Читать книгу Ключ от стального сердца - Тата Ефремова - Страница 2

Майя

В первый вечер на базе мы просто расползлись по домикам и попадали на кровати. В нашем с Вероникой случае это были кровати с панцирной сеткой. Матрасы лежали на полках в шкафу, свернутые в рулоны. Поэтому попадали мы прямо на сетку.

– Блин, совковое место, – сказала Вероника.

– Угу, – сказала я.

Нос мой очень удобно вписался в одну из ячеек сетки. Зато остальному лицу было плохо. И рукам. И ногам. И одежда воняла растворителем. Мы наработались и надышались краской до синих чертиков в глазах.

– Даже лампочки у них, как у Ильича Ленина в шалаше, – простонала Вероника.

– Ага, – с уважением отозвалась я. Сразу видно, что человек готовится к ЕГЭ по истории.

Лампочки в домике висели под потолком на обмотанном изолентой проводе и светили из последних сил.

– Встаем на счет «три» – слабым голосом проговорила Вероника. – Один, два…

На «три» она отрубилась. Я встала, кое-как стащила матрасы с полок и растолкала одноклассницу. Со стонами и кряхтеньем мы застелили кровати, упали и заснули. Если так пойдет, подумала я, засыпая, то пусть роды у мамы начнутся по расписанию. Тогда будет повод свалить из этого…

– б-з-з-з, – сказали у меня над ухом.

… комарятника.

… На следующий день мы с Вероникой стояли у столовой и с тоской смотрели, как Тарас Рослин и Лида Старикова рисуют красоту на стенах киоска для сувениров. Мы страшно им завидовали. Я сто тысяч раз пожалела, что художник я от слова «худо», пару раз в детстве на энтузиазме записалась в художку, но после серии вдохновенных каляк-маляк была с позором изгнана.

Рослин рисовал море, а Старикова – крошечные яхты: красная запятая – лодка, белая – парус. Остальных одноклассников, по словам Лиды, отправили приводить в порядок кинозал. А нас с Вероникой, припозднившихся из-за ночного комариного нашествия, очевидно, ждали остатки вчерашнего задания. Плюс мы еще и завтрак проспали.

Из столовой вкусно пахло, но на двери висела табличка «спецобслуживание». Мы с отвращением косились на ряд метелок, лопат и кисточек на длинной ручке вдоль забора. Однако через несколько минут из столовой посыпались спецобслуженные – смуглые говорливые парни восточной наружности. Гастарбайтеры расхватали метлы, валики и кисточки и, треща на своем гортанном языке, скрылись в глубине базы. Мы с Вероникой с надеждой переглянулись.

Вскоре появилась директор базы, велела выдать нам по бутерброду с какао и отправила нас в номера. Оказалось, что в глубине базы, в симпатичной сосновой рощице, есть два приличных корпуса «три звезды» с бассейнами, а деревянные домики, в которых мы ночевали, это бюджетный («а-ля дешман натюрель», как кисло выразилась Ника) резерв для обслуживающего персонала.

Номера готовились к заезду гостей. Нам нужно было раскидать по ванным комнатам мыло и зубную пасту и красиво сложить на кроватях полотенца. Тут Вероника, в прошлом любительница оригами, разошлась. Пока я заполняла санузлы гигиеной, она складывала из полотенец журавликов, лис, кошечек и прочую фауну. Старшей горничной очень понравилось, и она отпустила нас раньше остального класса, взяв обещание повторить оригами на бис на остальных этажах.

Разумеется, мы тут же рванули к морю. У «Черноморца» имелось еще одно достоинство – свой пляж за проволокой. В то время как дикая часть берега пестрила телами разной степени прожарки, мы роскошно расстелили свое двуспальное покрывало у самой воды.

Кстати, если вы видите на пляже отдыхающих с бамбуковыми ковриками, эко-шезлонгами из скандинавской сосны и самонадувающимися матрасами, знайте, это – приезжие. Местные ходят на пляж с покрывалами, передающимися из поколения в поколение (доблестно ознаменованные мазутными пятнами от ежегодных розливов нефти, словно стволы деревьев годовыми кругами), вареными яйцами и замороженными бутылками с компотом. Если, конечно, ходят. Многие за лето так на море и не выбираются. И мы с Вероникой наверняка попали бы в их число, если бы не Марина Эльдаровна.

Я наплавалась и нанырялась до головокружения. Лежала на покрывале и чувствовала, как меня продолжает качать. Из носа и ушей вытекала морская вода.

Давно не ныряла. Вспомнила, как это классно. В голове всплыло прошлое лето – я еще успела месяц отходить на плаванье, мы как раз должны были перейти к серьезным тренировкам, но потом жизнь поставила условие: или я бросаю все хобби и начинаю серьезно готовиться к ЕГЭ, или пролетаю с бюджетом. Да и платить за мои увлечения стало особо нечем, все откладывалось на последний год и на репетиторов. Я и до этого готовилась, но все же надеялась урвать отдыха у лета. Не вышло. И сейчас, когда вернусь домой, снова вгрызусь в гранит наук. Отдыхать буду потом – когда поступлю в ЮМУ. Мысль об этом мотивировала… но не очень.

– О, кстати чуть не забыла! Новость на сотку! А кого я ви-и-идела? Угадай! – Вероника сонно зевнула и приподнялась на локтях.

– Не буду угадывать, лень. Колись, – равнодушно сказала я.

Меня еще качало на волнах, а перед глазами колыхались водоросли. Внутри слегка свербело – я потеряла дыхание, разучилась держать позицию под водой, тренер именно об этом предупреждал.

– Я видела Димку Марченко. Он здесь, на базе. Обещал найти нас на пляже.

– Винни-Пуха? – вялость как ветром сдуло. – Его что, ОДНОГО сюда отпустили? Он, часом, не осиротел?

– Ага, одного, конечно, – Вероника фыркнула. – С родаками он. Под присмотром маман, бабан и тетки. Они тут всей семьей отдыхают.

– Димка! – обрадовалась я.

Тут надо сделать кое-какие пояснения. В списке моих претензий к «Успеху» Дима Марченко всегда стоял на первом месте. На втором был уход во вражеский лагерь любимой учительницы по литературе, но перевод Димки дался мне больнее.

Он ушел в «Успех» в начале девятого, когда наша дружба была в самом разгаре. Как обычно, вялые протесты Димки услышаны не были. Мама и бабушка Марченко сочли, что раз из ребенка не получился великий виолончелист (рядом с шестнадцатой гимназией тогда находилась сильная музыкальная школа), у него еще есть шанс стать великим лингвистом, на худой конец, филологом.

Это для других Димка был увальнем, очкариком и рыхлым парнем с исколотыми глюкометром пальцами. Для меня он всегда оставался самым лучшим другом на свете, няшной булочкой, пупсиком и Винни-Пухом. Мы обсуждали книги и фильмы, строили планы и практически всегда совпадали во взглядах на жизнь, обильно сдобренных подростковым максимализмом.

Сначала мы пытались общаться в МакДаке на набережной, выкраивая по полчасика между моими поездками в бассейн и Димкиными к репетитору. Но потом у меня началась подготовка к ЕГЭ, а совет семьи Марченко постановил, что длительные переезды по городу для ребенка-диабетика слишком опасны, и перевели Димку на занятия по скайп.

Какое-то время мы переписывались в сети. Однако вскоре семья ограничила Димке доступ в онлайн. Да, мне было трудно представить, как жизнь шестнадцатилетнего парня может полностью контролироваться, а Димка… привык и не роптал. На все мои возмущения отвечал простой фразой: «У меня кроме них никого нет. А у них – кроме меня». С тех пор, как Димкин отец умер от рака, мама и бабушка посвятили ему все свое существование, и Димка верил, что не имеет права быть неблагодарной сволочью.

При всей своей любви к семье за свою жизнь Димка обыграл родаков дважды: в первый раз, когда в девять лет заболел сахарным диабетом, во второй – когда начал плохо учиться в «Успехе», несмотря на усилия репетиторов и истерики у обеих мадам Марченко.

Я не знала, как обстояли у него дела сейчас. Наше общение прекратилось, Дима просто исчез из моей жизни. Я погоревала и нашла новых друзей. Естественно, никто из них даже рядом не стоял с Винни-Пухом.

… Я лежала и высматривала Димку. Раз Винни-Пух сказал, что придет, значит, придет.

– И когда ты успела Марченко найти? – ревниво спросила я у Вероники. – Мы же почти все время вместе были.

– Я за шампунем спускалась, – ответила одноклассница. – А он там с нашими тусовался в холле. Знаешь, Димон не изменился ничуть. Такой же толстый, только высокий. По-прежнему всех по-детски любит. Наших парней увидел – радости полные штаны. А когда узнал, что мы всей толпой идем в «Успех»… – Вероника присвистнула.

Я понимающе кивнула. Можно было только надеяться, что наши пацаны не стебались над Димкой. Он всегда слишком бурно выражал свои эмоции: если радовался – сиял, а когда его кот попал под машину, плакал три дня и слез не стеснялся. Вот ему тогда от Бурята издевок прилетело! А потом еще больше, когда Марченко вздумал меня от Макса защищать. Мне было даже страшно думать, как сложились у Марченко и Ковалева отношения в «Успехе», когда Димка туда перевелся.

– Ну блин, – тараторила я, бурля от радости. – Ну какой отличный сегодня день! Такое облегчение, что Димка очно учится. Его ведь мама хотела на домашнее перевести… О, вон он! Винни-Пух, сюда! – я вскочила и ринулась к воротам.

Наступила босой ногой на острую гальку. Ойкнула, почти влетела в Димку, подпрыгнула и повисла у него на шее. Он был такой же сдобный, мягкий и счастливый, как раньше. Только действительно вырос. Чтобы потискать его за пухлые щечки, мне пришлось приподняться на цыпочки. Я схватила его за руку и потащила к нашему лежбищу.

– Майка! – вскричал Винни-Пух! – Ты теперь будешь учиться с нами?! Это офигеть как классно!

– Вообще-то, я тоже буду, – уязвленно проговорила Вероника. – Еще раз привет!

– Привет, Ника! – вскричал Димка, плюхаясь на покрывало. – Уф, столько шикарных новостей в один день, одна другой круче! Я сейчас взорвусь!

– Что может быть круче нас? – засмеялась я.

– Бурят! Бурят возвращается! Мой лучший друг возвращается из Таиланда!