Читать книгу Первый парень на «горшке» - Тата Кит - Страница 4

Я грязное, вонючее чмо. Об этом можно заявить официально и спорить с этим уже нет смысла.

Футболка давно превратилась в тряпку, которой теперь будет стремно даже подтереться. Ещё вчера белоснежные кроссовки – сегодня превратились в огрызки обуви, цвет которых невозможно определить из-за налипшей пыли и соков травы и цветов.

А эти… ребята.

Серьёзно, они так друг к другу и обращаются – ребята. Я будто в старый Ералаш попал, где все, как один, дружные и работящие. От такой картинки рябило в глазах и уже начинало подташнивать.

Складывалось впечатления, что трактор из лужи выкинул меня в прошлое, где «ребята» дружно колхозяться в поле. Парочка, во главе которой Лёха, смотрятся, вообще, карикатурно. Одна их сельхозромантика чего стоит: она ему сплела венок из цветов (и это тогда, когда на моих руках лопались мозоли от интенсивной работы), а он ей, походу, за неимением навыка плести венки, просто положил на башку три цветочка. Но всем эта тошниловка, почему-то, показалась смешной и забавной.

Ещё эта… как её?… Лена. Назойливее мухи я представить себе не мог. Столько чуши, сколько вываливалось из её рта ежесекундно, я не слышал ещё ни от одной из своих бывших.

Бывших…

Рука с граблями в ней непроизвольно дёрнулась. Перед глазами снова мелькнула картинка из клуба, на которой моя бывшая, отношения с которой зашли настолько далеко, что я познакомил ее с отцом, орудовала языком, как раз, во рту моего отца, сидя на нем сверху с широко разведенными ногами.

Кажется, я не пытался доказать отцу Гусыни, что мне не слабо уехать в какое-то неизвестное поле и покидать сено. Я просто хотел в очередной раз убежать, и, похоже, у меня это получилось даже лучше, чем я планировал.

Телефон сдох ещё утром. Искать меня начнут, разве что, друзья. Но не отец. Есть время остыть и всё взвесить, а ещё пожрать хоть что-нибудь.

После бутеров прошло уже часа четыре. Не знаю, на каком таком волшебном навозе Гусыня и ее батя выращивали огурцы, но хотелось ещё. Телега, которую «ребята» называли возом уже была полная. Сена не осталось нигде, да и сам народ уже лениво бродил по поляне, пока двое парней, один из которых в очках, а второй – водитель, обтягивали стог сена на телеге веревками.

– Всё? Едем? – спросил водила, которого, кажется, звали Витей. – Все всё сделали? Писать, какать никто не хочет? А-то нам еще прилично ехать обратно. И не очень быстро.

– Поехали уже, – дал отмашку Лёха. – Жрать хочу и помыться.

Блин! Как я его понимаю!

– Тогда грузитесь, – кивнул Витя на телегу. – Кто на воз? Гу́ся, ты?

– Естественно, – фыркнула девчонка и первой полезла на крышу шишиги, чтобы затем забраться на самую макушку горы сена и завалиться там.

– Кто ещё? – спросил очкарик.

– Наверное, как обычно, – вклинился Лёха, тоже взбираясь по кабине шишиги. – Остальные девчонки в кабину, а мы все на воз. Да, Рамиль?

– Угу, – выдавил совершенно безрадостно.

Как на этой шаткой конструкцией, которую от ветра не спасут даже веревки, можно куда-то ехать?

– Ну, так залезай, раз «угу», – крикнула мне оттуда Гусыня. – Тебя только ждём.

Твою мать! – ругнулся себе под нос и полез тем же путем, что до этого на сено залезли «ребята».

– И за что здесь держаться? – спросил я нервно у тех, кто просто лежал и пялился в небо, совершенно не заморачиваясь о своей безопасности.

– Ну, если хочешь держи в зубах соломинку, как все, – хохотнул Лёха, между зубами которого как раз торчала соломинка.

– Прости, – поддержала его Гусыня. – Забыли для тебя прихватить детское автокресло. Можешь сесть в кабину к девчонкам и Витьку.

Стерва.

– Едем? – крикнул водила откуда-то снизу.

Все молча уставились на меня.

– Ну? – подтолкнула меня Гусыня. – Еще поноешь или с нами поедешь?

– Едем, – крикнул я в ответ, не сводя взгляда с этой бесячей девчонки.

Она лишь усмехнулась и лениво подцепила пальцами веревку, которой было обтянуто сено. Повторил за ней, но за веревку ухватился двумя руками. От чувства того, что я еду на куске холодца, когда тронулась машина, перехватило дух.

Девчонка внимательно за мной наблюдала и, я уверен на двести процентов, ржала. Потом еще и бате своему расскажет.

Только проехав реку, я смог успокоиться и даже расслабиться рядом Гусыней, которая, грызя соломинку, мечтательно смотрела на плывущие над нами облака.

– Ну, и как тебе? – спросила она.

– Что? – чуть повернул к ней голову.

– Сенокос, езда на сене, природа… выбирай сам.

– Нормально, – буркнул я, поняв, что ей от скуки захотелось до меня доколупаться.

– Нам сейчас ещё разгружать всё это, – словно между делом, ненавязчиво, добавила она.

– Твою мать! – почти взвыл я, спрятав лицо в ладонях.

Девчонка лишь тихо хохотнула.

Походу, издевательство над людьми, которые, вообще, не в теме, – это любимая развлекуха её и её бати.

– Приехали! – крикнул водила, когда машина остановилась, а двигатель затих.

Практически не чувствуя спину, сполз вслед за всеми с воза и увидел перед собой деревяные ворота, покрашенные зеленой краской, которая уже выцвела и потрескалась.

Очкарик суетил в стороне от ворот, зачем-то разбирая забор.

– Ребята! – распахнулась калитка и из нее вылетела какая-то тетка в желтой панамке. – Ребята, да вы что?! Вы с ума сошли что-ли?!

– Мам, вынеси, пожалуйста, нам всем попить, – сказал очкарик и отдал ей свою рубаху.

– Конечно, ребята. Я вам сейчас стол накрою!…

– Не надо! – оживился вокруг меня хор голосов. Все как один были против пожрать, хотя, пока ехали, только и говорили о том, как бы пожрать.

– Мы не голодные, Анна Васильевна, – произнесла спокойно Гусыня.

– Ну, вы даёте! – покачала женщина в панамке головой. – Спасибо вам, ребята! Мы уж с отцом думали, что всё – сгниёт наше сено, и коров надо будет продавать. Спасибо! Я сейчас отцу скажу. Он хоть из окна на вас посмотрит.

– Мам, перестань! – очкарик явно смущался своей мамки. – Мы сейчас разгрузимся, и баню растоплю.

– Хорошо, Стёпа, как скажешь, – улыбка не покидала ее глаз и золотого зуба.

Шишига въехала на территорию их огорода и остановилась под высоким навесом, под который все начали скидывать сено.

– А почему его отец на нас только из окна может посмотреть? – всё-таки, не выдержал я, решив спросить у Гусыни.

– А тебе нужно, чтобы тебя лично все похвалили и руки твои поцеловали? – ерничала она.

– Ясно, – быстро потерял к ней интерес, снова напав на сено.

– Родители Стёпы полтора месяца назад попали в аварию, – произнесла Гусыня тихо. – У Анны Васильевны только ушибы и вывих плеча, а у его папы сломаны обе ноги – зажало его сильно тогда. Так что мы с ребятами в тихую, чтобы им помочь, сначала скосили траву, а сегодня собрали сено. Иначе их ждала бы не самая приятная и сытная зима. Ну? – спросила она, когда я ничего не ответил, погруженный в свои мысли.

– Что? – спросил я, не понимая.

– Как тебе теперь ощущения после сделанного? Тоже «нормально»? – в ее темных глазах искрило любопытство и смешинка.

Она явно пыталась поймать какую-то особую мою реакцию.

– Нормально, – ответил я, нарочито хмурясь.

Грудину приятно обожгло странное чувство. Что-то схожее с гордостью и облегчением. Но признаться в нём мне показалось лишним.