следовала её советам.

– А теперь ты прочти, – попросила она Эдиту.

Эдита взяла в руки текст и, практически не глядя в него, пыталась воспроизвести те же интонации, которые только что услышала. Людмила Павловна внимала каждому её слову как дирижер.

– Неплохо, только не торопись в конце, сохраняй величественность реки до конца текста.

– Хорошо.

– Поработай дома с текстом и в пятницу встретимся на репетиции.

Попрощавшись с любимой учительницей, Эдита, довольная собой, пошла домой. Будущее Эдиты было предрешено: быть как Людмила Павловна учителем русского языка и литературы. И любые другие мамины предложения о будущей профессии были бесцельными и бесперспективными.

На гоголевских чтениях после докладов о творчестве писателя выступление Эдиты стало кульминацией вечера. Это было лучшее её выступление за всё время учёбы в школе.

На выпускном экзамене по русскому языку одна из тем сочинения была предложена такая же, какая уже встречалась в этом учебном году. Эдита её знала наизусть, вплоть до каждого знака препинания. Она вздохнула с облегчением, быстро написала сочинение, перепроверила и сдала одна из первых.

На следующий день Людмила Павловна зачитывала экзаменационные оценки.

Эдита услышала, наконец, свою фамилию: «язык – четыре, литература – пять» – легкий шёпот прошелся по рядам, Людмила Павловна же продолжала спокойно читать дальше по списку.

Эдиту как будто окатили ледяной водой, сердце заколотило со страшной силой. Эдита не могла поверить услышанному: «Как же так?». Она оставалась сидеть в шоке и после того, как все стали расходиться. Подруга тронула её за плечо.

– Идёшь?

Выйдя из оцепенения, повернулась к Оксане и сказала:

– Мне надо подойти к Людмиле Павловне, иди, не жди меня.

– Понимаю.

На апелляции никого не было. Эдита постучалась и вошла. Людмила Павловна не удивилась, увидев её, она как будто ждала этого визита.

– И какие у тебя вопросы?

– Я не могу понять, почему у меня «четыре» по языку, – начала робко Эдита.

Людмила Павловна открыла сочинение, пробежала глазами по страницам и указала на строчку:

– Здесь стоит запятая, которой не должно быть, – и развернула его Эдите.

Эдита глянула и мгновенно вспыхнула:

– Но это сочинение написано один-в-один как школьное сочинение, которое мы писали в феврале в наших тетрадях для сочинений, можете проверить. И в нём именно в этом месте тоже есть запятая. И вы поставили мне «пять». Вы не посчитали это ошибкой, – Эдита говорила торопливо с дрожащим голосом. Закончив, с надеждой посмотрела на своего учителя.

– Тогда я пропустила эту ошибку.

– Что значит пропустили? А сейчас, значит, увидели?

– Это серьёзная ошибка, это экзамен, я не могу игнорировать эту запятую.

– Но я ведь её поставила, потому что считала, что именно так правильно. Если бы вы исправили мне её тогда, в феврале, сейчас я бы её не допустила, – у Эдиты возмущение сменилось отчаянием, слёзы хлынули из глаз.

– Знаешь, Эдита, я считаю, что ты плохо проработала правило на подобные запятые. Ты не уверенна в своих знаниях. Ты доверились мне, а не правилам пунктуации. Это значит, что в других аналогичных предложениях ты бы обязательно сделала ошибку. Ты просто заучила уже готовый материал сочинения, без тщательно проработки каждого момента. В твоём экзаменационном сочинении нет ничего нового, ты подошла схематично.

– Для меня готовые «мои же» сочинения были как образцы. Да, я их заучила. В стрессовой ситуации только заученные вещи хорошо работают. Это же экзамен, а не написание статьи в журнал. Вы же знаете, что я собираюсь поступать в пединститут на русское отделение. А теперь у меня в аттестате по русскому языку будет «четыре». Вы считаете, это будет нормально выглядеть, иметь по профильному предмету «четыре»?

– Я не считаю, что тебе нужно волноваться. Тебя уже и так берут без экзаменов.

– Не в этом дело.

– А в чём?

Эдита на какое-то мгновение притихла, проглатывая накатившуюся слюну.

– Вы правы. Я вам доверилась.

Людмила Павловна продолжала ещё что-то говорить, но Эдита уже не слушала её, слезы и комок в горле мешали ей продолжать спор, она встала и вышла из учительской, не попрощавшись.

Чувство обиды переполняло её. Предательство. Её учитель её предал. Словно в тумане Эдита бродила по городу, ещё и ещё раз прокручивая слова Людмилы Павловны, продолжая не верить в произошедшее, переживая ещё раз каждую возникшую эмоцию. Прохлада после грозы действовала успокоительно. Однако чувство обиды сменилось злостью и ненавистью. Теперь Эдита злилась на себя за то, что слишком идеализировала Людмилу Павловну, на то, что была слишком верной и доверчивой, не допускала даже мысли, что учитель может допустить ошибку. Значит были и другие ошибки, только так и остались незамеченные ею. Как дальше она сможет продолжать общаться с Людмилой Павловной? Как через пару лет придёт в школу для прохождения педагогической практики? В другой школе в качестве учителя русского языка Эдита себя даже не представляла. А ведь она и сама может допустить ошибку, которая может стать роковой для ученика. Готова ли она быть такой же беспринципной, хладнокровной и самоуверенной барышней, какой в новом свете предстала перед ней её учительница? Пять лет Людмила Павловна была для неё иконой, которой Эдита поклонялась, следовала и неукоснительно доверяла. И теперь икона исчезла. Не на кого стало равняться, некем стало восхищаться. А вместе с иконой поблёкло все, что было связано с ней: литература, Гоголь, русский язык, школа, институт, планы на будущее. Красивый маленький городок Миргород превратился в замкнутую комнату, без окон и дверей, где Эдита стала задыхаться перед начинающимся приступом клаустрофобии. Уставшая и морально и физически уже к вечеру Эдита пришла домой.

Маша уже давно ждала возвращения Эдиты, поэтому торопливо побежала открывать дверь. По выражению её лица поняла, что что-то произошло. Она взяла дочку за руку и завела её на кухню, налила воды.

– Что случилось? Почему тебя так долго не было?

– Людмила Павловна поставила мне «четыре» по языку, – еле выговорила Эдита и рассказала историю с запятой.

– Ну, не переживай. В сущности ничего не произошло, – с облегчением сказала Маша. Это была ерунда по сравнению с тем, что она себе уже напридумывала. – И с этой оценкой тебя берут в институт. Она уже не будет ни на что влиять.

– Как же ты не понимаешь? Дело не в оценке. Она меня предала. Я ей верила безоговорочно. Я считала её профессионалом, мудрой женщиной, я её уважала и прислушивалась к ней. Профессионал всегда признает свою ошибку и не будет топить своего ученика, почти коллегу… Мне так казалось… – Эдита, наконец, разрыдалась.

– Если бы она хотела тебе поставить «пять», она нашла бы возможность. Значит, она не хотела, – Маша пыталась найти оправдание учителю, которого тоже, как родитель, уважала.

– Но что ей стоило поставить «отлично»? Можно было ответственность разделить поровну, это не грубая ошибка, можно было простить, не заметить её, или ещё что-нибудь.

– Наверное, так нельзя. Результаты экзамена могут перепроверить.

– Может она не хочет, чтобы я поступала на русское отделение? Может она считает, что это не моё, что я заблуждаюсь в своих наклонностях, в своих знаниях?

– Просто она тебя проучила, чтобы ты была внимательней и сама думала, а не слепо доверяла кому-то.

– Просто проучила? О, да, проучила по-полной. На всю жизнь. Теперь я никому не буду доверять.

– Не обижайся на неё, она, скорее всего, руководствовалась чисто педагогическими и профессиональными нормами.

– Да, я обиделась. Я очень шокирована. Это подло. Учитель должен учить, а не проучивать. Почему она так со мной поступила? Я была самой верной её ученицей. Я всё делала, как она учила и говорила. Она привила мне любовь к филологии. Благодаря ей я горела желанием стать учителем русского языка и литературы. Я так мечтала закончить институт, вернуться в родную школу, стать коллегой Людмилы Павловны.

– Горела желанием. А теперь? – Маша насторожилась.

– Теперь нет, – тихо и грубо произнесла Эдита.

– Что это означает? – Маша застыла в недоумении.

– Я не буду поступать в Полтавский пединститут.

– Как не будешь?

– Мама, я не представляю, как можно победителю олимпиады, которая без экзаменов поступает в вуз, иметь в аттестате «четыре» по профильному предмету? Что подумают в той же приёмной комиссии? Они засмеют меня.

– Да ничего не подумают. Просто примут документы и всё.

– Я так не могу. Эта «четвёрка» не соответствует моим знаниям. Половина класса имеет оценку гораздо выше их знаний, а у меня наоборот. Мне обидно… Я не смогу переступить через такое предательство. Она уничтожила всё лучшее, что у меня было за годы в школе.

– Ты просто очень впечатлительная. Пройдёт время, эмоции улягутся, и ты забудешь об этом экзамене.

– Может и так, но сейчас мне стало ненавистно всё, что связано с этой школой, с этим городом, с этим предметом. Просто теперь эта ситуация будет преследовать меня всё время, как только я буду вспоминать школу. Я не смогу стать учителем русского языка. Теперь это уже в прошлом.

Маша продолжала находиться в оцепенении. Её девочка в один миг перечеркивала всё, над чем работала:

– Как, ты готова вот так просто отказаться от перспектив, которые перед тобой открываются?

– Какие перспективы? Учитель в школе в Миргороде? Это не перспективы. Перспективы открываются перед теми, кто поступает в Москве. Москва даёт людям перспективы. Вот куда надо ехать, а не в этой миргородской луже прозябать.

– Ты серьёзно?!

– Серьезней некуда, – только сейчас Эдита поняла, что просто подсознательно назвала первый попавшийся на язык город, совсем не олицетворяя себя с ним.

– И в какой же институт?

– Институт? Только в университет, МГУ! Устраивает? – теперь это был вызов. Не маме, как могло показаться. Эдита делала вызов сама себе.

– Туда же конкурс до двадцати человек на место!

– Меня это не волнует, – и торжествуя, поражаясь своей наглости, Эдита пошла листать справочник по вузам Советского Союза.

– У тебя истерика. Тебе нужно просто отдохнуть, – успокаивала её мама, следуя за ней, но Эдита уже не слушала её и закрыла перед мамой дверь.

Маша в недоумении опустилась на стул. Впервые она видела Эдиту в таком возбуждённом состоянии. Зная по себе, что всплески эмоций провоцируют людей на неадекватные поступки, она по-настоящему разволновалась. Но причина истерики Эдиты была попросту надумана. Эдита возомнила проблему, которой на самом деле не было. Подумаешь, «четвёрка». Она ни на что не влияет. Можно просто продолжать жить с ней и ничего не произойдёт. Откуда такое отчаяние? Зачем всё крушить на своём пути и создавать себе трудности? Она всегда считала Эдиту спокойной и рассудительной. Так почему сейчас она такая резкая, даже грубая, не пытается рассуждать, а рвёт и мечет? Ей так и не удалось поговорить с дочерью этим вечером. «Ладно, завтра», – решила Маша. – «Может до завтра Эдита успокоится».

Эдита действительно успокоилась. Но своего решения уже не изменила.

Остальные экзамены прошли без эмоций и переживаний, их просто у Эдиты уже не было. Она сдала все экзамены успешно и даже лучше, чем предполагала. Физика была последней. Накануне она перечитала учебник и вдруг все формулы, законы, явления расставились по полочкам, стали ясными и понятными. Эдита пришла уже к концу экзамена и вошла последней. Пожилой учитель с грузным телом и с торчащими в стороны волосами как у Эйнштейна с досадой посетовал:

– Эдита, жаль, что не было в четвертной ни одной «пятёрки», придётся в аттестат ставить «четыре», несмотря на отличные знания, показанные на экзамене.

– А вот по русскому у меня всё наоборот, – с грустью сказала Эдита.

– Опять-таки жаль, но таков порядок.

– Я понимаю.

– Но ты подумай насчёт технической специальности, у тебя цепкий ум, ты справишься с любой.

– Спасибо вам, Ефим Андреевич, наверное, я ошиблась в выборе своей будущей профессии. Может мне надо было больше времени уделять математике и физике?

– Не обязательно. Нужно время, чтобы понять, было это ошибкой или нет. А в жизни и математика и физика всем пригождается так же, как и русский язык.

Аттестат получился в целом хороший, всего четыре «четвёрки». Но он не радовал Эдиту. Выпускной, обычно самый яркий эпизод в жизни школьниц, прошёл для Эдиты скучно и незаметно. Она всё время была погружена в свои размышления, думала над предстоящими трудными решениями. Получение аттестата из рук директора, вальс с одноклассником, гуляние по курорту до рассвета – всё это проделало тело Эдиты. Её мысли были заняты поступлением. Учиться в МГУ – это замашка ещё та. Она, как и многие одноклассники, не стала говорить о своих планах в классе. Каждый из суеверия держал их в секрете. О поступлении в МГУ мечтали все более-менее амбициозные и перспективные молодые люди, выпускники с медалью. Решались на это только избранные или уверенные в своих силах. Готовились за два-три года вперед, у многих на это уходило по несколько лет. Эдита не знала всех реалий поступления в Москве, вообще не представляла как выглядит процесс вступительных экзаменов.

Маша пыталась понять, что же движет Эдитой. Наивность, глупость, отчаяние или отсутствие страха? Тётя Галя сказала прямо:

– Эдита, у тебя псих. Сейчас ты просто не понимаешь, что ты делаешь.

– Я что, бьюсь в конвульсиях или рыдаю? – довольно грубо ответила вопросом на вопрос Эдита.

– Нет, но по сути ты совершаешь немотивированный поступок, который ещё не известно, чем обернётся, ты не можешь предвидеть последствия, потому что ты не готова к нему. Ты не способна сейчас трезво и спокойно рассуждать. Нельзя так реагировать на какую-то там оценку. Я бы посоветовала вообще никуда не уезжать, просто отдохнуть, поработать, пройдёт время, ты успокоишься и через год будешь поступать туда, куда решишь, хоть в Москву, но только через год.

– Но в таком случае я уж точно ничего не теряю. Зачем откладывать на год то, что можно сделать сейчас? – Эдита вскочила с дивана и чуть ли не уткнулась Гале в лицо своей злой мордашкой. Галя попятилась назад, уступая место Эдите.

– Ну не оставляй маму. Ей будет плохо без тебя. Она ведь всё для тебя делает. Не надо её обижать.

– Тётя Галя, – голос Эдиты стал мягче. – Я понимаю, что нам всем хорошо вместе, но мы ведь не расстаёмся навсегда, я только уезжаю на какое-то время. Мы будем созваниваться, писать письма, я буду приезжать на каникулы или праздники. Молодёжь всегда старается выбиться в люди, уехать подальше. Это неизбежно.

– Ты права, но сейчас, я боюсь, что ты совершаешь глупость, о которой потом будешь жалеть, – не унималась тётя Галя.

Эдита, качаясь на стуле, уткнулась в одну точку, молчала. Маша и Галя переглянулись, пожали плечами, продолжая выжидающе смотреть на Эдиту. Она первой нарушила молчание.

– Помните, как у Андрея Дементьева, – задумчиво произнесла Эдита:

Три женщины ещё какое-то время сидели и молчали. Каждой по-своему было грустно и тяжело на душе.

– Я понимаю, что может быть поступаю неразумно, но я знаю одно, что сейчас я больше всего хочу уехать из Миргорода. И мне всё равно куда.

– Мне только интересно, на какую же специальность ты будешь поступать? – спросила тётя Галя.

– Я долго думала и пришла к выводу, что ничего, кроме гуманитария, из меня не получится. Если не на русское отделение, тогда остаётся только иняз, то есть на французское отделение.

К удивлению Эдиты её мама отошла от шока достаточно быстро и теперь воодушевлённо старалась помочь дочери. Она сразу же созвонилась с какими-то дальними родственниками, проживающими в Москве, договорилась остановиться у них.

– Мама, я почитала, что мне предоставят общежитие на время вступительных экзаменов, так что передай родственникам «спасибо», но жилье мне не нужно. И тебе ехать тоже не нужно. Я сама справлюсь.

– Мария Егоровна сказала, что даже если ты не поступишь, она сможет тебе подыскать работу у себя в гастрономе, – не унималась мама.

– Ты думаешь, что мне стоит в любом случае оставаться в Москве?

– Конечно, все-таки столица это престижно и даёт много возможностей, ты сама говорила.

В очередной раз Эдита удивилась маминой предприимчивости и готовности решать любые проблемы и преодолевать любые препятствия.