Читать книгу Апостолы игры - Тарас Шакнуров - Страница 7

«Привет, мой дорогой!

По поводу твоего последнего письма… Во-первых, я рад за твое здоровье – хорошо иметь прямой доступ к витаминам. Хотя, прошу тебя, не забывай все же, что воровство – это грех. Насколько я понял, вам все-таки не разрешается ни есть на месте, ни тем более выносить фрукты из цеха. Мелочь, конечно, но ты же знаешь – обвал начинается с падения маленького камушка. Так что, пожалуйста – думай, что ты делаешь. Ладно?

Во-вторых… Во-вторых, меня очень радует настроение твоих писем. Приятно, очень приятно понимать, что мой друг наконец-то нашел себя. Пусть и в английском пакхаусе. Разве же это плохо? Это замечательно, это его выбор и он сделал его! Не всем быть менеджерами, директорами, и уж тем более не всем быть политиками и вождями, правда? Заяц, это была достаточно толстая ирония, так чтобы даже тот, кто в силу своего рабочего графика читает только анекдоты в интернете, её понял. Ты понял, правда?

Я понимаю, мы с тобой много раз об этом говорили. И да – кто я такой чтобы судить? Я прекрасно знаю: «Не судите и не судимы будете». Всё так. Но я уверен – ты не до конца понимаешь, что делаешь, если понимаешь вообще. А как твой духовный наставник (ха-ха) я не могу просто отступиться и оставить тебя в заблуждении.

Дорогой мой Андрей (Андрюс, Андреюс – к какому бы из вариантов ты сейчас не склонялся), вот чего ты не можешь понять: есть святость, есть добродетель, есть грех, есть самоубийство. И не случайно нет ничего страшнее последнего. Потому что если грех – это издержки слабости духа человеческого, это неизбежные ошибки на пути свободного выбора в поиске Бога – поиске уникальном для каждого, то самоубийство – это отказ. Отказ от свободной воли, отказ от себя, отказ от Бога. И поэтому то, что делаешь ты – это самоубийство. Ты отказываешься. Ты хоронишь себя заживо. Ты себя тушишь. Почему? Что за неполных тридцать лет твоей жизни случилось такого, что заставляет тебя отказаться от своего пути, от своего огня? Ты ведь даже не в людях разочаровался – в системе. И поэтому ты решил что? Ты решил из неё выпасть. А хочешь, я напомню как всё начиналось? Мы сидели тогда в «Чили»20 на Диджиойи, справляли три года окончания школы. Почти всем классом. И ты тогда объяснял: мне, Артурчику, Виктории и Йолите, что понимаешь: вступать в партию (любую!) – глупость, если только ты не намерен побороться за то, чтобы политика наконец-то начала служить людям. А ты – говорил ты – намерен!.. Так что же?

И не надо мне рассказывать про юношеский максимализм, Андрей. Я тебя с детского сада знаю. Максимализм – часть тебя: он у тебя был младенческим, детским, подростковым, да и старческим будет – если доживешь. Другое дело, что если ты собираешься доживать до старости так – то он у тебя будет выражаться в третировании тех, кто рядом с тобой. Ибо – всё плохо и должен же в этом быть кто-то виноват. Правда? Бедные, в таком случае, твои дети… Бедная твоя жена… Кстати, привет Неринге. Рад, что вы решили поменять ей фамилию. В нашем мире, когда разница между сожительством и браком (во всяком случае, светским) становится всё более номинальной, смена фамилии – серьезный и правильный шаг. Но всё-таки – подумайте о венчании. Ибо даже союз сильных людей крепче в разы, когда его охраняет Бог…

Но вернемся к нашим баранам. То есть, к барану. В смысле – к тебе, Заяц. Если бы наша беседа происходила вживую, то как раз сейчас ты бы, скорее всего, припомнил мне мой выбор. Да? Я тоже долгое время сомневался в том, куда мне идти, и очень может быть, что пошел не туда… Не может. Знаешь почему? Потому что мой путь, так как он видится мне, заключается даже не в служении Господу, а в посредничестве между ним и людьми. И в этом смысле не было большой разницы кем я стану: верующим физиком или изучающим физику священником. И в том, и в другом случае я по мере своих сил занимаюсь тем, что пытаюсь помочь миру понять божественное, просто нужно было решить на каком из этих путей я смогу продвинуться дальше в этом служении. Если бы Господь дал мне чуть больше таланта в Игре, то и она была бы возможным третьим путем, потому что по моей глубокой вере, во всяком случае для нашего народа, баскетбол является наиболее очевидным и наиболее эффективным инструментом благодати Божьей. Эффективнее самой Церкви, да не сочтутся эти мои мысли богохульством.

Это напомнило мне, как однажды – в прошлом году – я водил Вику на трансляцию матча «Литва – Германия». Одиннадцатого сентября, в десятилетие трагедии, которая, что бы там ни говорили о ее политической подоплеке, все-таки сильно поколебала веру нашего мира в светлое, в подвальном баре в центре Вильнюса волна эмпатии, энтузиазма, воодушевления объединила совершенно разных людей – разных возрастов, социального положения, национальностей… Они все просто собрались посмотреть баскетбол в этом баре. Они вышли из этого бара с чувством веры в светлое будущее, с чувством единения… Друг с другом? С народом? По-моему, с Богом. Вика, конечно, с этим не согласилась – у нее были свои философские объяснения, ну да ладно. Посидели все равно хорошо.

Ты, кстати, с ней не списываешься? Если нет – зря. У вас много общего. Она тоже, будучи магистром современной философии, решила в конце концов «в народ» податься. Ну, хотя бы не так приземленно как ты – буквально не так приземленно. Она теперь стюардесса. С прошлого ноября. EasyJet, знаешь таких? Они английские, она сейчас где-то рядом с Лондоном живет и жить будет… Так что вы соседи – вот тебе еще одна общая черта. Плюс – я вас обоих люблю, конечно…

У меня, в целом, всё в порядке. Последние серии «Большого Взрыва» разочаровывают, впрочем, как и весь пятый, да и четвертый сезон. Жалко. Первые сезоны казались очень даже удачными.

Ладно, Зайчик, как бы там ни было – держись и не держи на меня зла за резкость. В конце концов – кто тебе ещё мозги прочистит, если не друг-священник?:) Я понимаю – всем нужны привалы и периоды спокойной жизни. Ты только сам помни: если привал слишком затягивается – на месте военного лагеря вырастает город, а бывшие солдаты превращаются в бюргеров. А оно тебе надо? Благослови тебя Б ог, Андрей. Пиши ещё!

Твой Уж!»

***

Впервые они встретились на перемене. Если это можно считать полноценной встречей – хрупкая тоненькая девочка-спичка с выразительными глазами, волевым лицом и короткими черными волосами прошла в сопровождении их классухи мимо них в кабинет директора. С кожаного мальчикового рюкзака у неё за спиной улыбалась наклейка «доброго привидения» Каспера.

– Какая… – на выдохе, с нескрываемым восхищением произнес десятиклассник Уж. – Как ты думаешь, к нам?

Его друг, одноклассник и вечный сосед по парте Заяц сосредоточенно думал. Родители Зайца, будучи хоть и литовцами, но ссыльными – родившимися и прожившими всю молодость где-то в холодных регионах России и переехавшими в Литву только в начале девяностых – отдали сына в литовскую школу, но старались привить ему если не любовь, то неплохое знание русской культуры. Мама его вообще была литовской только номинально – по отцу, который, по её словам, литовского в себе имел только фамилию. Сейчас Андрей вспоминал стихи одного из русских классиков – что-то про «мгновение» и «чистую красоту». Строфа целиком не складывалась, и Андрей сдался. Тем более все равно поделиться к месту вспомнившейся цитатой было бы особо не с кем – ценителей и знатоков русской поэзии вокруг него на данный момент не наблюдалось. По правде говоря,рядом с ним не наблюдалось никого кроме Ужа. Андрей повернулся к нему.

– Вообще, логично предположить, что да. Иначе зачем бы её Лайма сопровождала? Пойдём, а то чаю попить не успеем.

Следующим уроком был английский, время на котором друзья традиционно проводили за игрой в «точки». Начальная стадия игры проходила с переменным успехом и, к моменту, когда в класс зашли классная и новая ученица их класса, стороннему наблюдателю даже могло казаться, что шансы на успех в партии обоих противников все еще равны, но на самом деле – и это одинаково хорошо понимали оба – победа уже была за Ужом. Самого Жильвинаса, традиционно выигрывающего у Андрея три игры из пяти, это сейчас мало интересовало.

– Это что, она её к нему?..

Перегруженный местоимениями вопрос друга был понятен Андрею. Единственное свободное место в классе было за партой Лабанаускаса – местного представителя той породы одноклассников, вместе с которыми обычно никто не хочет сидеть, да и они сами прекрасно обходятся без компании. Лайма заканчивала представлять классу Викторию – так звали новую ученицу. Широким крестом Заяц перечеркнул поле боя и, шепнув другу: «Боевая ничья», встал с места:

– Знаешь, Жильвинас, от кого-от кого, но от тебя я таких националистских взглядов не ожидал! Ну и пусть он играет за Россию, он не становится от этого предателем Литвы. Не его вина, что в Литве нет хоккейной сборной! В конце концов, Хомка и компания тоже за Союз играли – и что? – чувствуя, как взгляды всех находящихся в классе обратились к нему, Андрей завершил свою тираду коротким выводом. – Не буду я с тобой сидеть после этого.

Красивым броском он отправил свой рюкзак через весь класс точно на парту Лабанаускаса и сам полным достоинства шагом проследовал туда же. – Лучше уж с Лабасом сидеть, честное слово…

Устроившись на новом месте, решил вспомнить о так и застывших, наблюдая за разыгрывающейся сценой, учительницах и новенькой.

– Простите, что прервал. Просто с некоторыми вещами мириться нельзя. Виктория, от лица всего класса – добро пожаловать в наш коллектив!

Андрей сел. Классная выдохнула и обратилась к девочке:

– Вот, Виктория, это – Андрей Кишкис, наш староста. Если у тебя будут какие-то вопросы – ты всегда можешь обращаться к нему. А пока давай посадим тебя…. – теперь единственное свободное место было рядом с Андрюкенасом. – Ну, садись пока рядом с Жильвинасом. Он тоже очень хороший мальчик, на самом деле, не знаю, что у них с Андреем произошло…

Проследив как Виктория робко проследовала к парте Ужа, Лайма обвела класс взглядом. – Мы обсудим сегодняшнее происшествие на классном часу. А пока – не буду вам мешать.

– So, we all happy to meet our new friend Viktoria21, – начала англичанка, когда за классухой закрылась дверь. Виктория в это время наклонилась к Ужу:

– Вообще-то я тоже частично русская…

– Ну, Заяц… – вздохнул Уж. В отличие от российской поэзии, советскую мультипликацию он знал неплохо.

***

– А в конце концов все упирается в принцип квантово-волнового дуализма и все рассуждения о преимуществах одной теории природы света над другой становятся просто смешными спекуляциями. И опять интересным все это становится только тогда, когда в уравнение включается еще и библейская концепция света – и тогда перед нами оказывается открытое для игр разума поле под общей темой «Законы Физики и Ветхозаветная Онтология»…

– Тебе все это по-настоящему интересно, да? – Виктория отложила учебник и откинулась на кровати. Уже неделю они каждый день проводили по несколько часов или у неё дома, или у него, готовясь к экзамену по физике. Точнее, Вика не пыталась обманывать себя – Уж натаскивал её. В том, что сам Жильвинас сдаст экзамен на 90 и больше пунктов сомневаться не приходилось. Сегодня они занимались у Ужа и Жильвинас, уступив даме место на кровати, подобно заправскому лектору ходил по комнате, отправляя время от времени миниатюрный мячик в прикрепленную над дверью миниатюрную версию баскетбольного кольца. На нём были спортивные штаны свободного покроя и рубашка с коротким рукавом. Вика же была одета в короткие, на грани приличия, шорты и маечку – такую, о которой, с одной стороны нельзя сказать ничего плохого, с другой – когда вот так, как сейчас, девушка ложилась на спину, маечка натягивалась. и девушка знала об этом. Впрочем, как и о том, что Жильвинас не будет предпринимать никаких действий, предпочтя не замечать ни форм, ни намёка. В эту игру они играли уже давно. Слишком давно – как на взгляд Вики, упорно продолжающей подталкивать Ужа к действиям или хотя бы к объяснениям, так и на взгляд Жильвинаса, не менее упорно игнорирующего действия Виктории. Третьим человеком, считающим, что их игра слишком затянулась, был Заяц, но его в комнате не было.

– Пересечение религии и науки? Да, – Жильвинас качнулся на месте, пытаясь найти место откуда он может вести диалог так, чтобы изгибы Викиной майки не цепляли взгляд, но и его нежелание включать их в поле зрения не было слишком очевидным. Наконец, уселся на подоконник: оттуда ему были видны ступни и голова гостьи, остальное закрывал письменный стол. – И одна, и другая пытаются найти какие-то основополагающие принципы нашего мира, но при этом зачем-то каждая критикует то, что удалось накопать другой. Хотя, казалось бы, если основная цель – правда, а не доказательство собственной правоты, то в чём же дело?

– Но Бог есть? – Вика перелегла на бок и подпёрла рукой голову.

– Бог есть, – Жильвинас убеждённо кивнул. – Но это не противоречит ни одному из законов физики, так что зря ты пытаешься поймать меня на противоречиях…

Несмотря ни на что им было по-настоящему интересно друг с другом.

***

– Спичка, ну как тебе ещё объяснить-то: он верующий. Причем не так, как это принято: ходишь в церковь раз в неделю, шапку при входе снимаешь – значит ты чист перед Богом. Он со всего размаху пытается понять, что Богу от людей надо, и как он может в этом Богу помочь....

– А, в общем, я мешаю их с Богом взаимоотношениям, да?

Заяц любил их уединенные прогулки: если не считать домашних, Виктория была единственным человеком, с кем он разговаривал по-русски. Но всё чаще последнее время их разговоры крутились вокруг Жильвинаса и нежелания Ужа развивать их с Вичкой отношения. И это напрягало.

– Ты, как таковая – нет. Те чувства, что он к тебе испытывает – возможно. Во всяком случае до тех пор, пока Бог у него – Бог христианско-католический, совершать осознанный грех он не будет. И не потому что боится прогневать Бога....

– А потому что это недостойно, да. – Вика вздохнула. – Заяц, сейчас экзамены прошли, выпускной отгремел, лета всего ничего осталось. Пройдет оно – и всё, разбежались, в общем. Дальше другая жизнь, другие мы – и хорошо, если мы вообще будем иметь хоть какое-то отношение к нам школьным…

– Это как? – в первый раз за этот разговор Зайцу стало интересно, но Вика только дернула плечами.

– А так… Есть у меня одна мысль… В общем, жизнь человека ни фига не прямая непрерывистая линия, она скорее как набор параллельных отрезков, выстроенных «лесенкой». В общем… Мне-то что теперь делать?

Андрей пожал плечами. Больше всего в этих беседах его напрягало то, что искренне любя их обоих, ни одному из них он не мог предложить дельный совет. Единственное, что ему оставалось – неловко сменить тему.

– Для начала – приходи за нас болеть. Мы со следующей недели в «Стритбаскете» всех рвать будем.

***

Церемонию вручения Жильвинас почти не заметил. Он даже пропустил момент, когда его объявили «лучшим разыгрывающим», среагировав только на толчок стоящего рядом Зайца: «Иди, Уж, ты – звезда». Всё это время он думал о состоявшемся прошлым вечером разговоре с Вичкой. О наконец-то случившемся разговоре.

Вчера они отмечали финал «Стритбаскета» и своё третье место на турнире. «Есть куда расти, жаль только, что уже некогда», – так открыл вечер Андрей. – «Останемся в памяти масс бронзовыми призёрами, что поделать. Значит, за «Королей Улиц», королей-недоросликов»!

– Ну да, вы со своим кольцом не меньше Фродо носитесь… – прокомментировала тост Вика – единственный посторонний принятый в компанию команды. Сидевший рядом – он всегда сидел где-то рядом – Уж повернулся к ней:

– Моя прелессссть!

Вика фыркнула:

– Не ври, мяч – твоя прелесть, а не я. Если бы ты им еще и делился чуть чаще, как, вообще-то, таким как ты и положено, вы бы, может, сейчас первое место отмечали… В общем, раз уж ты заговорил… – с этими словами, она потянула Ужа из-за стола. На их шевеление отреагировал Римлянин:

– О, точно, пойдёмте покурим! – Рванулся он, но тут же был принят «на корпус» Коксом. Замер, и, наконец, оценив ситуацию, сел на место. – Уж же не курит…

Зайцу же вспомнилась фраза, с помощью которой, по мнению его репетитора, легко запоминаются наречия-исключения в русском языке. Он огляделся вокруг, но единственная в их компании, кто могла бы сейчас оценить уместность каламбура «Уж, замуж, невтерпеж», как раз покинула стол. Да и она, скорее всего, не пришла бы от шутки в восторг. Могла бы даже в лицо заехать…

Компания собиралась в баре, рядом с «Меркурием» – безымянным и потому, называемым по имени магазина, в тени которого прятался. Местный пивной бар, ставший в процессе взросления чем-то вроде «штаба» – такой есть у каждой компании. Ничего особенного. Ни в его меню, ни в его интерьере, ни в площадке перед ним – в данном случае это вообще была автомобильная парковка. Поэтому обычно, когда выходили из бара не просто покурить по-быстрому, но и поговорить по душам – отходили как раз за магазин, в небольшой скверик с несколькими скамейками. Но Вика к удивлению Ужа, пройдя прямо на центр парковки, встала рядом с чьим-то мотоциклом. Мало того, положила руку на руль.

– Вот, смотри. Я давно с родителями на тему подарка в честь окончания школы договаривалась, но так до конца не верила, что они купят. А вот… В общем, ещё несколько дней назад подарили, но вам тогда не до этого было. Показываю сейчас.

– Поздравляю… – начал Жильвинас, но осекся. Вика нетерпеливо цыкнула на него.

– Молчишь, когда не надо, так и сейчас не перебивай. В общем… – Она помолчала, решаясь. – Слушай. Вы завтра отстаиваете эту «церемонию вручений» и всё – ты свободен, так? – Жильвинас осторожно кивнул.

– Так, – удовлетворенно повторила Вика. – Так вот, слушай… Завтра, в семь вечера, с этой площадки я отъеду в сторону Тракайских озёр и проведу возле них следующую ночь – в палатке и двухместном спальном мешке. Как ты видишь, это транспортное средство тоже двухместно. В общем, завтра. В семь. Вечера. Решай. – Проговорив последние слова так, словно забивала ими гвозди, сосредоточенно при этом глядя на шляпки, Вика, наконец, подняла глаза на Ужа. – Ну а я пока поеду. Парней от меня поздравь ещё раз, ладно?

На самом деле, воспринимать происходящее рядом с ним Жильвинас перестал уже тогда, сразу после того, как мотоцикл Вички свернул с площадки, выехав на бывшую «улицу Космонавтов». На автопилоте вернулся в бар, пробормотал что-то о том, как у Вики образовались дела и просидел весь остаток вечера, уткнувшись в свой бокал Coca-Cola. Один раз случайно хлебнул пива из бокала Зайца, но даже не заметил ошибки. Зайцу и тем более всем остальным не рассказывал. Он знал, конечно, что их непонятные недоотношения с Спичкой-Вичкой, ни для кого в этой компании не секрет, но сам разговоров на эту тему никогда не допускал. Их отношения, отсутствие отношений – его решение, решение, которой он раз за разом мучительно переоценивал и принимал. Но сейчас что-то мешало очередной раз согласиться с доводами воспитания и веры, не получалось проникнуться мыслями о греховности плоти… Не в плоти все-таки дело. И неисповедимы пути Господни. И не все пути, что он видит перед собой, требуют полной аскезы. И, в конце концов, Бог есть любовь.

***

– Почему? Почему ты не можешь жить как все? Ты же сам говорил, что это равнозначные пути – так поступай на физику, становись профессором, ухаживай за Вичкой, спи с ней, расти с ней детей. Что плохо? Какого, спрашивается, хуя тебя тянет в семинарию? – в отличие от Жильвинаса не сквернословящего вообще, Заяц ругался матом, но редко. Сейчас был именно такой случай, когда мат выражал его эмоции лучше всего. Уж заявил, что выбирает путь религии.

– Мне кажется, этот путь все-таки прямее, – Уж упрямо сжал губы. – Я всё решил, Заяц. В конце концов, сколько можно девушку мучить, сам посуди. Это же бред: я – объект её роковой страсти. Да по ней полрайона сохнет! Вот пусть и будет счастлива.

– А почему она не может быть счастлива с тобой?

– А ты сам подумай… – Уж прицелился и отправил мяч в корзину. Мяч, прошел сквозь кольцо не задев его, и со стуком, эхом разошедшимся по ночному двору, опустился на землю. – То есть, это всё с десятого класса продолжалось, а сейчас я такой прихожу: всё, я определился, я буду вести светский образ жизни. Идём, трахнемся, наконец-то…

– То есть, ты выбираешь Церковь для того чтобы в её глазах не было идиотизмом, что ты отвергал её на протяжении двух лет? Ты – феерический дебил, Уж, у меня слов нет! – подобрав мяч, Заяц зашагал к подъезду. На полпути обернулся к оставшемуся на площадке Жильвинасу. – Видеть тебя, блядь, не могу! Долбоёб! – последнее слово было произнесено по-русски, но Жильвинас понял.

***

После концерта они присели за столиком в холле «Forum Palace». Вика потягивала белое пиво, Жильвинас – верный сложившемуся образу, образу жизни, обетам и всему, чему он оставался верным – целомудренно пил кофе.

– До сих пор не могу поверить – я на концерте «Ленинграда» с тобой. С тобой! Я вообще не знала, что ты их слушаешь! Заяц – да, понятно. Но ты?!

Виктория была весела и возбуждена, за ней было приятно наблюдать. Жильвинас улыбнулся в ответ:

– Заяц и приучил. Ещё в те времена, когда я в семинарии учился, а он вовсю в LSA22 активничал. Утверждал, что ему «Ленинград» необходим для поддержания тонуса, а мне полезен, чтобы совсем святым не сделаться и в небо не вознестись раньше времени. Он, кстати, дико завидует нам. Утверждает, что я специально со Всевышним договорился чтобы тот Шнура в Вильнюс приволок – чтобы ему в Литву захотелось.

– А он по-прежнему не хочет? – в отличие от Ужа Вика с бывшим старостой не переписывалась и с тех пор как он решил покинуть Литву слышала о его делах исключительно от Жильвинаса. Как и о делах большинства других одноклассников – Жильвинаса сан не сделал затворником, скорее наоборот. Пользуясь статусом священника, Уж всерьез взялся за роль всеобщего-всеклассного духовного попечителя и гуру, и, в этом качестве, без стеснений навязывал свое общество даже тем из одноклассников, кто в детстве с Ужом разве что здоровался. А с «Королями Улиц», Викой и еще несколькими близкими друзьями тех времён, он общался, кажется, даже плотнее чем в школе. Если не лично, то с помощью электронной почты.

– Не хочет, – Жильвинас вздохнул. Все-таки из всех друзей Заяц и был ему ближе, и беспокоил больше. – Утверждает, что уже одного предательства страны с него было достаточно, а после второго – так и разговаривать не о чем…

– А второе – это что? – удивилась Вика. То, как Андрей вдруг бросил свою активно развивающуюся карьеру в литовской политике, поменяв ее на эмигрантский хлеб чернорабочего, они обсуждали неоднократно и поэтому с «первым предательством» было относительно ясно.

– Помнишь пару месяцев назад мы с тобой матч смотреть ходили? Так вот, через три дня была следующая игра, и тогда-то второе предательство и свершилось, – через силу улыбнулся Жильвинас. Воспоминания о последних минутах матча «Литва – Македония» и у него по-прежнему отзывались звенящей обидой, разочарованием…. Некоторые вещи понятны только мужчинам. И только другим мужчинам можно признаться в том, что понимаешь их. – Кстати, о жертвах того матча… Я так и думал, что в зале видел Римлянина…

Вика обернулась. К ним, заметив их в уже изрядно опустевшем фойе-баре, приближались бывший одноклассник, бывший успешный спортивный журналист, бывший ведущий спортивный телекомментатор Артурчик Роматис и его вечная, уже четыре года как, невеста «Мисс Литва2009», «Мисс Балтия – 2010», «Вице-Мисс Европа 2011» Юргита Юрайте.

– Где ваши руки, бейте в ладоши, суки!23 – Римлянин поздоровался с ними цитатой, чем заслужил сердитый взгляд Юрги. И хотя заметить этого взгляда он не мог, почувствовал сразу. – Да ладно, Юрга, они же на этом концерте были. Я же не «Побрей Пизду»24 при вас с Викой выкрикиваю…

– Вот именно это ты сейчас не сделал, – фыркнула его спутница. – Здравствуй, Виктория, привет, Жильвинас. Как вам концерт?

– Восхитительно! Я полностью сейчас понимаю Артура, сама до сих пор под впечатлением… – Вика дружелюбно улыбнулась Юргите, давая понять, что всё нормально и поведение Артурчика – это действительно не то, из-за чего, по крайней мере в данной компании, его девушке стоит переживать. Юрга чуть облегченно улыбнулась в ответ:

– А мне, если честно, так себе. Не мое это… Но Артур очень настаивал, и… – тут Юрга замялась. – В общем, нужно же иногда получать новый опыт, правда?

– Правда, – кивнул Жильвинас. Он уловил заминку в речи девушки, Юрга не хотела обсуждать с ними проблемы Артура. Спросил нейтрально – Как ваши дела вообще?

– Ай, – Римлянин махнул рукой. – Я у Саулюса на складе подрабатываю и активно работаю над несколькими новыми проектами, посмотрим, что получится… Юрга – всё в разъездах – дефиле, фотосессии. В общем и не видимся почти последнее время… А так – нормально. «Не опускаем головы, даже когда не везет»25, чё…

– Ладно, было приятно, – почувствовав, что Артур приблизился к скользкой теме, Юрга потащила парня к выходу. – Встретимся ещё!

– Бывайте! – помахали им в ответ Жильвинас с Викой. Когда парочка покинула «Forum Palace», Вика вздохнула.

– Мне не по себе от её присутствия рядом. Не может женщина быть такой красивой… Как вы вообще, глядя на нее, ещё о чём-то думать можете?

– Ты знаешь, у меня очень натренированная выдержка, – улыбнулся Уж. Вика кивнула. Резко, не давая молчанию успеть опуститься на столик, Жильвинас сказал первое, что ему вспомнилось:

– Ты знаешь, они же поженились!

– Кто? – вынырнув из начавших затягивать ее воспоминаний, Вика непонимающе посмотрела на друга. – Артурчик с Юргой?

– Не, Заяц с Нерингой. Еще весной.

– Ого… Там, я так понимаю? Могли бы и пригласить, мне кажется… Как прошло?

В голосе Виктории так явно прорезалась обида, что Жильвинас рассмеялся:

– Вот! У меня точно такая же реакция была, как узнал! А они, оказывается, вообще никого не звали и ничего не делали: взяли двух своих соседей в качестве свидетелей и поехали в местный аналог ЗАГСа. Говорит, потом даже не особо праздновали: распили дома бутылочку на четверых и всё.

– Ясно… – Вика повела по столу бокалом, вспоминая Нерингу. Девушка в жизни Андрея появилась практически в то же время, когда все остальное из нее начало выпадать. И по всему выходило, что именно она послужила тем спасательным кругом, который удержал Зайца на плаву. Если, конечно, не считать, что он все-таки пошёл ко дну. – В общем, они красивая пара. Он же с ней счастлив, правда?

Теперь пришел черед Ужа задуматься.

– Она мне нравится, – наконец, сказал он осторожно. – И я уверен, что им очень хорошо. Я иногда боюсь, что им слишком хорошо друг с другом…

– А что, так бывает? – Вика с вызовом посмотрела в глаза Жильвинасу. Прошло столько лет, и через все эти годы им удалось пронести свою дружбу и по большей части невыраженную увлеченность друг другом, но отголоски той игры, которую в самом начале упорно вела угловатая девочка-подросток, нет-нет, да начинали звучать в их разговорах. И в таких случаях Уж отыгрывал свою партию по давнишнему, неоднократно доказавшему свою эффективность сценарию: не замечал её намёков.

– Не знаю… Понимаешь, я последний, кто будет спорить с неисповедимостью путей Господних. И, конечно, вполне возможно, что тихое скромное семейное счастье вместе с Нерингой где-то в английской провинции – это и есть предназначение Зайца. Но я никак не могу прогнать от себя мысль о том, что если бы Неринга не появилась в его жизни – он бы попсиховал из-за того, что всё в системе неправильно какое-то время, и вернулся бы к общественной деятельности с новыми силами – чтобы делать Литву лучше. Потому что по моим ощущениям, когда он хотел этого – это было правильно. Хотя… – Жильвинас закончил свою мысль ироничной улыбкой, – кто я такой чтобы спорить с Всевышним о предназначении третьих лиц?

– Кто, если не ты? – улыбнулась в ответ девушка. – Ты же единственный адвокат перед Богом для меня, Зайца, Артурчика и многих других… Кстати, ты заметил, что мы – последние оставшиеся здесь люди, не считая крайне недовольного нашим присутствием персонала?

– Действительно, – огляделся по сторонам Жильвинас. – Отвезти тебя домой или, хочешь, еще куда-нибудь заедем посидеть?

Как бы то ни было, им до сих пор нравилось в компании друг друга.

***

«Два Ка» приехали первыми. Жильвинас на звонок шапочных знакомых из юности отреагировал на удивление спокойно: первым делом уточнил нужна ли его помощь в качестве священника и, выяснив, что речь идет о деловом предложении в другой сфере, пообещал проверить, что у него со временем и перезвонить в ближайшее время. Перезвонил через час и поинтересовался подходит ли Каролису три часа дня во вторник в Акропольской26 «Pizza Jazz»27 – за теми столиками, что возле ледовой арены. Лиздейке подходило. Сейчас он, готовясь к предстоящему разговору, сидел, закрыв глаза, слушая как недоумевал наблюдающий за нелепыми движениями подвыпившей молодежиКость:

– Ладно, предположим, ему Акрополь удобно, понимаю. Но что, он другого кафе здесь выбрать не мог?

К-1 улыбался. Утром, впервые после разговора в школе вышел на связь Демон. Вышел и сообщил, что ЗАО «Дворняги» становятся генеральным спонсором, или одним из таковых, сборной Литвы по баскетболу, а Вайдас Балтушайтис, Повилас Микщис, Михаил и Дмитрий Огневы – её игроками. Спонсорство «Дворняг» было подано безапелляционным ультиматумом, но Каролис спорить и не собирался. Как руководителю команды ему нужно было думать о спонсорах – финансовая помощь Олимпийского Комитета собираемой Каролисом баскетбольной команде была ещё под большим вопросом. Теперь, ещё до встречи со вторым потенциальным разыгрывающим сборной, получалось, что собрана половина необходимой дюжины. Первый этап сумасшедшего плана воплощался в реальность удивительно легко и это радовало. Настораживало, конечно, тоже, но, понимая, что всё самое сложное ещё впереди, Лиздейка предпочитал радоваться. Поэтому и на недовольства Кости он отвечал примирительно:

– Да ладно тебе – им же весело. Можно подумать ты сам не катался ни разу…

– Представь себе. Офицер внутренних сил должен всегда выглядеть и поступать достойно. А ты посмотри на этих клоунов – как тут достоинство сохранить?

– Поэтому мне тут и нравится. Это единственное место в городе, где можно посмотреть на людей, не тратящих всея себя на то, чтобы выглядеть достойно и правильно.

– Здравствуйте, дорогие, чем могу помочь? – подошедший уже с чашкой кофе Уж занял место за столиком и хотя и перешёл сразу к сути дела, всем своим видом выражал дружелюбную заинтересованность в своих собеседниках. Те же рассматривали Ужа с плохо скрываемым любопытством, пытаясь найти в его образе что-то, выдающее принадлежность к Церкви. Выглядел Жильвинас совершенно стандартно и друзьям ничего не оставалось, как поздороваться и перейти к разговору. Слушал их Уж внимательно и внешне спокойно. Не интересовался психическим здоровьем собеседников, не стал задавать набивший уже Ка-1 оскомину вопрос: «Что, даже Валанчус отказался?» Выслушав их, он вообще не торопился говорить хоть что-то. Допил кофе и, отвернувшись, долго смотрел на ледовые развлечения вильнюсцев и гостей столицы за стеклом. Так долго, что Лиздейка уже решил, что сейчас Уж встанет и так, не сказав больше ни слова, уйдет. Может, попрощается. Но Жильвинас всё-таки повернулся к ним.

–Вы случайно не знаете, Лутон же недалеко от Лондона?

***

«…И знаешь, солнышко, они мне всё это говорят, а я смотрю на них и всё что могу ответить – это спросить: «ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ МНЕ ПРЕДЛАГАЕТЕ», вот так – капсом – и понимаю, что они не понимают, так что и спрашивать глупо, и объяснять. Потому что… Потому что Бог, конечно, един и любой из путей, ведущих к Богу – праведен, но нельзя одновременно следовать несколькими путями. Это недостойно. А Игра – один из путей. Если Наука – способ привнести Бога в мир силой мысли, Религия – силой слова, то Игра – это наиболее яркий способ подарить людям Бога действием. Это разные пути и они требуют слишком разного, чтобы искренне следовать им – одновременно. А там, где нет искренности – нет и божественности, это очевидно.

Кстати, помнишь – летом двухтысячного ты ходила в Вингис болеть за нас? Знаешь, наш матч за третье место среди моих игр – любимая игра вообще и, наверное, лучшая моя игра. При том, что я там не делал ничего сложного, не стремился разыгрывать какие-то конкретные комбинации – просто всю игру старался не торопиться и позволять игре идти так, как она хочет. И быть открытым к её пожеланиям, конечно, быть готовым их услышать. Помнишь, всю первую часть четвертого периода шла очень напряженная игра «очко в очко», а потом на шестой минуте мы начали отрываться? Знаешь, с чего тот рывок начался, как к нам пришла победа? Джи выбросил мяч из-за боковой Саулюсу, а Саулюс то ли поскользнулся, то ли на шнурок наступил – в общем, не принял пас. Его хватило только на то, чтобы одним касанием перекинуть его в мою сторону, причем я паса не ждал и не был к нему готов, а «Янтарные» просекли ситуацию и на этот мяч вдвоем бросились. Один – мой, понятно, а кто второй – я даже увидеть не успел, потому что нужно прыгать, брать мяч и отдавать его сразу, иначе окажусь в коробочке, с неудобно принятым мячом – только заметил, что на меня ярко-зеленое пятно с той стороны, где из наших должен быть Заяц приближается. И я решил мяч на Зайца кидать, но он – мяч – летел так, что я его принять и прицельно отдать не смог. То есть, я собирался делать пас на Зайца, но улетел мяч к Римлянину, оказавшемуся под чужим кольцом в одиночестве. Помнишь, как он тогда вложил – он это потом полгода вспоминал: «Чем я не Картер»? И получается, что победу нам принес розыгрыш, в котором никто из нас не понимал, что делает. И когда я сейчас Каролиса слушал, мне всё казалось, что в меня летит этот, не пойманный Саулюсом мяч и единственное правильное моё действие – попытаться принять его и сразу распорядиться. Потому что неисповедимы пути Господни.

Так что в скором времени я отрекусь от духовного звания и, знаешь, Вика – я понятия не имею, что со мной будет после того как мы отыграем. Я даже не знаю как мы сыграем – это слишком безумно, чтобы прогнозировать. Могу сказать только, что поддержание литовского баскетбольного престижа – дело богоугодное безусловно, а раз с нами Бог, то кто против нас?.. ☺ А что потом… Не знаю. И это свежит.

Такие у меня новости, солнышко.

Пиши!

Целую!

Твой Уж».