Читать книгу Спутники Марены - Татьяна Авлошенко - Страница 4

Корчма на окраине Тинггарда звалась «Ведьмино чрево». Лучше имечка не придумаешь. Казалось, хозяин нарочно коптит потолок и стены, поливает жиром столы, размазывает по полу грязь. Отведать здесь какую-либо снедь мог осмелиться лишь тот, кто сильно торопится к умершим родичам. Но в «Ведьмино чрево» приходили отнюдь не для того, чтобы поесть. Засапожные ножи и кистени не таясь лежали на столах. Только очень беспечный или незнающий человек мог забрести в «Ведьмино чрево», не будучи прежде принят здесь. Или же тот, кому требовались услуги завсегдатаев корчмы.

Брошенная на стол монета и слова «Мне нужен Вольга» оберегали захожего купца надежней кольчуги, сработанной мастерами с Седой Бороды. Для усмирения любителей уюта «Ведьминого чрева» хватило нескольких встреч с самыми рьяными из них в темных закоулках, приставленного к горлу острия кинжала, волчьего оскала да умело пущенных слухов. Сгинувшие из Тинггарда головорезы стращали нежитью своих собратьев в других городах, что тоже было на пользу.

Гадостное место, но спокойное. Никому ни до кого нет дела. Здесь можно не прикрывать плащом вышитые по вороту рубахи белые волны. Можно не бояться, что вдруг ухватят за рукав цепкие пальцы и какой-нибудь смолен, недобро прищурив серые глаза, скажет: «Белый Плес? А ведь о них уже лет тридцать как ничего не слышно!». В лучшем случае отлупят всем миром, чтоб не кощунствовал. В худшем – похватают колья и топоры. Слишком хорошо знают смолены, чем промышляют упыри, проглоты и прочие твари, до поры прикидывающиеся людьми.

Лет через десять знак погибшего рода перестанут узнавать. В каких скрынях хранят боги то, что забыто людьми? Не слишком ли высока плата за то, чтобы не оглядываться в толпе, чтобы не ждать, когда свои же ударят в спину? Свои по крови, по рождению…

Хотя что тебя заставляет лезть к людям? Ступай обратно в лес, в стаю к Серу, к принимающим и любящим тебя. Можно было б, но…

Война… Десять лет войны. Она рубила с плеча, перемешивала куски, заново лепила как получится. Смолены, нордры, герумы, жители Матерой земли… Новая Империя, замирение меж племенами, довольство. Но между людьми и Лесом – вражда. Нет Лесу дела до человеческих бед и обид, незачем ему разбираться, за какое зло одни люди другим мстили. Помнит он только горящие беззащитные деревья, зверей и птиц, согнанных с привычных мест, детенышей, без родителей оставшихся, ягодники вытоптанные, воду, кровью замутненную. Возненавидел Лес людей, начали люди Леса бояться. В ночь последнего летнего полнолуния на празднике у Бора редко теперь человека встретишь.

Но все же через чащу людям ходить надо. Обозу купеческому, если остров огибать, путь вдвое длиннее выйдет. Раньше от одного города к другому наезженные тракты сквозь дебри вели, но за годы войны они частью заброшены были, заросли, частью самими же смоленами разрушены, чтобы враг не подобрался. Вольга провожал обозы через лес. Договаривался со зверями и нежитью, распознавал ловушки хищных тварей, выводил подопечных на верные тропы. И следил, чтобы люди Лес не обижали.

Тинггард, Хофенштадт, Воеславль… Начало пути, конец дороги. Купец отсчитает монеты, стараясь не давать серебра. Сотворит охранительный знак или перекрестится вслед уходящему проводнику, плюнет: «Тьфу, нежить!». И снова корчма на задворках, где никому ни до кого нет дела, где можно расплачиваться заработанными деньгами и ждать следующего тороватого, чтобы вести его куда скажет. Убеждать себя, что нужен людям так же, как Сер своей новой стае – собранным по лесу, отчаявшимся, растерянным, потерявшим своих одиночкам. Заставлять себя не вскидываться, прислушиваясь, когда кто-нибудь из купцов возьмется на привале рассказывать спутникам последние сплетни из столицы Империи Лагейры, о новой императрице Бертильде Ольгейрдоттир или потчевать собравшихся байками о предводителе нежити Серебряном Пламени. Только уронить лоб в ладонь, опустить голову так, чтобы упавшие волосы закрыли по-прежнему молодое, не изменившееся за шестнадцать лет лицо.

Может быть, и не было нужды так торопиться, гнать по дороге, потом под брань разгневанного стражника протискиваться в узкую щель между створок закрывающихся ворот? Заночевал бы в поле, не в первый раз. Но что сделано, того не воротишь, обратно за городские стены не попросишься. Здравствуй, город Тинггард.

По правую руку грязный приземистый домишко. Над входом, тускло освещенным горящим в плошках маслом, привешены щербатая кружка и клок сена. Трактир, привратный постоялый двор. Задержаться здесь или поискать в незнакомом городе что-нибудь более достойное? Пакостное место. За версту несет опасностью. Но пока сыщешь другое пристанище… Уже темнеет, а после захода солнца вряд ли кто откроет дверь незнакомцу. Ночевать же на улице… Или городская стража, не желая утруждать себя разбирательствами, упрячет «побродяжку» в узилище, или нападут обычные той тюрьмы постояльцы, временно гуляющие на воле. С тем же успехом, что и в обычном трактире.

Рыцарь вспомнил об обычае городских жителей выплескивать из окон разные нечистоты. Неизвестно, грешат ли этим нордры, но лучше схватиться в открытом бою с несколькими головорезами, чем быть разбуженным льющимися за шиворот помоями.

Да и кому придет в голову нападать на Божьего Пса? Все знают, что отменно обученные сражаться рыцари нового ордена денег и драгоценностей с собой не носят, а оружие их и доспехи настолько приметны, что сбыть их нет никакой возможности.

И стоит ли бояться нападения? Даже если убьют, это будет смерть в бою. Похуже, чем на ратном поле, но все же…

Еще раз оглядев небо (грозные тучи, подгонявшие его на дороге, все как одна исчезли), Лотарь фон Элленштайн вздохнул, спешился, привязал лошадь у замызганной коновязи и вошел в корчму «Ведьмино чрево».

О, истину говорят мудрые люди! Кого Аллах хочет наказать, того он лишает разума! Как можно было поверить тому проходимцу на базаре? Ведь всякому правоверному известно: голубые глаза бывают только у хитрецов и изменников! Как можно было пойти с ним в эту грязную харчевню? За каким товаром мог уйти коварный, оставив доверившегося ему простофилю в этом гнезде шайтана? О Аллах! Почтенная Фатима, старшая жена многомудрого Джаффара-ад-Дин, не дождется сына домой. Сам хитроумный Джаффар-ад-Дин тоже не дождется.

Али осторожно огляделся. Белокожие жители проклятого северного острова вообще не отличаются красотой (к их женщинам это не относится, нет-нет, ни в коей мере!), а тут собрались… Ифриты! Кровожадные демоны пустыни! Даже на мосту Аль-Джамаль, в прибежище нищих, не встретишь таких отвратительных рож!

О многомудрый Джаффар-ад-Дин, почему именно из этой земли решил ты вывозить невольников? Разве светлобородый бешеный зверь, почему-то похожий на человека, будет хорошим рабом? Он перебьет всю команду корабля прежде, чем тот пристанет к благословенным берегам Бары. Если это порождение шайтана вообще удастся схватить. А их женщины? О, воистину прекрасны они, но любая перережет глотку мужчине, осмелившемуся купить ее! Как жаль, хитроумный отец мой Джаффар-ад-Дин, что некому будет рассказать тебе об этом.

Скрипнула дверь. В харчевню вошел человек в одежде монашеского (тьфу!) рыцарского ордена. Это хорошо. Или же заступится, или же его, забыв про Али, начнут грабить здешние ифриты. Рыцарь – добыча позавиднее бедного барека.

Снова визжит дверь. О Аллах! Я ошибался! Сидящие в корчме оборванцы – гурии в сравнении с вошедшими…

Рыл семь. Многовато. Кому ж я так жить помешал? Или наоборот, для хорошего житься вдруг понадобился? А ведь, пожалуй, не вырвусь. Убивать пришли или чтобы в чьи-то подвалы оттащить? Лучше б убивали. Надоест – бросят подыхать где-нибудь в овраге. Меня узнают, подберут еще до рассвета. Люди в городах даже не подозревают, как много подданных владыки леса Бора живет рядом с ними. Раны будут болеть долго, приятного мало. Но в пыточном подвале, хозяин которого решил обрести вечную жизнь, несметные богатства, неуязвимость или еще незнамо что, распотрошив душу и тело не то колдуна, не то вовсе нежити, муки будут еще страшнее. И оттуда так просто не сбежишь.

Та-ак. Не таясь полукругом за спиной становятся. Самый главный – до чего ж морда паскудная! – на скамью напротив лезет. Настоящий оборотень ушел бы. Вмиг скинулся волком и ускользнул. Я же пока обличие менять буду… Да и не научил меня вожак зверем с людьми драться. Не могу.

Вражий предводитель (не смолен, не нордр, не герум, и откуда только такие хари берутся?) радостно скалился в лицо.

– Ну что, бирючок, будем корчму кровушкой пачкать, или сам наружу выйдешь?

Значит, все-таки собрались убить. Выйти? Неизвестно, сколько врагов поджидает на улице, да и порог – самое опасное место.

– А не ошибся ли ты, уважаемый? Не путаешь ли меня с кем?

– Тебя спутать трудно. Один такой.

Пальцы недруга коснулись вышитых по вороту черной рубахи белых волн и тут же слегка сжались на горле смолена. Сильная рука. Но не сильнее паучьих лап чащобного жарва.

– Может, хоть пиво напоследок допить позволишь? – Вольга приподнял тяжелую кружку.

– Пей.

Кружки в «Ведьмином чреве» будто для таких случаев и задуманы. Круглое донце впечаталось в ухмыляющуюся рожу. Левую руку с зажатым в ней кинжалом Вольга двинул назад. Попал. Вскакивая, попытался опрокинуть стол. Не получилось – тяжелый. Вспрыгивать на стол или лавку смысла нет. Рост не позволит наносить нормальные удары, а снизу запросто колени подрубят.

Меч в одну руку, кинжал в другую. Догадливые завсегдатаи «Ведьминого чрева» дружно полезли в двери. Хорошо. Если на улице поджидают еще какие убивцы, то в корчму они теперь не заскочат.

Вольга крутанулся на каблуках, распугивая противников мечом и кинжалом, расчищая вокруг себя пространство. Столы расставлены по-дурному, если встать спиной к стене, окажешься зажат между ними как в ловушке.

Кто-то попытался прошмыгнуть за спину. Развернувшись, Вольга взмахнул мечом, но детина в кожаной куртке, на которой заметны были следы от кольчужных колец, опередил его. Буквально смахнув нападавшего двуручным мечом, рыцарь встал с Вольгой спина к спине. Что ж ты делаешь, человече?

– Лотарь фон Элленштайн из замка Стейлханг! – выдохнул нежданный соратник.

Значит, не просто забавы ради прикончил «стоявшего удобно для удара мечом». Значит, понимает во что и чего ради ввязался.

По канонам рыцарской чести следовало назваться соратнику, дабы тот знал, кто прикрывает его спину. И принял помощь или отказался. Древние герумские роды, бывало, люто враждовали между собой. Случалось, что одолев общего врага, воины начинали новый бой – друг с другом. И часто жизнь зависела от того, успеешь ли ты развернуться быстрее.

– Вольга, сын Лады из… Белого Плеса.

Не понял, не разобрал или просто не знает? Даже не оглянулся. Как стоял скалой, с кажущейся небрежностью поводя мечом, так и стоит. Ладно.

Лотарь фон Элленштайн оказался скорее щитом. Длинный двуручный меч был неудобен в трактирной драке, и рыцарь использовал его как копье, тыча во всякого, кто пытался приблизиться, но в поединки не вступал. Вольга сноровисто рубил коротким клинком. Соратники медленно поворачивались по кругу.

– Наружу прорываться будем? – спросил Лотарь.

– Нет. Вдруг лучник? Здесь продержаться надо.

Вольга был благодарен рыцарю за то, что тот ничего больше не спрашивал. Воин, значит, понимает, что подмоги ждать неоткуда. Не пошлет же хозяин корчмы за городской стражей. Значит, придется или убить всех нападающих, или умереть самим. Небогатый выбор. Что-то странное было в этой схватке. Бешеная по скорости нанесения ударов, она была тягучей и липкой, словно холодная болотная трясина, заставляющая попавшего в нее человека раз за разом поднимать то одну, то другую ногу, повторяя одни и те же движения, и все равно оставаться на месте. Противники падали под ударами мечей, но нападающих не становилось меньше. Уж не бессмертны ли они?

У бросившегося на Вольгу детины на куртке узкая прореха. Как раз по ширине меча. Рука вспомнила, как трудно вытаскивала насквозь пронзивший тело клинок. Крови не было.

– Лотарь! Крест! Покажи им свой или просто начерти в воздухе!

Меч Вольги описал круг. Рассек его на шесть частей. Перуново Колесо. Показалось ли, что где-то вдалеке чуть слышно загрохотал гром?

Они умерли давно. Они умерли недавно. Воители древних битв и войны, закончившейся шесть лет назад, павшие в сражениях и коварно убитые на дорогах. Тела, не удостоившиеся погребального огня и упокоения в курганах, оставшиеся истлевать в болотных топях и под кучами хвороста. Кости, вросшие в поля былых ратей. Кто поднял их, придумал им человеческий облик и послал выполнять волю свою?

За спиной громко молился Лотарь.

– Прижмись к столу. Я сейчас.

Вольга махнул через столешницу. Увернулся от протянутой мертвой руки, перекувырнулся, впечатался каблуками в лавку, пробежал. Печь. Два полена только начали разгораться.

– Держи, рыцарь!

Лотарь ловко поймал головню за холодный конец.

– Бей их огнем! И молись за души умерших!

Хорошо, когда соратнику ничего не надо объяснять. Огонь уничтожает тела тварей, поминальные слова освобождают неприкаянные души. Последнего выползня прикончили вместе, меч Вольги снес ему голову, Лотаря – пронзил грудь. Факелы завершили дело.

Человека, сидящего у очага, заметили одновременно. Облокотившись о стол, он разглядывал воителей будто скоморохов, веселящих народ в богатой корчме. Блики огня скользили по его лицу, и оттого то и дело казалось, что оно отлито из железа.

– Здравствуй, Серебряное Пламя, – произнес он, и голос его, жесткий, властный и вкрадчивый одновременно, был неприятен и зловещ, как шорох змеи в высокой траве. – И ты здравствуй, отважный рыцарь.

Лотарь, не убирая меч, прошелся по корчме и будто случайно оказался у незнакомца за спиной. Вольга, поигрывая кинжалом, уселся на лавку напротив.

– И тебе поздорову, почтенный. А ведь мы с тобой под небом не встречались?

Не человек. Ни один колдун не выдержит столько злой силы, она отравит, сожрет его изнутри за несколько недолгих лет. Кровавый морок, настолько густой, что трудно дышать. Нежить? Кто?

– Под небом? – незнакомец усмехнулся. Зубы длинные, острые, крепкие, чудится, будто все клыки. – Может, и встречались, да ты того не помнишь. А вот мне про тебя многое ведомо.

Упырь? Не похож. Выползень? Охранительные знаки должны были явить истинный облик всех тварей. Проглот? Выползней он натравил, это ясно, но с какой стати мертвяки лесную нежить слушаться будут? Да и не лазят проглоты в города. Ырка? Тоже за стены не пойдет, в полях да на дорогах одиноких путников подстерегать вольготней. Огненный Змей? Так я не молодая вдова.

– Хочу я тебе, Серебряное Пламя, дело одно поручить.

– Коли многое обо мне ведаешь, так знать должен, что тропки у нас разные.

– Отказываешься, двоедушник, просьбы не выслушав. Придется рыцаря просить. Пусть он сестру мою через остров проводит.

Вольга резко обернулся.

Она стояла на пороге корчмы, словно не решаясь войти. В белом платье, с полынными волосами, рассыпавшимися по плечам. Узкое лицо казалось еще тоньше и бледнее из-за огромных черных глаз. Хрупкая, испуганная, беззащитная. Вольга тоже бы поверил, если бы не видел Марену-Смерть раньше, если бы не знал, кто она…

А Лотарь фон Элленштайн, Божий Пес, адепт ордена, главной задачей которого была забота о нуждающихся в помощи и защита слабых, уже расстилал свой плащ, чтобы узкий сапожок и подол белого платья не коснулись грязного пола корчмы, и, почтительно припав на одно колено, подавал девушке руку.

Поздно кричать, бросаться, предупреждать. Неживой холод тонких пальцев может удивить, но вызовет только еще большую жалость.

– Герумскому рыцарю не пройти через остров. Он не знает дорог Дудочного леса, опасностей, обычаев. Что, Серебряное Пламя, отпустишь на верную смерть, – незнакомец коротко усмехнулся, – человека, который бросился защищать тебя?

– Марена не сестра тебе.

– Сестра. Но, узнав ее, ты не ошибся. И ты никогда никому не скажешь, что сама Смерть прошла по острову как простая женщина… Кто здесь?

Словно язык пламени метнулся незнакомец к соседнему столу. Маленький толстенький человечек в одежде барека в ужасе задергал ногами в воздухе, поднятый могучей рукой.

– Ты услышал то, чего не должен был знать. Ты умрешь.

Рука, закованная в латную перчатку, сжимала горло барека. Незнакомец поднял жертву еще выше и, сгибая локоть, подносил к лицу, словно полоску вяленого мяса. Рот его раскрылся много шире, чем это доступно было бы смертному. Показалось ли, что похожие на клинки зубы его отлиты из металла?

– Стой! Он идет с нами!

Вольга поднялся в рост. Незнакомец медленно повернулся к смолену.

– Ты понимаешь, у кого хочешь отнять добычу?

– Мне все равно. Я наемник. И называю свою плату. Если ты не согласен, я тоже откажусь от сделки. И сумею убедить рыцаря.

Незнакомец швырнул барека на стол перед Вольгой. Скатившись на пол, южанин попытался спрятаться за сапогами смолена.

– Я мог бы предложить тебе в награду золото.

– Зачем оно тому, кого кормит лес?

– Хорошее оружие.

– Не лучше моего меча.

– Ты убил многих, но сейчас заступаешься за этого ничтожного человечка. Что ты знаешь о нем? Быть может, он достоин смерти больше, чем все живущие и умершие. Но ты выбрал его жизнь как плату. Быть посему! – ладонь, закованная в железную перчатку, опустилась на стол. Точь-в-точь богатый купец заключил с наемником договор об охране обоза. – Позови сюда мою сестру и рыцаря. Продолжим.