Читать книгу Татушечка. История заблуждений. - Татьяна Алхимова - Страница 2

Весна порядком надоела, слишком затянув прощание с зимой, поэтому я был рад и плюсовой температуре, и даже противному дождю. Лишь бы не снег. Пальто немного продувало ещё холодным ветром, но я чувствовал себя лёгким и бодрым после тяжёлых зимних курток. Ловко перескочив с десяток луж, лавируя между суетными прохожими, я оказался перед чёрной железной дверью, нажал на звонок домофона под цифрой три и стал ждать. Пару гудков спустя раздался приветственный писк, и мне удалось проникнуть в тёплый подъезд, где на втором этаже расположилась уютная приёмная моего большого друга Ашера.

Когда-то давно мы вместе учились в школе и ходили на кружок лепки, только ни из меня, ни из него скульпторов и гончаров не вышло. Ашер бросил медицинский и ушёл в психологическую практику, а я тянул лямку сначала инженера в старом НИИ, позже променяв её на место не самого эффективного менеджера по закупкам в семейном бизнесе жены. Теперь уже бывшей, если так можно говорить о пропавшей без вести. То есть, о признанной мёртвой.

Нет-нет, она на самом деле мертва. Я видел ужасающий труп, – вынужден лицезреть его на опознании, но не смог подтвердить ничего – Лита при жизни была красивой, статной женщиной, а не тем нечто, что лежало на столе. Зато генетическая экспертиза не оказалась столь брезгливой и слабой на память, – честно выдала стопроцентное доказательство смерти моей любимой жены.

Именно поэтому я и ходил к Ашеру вот уже несколько месяцев – приходилось бороться с навязчивыми мыслями, что Лита всё ещё жива, ну или умерла не так, как написано в заключении. Эксперты ошибаются, анализы могут быть подделаны. Мой товарищ упорно твердит, что мне, скорее всего, никакие доказательства не подойдут, что нужно признать очевидное, но… Но это значит сдаться, значит всё забыть и оставить как есть – тело жены гнить в могиле, а неотвеченные вопросы – тухнуть в голове.

Зачем?

Официальная версия уравновешена двумя вариантами событий: самоубийство и преднамеренное убийство, хотя был ещё один – о случайном стечении обстоятельств. Но он оказался опровергнут во время следствия. Лита бросилась с моста в реку. Встала утром, как и всегда, в прекрасном настроении, умылась, выпила зелёный чай, ровно половину кружки, накрасилась и отправилась на работу… Не дошла.

– Курт! – мои внезапные воспоминания прервал приятный голос Ашера. – Дела не отпускают?

– Да нет, задумался, – я кивнул задорной секретарше Валечке и протянул руку другу, почему-то сегодня ждавшего у входной двери.

– А я уж решил идти тебя встречать. Вдруг ты свернул не туда, – рассмеялся он и жестом пригласил меня пройти в кабинет.

– Александр Шарипович, – обратилась к нему Валечка, – вы ведь надолго? Я вам документы на подпись оставлю в синей папке, подпишете потом? Чтобы утром отправить.

– Оставляй, конечно, – по-доброму широкой улыбкой ответил Ашер. Расположить к себе он умел и часто смеялся, что это – профессиональное.

Мы заперлись в кабинете, как делали всегда в часы терапевтических встреч, и я занял привычное место на небольшом диване, привалившись к подлокотнику. Обстановка полностью соответствовала стереотипным представлениям: большой рабочий стол в бумагах и толстых книгах, уютная старая лампа и торшер в углу, аккурат за спинкой дивана; широкое мягкое кресло и даже банкетка под окном для тех, кто решил сбежать от цепкого взгляда Ашера. Предо мной же стоял низкий стеклянный столик, и я не мог отделаться от впечатления, что нахожусь на съёмочной площадке американского фильма девяностых годов прошлого столетия. Мой друг говорил о неслучайности созданного им антуража: пациентам, воспитанным на идентичных сценариях, подверженным типичным заблуждениям, гораздо спокойнее находиться в такой среде, которую они ждали увидеть. Нет испуга и скованности, есть интерес и небольшая гордость за себя – смог, пришёл, и даже финансы позволили. А приём у Ашера, надо сказать, стоил приличных денег.

– Тебя давно не было, – начал он, усаживаясь в кресло напротив.

Я взглянул на него: гладко выбритый, непременно надушенный дорогим парфюмом, с неизменно внимательным взглядом почти чёрных глаз и такими же волосами цвета тёмного шоколада – он производил впечатление крайне успешного человека. Мы с ним были слишком разными всегда: я редко укладывал волосы, предпочитая простые стрижки, правда, так же гладко брился и не любил яркие ароматы на своём теле. Но Ашер – прекрасный друг, разумный и спокойный.

– Да тут… Такое дело…

– Слушаю.

– Ты сейчас со мной как с пациентом говоришь.

– Ну а разве это не так? Или ты пришёл для дружеской беседы? – улыбнулся Ашер, и я немного успокоился. Терапевтично.

– И да, и нет…

– Так что?

– Мне нужно тебе кое-что рассказать! И я хочу, чтобы ты записал всё, что услышишь.

– Курт… Хм… Ты ведь знаешь, что я не веду записей разговоров, следуя врачебной этике, – Ашер напрягся, чуть подавшись вперёд, и скользнул по мне тревожным взглядом.

– Хорошо. Тогда это будет дружеской беседой.

– Зачем тебе это?

– Надо! Ты должен мне помочь! Неужели так трудно просто взять и сделать, как я прошу?! – я тоже принял напряжённую позу, выпрямив спину.

– Успокойся… Я найду, во что можно записывать, – он поднялся и отошёл к большому застеклённому шкафу, а я тем временем принялся рассказывать.

– Я недавно был на окраине… Просто гулял. И со мной произошло нечто странное.

– Хорошо, – Ашер сел вполоборота и раскрыл тетрадь, приготовившись записывать. – Зачем ты туда поехал?

– Как я уже сказал…

– Честно.

– Ты отвратителен.

– Извини, но это была твоя просьба. Довольно жёсткая, прошу обратить внимание. Так что давай, рассказывай в подробностях.

– Просто я вдруг вспомнил… Мы с тобой накануне того дня выпивали в каком-то баре, название стёрлось из памяти… Потом я добрался до дома и долго не мог уснуть. Ты ещё напомнил мне о старом фильме, годов шестидесятых…

– «Человек-амфибия»?

– Да-да!

– Не вижу связи.

– Ты слушаешь или что?

– Пишу, – буркнул Ашер и действительно что-то начертал в тетради.

– Так вот… Вспоминал я этот фильм, пытался восстановить сюжет и внезапно подумал о заброшках. Сам не знаю, как. А ведь её… Литу… Её там видели в последний раз.

– Это не так.

– Ну как же! Камеры наблюдения подтвердили.

– Курт. Литы там не было. Камеры засняли кого-то очень похожего. К тому времени она уже была мертва, – Ашер тяжело вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза. Взглядом строгого доктора. Или родителя. – Твоя жена утопилась почти за сутки до того, как на камеры попала похожая женщина. Тебе давно пора принять этот факт.

– Нет. Судмедэксперты тоже ошибаются.

– Ладно… Так что дальше?

– Поехал. Думал, вдруг там найдётся кто-нибудь, у кого можно спросить.

– Нашёлся?

– Да! В том-то и дело! Только… Про Литу я ничего не узнал, и… – мне понадобилось сесть удобнее, но из-за переживаний, снова накативших из прошлого, я только нервно поёрзал. – В этих заброшках живут бездомные, у них – ты не представляешь – целое сообщество. Они, конечно, очень насторожились, когда я пришёл…

– Курт… Боже мой! Ты вообще думал головой или нет? Один к бездомным… – возмутился Ашер, пытаясь меня пристыдить.

– Думал. Но я не из полиции и с деньгами. Чего им меня бояться?

– Могли бы просто ограбить.

– Обошлось. Слушай дальше! – я снова пересел, теперь уже с видом победителя закинув ногу на ногу. – Про Литу они ничего мне не рассказали, только навели на мысль, что она могла там быть, но не осталась… К ним постоянно кто-то приходит, переночуют, и всё. Если предположить, что ей стало плохо, ну, что-то случилось с памятью, например, то есть вероятность…

– Курт! Остановись, пожалуйста! Не сходи с ума…

– А ты не заводи шарманку о том, что она умерла раньше!

– Ты сам подписал документы! Видел анализы, её родные видели! Смирись, прошу. Мне больно смотреть, как ты ищешь надежду там, где уже давно ничего нет!

– Врачом ещё называешься… – буркнул я. Только и слышу отовсюду: умерла, да умерла. Надежды нет. Да мне, может, и не нужна надежда. Может, я просто хотел восстановить последние дни жизни Литы… Что и сообщил Ашеру.

– Зачем? Ты всё равно не узнаешь, о чём она думала. Мы говорили об этом.

– Не узнáю.

– Тогда смысл?

– Она ведь не попрощалась. Никак не объяснила…

– Такие вещи редко объясняют. Что бы она могла тебе сказать?

– Что-то о своей боли? Если у человека не болит, он не бросается с моста.

– Не каждый умеет об этом говорить. Вот ты, например, так и не сказал мне чётко, что чувствуешь. Всё увиливаешь…

– Растерянность. Я не понимаю эту жизнь. Ничего в ней не понимаю. И объяснить никто не может, даже ты.

– Да никто не может и не понимает! Ну что ты в самом деле? Все живём первый раз, пытаемся разобраться. У кого-то выходит лучше, у кого-то хуже. Но нет одинаковых людей, и нет одинаковых смыслов. Вот ты зациклился на потере, пытаешься собрать все мелочи в один мешочек, восстановить порядок событий, только возникает вопрос: принесёт ли это тебе удовлетворение? Что, если нет? А время потеряно. Твоё драгоценное время!

– Софистика.

– Ой, ну не надо. Ты спросил – я ответил.

– Хреновый из тебя доктор.

– А из тебя – пациент.

Мы помолчали. Я немного расслабился и позволил себе откинуться на спинку дивана. Всё же в этом кабинете всегда было очень уютно, уж что-что, а создавать приятные, камерные интерьеры Ашер умел. Мне вспомнилось наше детство: тихий спальный район, лишённый хулиганов подчистую – до сих пор не могу понять, как так вышло; класс в двенадцать человек и длинное одноэтажное школьное здание. Мы всегда садились у окна, так было удобнее мечтать о том, что будет после занятий. Вечерами ходили на разные кружки: шахматы, пытались учиться играть на музыкальных инструментах. Я хотел освоить трубу, Ашер же попробовал ударные, но решил просто со мной за компанию приходить на уроки и слушать. Правда, я быстро бросил музыку, переключившись на математику и физику. Дальше был факультатив по химии, театральный кружок и волейбольная секция. Всё впустую.

– Ну так что там дальше?

– Где? – очнулся я.

– В заброшках.

– А… Точно. Интересно. Думаю, стоит понаблюдать ещё. Я ведь был там уже несколько раз.

– Погоди! Ты же сказал про один!

– Не надо было перебивать… В первый раз я понял, что вот так с ходу никто ничего не расскажет. Поэтому пришлось найти наблюдательный пункт – на нежилом этаже – оттуда прекрасно видно все перемещения во дворе. Вычислил главных, немного понял распорядок дня. В следующий раз пойду, когда основных нет, поболтаю с бабульками. За еду или за что поинтереснее они мне всё расскажут.

– Адрес скажешь?

– Зачем?

– Чтобы я хоть знал, где тебя искать, если вдруг что.

– А вспомни документы, про которые ты тут пел. Там всё есть, – меня вдруг разобрало зло. Ашер сидел передо мной весь такой холёный, спокойный – всю жизнь проживший без жены, свободный от предрассудков, уверенный в самом себе. А я, как его полная противоположность сейчас, так и раньше, выглядел ничтожеством, добившимся самой малости только благодаря родственникам жены.

– Хорошо. Но давай договоримся: ты сходишь туда ещё раз, расскажешь мне, что удалось узнать, и если ничего важного не раздобудешь, то прекратишь свои изыскания. Ну а я пока подберу тебе лёгкую терапию. Слишком уж ты возбуждённый какой-то.

Я вздохнул… Так всегда – я навожу суету, жалуюсь, мечу громы и молнии, потом приходит Ашер и гасит пожар, как сотня спасателей. Даже зависть берёт, как он так умеет сказать мягко, но при этом и твёрдо, что ослушаться его не хочется.

В дверь постучали, и сквозь небольшую щёлочку послышался голос Валечки:

– Александр Шарипович, к вам пришли. Сколько подождать?

– Я позову. Минут пять, не больше, – улыбнулся Ашер.

Дверь закрылась, оставляя нас одних.

– Ну что, по рукам? – он протянул мне широкую ладонь.

– По рукам.