Читать книгу Территория Евы - Татьяна Алфёрова - Страница 9

1

Не Посейдон – изменчивый Протей

там горизонт сминал неторопливо,

Эвксинский понт, сомлевший до залива,

срывался в хаос просто, без затей,

где в жар и холод берег, словно жен,

кидает перед первым бабьим летом,

и в общем-то не надо быть поэтом,

чтобы понять, что в вечность погружен.

Мне будет холодно и жарко, но потом.

Протей и сам сегодня в лихорадке —

но от простуды.

Привкус кисло-сладкий

у воздуха,

и грозди под листом.

Лист сохраню, пусть посмеется, пусть,

тот виноградный, все еще зеленый,

и море фыркнет влагою соленой,

и берег – пуст.

2

Я пролетаю, милый мой Протей,

над миром, да, и просто пролетаю.

Мне в сердце нитку горечи продень —

любовью залатаю.

Здесь, в воздухе, позорно отстаю

от моря твоего глубин невнятных,

пора привыкнуть, что не в такт пою…

Ты помнишь на клеенке рыжей пятна

(хотя от винограда – не вина,

тем более, мой милый, не от страсти…)

А помнить в этих водах имена —

смешнее нет напасти.

Хотя бы запах мой запомни или звук,

кому поверю, мой Протей неверный,

и нету в мифологии подруг:

подглядывать за дверью.

3

Я знаю – не узнаю,

вчера сказав «пока»,

хоть рядышком летаю

так близко в облаках,

назавтра зверем прянет

изменчивый Протей,

где кнут его и пряник,

соблазны скоростей.

Мое пусть ниже небо,

но вот переплелось,

все ж божеству нелепо

вверяться на авось,

и дальше потому-то,

как лев или олень,

не тратит ни минуты

и обернуться лень.

И дальше – рыбой или

сверкающим ужом.

Я не предам, я имя

не крикну ни при ком.

Так неостановима

имен его игра,

но помню то лишь имя,

что назвала вчера.

4

Мне легче представить любимых богами,

чем недосягаемей милый – верней.

Не камушек сердце, не камушек – камень,

я ложе хотела б сложить из камней.

Для женщины ложе – и ложь, и защита,

солгав же, любимые, вас не предам,

а вечность – не спальня, и вечность открыта

для тех, кто не ищет ходить по следам.

Ловить подтвержденья любви ежечасно

свирелью и солнцем, витком на волне,

и нежно забытой, и сладко несчастной

остаться печатью на небе, вовне.

Дождем золотым, полоумным Ураном

прикиньтесь,

по имени не назову;

объятием, светом зеленым и странным,

созвездием падаю в синеву.

5

Как драгоценности, спят под крылом города,

золотом вздрогнут, лениво блеснут сердоликом…

в этом пространстве высоком и черном, и диком

только одно и останется – робкое «да».

Только один тот холодный разбросанный свет

да облака, незаметные ночью, но рядом

свой бивуак растянувшие легким отрядом,

и без вопроса теряющий силу ответ.

Дремлет Луна, обернувшись вуалью гало,

камушком «да» – к несгорающим звездам колодца,

освободившись, взмываешь;

одно остается:

молча гадать по созвездьям,

куда повлекло.